CC BY
23
служить доказательством этого тезиса и депортация народов в годы войны. Если взять период 1939-1952 гг. в целом, на первый план выступает политика «колониальной советизации» в присоединенных областях и республиках. Репрессии там проводились как по национальному, так и по социальному признаку. Причем в течение 1950-х годов новые республики, где проводилась активная советизация, были достаточно закрытой зоной для граждан из «очищенной» части страны (с.877).
Размышляя о сущности и природе советского государства, Д. Ширер указывает, что Вторая мировая война привнесла новый режим идентичности, который превосходил социальные и национальные категории идентичности. В ходе подготовки паспортной реформы 1952 г. главным критерием для реабилитации становится «служба государству» (не только «образцовый труд», как это было до войны, но в первую очередь боевые заслуги и статус ветерана войны). Таким образом, считает он, сталинское государство эволюционировало все-таки в направлении служилого государства, а не классового или национального (с. 879).
О.В. Большакова
2006.02.019-021. СОВРЕМЕННАЯ РОССИЯ: ИСТОРИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ. (Сводный реферат).
1. АБАЛКИН Л.И. Россия: Поиск самоопределения: Очерки. - М.: Наука, 2005. - 464 с.
2. ИЛЬИН С.С. Государственная агропродовольственная политика в России: Основные направления и рыночные формы реализации. -М: Экон-Информ, 2005. - 422 С.
3. МЕНЬШИКОВ С.М. Анатомия российского капитализма. - М.: Междунар. отношения, 2004. - 432 с.
Ключевые слова: историко-экономические аспекты современной России.
Книга академика Абалкина (1) составлена из серии очерков, сгруппированных в три раздела. В первом из них рассматривается поиск пути для России в меняющемся мире, содержание российской идеи, вопрос о ее национально-государственных интересах, об экономической и социальной безопасности, а также возможных альтернативах ее будущей истории.
Во втором разделе, посвященном российскому предпринимательству, приводятся материалы по его истории, анализируется опыт проводимых реформ и рассказывается о тенденциях развития и лидерах современного предпринимательства.
В третьем разделе собраны материалы о российской экономической школе, о российских экономистах, о воззрениях и государственной деятельности С. Витте, о научном наследии Н. Кондратьева и их связи с современностью, а также об уроках истории и о необходимости радикальных перемен в социально-экономической жизни страны.
Автор замечает, что выход из кризиса немыслим без духовного обновления и обретения цели. Но для этого надо многое переосмыслить, многое изменить как в сложившейся системе ценностей и стереотипах массового сознания, так и в теоретических представлениях о путях общественного прогресса.
Одна из самых величайших наших трагедий состоит, по мнению автора, в том, что мы, сами того не замечая, находимся в плену самых примитивных стереотипов. Прочность тех или иных взглядов и даже предрассудков, превращающихся со временем в стереотипы массового сознания, определяется исторической глубиной их корней. Передаваясь из поколения в поколение с помощью механизма социальной памяти, они становятся нашими убеждениями - дорогими, неприкосновенными и не требующими доказательств.
Наиболее характерной чертой общественного сознания не только массового, но и присущего большинству ученых и политических деятелей России, является вульгарный социологизм. Он состоит в прямолинейном выведении всего многообразия явлений общественной жизни, ее противоречий и пороков целиком и исключительно из характера социально-политической системы.
Так, в свое время, на все вопросы ответ был прост и однозначен: всему виной крепостничество и самодержавие, в них корень зла. Такой вывод обладал колоссальным запасом силы и влияния, поскольку он не требовал глубоких размышлений и был понятен любому, легко превращался в лозунг борьбы. К тому же он создавал и массу нравственных удобств, позволяя «списывать» на систему личную неустроенность в жизни и находить оправдание собственной пассивности и лености. И сегодня мы недалеко ушли от
подобных представлений, предлагая доверчивым согражданам новый вариант объяснения зла, несправедливости и отсталости.
Мы должны, полагает автор, наконец осознать, что многие наши беды и унижения коренятся отнюдь не только в пороках социальной системы. Они в нас самих, в образе жизни и системе ценностей, в отношении к делу и друг к другу.
Перелом исторических судеб России отнюдь не локальное явление. «Это звено, пусть и весьма своеобразное, но все же звено в тех глобальных сдвигах, которые совершаются в человеческом обществе» (с. 45). Для России это означает, что не существует таких форм и моделей, которые она могла бы взять как готовые и положить в основу концепции своего возрождения. Одновременно перед ней раскрывается богатейший опыт, из которого можно черпать все лучшее и приемлемое для ее уникальных условий.
