CC BY
17
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ КАК НАУКА. ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА. ТЕОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ
НАПРАВЛЕНИЯ И ТЕНДЕНЦИИ В СОВРЕМЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ И ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКЕ
2010.02.001. АДАМС Дж. КЛАССИФИКАЦИИ СЮЖЕТОВ И ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ.
Adams J. Plot taxonomies and intentionality // Philosophy a. literature. -Baltimore, 2008. - Vol. 32, N 1. - P. 102-118.
Один из литературоведческих вопросов, интересующих широкую публику, - возможно ли выявить конечное число элементарных фабул, к повторению и усложнению которых можно было бы свести все существующие литературные сюжеты? Английский исследователь Дж. Адамс (Лондонская школа экономики) считает, что сейчас, когда в литературоведении заметно вырос интерес к использованию инструментов и концепций эволюционной психологии, эта проблема приобрела актуальность и научную обоснованность. Однако при ее обсуждении нужно предварительно ответить на два вопроса методологического и эпистемологического характера: во-первых, почему вообще в литературоведении могла возникнуть потребность в категоризации фабул согласно какой-либо конечной таксономии, во-вторых, какие логические следствия будет иметь создание подобной классификации?
По мнению автора статьи, «анализ литературы с применением какой-либо классификационной схемы отражает стремление добиться той же степени структурированности, какой достигли естественные науки с открытием периодической таблицы Менделеева или изобретением линнеевской классификации живых существ.
Большая часть эпистемологического престижа этих дисциплин основана на их выдающихся успехах в организации и категоризации предмета исследования» (с. 102). При этом возможность подобной организации основана на предположении, что в изучаемом объекте на самом деле существуют механизмы и структуры (patterns), доступные наблюдению, а внешняя сложность естественных явлений скрывает относительно простые законы, определяющие их функционирование. Однако в литературоведении истинность аналогичных предпосылок далеко не очевидна. Можно ли говорить о литературе в целом как едином и структурированном феномене, и каковы будут неизбежные выводы из этого тезиса?
Антропологи и историки искусства неоднократно обращали внимание на то, что различные и не контактирующие между собой культуры изобилуют сходными темами, мотивами и другими общими элементами, порождая в результате весьма похожие нарра-тивы. Каталогизация таких явлений привела к созданию множества систем, позволяющих классифицировать сюжеты и мотивы мировой литературы. Дж. Адамс дает краткий обзор наиболее существенных работ на эту тему. Начало ее разработке было положено в трудах немецкого ученого Адольфа Бастиана, указавшего на существование сходных «элементарных» идей у различных народов. Аналогичные тезисы развивались Дж. Фрезером в «Золотой ветви» и представителями кембриджской ритуально-мифологической школы (Г. Мэррей, Ф.М. Корнфорд, Дж. Харрисон). На европейском материале были созданы исследования Дж. Полти («Тридцать шесть драматических ситуаций», 1896), Вл. Проппа («Морфология сказки», 1928), Дж. Кэмпбелла («Герой с тысячью лицами», 1949). Существенный вклад в изучение этого вопроса внесли представители юнгианского литературоведения и структурализма. В последние годы широкий резонанс получила книга К. Букера «Семь базовых сюжетов» (2004).
Существует и противоположное убеждение, что сама суть художественного произведения заключается в его исключительности, индивидуальности, а точное следование конвенциям какого -либо «жанра» или использование «избитой фабулы» выводит его за рамки «настоящей литературы». Подобный подход исключает саму возможность классификации. Его сторонники указывают также на значительные расхождения между различными литературными
таксономиями и их зависимость от субъективных критериев категоризации, используемых исследователями. Защитники таксоно-мий, как правило, возражают, что фабульная новизна не может служить критерием эстетического совершенства текста, напротив, все «успешные» произведения реализовали один из распространенных сюжетов, позволяя автору сосредоточиться на других более важных художественных задачах.
