CC BY
24
СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ
2007.01.032-037. СОЦИАЛЬНОЕ ПОЗНАНИЕ, ДИАЛОГ, КОММУНИКАЦИЯ. (Сводный реферат).
2007.01.032. КАСАВИН И.Т. Повседневность как философско-эпистемологическая проблема // Наука глазами гуманитария. - М., 2005.- С. 137-166.
2007.01.033. СМИРНОВА Н.М. Философия, специализированное социальное знание и жизненный мир человека // Наука глазами гуманитария. - М., 2005. - С. 167-201.
2007.01.034. ЮРЕВИЧ А.В. Структура теорий в социогуманитар-ных науках // Наука глазами гуманитария. - М., 2005. - С. 202-228.
2007.01.035. ФАРМАН И.П. Коммуникативная парадигма в социальном познании // Наука глазами гуманитария. - М., 2005. -С.229-261.
2007.01.036. ЛЕВИН Г. Д. Диалог: Гносеологический механизм и гуманитарная функция // Наука глазами гуманитария. - М., 2005. -С. 262-286.
2007.01.037. МАРКОВА Л. А. О возможности диалога в науке // Наука глазами гуманитария. - М., 2005. - С. 287-324.
И.Т. Касавин (032) анализирует повседневность как философско-эпистемологическую проблему. Анализ повседневности в современной социологии основывается на концепции А. Шюца, отождествляющего повседневность с «жизненным миром» - непроблематично данного, «преднаходимого» человеком в окружающей действительности. Но к идеям Щюца постепенно нарастает критическое отношение. Главным становится вопрос: Существует ли повседневность сама по себе? Ответ на данный вопрос приводит к гипотезе, согласно которой повседневность - это выражение «частичности» человека, его неспособности существовать только в одной сфере реальности. Повседневность представляет собой отношение между состояниями человеческого бытия. Как полагает Р. Халлер, если в сфере разных видов практики, познания
и языка образуется место, не регулируемое определенными правилами, то там берет на себя управление повседневность в ее различных ипостасях - как способ деятельности, как обыденное сознание, здравый смысли или как естественный язык. Отсюда автор делает вывод, что, если место повседневности - на стыке областей бытия, то это аргумент в пользу функциональной интерпретации повседневности как реальности и как знания (032, с. 161).
Н.М. Смирнова рассматривает взаимоотношения философии, социально-теоретического и вненаучного социального знания в трех ведущих исследовательских программах конца XIX - середины XX в.: интуитивистской герменевтике, неокантианском рационализме и феноменологическом конструктивизме. Этот анализ позволяет, с точки зрения автора, продемонстрировать ограниченность «классической», натуралистической исследовательской программы в методологии социального знания. «Неклассическая эпистемология базируется на существенно ином понимании философии, вобравшей в себя опыт "антропологического переворота" начала XX в. Подобные трансформации в рамках самой философии заметно меняют взаимоотношение философии, научного и вненаучного социального знания» (033, с. 196).
А.В. Юревич отмечает, что «в современной России, где именно социогуманитарные дисциплины, прежде всего экономика, правоведение, политология, социология и психология, оказались в фокусе общественного внимания и переживают подлинный расцвет на фоне разрушения естественной и технической науки» (034, с. 202). Поэтому разработка философской методологии социогуманитарных наук приобретает первостепенное значение.
Одной из главных проблем философской методологии является структура научных теорий (в частности, речь идет о теориях в психологии). Систематизация этих теорий может быть произведена по различным основаниям. По степени общности автор делит их на общие психологические теории и теории среднего ранга. В зависимости от когнитивных действий, которые теории производят со своим предметом, они могут быть разделены на три категории: теории-обозначения (задающие систему определений предмета), теории-объяснения и теории систематизации. Перспективной систематизацией автор считает деление на теории, ориентированные на обыденный опыт; теории, ориентированные на эмпирические исследования, и теории, ориентированные на общую методологию или идеологию.