Анализ успехов, достигнутых отдельными странами, показывает, что всякий раз успех был результатом умножения экономических усилий на нечто весьма неопределенное, что можно обозначить «духом возрождения». Сюда относятся чувство национального достоинства, желание доказать свои способности и возможность встать в один ряд с самыми высокоразвитыми странами, наконец, единая общенациональная идея, дающая импульс к творчеству и позволяющая пережить трудности борьбы. Но создать «российскую идею» с чистого листа, утратив историческую память, отбросив богатейшее духовное и культурное наследие великой державы, невозможно.
Наличие «российской идеи» связано с осознанием общности интересов различных социальных слоев и групп, наций и народностей. «Такая общность не отрицает ни многообразия, ни противоречивости различных интересов. Однако признание неизбежной антагонистичности, взаимоисключающего характера интересов -это пройденный этап в развитии человеческого общества. За национальной идеей в любом ее виде и форме всегда стоит понимание примата общенациональных интересов как во внутренней, так и во внешней политике» (с. 57).
Принцип поддержки и защиты отечественного предпринимательства вовсе не означает курса на изоляцию от мирового хозяйства или автаркию. Он лишь предполагает разумное, поэтапное движение к открытости экономики, не допускающее нанесения
ущерба национально-государственным интересам страны и предусматривающее разумное использование протекционизма. Через это прошли все страны, являющиеся сегодня высокоразвитыми. Для России не подходят программы экономической стабилизации и последующего подъема, разработанные по типовым методикам и стандартным образцам. Сам объект и сама ситуация нестандартны. Более того, любая программа, не учитывающая исторического своеобразия страны, ее социо-культурных особенностей, господствующих стереотипов массового сознания и поведения, окажется неизбежно бесплодной и нереализуемой.
Конечно, замечает автор, в общественном развитии, особенно в конце XX - начале XXI в., произошли кардинальные перемены. Открываются возможности, появляются шансы регулировать отношения между странами и народами на принципиально иной, чем во всей предшествующей истории, основе. Новый облик может принять и роль России в этом процессе, обусловленная ее геополитическим положением.
В очерке об экономической и социальной безопасности России автор пишет, что помимо многочисленных задач, решаемых в рамках гражданского общества и рыночной экономики, существуют проблемы, относящиеся к исключительной прерогативе государства. К числу таких проблем относится и обеспечение экономической и социальной безопасности страны.
Разработка программы первоочередных и долговременных мер по обеспечению экономической безопасности России и практические шаги в этом направлении должны опираться на четкое осознание современных угроз. Они весьма многообразны и имеют разную степень остроты. К ним автор относит уходящую корнями в дореформенную модель социально-экономического устройства общества отсталость, архаичность сельского хозяйства и в целом продовольственного комплекса, которая резко усугубилась в результате избранного варианта проведения аграрной реформы.
Сама постановка вопроса о самообеспеченности страны продовольствием отнюдь не означает проведение курса на автаркию и изоляцию от мирового рынка. Мировая практика выработала ряд важных и надежных подходов к решению названной проблемы, рассматриваемых в книге.
Серьезную и весьма реальную угрозу экономической безопасности страны, по мнению автора, представляют свертывание фундаментальных исследований, уход высококвалифицированных специалистов и рабочих из сферы своей профессиональной деятельности в оказавшиеся более престижными и высокооплачиваемыми секторы экономики.
К числу внутренних угроз социальной стабильности общества и в конечном счете экономической безопасности относится рост безработицы, резкое усиление дифференциации в доходах различных групп населения. Серьезной проблемой экономической и социальной безопасности является криминализация экономики. Степень этой угрозы определяется не только размером потерь, но и тем, что подрываются основы деловой активности.
Много нового в сферу экономической и социальной безопасности России, подчеркивает автор, вносит развивающийся процесс глобализации. Потенциально глобализация позволяет резко повысить эффективность производства, ослабить экологические последствия роста, более равномерно распределять богатство между богатыми и бедными. Однако глобализация чревата многими негативными последствиями. В их числе и то, что мощной силой, вторгающейся в процесс глобализации и в поиск способов разрешения возникающих в данной области проблем, становится современная и универсальная система массовой информации. Контролируемая практически теми, кто вкладывает в нее средства, она может весьма радикально воздействовать как на глобальное решение проблем, так и на позицию отдельных стран, регионов и континентов, на принятие ими политических и экономических решений.