По мнению автора статьи, подобные дискуссии затрагивают лишь частные и не очень важные вопросы литературоведческой эстетики. На самом деле спор о литературных таксономиях связан с фундаментальным вопросом о предпосылках существования литературоведения как отдельной дисциплины. Отчетливее всего он был поставлен Н. Фраем в «Анатомии критики» (1957), высказавшим мысль, что литература может быть организована не только в хронологическом плане, но и в «концептуальном пространстве относительно некоторого центра, который критика и призвана обнаружить» (цит. по: с. 108). Система Н. Фрая предполагает существование в литературе «естественных видов», т.е. таких классов, которые не создаются исследователями и накладываются ими на объект изучения, а существуют в реальности и должны быть обнаружены. В этом случае сюжеты фильма «Челюсти» и эпоса «Бео-вульф» действительно относятся к одной категории, а не отнесены к ней произволением того или иного ученого.
Необходимо понять, какие выводы могут быть сделаны из этого тезиса. Существование «естественных видов» в биологии, химии или физике определяется тем, что «природа укладывается в логически последовательную схему, поскольку организована в соответствии с очень простыми, повторяющимися на различных уровнях правилами» (с. 110). Имеющиеся в ней структуры и организационные тенденции являются результатом действия этих правил. Если литература (продукт человеческой деятельности) содержит аналогичные структуры, это означает, что она основана на сходных простых законах, управляющих человеческим поведением. Таким образом, ключевой предпосылкой для признания реалистической (в философском смысле слова) литературной таксономии оказывается идея, что в создании художественного текста задействованы силы более высокого уровня, чем индивидуальная воля и усилия его автора. Дж. Адамс подчеркивает, что в этом ут-
верждении нет никаких мистических оттенков: «высшими инстанциями контроля в данном случае могут быть общие черты человеческого сознания» (с. 111), обеспечивающие сходство человеческих реакций на похожие стимулы. Американский литературовед, исследователь литературных универсалий П.К. Хоган называл эти общие черты «свойствами по умолчанию» (default tendencies), имея в виду, что среднестатистический человек считает интересными или скучными примерно те же стимулы, что и все человечество в целом. Поэтому люди склонны находить занимательными и, следовательно, рассказывать друг другу одни и те же типы историй. Если число логически возможных историй в принципе бесконечно, то количество историй, вызывающих у человека интерес, вполне может быть весьма ограниченным. Таким образом, признавая существование естественного класса сюжетов, объединяющего «Беовуль-фа» и «Челюсти», мы не обязаны исходить из того, что автор последнего произведения сознательно подражал автору первого. «Повторяющееся сюжетное сходство в отсутствие авторского намерения предполагает существование общего для всех людей механизма, который при этом не заметен для их сознания» (с. 111). Но подобное утверждение «угрожает подорвать наше уважение к творческому началу, поскольку предполагает, что автор не полностью контролирует свой материал» (с. 112).
Идея, что авторская сознательная интенция не определяет целые уровни организации художественного произведения, встречалась в науке и ранее - в применении к микроуровню литературы (т.е. отдельному произведению). Так, в работах Р. Якобсона о поэзии анализируются синтаксические и фонологические структуры, слишком тонкие и сложные для фиксации сознанием поэта. Поэт не может их осознать, поскольку его метаязык заметно отстает от возможностей его поэтического языка. Многие поэты воспринимали такое отношение к своим возможностям интерпретации собственного творчества как вполне законное и даже желательное. Дж. Адамс приводит в пример некоторые высказывания Э. Паунда, оставлявшего за критиками право на истолкование своих стихов. Его позиция и аналогичные мнения других авторов показывают, что во многих случаях отказ от идеи интенциональности художественного творчества рассматривается ими не как потеря контроля, а как снятие с себя ответственности или делегирование обязанностей.
