CC BY
15
2004.02.041. ХААС Ф., ШЛЁССЕР Г., ЦАЙРИНГЕР К. ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ: АВСТРИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА В ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ.
HAAS F., SCHLÖSSER H., ZEYRINGER K. Blicke von außen: Österreichische Literatur im inrernationalen Kontext. - Innsbruck: Haymon-Verlag, 2003. - 203 S.
Коллективный труд возник в ходе обмена мнениями австрийских ученых Ф. Хааса и Г. Шлёссера по поводу книги К. Цайрингера «Австрийская литература 1945-1998. Общий обзор, отдельные разделы, этапы развития» (1999), переизданной под названием «Австрийская литература после 1945 г.» (2001).
Введение и заключение оформлены как беседа трех германистов о восприятии современной литературы Австрии в Германии, Италии, Франции. Анализируя «взгляд со стороны», собеседники делают выводы о художественных нормативах австрийских писате-лей - с учетом определенных параллелей в других литературах. Интерпретируется так называемый «австрийский аутизм» (формула, предложенная в 1999 г. Ф. Хаасом) - сосредоточенность писателя на «местных», специфически австрийских явлениях, по контрасту, например, с итальянской литературой, в которой более заметны интернациональные тенденции. Если произведение австрийского писателя не имеет успеха, оно расценивается (прежде всего в Германии) как «чисто австрийское» явление, и негативное отношение к нему переносится на всю литературу, чего не происходит, как правило, в случае писателя другой страны. В Германии или во Франции написанное «своими» и австрийцами встречают по-разному: для австрийцев существует как бы особый критерий сравнения с Р. Музилем, Г. Брохом, на фоне которого их не одобряют в должной степени.
Противоположный максимализм сказывается в сакрализации австрийского писателя отечественными критиками, склонными выделять достоинства национальной манеры и создавать вокруг имени не всегда заслуженную славу. В ситуации последних лет, когда дают о себе знать националистические настроения в Австрии, беспокойство авторов книги вызывает акцентирование национального (постоянное «мы»). И хотя интеллигенция в целом не охвачена волной национализма, грань между ним и тяготением к родной почве достаточно хрупкая. Не случайно в Италии «австрийский аутизм» поняли как национализм. За пределами Австрии закономерно возник вопрос, насколько повинны в появлении
лидера крайне правых Й. Хайдера литературные круги, - создатели книги не находят такой вопрос неуместным. Они полагают, что после 1945г. сама германистика внесла определенный вклад в развитие австрийского национального сознания, обнаружившего опасные перегибы. Они касаются и изменившегося самовосприятия немецкоязычного писателя после того, как в Австрии и Швейцарии произошла культурная изоляция от Германии: теперь писатель чувствует себя австрийцем или швейцарцем, в отличие от М. Фриша и И. Бахман, связавших свое творчество с исторической судьбой Германии.
Во введении поднимается важный вопрос о роли австрийского авангарда («Венской группы») в формировании последующих литературных поколений. Аналогичное явление во Франции (группа «Улипо») и в Германии не имело столь заметного значения; в Италии авангардистские тенденции были более ощутимыми, но уже в 60-е годы приобрели скорее политическую направленность. Авторы считают, что в истории литературы трудно зафиксировать нечто «чисто австрийское» в отрыве от общей немецкоязычной эстетики; достаточно вспомнить деятельность австрийских экспрессионистов, выступавших в немецких журналах.
В первом разделе книги Ф. Хаас пишет о дебатах, которые развернулись вокруг австрийской культуры за ее пределами. Он обвиняет австрийскую прессу, придающую подчеркнуто национальную окраску событиям культурной жизни Австрии и искажающей их подлинный смысл. Излишнее восхваление австрийских писателей на родине он объясняет предвзятостью некоторых суждений об их творчестве в Германии и Швейцарии. В иноязычных же странах больше интересуются немецкой литературой с ее тематикой после 1989 г.
Ф. Хаас обращает внимание на усиливающийся в последние два десятилетия австроцентризм - страх перед возможностью некоего культурного «аншлюса» с Германией, который проявляется у многих писателей в их обращении к исключительно «австрийскому» - в частности, к критике государственной системы, что придает литературе «поверхностно-политизированный характер». Такого рода «негативный патриотизм», или «австрийский солипсизм» (с. 38), способствует, на взгляд критика, кассовому успеху произведений внутри страны, но извне воспринимается если не иронически, то с удивле-нием.