В заметках об истории российского предпринимательства автор отмечает, что масштабы, сроки и конечный успех экономической реформы, проводимой в современной России, зависят от совокупности самых разнообразных условий. Однако у автора не вызывает сомнений, что к числу наиболее глубинных и определяющих относятся возможности и перспективы формирования отечественного предпринимательства.
Автор рассматривает предпринимательство как особый вид деятельности, отличительными признаками которой являются: свобода в выборе направлений и методов работы, самостоятельность принятия решений; ответственность за принимаемые решения и их
последствия, связанный с этим риск; ориентация на получение коммерческого эффекта, получение прибыли. Естественной базой, на которой складывается предпринимательство, служит достаточно развитое рыночное хозяйство.
Российское предпринимательство, напоминает автор, никогда не было одноцветным. Его огромная роль в утверждении могущества России, подъеме ее производительных сил и благосостояния граждан противоречиво сочеталась с темными страницами их эксплуатации. Попытка вырвать одну из этих сторон и абсолютизировать ее вела в прошлом и, к сожалению, сегодня к противостоянию политических сил.
Особую проблему составляет изучение и вдумчивое осмысление опыта предпринимательства в послеоктябрьский период. В далеко неоднозначных условиях этого периода, считает автор, мы найдем впечатляющие примеры хозяйственной инициативы, новаторства и риска, яркие фигуры людей, оставивших свой след в истории страны. Однако современные реформаторы стараются об этом не вспоминать.
В очерке о вызовах нового времени и поисках новой модели автор пишет, что в силу господствующих мифов нам очень трудно понять, что коренные изменения в обществе, в его социально-экономическом устройстве и механизме хозяйствования происходят не вдруг и не по доброй или злой воле сильных мира сего. Необходимость радикального обновления социально-экономической модели, сложившейся в стране, стала все более отчетливо осознаваться интеллектуальной элитой нашего общества уже в начале 60-х годов. Для этого были весьма веские основания. Новому настроению умов во многом способствовала и «хрущевская оттепель».
В целом теоретический задел, накопленный к 1965 г. и постоянно обогащаемый в ходе проведения реформы, был значительно богаче того, что было реализовано на практике, подчеркивает автор, «сюда относилось информирование рынка (как правило, в сочетании с "планом"), включая изучение механизма спроса и предложения, придание ведущей роли потребителю в определении программы производства, развитие оптовой торговли средствами производства. Большое внимание уделялось обоснованию движущей роли экономических интересов и признанию прибыли как важнейшего показателя эффективности деятельности предприятия
на уровне хозрасчетного звена производства. Разрабатывались предложения по повышению роли кредита и укреплению хозрасчета при отказе от системы бюджетных дотаций и субсидий. Пересматривалась и сама концепция плана с упором на его роль в программировании и прогнозировании, столь модные в то время на Западе (1, с. 199).
Но, признает автор, реформа была обречена. Первостепенной причиной являлось отсутствие политической воли высшего руководства страны. Аппарат, чувствуя настроения в высшем руководстве, медленно и упорно душил всяческие начинания. Сказалось и влияние внешних факторов. События в Чехословакии, вооруженное подавление попытки построения «социализма с человеческим лицом» были умело использованы для запугивания руководства страны и для фронтального наступления на реформу.
Наступил период «застоя». За это время мы пропустили, как минимум, три этапа научно-технической революции, массовый переход к компьютерным технологиям, политику ресурсосбережения и так называемую «зеленую революцию». И, может быть, что, по мнению автора, еще более трагично, оказалось невостребованным целое поколение людей, обладающих знаниями, инициативой и пониманием того, что требовалось стране. Подобные потери необратимы.
В очерке «Дефолт, его история и начало экономического роста» автор отмечает, что дефолт нередко рассматривается как единовременный акт, а не как звено в сложной и взаимосвязанной цепи событий. Дефолт явился логическим завершением и закономерным итогом той социально-экономической политики, которая осуществлялась с началом российского этапа реформы. В свою очередь, начало подъема, который произошел после дефолта, нельзя свести только к действию чисто экономических факторов. Когда российская экономика практически легла и когда народ был поставлен на колени, тогда включились в игру могучие социокультурные факторы самосохранения. Их трудно измерить и подсчитать. Но они всегда приходят в действие в период угрозы нового смутного времени.