Сходные механизмы мы должны наблюдать на макроуровне, если признать, что литература как целое представляет собой естественным образом организованную «концептуальную суперструктуру». Тогда либо каждый отдельный писатель должен представлять себе ее внутреннюю организацию, в которую он впишет свое творение, либо создание текста, который вписывается в эту структуру, в существенных моментах определяется бессознательными, точнее, надындивидуальными силами. Сами по себе эти силы составляют предмет изучения эволюционной психологии, которая прилагает серьезные усилия для «натурализации» литературы и искусства, т.е. поиска естественных, определяемых человеческой биологической природой оснований для этих занятий. Интерес к подобным исследованиям и их результатам заметно вырос в литературоведении среди ученых, находящихся в оппозиции к постмодернизму, деконструктивизму и постструктурализму.
Среди возражений против роли бессознательных факторов в создании художественных произведений может быть приведен тезис о том, что столь сложные и комплексные структуры, как литературные тексты, не могут создаваться без участия человеческого сознания. Дж. Адамс считает, что, напротив, многие тонкие и точные операции люди совершают бессознательно, более того, их совершенно невозможно совершить, контролируя процесс. Например, при метании мяча или копья от человека требуется очень точно определить момент, когда он разорвет контакт предмета и своей руки. Даже для простых и не очень дальних бросков допустимое «временное окно» составляет всего 11 миллисекунд, а с увеличением дистанции уменьшается во много раз. Очевидно, что никто не в состоянии сознательно вычислить момент разрыва контакта на основании скорости замаха, направления, желательной траектории и т.п., но тем не менее большинство людей способны к довольно точным и дальним броскам. В этом смысле отношение к поэту критика, признающего существование в литературе суперструктур, может напоминать отношение специалиста по баллистике к метателю снарядов. Уважение к его искусству может сочетаться с пониманием, что совершенство текста лежит за пределами творческой воли автора. Поэтому может быть сложно продолжать использовать «интенциональный» словарь, оценивая художественные достоинства произведений. «Таксономии требуют, чтобы мы
говорили, что восхищаемся не кем-то, а чем-то» (с. 115). И чем более разработанной будет классификация литературы, тем меньше места она оставит интенциональности.
Если для эволюционной психологии отказ от концепции индивидуального творческого начала не представляет проблемы, то в литературной критике он может подорвать наши базовые представления о природе художественного творчества. Тем не менее, по мнению автора статьи, мы не должны полностью отказываться от таксономических литературоведческих систем, однако, прежде чем отдаться разработке классификаций, следует отдать себе отчет, что поиск высокоуровневых структур в объекте исследования противоречит признанию составными элементами этого объекта сознательно действующих лиц и результатов их действий.
Е.В. Лозинская
2010.02.002. ЦУР Р. ПОЭТИЧЕСКИЕ УСЛОВНОСТИ КАК ЗАСТЫВШИЕ КОГНИТИВНЫЕ ПРИЕМЫ.
TSUR R. Poetic conventions as fossilized cognitive devices: The case of Mediaeval and Renaissance poetics // PsyArt: A hyperlink journal for the psychological study of the arts [Electronic resource]. - 2008. -Article 080921. - Mode of access: http://www.clas.ufl.edu/ipsa/journal/ 2008_tsur01.shtml
В современной науке считается, что в средневековой и ре-нессансной поэзии использование жанров и приемов поэтической выразительности конвенционально. Например, речь от первого лица единственного числа в произведениях этого периода обычно рассматривается как риторический прием, а не как способ выразить те или иные аспекты личного опыта. Более того, в медиевистике преобладает точка зрения, что любые современные психологические теории не следует применять при истолковании текстов того времени, если сами авторы не придерживались взглядов, аналогичных этим концепциям. Один из ведущих представителей когнитивного литературоведения Ревен Цур (ун-т Тель-Авива, Израиль) сравнивает этот подход с утверждением, что нельзя предполагать возможность циркуляции крови в жилах поэтов, творивших до 1628 г., когда У. Харви опубликовал первую в истории работу о кровообращении.