При всем своем разнообразии теории имеют достаточно стандартную базовую структуру. В ней выделяется центр и периферия. К центральным компонентам относятся следующие: общий образ психологической реальности, центральная категория, соответствующий феномен, набор основных понятий, система отношений между ними и базовые утверждения.
Периферическая область психологических теорий включает два компонента: собственно теоретический (вспомогательные утверждения) и эмпирический. Кроме того, любая научная теория включает компонент, который можно назвать «неявная область теории». Это прежде всего личностное знание, а также специфическое групповое знание (научной школы, научного направления и т.д.).
Область неявного знания в социогуманитарных теориях существенно шире и удельный вес ее эмоционального компонента заметно выше, чем в естественно-научных теориях. Именно данные обстоятельства делают теории в социогуманитарных науках намного более аморфными, мало определенными и допускающими различные понимания (034, с. 223).
И.П. Фарман (035) считает, что коммуникативная парадигма становится одной из доминирующих тенденций в социальном познании. Наибольший вклад в ее разработку внес Ю. Хабермас. Его теория вобрала в себя многие идеи его предшественников и современников таких, как Дж.Г. Мид, Г. Зиммель, М. Вебер, Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, Ж. Пиаже, Х. Гарфинкель, К.-О. Апель, Д. Роул, Л. Кольберг. Характерными чертами коммуникативного подхода являются следующие: 1) интерсубъективность, рассматриваемая с позиций результативного коммуникативного действия; 2) продуктивный дискурс и конструктивный диалог, распространяющийся на все сферы человеческой жизнедеятельности и общественной практики; 3) «коммуникативная рациональность», понимаемая как форма организации и проведения дискуссии, а затем - процедуры выработки на ее основе целенаправленного действия; 4) ориентация на коммуникативно достигнутое понимание и взаимодействие, несмотря на различие мировоззренческих, познавательных и других позиций; 5) поиск путей практического осуществления выработанных в процессе такой коммуникации конструктов путем совместных продуктивных действий, обозначаемых через понятие коммуникативного действия.
Эти характеристики коммуникационного подхода создают образ познания, который можно отнести к типу неклассической эпистемологии, особенностями которого является синтез современных методологических разработок, гуманистическое измерение и сосредоточенность на ценностных суждениях.
Учитывая то, что контекстом обсуждения коммуникативной парадигмы служит критика современной социальной реальности, а также разработка разного рода прогнозов и проектов, можно утверждать, «что такой подход будет способствовать развитию коммуникационного общества» (035, с. 258).
Диалог исследуется в статье Г.Л. Левина. Во времена Платона и Аристотеля существовали две теории диалога - эристика и диалектика. «С V века до н.э. в Греции начался короткий исторический период, когда полемика пришла на смену полемосу - реальному физическому столкновению. Это было поистине гуманитарной революцией» (036, с. 262). Диалектика - это искусство честной полемики, в отличие от эристики. Аристотель различал эристический и софистический дискурсы как доводы для мнимой победы и для мнимой мудрости. Конфронтация диалектики и эристики продолжалась недолго. Они вместе возникли в эпоху демократии и вместе погибли в эру тоталитарных режимов.
Современная ситуация требует вновь создания теории диалога. Исходным положением таких теорий следует принять различение двух этапов движения информации: из предмета в сознание исследователя (исследования) и из сознания исследователя в сознание оппонента (изложения или коммуникации). Диалог в качестве теоретического (а не эмпирического) объекта определяется как коммуникация с обратной связью (036, с. 269). Деление форм коммуникации на монологи и диалоги (в греческом слове «диалог» приставка «диа» означает «между», а не «ди(с)» - «дважды») является полным и непересекающимся. Диалог, в свою очередь, делится на дилог (диалог двоих) и полилог (диалог многих). Диалог решает две задачи - передает информацию от одного лица к другому и убеждает в ее истинности. Аргументация делает знание не истинным, а достоверным. Значит, в диалоге рождается не истина, а доверие оппонента к информации, сообщаемой пропонентом. Таким образом, более верной будет поговорка «В споре побеждает истина».