Все это исключительно важно в самопознании России, ее прошлого, настоящего и будущего. И непременным условием здесь
является комплексный, системный, в высшей степени профессиональный политикоэкономический и социокультурный анализ.
Завершает книгу очерк «Ожидание перемен и уроки истории». Автор отмечает, что намечающийся в последние годы подъем экономики убедительно показал огромные просчеты проводимых ранее реформ, ошибочность навязывания России книжных рецептов и механического перенесения опыта других стран. Были приведены в действие мощные источники ускорения экономического роста. Усиливается политическая стабильность в стране, резко возрастает роль государства в становлении нового типа экономики. Появились надежды на востребованность достижений отечественной науки, в том числе экономической. «Однако пока долгосрочная стратегия социально-экономических преобразований России, по мнению автора, не ясна. Отдельные решения, подготавливаемые властью, вызывают серьезные сомнения. При разработке предложений по стратегическим решениям используются рекомендации тех, кто привел к развалу российской экономики, социальной сферы, разрушению научно-технического потенциала страны и обнищанию населения» (1, с. 438).
В книге С. С. Ильина (2), состоящей из пяти глав, раскрывается проводимая государством агропродовольственная политика, экономические формы и методы ее реализации в условиях современной экономики страны с учетом мирового и отечественного опыта, прежде всего в период нэпа.
Автор подчеркивает, что аграрно-промышленный комплекс (АПК) представляет собой совокупность интегрированных отраслей и сфер экономки, связанных между собой общественным разделением труда, определенным производственно-техническим, организационно-экономическим и социально-экономическим единством и функциональным назначением которых является расширенное воспроизводство продуктов питания и промышленных предметов потребления из сельскохозяйственного сырья в соответствии с потребностями общества и спросом населения.
Роль и значение различных сфер и отраслей АПК различны. При этом сельское хозяйство, хотя его доля в конечном продукте комплекса уменьшается, обоснованно занимает центральное место в системе агропромышленной интеграции. В условиях переходной экономики России, как и в других сложных и тяжелых положениях
страны, именно сельское хозяйство может стать «мультипликатором», обеспечивающим стабилизацию макроэкономики и ее рост
Идеи интеграции сельскохозяйственного и промышленного производства в едином агропромышленном объединении не новы. В условиях нэпа прежняя прямолинейная левокоммунистическая модель перехода к социализму, характерная для «военного коммунизма», была коренным образом пересмотрена: от игнорирования товарно-денежных отношений перешли к опоре на рынок и торговлю; от отрицания частного интереса - к его сочетанию с коллективным и общенародным, к активному использованию хозяйственного расчета, его экономических методов и стимулов, связанных с законом стоимости. Речь при этом шла не о противостоянии «стихии рынка» и «планового начала», а об их рациональном сочетании, чтобы усилить объединяющую и организующую силу рынка с действенностью плана, укрепить объективную основу планирования и экономического регулирования сельского хозяйства, уменьшить опасность администрирования и волюнтаризма.
В многоукладной экономике «классического» нэпа рынок «должен был представлять собой систему свободного товарного производства и обмена между предприятиями и организациями, городом и деревней. Должны быть созданы условия для состязательности и конкуренции, ограничения монополизма какой-либо формы хозяйства и собственности, обеспечения их многообразия, экономического и социального равноправия» (2, с. 57).
Понимая большие преимущества агропромышленных объединений, экономисты-аграрники еще в 1920-е годы активно обсуждали проекты создания аграрно-индустриальных комбинатов (АИК) и индустриально-аграрных комбинатов (ИНАК) в зависимости от характера предприятия-интегратора. Были даже приняты меры по проектированию и размещению в 1930 г. 300 таких комбинатов. В данных проектах выдвигались планы объединения в единое целое промышленных предприятий, колхозов и совхозов в масштабе районов. Однако эти замыслы были оторваны от жизни, строились без учета уровня развития производительных сил, особенностей сельского хозяйства. Для широкого развития агропромышленных формирований в условиях нэпа не было реальных материально-технических, экономических, организационных, культурных и других условий. К этому же, по мнению автора, следует
добавить, что данные прогрессивные идеи ученых-аграрников, выражающих мировую закономерную тенденцию, не были поняты руководством страны, увлеченным идеей сплошной коллективизации сельского хозяйства. Предложения ученых были резко осуждены как выражение левого уклона, а инициаторы были подвергнуты гонениям и репрессиям.
