CC BY
63
ЛИТЕРАТУРА XIX в.
Русская литература
2009.02.018. ВОРОПАЕВ В.А. НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ: ОПЫТ ДУХОВНОЙ БИОГРАФИИ. - М.: Паломник, 2008. - 317 с.
Гоголь как религиозный мыслитель и публицист, зачинатель святоотеческой традиции в русской литературе - в центре исследования доктора филол. наук, проф. МГУ В.А. Воропаева. Уже раннее творчество Гоголя - веселые рассказы в народном духе («Ночь перед Рождеством», «Сорочинская ярмарка», «Вий» и др.), если взглянуть на него с духовной точки зрения, открывается как «обширное религиозное поучение, в котором происходит борьба добра со злом и добро неизменно побеждает, а грешники наказываются» (с. 29-30). Глубоким морально-дидактическим смыслом оборачивается в духовной перспективе комедия «Ревизор»; путь к возрождению души падшего человека должна была показать поэма «Мертвые души» в окончательном своем виде. При этом, если в ранний период для Гоголя характерно «намерение вести людей к Богу путем исправления их недостатков и общественных пороков, т.е. путем внешним», то вторая половина жизни и творчества писателя «ознаменована направленностью к искоренению недостатков в себе самом» (с. 30, 31). У Гоголя вырабатывается аскетический монашеский идеал.
Аскетизм начинает преобладать в жизни писателя после выхода в свет в 1842 г. первого тома «Мертвых душ» и его отъезда за границу. Он обращается к чтению книг по богословию, истории Церкви, к сочинениям Иоанна Златоуста, Василия Великого, Ефрема Сирина, Иоанна Дамаскина, Фомы Аквинского, а также Тихона Задонского, Димитрия Ростовского, епископа Харьковского Иннокентия и других. Подступом к «Выбранным местам из переписки с друзьями» стали два духовно-нравственных наставления, которые Гоголь оставил своим знакомым, покидая Ниццу: «Правило жития в мире»; «О тех душевных расположениях и недостатках наших, которые производят в нас смущение и мешают нам пребывать в спокойном состоянии». К новым жанрам позднего творчества Гоголя - его духовной прозе - относятся «Размышления о Божествен-
ной Литургии», составленные им молитвы, систематизированные выписки из творений святых отцов и учителей Церкви.
Гоголь, пишет исследователь, «стремился выработать такой стиль, в котором сливались бы стихии церковнославянского и народного языков. Это подтверждается и собранными им "Материалами для словаря русского языка", где представлены слова и диалектные, и церковнославянские» (с. 44).
О том, что Гоголь сознательно шел по пути религиозного осмысления искусства, свидетельствует вторая редакция «Портрета», где художник решает уйти из мира, становится монахом, затем возвращается к творчеству и создает картину, исполненную светом духовности. «Путь к большому искусству, - полагал Гоголь, - лежит через личный подвиг художника. Нужно умереть для мира, чтобы пересоздаться внутренне, а затем вернуться к творчеству» (с. 69).
Последнее десятилетие жизни писателя проходит под знаком все усиливающейся тяги к монашескому образу жизни. Он собирался на Святой Афон, несколько раз ездил в Оптину Пустынь, совершил паломничество в Иерусалим (1848). Вместе с тем, замечает В. А. Воропаев, «монашеский склад был только одной и, вероятно, не главной стороной гоголевской натуры. Художническое начало преобладало в нем; кризис Гоголя - следствие внутреннего конфликта между духовными устремлениями и писательским даром» (с. 68).
Итогом кризиса, который Гоголь пережил в 1845 г., стали «Выбранные места из переписки с друзьями» - проповедь и исповедь. Светская критика увидела в ней отказ Гоголя от художественного творчества и самонадеянную попытку проповедничества; книга не была принята и друзьями. Наиболее благоприятный отзыв принадлежал архимандриту Феодору (Бухареву), увидевшему в композиции книги «строгую внутреннюю связь и последовательность».
Главная идея книги, по мысли В.А. Воропаева, - воцерковле-ние русской жизни как условие духовного возрождения России. «Из всех русских писателей никто, кажется, так сильно, как Гоголь, не обнажил язв русской души, указав и на их источник - роковую отделенность большей части общества от Церкви. Вся неправда суетного и мелочного существования, которая гнездилась в культурной среде и соседствовала с устремленностью к материальным благам и развлечениям, является следствием этой убивающей душу отделенности» (с. 98). Мысль о том, что залогом преображения
страны должно стать личное внутреннее переустройство каждого, определяет всю художественную структуру книги. Читатель «Выбранных мест...» как бы проходит путь христианской души во время Великого поста: от смерти («Завещание», открывающее книгу) через скорби (глава «Страхи и ужасы России») к Воскресению (глава «Светлое Воскресенье»). Просвещать человека, вести его душу к совершенству и быть «незримой ступенью к христианству» должно, по Гоголю, искусство, и прежде всего литература. И чем выше предназначение литературы, тем выше ответственность писателя.