Виды диалога автор рассматривает в контексте различных форм коммуникации: идеальный монолог, идеальный диалог, беседа, спор
(дискуссия или полемика), тоталитарный диалог, тоталитарный монолог. Таким образом, диалог занимает промежуточное положение между двумя крайностями - тоталитарным и идеальным монологами. Спор -это средство испытания и распространения мнений. Мнение никогда не будет вытеснено знанием, а споры - монологом. «Диалог оказывается методом распространения естественно-научных и социальных идей как раз в тот период, когда они наиболее трудны для понимания и наиболее важны для дела. Решить эту задачу, не зная принципов и правил диалога, так же невозможно, как оперировать большими числами, не зная математики. А это значит, что гуманитарной ценностью является не только сам диалог, но и теория диалога» (036, с. 284).
Возможностям диалога в науке посвящена статья Л.А. Марковой. В зависимости от того, «каким образом философски реконструируется научная деятельность ученого, как он понимается в качестве познающего, можно говорить о возможности диалога в науке, а вместе с тем о наличии (или отсутствии) гуманитарных характеристик в естественнонаучном мышлении» (037, с. 291). Так, М.М. Бахтин, анализируя классическую науку, отмечал, что научный субъект не может воспользоваться своими способностями к диалогу, так как другого участника диалога нет, предмет его деятельности не обладает необходимыми качествами. В.С. Библер, развивая это положение, подчеркивает, что субъективные характеристики ученого в классической науке несущественны для получаемого им знания. В сфере социальных, межличностных отношений между учеными существует общение, и оно является обязательным условием нормального функционирования науки в обществе. Социальная история науки существует как бы параллельно с историей ее логической структуры.
Позитивистское понимание науки всегда было наиболее приемлемым для естествоиспытателей, так как оно строилось по образу естествознания. В нем теоретическое знание трактовалось как результат работы ученого. Пути его достижения в само знание не включались. В середине XX в. произошел кризис позитивизма и позитивистского понимания науки. Распространилось мнение о невозможности понять науку вне ее связей с философией, культурой, вне контекста типа мышления определенной исторической эпохи. Переосмысливается понимание и субъекта, и предмета в сторону возможности диалога. В научное знание теперь включается процесс его получения, а вместе с тем и особенности субъекта научной деятельности.
В самом естествознании XX в. появляется новый тип субъекта научной деятельности. Как писал В.С. Библер, «революция состоит пока в открытии самой возможности иного субъекта (и предмета) теоретического исследования» (цит. по: 037, с. 296).
Научная революция XX в. тоже проходила как спор логических начал. Но спор этот не завершился признанием ньютоновской механики как ложной, как подлежащей замене ее квантовой механикой. Это положение соответствует логике новых теоретических представлений (принцип соответствия, принцип дополнительности). Многосубъект-ность истории науки закрепляется логикой самого естествознания. Характеристики науки сближаются с особенностями культуры, научные теории-парадигмы создаются их авторами как уникальные и особенные произведения.
Т. Кун заложил основания принципиально новой социологии науки, сделав попытку в самом научном знании увидеть процесс его получения. Следующим шагом в изучении науки можно считать работы социологов, сделавших предметом изучения научную лабораторию (К. Кнорр-Цетин). Деятельность ученого в лаборатории понимается как «смесь» когнитивного и социального, познавательной и многих других видов деятельности. В результате - субъект познания исчезает как таковой, он «растворяется» в многочисленных элементах контекста производства знания.
В развитии наук о хаосе (будущее физики вырисовывается как развитие нелинейной динамики) стало использоваться понятие наблюдателя, а не ученого или субъекта познания. «Здесь намечается возникновение новой идеализации ученого» (037, с. 318). Отмечается сходство между познающим субъектом классического естествознания и новой науки прошлого века. Наблюдатель в обоих случаях не совпадает с ученым как субъектом познания, принадлежащим истории, культуре, национальности, ситуации в научном сообществе или в научной лаборатории. Он характеризуется только своей способностью воспринимать наблюдаемый предмет. У него нет возможности для диалогического общения с другими наблюдателями.
Л.А. Боброва