Аграрный строй и состояние АПК, которые сформировались в результате коллективизации и последующего развития колхозно-совхозной системы в стране, характеризовались рядом отрицательных базисных черт: монополией государства на землю и запрещением ее рыночного оборота; господством в сельском хозяйстве и АПК единообразной колхозно-кооперативной формы хозяйствования, развивающейся в направлении огосударствления; планово-распределительными и административными методами управления АПК; усечением экономических и гражданских прав крестьянства, вымыванием его как особого класса из социальной структуры общества, превращением крестьян в наемных рабочих государственных предприятий АПК и других комплексов; доминированием города над селом, отношением к нему как к сырьевому придатку промышленности, неэквивалентными экономическими отношениями в АПК, между городом и деревней и др.
Вместе с тем автор не отрицает, что социально-экономическая система, основанная на централизованной планово-распределительной системе управления экономикой, не имеет абсолютно никаких возможностей при решении экстренных и масштабных задач. Хотя жесткая государственно-плановая экономика слабо и медленно реагирует на изменение спроса, соотношение спроса и предложения, допускает существование затратного и убыточного производства, она все же способна, как показал исторический опыт, путем жесткой централизации ресурсов в короткий срок осуществить преобразование отсталой аграрной страны в индустриальную, мобилизовать в условиях войны все силы и средства для победы. Но планово-распределительная система СССР, способная решить в экстремальных условиях задачи экстенсивного развития экономики, входила во все большее противоречие с назревшими проблемами интенсивного экономического роста на основе эффективного использования достижений НТР.
Все эти отрицательные черты аграрных отношений в АПК сохранялись десятилетиями, хотя и были приняты некоторые меры по их совершенствованию. В их числе: реализация постановления сентябрьского (1953) Пленума ЦК КПСС по расширению хозяйственной самостоятельности колхозов и совхозов, повышению закупочных цен, снижению обязательств поставок с личных подсобных хозяйств (ЛПХ); меры в середине 60-х годов по переходу на денежную оплату труда, улучшению пенсионного обеспечения колхозников, снятию некоторых ограничений на развитие ЛПХ.
В 60-70-х годах сформировались АПК в развитых капиталистических странах, а затем в СССР и других странах, входящих в Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). В России уже в 1986 г. на АПК (включая отрасли, обеспечивающие его средствами производства) приходилось почти 33% продукции, производственных основных фондов и работников народного хозяйства страны. Спрос населения на товары народного потребления почти на 75% удовлетворялся за счет продукции комплекса.
Особенности сельского хозяйства по сравнению с другими отраслями народного хозяйства заключается в том, что в нем ниже производительность труда и рентабельность производства, низкая конкурентоспособность и высокая степень риска. Поэтому сельскохозяйственное производство не в состоянии стабильно и эффективно развиваться без государственной поддержки. Об этом свидетельствует мировая практика США, Канады, стран Западной Европы, Японии и других стран с развитым сельским хозяйством. Тем более систематическая поддержка необходима сельскому хозяйству России, которому присущи некоторые особенности, ставящие отечественных производителей сельскохозяйственной продукции в худшие условия по сравнению с производителями развитых стран.
Аграрная политика 90-х годов, исходившая преимущественно из идеологических и политических установок, не была должным образом нацелена на решение актуальных практических задач аграрной реформы: на сохранение и развитие имеющегося у агропромышленного комплекса ресурсного потенциала, на институциональную трансформацию и повышение эффективности хозяйств (особенно крупных) в условиях рынка, а также на решение социальных проблем развития села (2, с. 92).
Аграрная политика, осуществляемая в условиях, когда планово-распределительная система и адекватные ей командные методы государственного управления потеряли былую силу, а новые рыночные цивилизованные и социально-ориентированные косвенные методы еще не сложились, не всегда соответствовала целям и задачам аграрной реформы. Она зачастую не была адекватна социальным условиям и экономическим ресурсам, историческим закономерностям развития общества, а исходила из следующего.