Г. Шлёссер сопоставляет позиции «извне» и «изнутри», утверждая, что каждая имеет свои «плюсы» и «минусы». «Извне» открывается целостное обозрение; «изнутри» - множество особенностей; только на
расстоянии можно увидеть лес, только вблизи - рассмотреть деревья. Свою мысль литературовед иллюстрирует ссылкой на две книги. Первая - труд итальянского ученого К. Магриса «Габсбургский миф в австрийской литературе» (1963), где творчество всех австрийских писателей после 1918 г. представлено как ностальгия по «габсбургскому» - по жизненному воплощению единой духовной культуры, ослабевавшему вместе с империей Габсбургов. Вторая - книга немецкого германиста У. Грейнера «Смерть бабьего лета» (1979), уже в названии которой звучит приговор австрийской литературе послевоенного этапа - ее отстраненности от действительности противопоставляется активное состояние немецкой литературы. Г. Шлёссер передает опровержение этих оценок, выдвинутое австрийской критикой (В. Вейс, В. Шмидт-Денглер, К. Цайрингер), усматривающей гораздо большую содержательность, противоречивость и сложность обсуждаемого материала. Однако он не исключает и ценности взгляда со стороны. Для понимания истинного положения вещей он считает идеальным объединение обеих позиций.
К. Цайрингер говорит о социальном пространстве, в котором существует австрийская литература в настоящее время. Используя термин французского социолога П. Бурдье «литературное поле», критик выявляет на примере Австрии «плотную социальную почву» (с. 44) творческой сферы, неизменную зависимость ее от политики, экономики - от государства. В силу этой зависимости искусство не является исключительно эстетическим феноменом: новые творческие идеи, теории, школы имеют целью отвоевать для искусства место среди государственных механизмов. К. Цайрингер делает вывод, что наука об искусстве имеет право на существование лишь при условии абсолютно объективного подхода к каждому автору, с учетом всех объективных факторов, в которых протекает творческий процесс.
Следующий раздел книги освещает реакцию авторов на творчество представителей австрийской литературы послевоенных и особенно последних десятилетий. Г. Шлёссер пишет о сложных австро-германских отношениях. Особая близость с Германией, прежде всего языковая и культурная, как раз и стала причиной австрийского стремления «обособиться», не раствориться в немецкоязычном пространстве. Некогда Австрия составляла важнейшую часть «немецкого», о чем свидетельствует, например, поэтическая антология «Германия», вышедшая во Франкфурте в 2002 г. Ныне австрийцы недовольны, что созданное в их стране относят к немецкой культуре. Г. Шлёссер касается распространенного в
Германии предубеждения против Австрии как родины Гитлера. Но ее признают и первой жертвой Гитлера, притом что лучшие произведения австрийской литературы («Вена» Э. Яндля, «Площадь героев» Т. Бернхарда) не позволяют забыть о восторженном приеме, оказанном здесь Гитлеру в 1938 г. Немецкие средства массовой информации имеют основание делать акцент на том, что Австрия переживает новый натиск национализма, тогда как Германия полностью очистилась от нацистского прошлого; впрочем, раздаются голоса, что тот же упрек можно адресовать и Франции, где появился Ле Пен. Некоторые выдающиеся австрийские писатели в ответ на особый интерес немецкой критики к их политическим взглядам считают своим долгом прямо их выразить. Так, Р. Менассе подчеркивает политический замысел своего сборника «Объясни мне, Австрия», перефразируя поэтическую строку И. Бахман «Объясни мне, Любовь...» В немецких издательствах с 2001 г. появился своего рода жанр «австрийская эссеистика». Однако у такого мастера, как Й. Хаслингер, очевиден интерес к политическим событиям и в других уголках мира. В творчестве же Э. Елинек налицо обращение к совсем иным сторонам жизни, волнующим мир, а политическое всплывает лишь в связи с австрийской действительностью, вследствие чего в Германии сделали вывод, что «Елинек возможна только в Австрии» (с. 77). Присуждение ей премии Бюхнера вызвало там неодобрение и новое неудовольствие по поводу всей современной австрийской литературы.
Специфически австрийское явление видят и в авангарде - страсть к экзотике и эксперименту. До недавнего времени это направление действительно поддерживалось в Австрии всей культурной политикой, было официально признанным. Сегодня же, когда технику авангарда частично переработала массовая литература, а его приверженцы нередко пишут оды и сонеты, оно фактически утратило свою «особость». Между тем авангардистские приемы оказались усвоены и немецкими поэтами -Х. М. Энценсбергером, П. Рюмкопфом.