В этом глубоком чувстве ответственности - причина сожжения Гоголем второго тома «Мертвых душ»: «Он хотел так написать свою книгу, чтобы из нее путь к Христу был ясен для каждого. Цели, поставленные Гоголем, далеко выходили за пределы литературного творчества. Невозможность осуществить свой замысел, столь же великий, сколь и несбыточный, становится его личной писательской трагедией» (с. 237).
Пересматривая свои ранние произведения глазами христианина, Гоголь невысоко оценил их. В предисловии к «Выбранным местам.» он отметил, что этой книгой хотел бы искупить бесполезность всего ранее им написанного, имея в виду бесполезность в смысле духовном, религиозном. «Талант, данный ему Богом, Гоголь хотел направить для прославления Бога и на пользу людям. И чтобы достичь этого, он должен был очистить себя молитвой и истинно христианской», ибо «зародыши тех страстей, которые довели его героев до их ничтожества и пошлости. находил в себе самом» (с. 241).
Кризис Гоголя 1852 г. сходен с кризисом, пережитым им в 1845 г.: недовольство написанным провоцирует духовное самоуглубление. Невозможность воплотить задуманное приводит к сожжению рукописи, которое, по мнению исследователя, можно рассматривать и как очищение, как самосожжение, приведшее к действительной смерти.
Ключевой вопрос в духовной биографии писателя - его отношения с отцом Матфеем Константиновским. Отца Матфея обвиняют в том, что он требовал от Гоголя непосильных аскетических подвигов, советовал оставить литературные занятия и уйти в монастырь, что подвигнул на сожжение второго тома «Мертвых душ». На самом деле, пишет В. А. Воропаев, духовный отец писателя со-
ветовал ему другое: «Слушаться Духа, в нас живущего, а не земной телесности нашей»; «оставивши все хлопоты и вещи мира... поворотить во внутреннюю жизнь»; читать Евангелие, святых отцов [из письма Гоголя к графу Толстому от середины августа (н.ст.) 1847 г.].
Гоголь познакомился с отцом Матфеем заочно по рекомендации графа А.П. Толстого в начале 1847 г., послав ему два экземпляра только что вышедших «Выбранных мест.». Сохранилось 17 писем писателя к отцу Матфею, и одно - от отца Матфея. Личное знакомство состоялось, скорее всего, в Москве в январе 1849 г. Их последняя встреча была в конце января - начале февраля 1852 г. в доме графа Толстого на Никитском бульваре. Беседы с отцом Матфеем произвели на Гоголя большое впечатление. Темами их разговоров, как можно судить по сообщениям доктора А.Т. Тара-сенкова (писавшего со слов графа Толстого) и протоиерея Феодора Образцова, были следующие: ответственность человека за свои слова и дела перед Богом, греховность человека, необходимость соблюдения поста. Протоиерей свидетельствует также, что во время последней встречи отец Матфей потребовал, чтобы Гоголь отрекся от Пушкина как язычника и грешника. Исследователь высказывает сомнение, чтобы священник мог назвать язычником православного человека, хоть и грешного, и полагает, что «отец Матфей требовал отказа не от того Пушкина, которого Гоголь знал утвердившимся в церковной жизни христианином, поэтом неумирающих красот русской души, а того, кто некогда увлеченно воспевал страсти - идолов, которых стыдился в позднейшие годы» (с. 302).
В Пушкине Гоголь видел национального гения, но вовсе не идеал, что нередко утверждается; «идеал у Гоголя, как и у всех христиан, был один - Господь Иисус Христос. Искусство для Гоголя - отблеск небесной красоты» (с. 304). Требование отца Матфея об «отречении от Пушкина», полагает исследователь, следует понимать в свете Евангельской истины: «Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет» (Лк. 12, 34), т.е. если искусство всецело владеет душой человека, оно становится препятствием на его пути к Царству Небесному. Как священник, отец Матфей во время своей последней встречи с Гоголем заботился о спасении его души, предвидя, по всей видимости, смерть писателя. Проводив священника, Гоголь послал ему вослед покаянное письмо и успокоился только
тогда, когда получил ободряющий ответ. Прощенный Гоголь умер в состоянии духовного просветления. Отец Матфей как никто другой понимал Гоголя, заключает исследователь, поэтому образ мрачного религиозного фанатика, оказавшего пагубное воздействие на писателя, не имеет ничего общего с реальным священником Матфеем Константиновским.
Т.Г. Юрченко