Современный этап развития сельского хозяйства и АПК в России осуществляется, по словам автора, в условиях аграрной реформы, коренного институционального преобразования колхозно-совхозной системы сельского хозяйства, многообразия видов сельскохозяйственной кооперации (производственной, потребительской (обслуживающей), межфермерской, кредитной и др.) и современных форм агропромышленной интеграции. На районном, областном и республиканском уровнях АПК формируются кооперативные союзы и ассоциации, другие звенья цивилизованной кооперативной системы. Без кооперативной системы в стране «вольные» единоличные крестьянские (фермерские) хозяйства и личные подсобные хозяйства существовать и эффективно развиваться не смогут. При этом важная роль отводится крупным отраслевым и продовольственным союзам товаропроизводителей, которые должны создать условия для развития хозяйств и кооперативов, для защиты отечественных производителей и формирования отвечающей их интересам ценовой и кредитно-финансовой политики (2,с.142).
В книге С.М. Меньшикова (3), состоящей из шести глав, анализируются основные черты современного российского капитализма, раскрываются механизм и перекосы его становления, причины чрезмерной топливно-сырьевой зависимости, крайне низкой оплаты труда экономической нестабильности, технического застоя.
В первой главе автор подчеркивает, что российский капитализм наших дней базируется почти исключительно на фундаменте, построенном при планируемой экономике социалистического общества, и было бы насилием над исторической логикой считать, что новый российский капитализм 1990-х годов и начала XXI века имеет какие-то глубокие корни, связывающие его с двумя капиталистическими фазами прошлого (до 1917 г. и нэп). Вместе с тем
капитализм нэповский и капитализм конца XX века выросли в условиях глубокого экономического кризиса и жесточайшей инфляции, когда наживать капиталы на торговле и финансовых операциях было много выгоднее, чем производить товары. В обоих случаях не было нужды создавать новые предприятия, главная задача была в том, чтобы их себе подчинить и забрать у государства. Для этого не в последнюю очередь нужны были денежные капиталы, нажить которые можно было только в посреднических, спекулятивных сферах.
Вторая общая черта, роднящая нынешний капитализм с нэповским его этапом, — это его зависимость от государства и опора на него. Во времена нэпа новые капиталисты также избегали заниматься крупным производством и сосредоточивались на торговле и эксплуатации выгодных государственных концессий. Это было объяснимо: старые промышленники были лишены своих иму-ществ, по большей части эмигрировали, а капитал, возрождавшийся с введением нэпа, был по большей части слаб и нуждался в государственных заказах.
Однако для автора очевидно, что паразитическая сущность нового российского капитализма 1990-х годов проявилась еще более отчетливо, чем во времена нэпа. За последнее десятилетие не было практически построено ни одного нового крупного предприятия.
Шоковой политикой начала 1990-х годов («большевизм наоборот») сознательно разрушалась планово-распределительная инфраструктура прежней экономики и директивно, волевым путем насаждались основы частной собственности без соответствующей подготовки достаточно развитых основ рыночной инфраструктуры. Но новая система наследовала и сохранившийся материальный фундамент в виде громадного производственного потенциала, который теперь должен был служить новым хозяевам и новому строю. Именно этот материальный фундамент, созданный совсем с другой целью, превратился в основу богатства нового капиталистического класса.
Этот класс, подчеркивает автор, не возник на пустом месте, а зародился уже в порах планового хозяйства в виде деятелей теневой, или «второй», экономики и переродившейся хозяйственной элиты социалистического строя. Все это наложило неизгладимый отпечаток на новых русских капиталистов, привыкших скрывать
доходы, плести паутину коррупции, родниться с профессиональной преступностью, наживаться за счет государства.
Автор возражает тем аналитикам, которым уже не так важна история происхождения олигархических капиталов, а существенно то, что они используются якобы во благо экономики, то есть важно столь быстрое чудесное превращение бывших теневиков и спекулянтов в цивилизованных бизнесменов, живущих по нормам и правилам демократического Запада. Это утверждение, по мнению автора, имело бы какие-то логические основания в том случае, если бы обогащение меньшинства происходило на фоне общего роста уровня жизни большинства или если бы основой этого обогащения были бы технические инновации, а не спекуляции или природная рента от богатств, разработанных еще при советской власти. Но произошло прямо противоположное. Обогащение меньшинства -не за счет общего экономического роста и технического прогресса, а за счет прямого ограбления большинства.