«Драмолетты» (минидрамы) сатирического содержания, принадлежащие Т. Бернхарду, В. Кофлеру, А. Фиану, вызвав острую реакцию на родине, не привлекли внимания немецких читателей, которым непонятны обстоятельства и типы, выведенные в этой новейшей литературной форме. Гораздо больший успех имеют в Германии отдельные произведения К. Рансмайра, Р. Шнейдера, развлекательно-криминальные романы В. Хааса; П. Хандке с его популярностью политического писателя уступает автору бестселлеров Й. М. Зиммелю.
К. Цайрингер характеризует «взгляд из Франции», где имена современных австрийских писателей известны в основном узкому кругу филологов. А тем, кто получил здесь признание, предъявляют упрек в недостаточной актуальности. Французский германист Ж. Ле Риде объясняет ситуацию некоторым разочарованием в ранее высокоценимой австрийской литературе, а также неудовлетворен-ностью тем, что в период окрепшего национализма она не выдвинула ни одного диссидента, не призвала интеллигенцию к массовой эмиграции.
Исходя из публикаций во французской печати, К. Цайрингер заключает, что на сегодняшний день образ Австрии, вложенный в понятие «габсбургский миф», воспринимается исключительно негативно; с ним связывают или только Альпы, роскошное барокко и вальс, или «вечнокоричневый колорит» (с. 102). Культурная общественность Франции переживает «австрийскую амнезию» (с. 109), забывая о замечательных австрийских мастерах, представленных в журнале «Европа» (основан Р. Ролланом в 1923 г.), равно как и в проявлении неонацизма у себя дома. Такая необъективность выразилась и в охлаждении к самому немецкому языку, который еще недавно ценили как язык большой литературы. Ж.-П. Лефевр, переводчик и германист, высказал мнение, что молодое поколение немецкоязычных писателей (и из Германии тоже) утратило особое «германское излучение» (с. 102). Даже среди германистов все более утверждается идея австрийской «биполярности», «другой Австрии» (с. 112). Если в 1985 г. Ж.-М. Валентен дал австрийской литературе определение «прибежища гуманизма и мировой целостности» (с. 112), то в 1991 г. Ле Риде назвал характерной ее особенностью «кризис самотождественности» (с. 112). Возникло противопоставление Австрии «подлинной» и активно теснящей ее Австрии «реальной» (с. 113). Все реже встречаются в печати частые прежде ссылки на авторов венского модерна, а самым «читаемым» из австрийских писателей остается С. Цвейг.
Суждения об австрийской литературе в современной Франции К. Цайрингер во многом объясняет иным «литературным полем» этой страны. Во французской литературной сфере с уходом Р. Барта, Ж.-П. Сартра, М. Фуко, Л. Арагона исчезли теоретические и политические проблемы; новых авторов притягивает формализм и импрессионизм, «возвращение к Я» (с. 111). Поэтому именно здесь австрийский авангард, не избежавший критики в самой Австрии, получает положительную оценку только как сопротивление традиционному. Сравнивая литературные дебаты, проходившие в двух странах, можно констатировать, что
появление французского «нового романа» вызвало вопрос о художественных критериях повествования на тридцать лет раньше. Французы видят смысл возрождения исторического жанра в воссоздании экзотики прошлого, а в Австрии же исторический сюжет - это, как правило, годы нацизма или другие примеры тоталитарной действительности. Здесь богатым источником сюжетов становятся мифы, особенно античные, из которых черпают символику и архетипы для передачи вневременных образов. Французская же беллетристика в последнее время более всего занимается интимной стороной жизни; в моде отождествление героя с автором, особенно героини с автором-женщиной. У австрийских писательниц (Э. Елинек, Э. Рейхарт) сексуальность подается несколько иначе - как метафора власти мужчины над женщиной, вскрывающая психологические и социальные трудности женской судьбы; частая тема - надломленная личность женщины и попытка самоидентификации. Французская и австрийская литературы, подытоживает К. Цайрингер, имея много общего, тем не менее сильно расходятся.