Автор напоминает, что Россия - страна по преимуществу северная, причем такая, где огромные минеральные богатства расположены в труднодоступных районах с климатом, к которому человек плохо приспосабливается. Сомнительно, чтобы капиталистическое развитие смогло открыть эти богатства для активной эксплуатации без специального вмешательства и содействия сильного государства. Плановая экономика смогла это сделать, применяя подчас отнюдь не гуманные методы. Именно благодаря этому к концу XX столетия российская экономика приобрела ту особую структуру (преобладание топливно-сырьевых отраслей, с одной стороны, военно-ориентированного промышленного и научно-технического комплекса - с другой), которая отличает ее от большинства стран мира. «Именно эта уникальная структура делает чрезвычайно трудной адаптацию российской экономики к классической капиталистической модели и превращение страны в обычную промышленно развитую рыночную страну, ориентирующуюся на производство товаров и услуг, предназначенных для личного потребления. Экономика, в которой преобладают добывающая и тяжелая промышленность, просто не укладывается в этот стандарт» (3, с. 20).
Часть первой главы занимает статистическое исследование прибавочной стоимости. Ее абсолютные и относительные размеры
огромны и далеко не ограничиваются экспортной рентой. Российский капиталист, как правило, ориентируется на сверхбыстрое обогащение, его мало интересуют предприятия и проекты, требующие долгосрочных вложений с длительными сроками отдачи, он хочет максимума прибыли в краткосрочном аспекте. Это неизбежно порождает тенденцию к захвату высокоприбыльных ниш, к монополизму, к техническому застою.
Современный российский капитализм, отмечается в книге, унаследовал от государственного социализма чрезвычайно слабое рабочее движение, а точнее сказать, его полное отсутствие как самостоятельной силы в формировании доходов. При социализме профсоюзы были практически подчинены компартии и государству, а их положительная функция ограничивалась организацией некоторых дополнительных социальных услуг для работников (дома отдыха, пионерские лагеря, общественное питание на производстве и т.д.). С переходом на рыночные начала и эта функция была значительно урезана.
Известно, что на Западе профсоюзы сыграли огромную роль в том, что оплата рабочей силы постепенно приблизилась к ее полной стоимости. «Кроме того, профсоюзы служили массовой основой для роста социал-демократии, благодаря успехам которой в рамках капитализма было создано государство всеобщего благосостояния. Несмотря на попытки его урезать в последние десятилетия, государственная социальная сфера на Западе в основном сохраняется» (3, с. 30).
Когда государственный социализм только еще формировался, появились теории, предсказывавшие его неминуемое перерождение. Родоначальником этого направления был Л. Троцкий, считавший сталинизм курсом на бюрократическую диктатуру, которая неизбежно падет под ударами подлинно революционного рабочего движения. Идеологи IV Интернационала сохраняли веру в такой исход вплоть до последних дней горбачевского периода, полагая, что тогдашние массовые шахтерские забастовки, финансируемые и частично организуемые из США, действительно отражают грядущую пролетарскую революцию против коммунистической верхушки.
Рассуждая о причинах почему же «новый класс» выбрал все-таки капитализм, предпочтя его менеджеризму, автор отмечает, что это произошло прежде всего потому, что социалистическая идео-
логия государственной формы менеджеризма ставит жесткие пределы доходам, личным состояниям, их наследованию, власти. Элита при государственном социализме пользуется определенными привилегиями, которые ставят ее на ступень и даже несколько ступеней выше основной массы населения, однако различия между ними все же сравнительно невелики и их доходы никак не приближаются к доходам и состояниям менеджеров в капиталистическом обществе, не говоря уже о крупных частных собственниках. Главное же - эти привилегии относительно неустойчивы, они присутствуют вместе с должностью.
Процесс формирования структуры российского капитализма раскрывается во второй и третьей главах. В отличие от многих других стран, он практически сразу возникал как капитализм крупных монополистических концернов и банков.
Сдвиги, хоть и не столь быстрые, происходили и в еще значительном государственном секторе, о котором повествует третья глава. В принципе именно эта сфера является главным объектом новой экспансии олигархических групп, так как все другие доступные прибыльные части экономики ими уже захвачены ранее. При этом надо иметь в виду, отмечает автор, что, например, окончательная законодательная схема приватизации электроэнергетики была принята лишь в январе 2003 г., так что процесс дележа этой отрасли еще находится в самом начале. Но уже на этом сугубо предварительном этапе многие региональные генерирующие компании были в значительной мере скуплены концернами, заинтересованными в обеспечении дешевой электроэнергией своих предприятий.
При гипертрофированном значении крупного бизнеса роль малого и среднего предпринимательства в России непомерно мала. Преобладание монополистических и олигополистических структур не позволяет в полную силу развиться конкуренции, которая при всех присущих ей ограничениях служит мощным фактором технического прогресса в рыночной экономике. Кроме того, это тормозит развитие среднего класса и тем самым мешает преодолеть узость внутреннего рынка.
Зато гипертрофированы в России также такие сугубо негативные формы, как теневая экономика, организованная преступность, коррупция на всех уровнях государственного аппарата.
На основе анализа статистических данных автор делает вывод, что их удельный вес в экономике настолько высок и информация о происходящих здесь процессах настолько мала, что зачастую анализ и прогноз экономического роста и развития крайне затруднены не только для научного исследования, но и для практических бюджетных и других расчетов государственных органов, ведающих хозяйством и формирующих экономическую политику.
Четвертая глава посвящена анализу динамических характеристик российской экономики, вытекающих из преобладающей олигархической структуры ее капитала. Главное здесь, по мнению автора, явно заниженная в национальном доходе доля оплаты труда и чрезмерно преувеличенная доля валовой прибыли. Отсюда следует огромное неравенство в распределении личных доходов, явно недостаточная платежеспособность большинства населения сравнительно с производственными возможностями, неразвитость среднего класса, узость внутреннего рынка. Такая структура доходов предопределяет и динамику экономического развития. Сравнительно низкая доля личного потребления в валовом внутреннем продукте (ВВП) создает общий неблагоприятный фон для роста экономики. Вместе с тем лишь малая часть валовой прибыли используется для капитальных инвестиций, что также затрудняет экономический рост. В результате экономика может развиваться либо при непомерном превышении экспорта над импортом, либо при специальных стимулирующих средствах государства.
Между тем, как показано в пятой главе, экономическая политика так называемого неолиберализма играла зачастую прямо разрушительную и тормозящую роль, ориентируясь на плохо подготовленные структурные реформы, усугубляющие диспропорции экономики. В то же время государство практически отказалось от сколько-нибудь активного стимулирования экономики традиционными методами фискальной и кредитно-денежной политики. Только в самое последнее время при большом сопротивлении неолибералов в правительстве провозглашен курс на ускорение экономического роста. Но при этом мало что делается для исправления главных макроэкономических диспропорций. А без выправления этих перекосов устойчивого самоподдерживающегося роста и развития быть не может. В отдельные годы может наблюдаться ускорение, вызванное действием временных факторов, но гарантиро-
вать устойчивый пропорциональный быстрый рост экономики, не зависящий от внешних факторов, нельзя.
В шестой главе показана деградация роли России в системе мирового хозяйства, ее необычайная сырьевая зависимость, слабая конкурентоспособность обрабатывающей индустрии, превращение в периферию индустриального Запада. Вместе с тем российский рынок не стал по-настоящему привлекательной сферой для сбыта продукции западной промышленности и, например, в отличие от Китая, для иностранных инвестиций. Транснациональные связи российского капитала до самого последнего времени были слабо развиты и имели однобокий характер.
В заключительной части шестой главы подводятся итоги того, что называется инерционной системой российского капитализма, т.е. ее вращением в заколдованном кругу главных перекосов -гипертрофии топливно-сырьевых отраслей и недоразвитости внутреннего рынка вследствие массовой бедности. Здесь же предлагаются альтернативные варианты политики для выхода из этой макроэкономической ловушки.
В.С. Коновалов
2006.02.022. БУГАЙСКИ Я. ХОЛОДНЫЙ МИР: НОВЫЙ РУССКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ.
BUGAJSKI J. Cold peace: Russia's new imperialism. - Westport (Conn.): Univ. press of America, 2004. - 487 p.
Ключевые слова: проявление новых имперских амбиций в постсоветской России.
Книга американского политолога польского происхождения Януша Бугайского о «новом российском империализме» исследует новые имперские амбиции постсоветской России. Он посвящает книгу своим родителям, «выжившим в советском ГУЛАГе и дожившим до того, чтобы увидеть Польшу свободной» (с. 19). Я. Бугайски является заметной фигурой в экспертном сообществе США. Он возглавляет Восточно-Европейский проект Центра стратегических и международных исследований в Вашингтоне, а также исследования по Центральной и Южной Европе в одном из институтов госдепартамента.