Обращаясь к восприятию австрийской литературы в Италии, Ф. Хаас подчеркивает, что там она представлена в основном «старыми» именами: Ф. Кафка, Р. Музиль, А. Шнитцлер, Й. Рот; из авторов послевоенного времени некоторую известность приобрел Э. Канетти. Для массы итальянцев современная Австрия - это телесериал «Комиссар Рекс». Среди признанных зарубежных писателей, как, например, М. Кундера, нет ни Т. Бернхарда, ни И. Бахман. Отношение к австрийской культуре в Италии всегда было неровным. В первые десятилетия ХХ в. венский модерн рассматривали в свете художественного канона, сложившегося под влиянием творчества д'Аннунцио и идей Б. Кроче; его неприятие продолжалось и в годы фашизма, когда началось гонение на «новые» течения, хотя и не сравнимое с тем, что было в Германии. При этом вплоть до военных лет в книжных магазинах можно было найти сочинения Кафки и Цвейга - австрийцев еврейского происхождения. Еще более интенсивно переводили Кафку, как и Музиля, в 50-е годы, однако воздать должное литературе модернизма мешало господство эстетических идей, шедших от идеализма Кроче, с одной стороны, и от догматически-марксистской концепции «народного» искусства - с другой, которую приписывали А. Грамши.
В послевоенный период важную роль для знакомства с литературой Австрии сыграла итальянская германистика. Книга К. Магриса, хотя и сводила творчество австрийских писателей к «габсбургскому мифу»,
тем не менее открыла много неизвестных прежде фигур. В «Истории немецкой литературы» Л. Миттнера были аналитически рассмотрены этапы становления австрийской литературы. Крупнейшее издательство «Адельфи» длительное время выпускало произведения Канетти, Бахман, Бернхарда. Современной австрийской литературе отводится серьезное место в университетском преподавании.
Но широкий круг итальянцев в последние два десятилетия гораздо больше интересует политическая ситуация в Австрии. Большой успех приобрел труд Р. Гацолла и Г.Э. Рискони «Феномен Австрии» (1989), где исследованы исторические корни нынешней политической жизни страны, и перевод книги Ч. Силфилда «Австрия какова она есть» (1955). Реакция на возвышение Й. Хайдера весной 2000 г. нашла выражение в вышедшей тогда же книге А. Пиерони «Несчастная Австрия. Величие и падение милой Вены от Габсбургов к Хайдеру». Австрийскую интеллигенцию видят в изоляции от родины, считая ее возможным убежищем Берлин. Актуальные политические дискуссии, которые проходят в Австрии, не получают освещения.
Ф. Хаас напоминает, что первое австрийское культурное представительство в Риме было открыто в 1881 г. Францем Иосифом и что на территории, подаренной фашистской Италией Австрии в 1937 г. специально для культурных контактов, помещается самая большая из зарубежных австрийских библиотек (80 тыс. томов). Однако культурная жизнь современной Австрии не находит в Италии должного отклика. Без внимания остались гастроли Бургтеатра; оценить смогли только музыкальный ансамбль - и даже сверх меры - в соответствии с общепринятым клише: Австрия - страна вальса. «Негабсбургская» и неполитизированная страна художников для Италии остается незримой.
Ф. Хаас, однако, разделяет сделанное в самой Австрии наблюдение, что каждый ее художник и сегодня невольно обязан «габсбургскому» (с. 156), потому что его «негативный патриотизм», «австрийский солипсизм», косвенно вызван исчезновением того особого облика страны, который К. Краус назвал «наше повседневное барокко». Этот вариант патриотизма стал традиционным начиная с Венской группы, сделался новым художественным каноном, которого не приемлет «взгляд извне».
В Италии высок авторитет писателей, обращающихся к исторической тематике давнего прошлого (яркий пример - У. Эко); высок спрос на романы, отражающие конкретно-текущую повседневность, крими-
нальную жизнь. В австрийской литературе не просматривается ни одна из этих тенденций, поэтому ей трудно рассчитывать здесь на успех.
В заключительной беседе трех авторов реферируемой книги подводятся итоги. Акцентируется проблематичность культурных отношений Австрии и Германии; подчеркивается, что в Германии интерес к австрийскому был значительно ослаблен внутренними сложностями, возникшими после объединения в 1989 г.; как примечательный факт упоминается появившееся в немецкой литературе стремление к «американизации», к развлекательности; затрагивается вопрос о соотношении популярного и авангардистского, более характерного для австрийской литературы, что делает ее излишне серьезной на фоне проблематики литературы в Германии.
Д.Л. Чавчанидзе
