CC BY
13
2002.03.038-040. КЛАУС ЦАЙРИНГЕР ОБ АВСТРИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И КУЛЬТУРЕ (Сводный реферат).
2002.03.038. ЦАЙРИНГЕР К. СОКРОВЕННОЕ И ОБЩЕСТВЕННОЕ. АВСТРИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА 80-Х ГОДОВ.
ZEYRINGER K. Innerlichkeit und Öffentlichkeit: Österreichische Literatur der 80-er Jahre. - Tübingen: Francke Verlag, 1992. — 305 S.
2002.03.039. ЦАЙРИНГЕР К. АВСТРИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА 19451998: ОЧЕРКИ, СРЕЗЫ, ВЕХИ.
ZEYRINGER K. Österreichische Literatur 1945-1998: Überblicke, Einschnitte, Wegmarken. - Innsbruck: Haymon, 1999. - 640 S.; 2.Aufl: 2001. -656 S.
2002.03.040. ЦАЙРИНГЕР К. АМБИВАЛЕНТНОСТЬ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ: БОЛЬШИЕ И МАЛЫЕ РАССКАЗЫ.
ZEYRINGER K. Ambivalenz des kulturellen Erbes: die grossen und die kleinen Erzahlungen // Ambivalenz des kulturellen Erbes, Vielfachkodierung des historischen Gedächtnisses — Paradigma: Österreich / Hrsg. Csaky M., Zeyringer K. - Innsbruck etc.: Studien Verl., 2000. -S.10-35
Клаус Цайрингер (род. 1953, в Граце) - одна из наиболее заметных фигур в современном австрийском литературоведении, профессор, декан отделения германистики Католического университета в Анже (Франция), автор статей и монографий по истории немецкой и австрийской литератур XIII-XX вв. Совместно со своими коллегами В. Шмидт-Денглером и Й. Зоннлейтнером активно работает над созданием новой концепции истории австрийской литературы, в основе которой - принципы открытости, деканонизации, освобождения от предвзятых, заранее заданных формул, ориентация на изучение реалий культурно-исторического контекста. В этом обзоре рассмотрены две наиболее крупные литературоведческие работы К. Цайрингера, а также сборник культурологических статей различных авторов, вышедший под его редакцией и предваренной статьей, в которой он, совместно с историком Морицем Чсеки, изложил общую концепцию книги.
Исследование австрийской литературы 1980-х годов К. Цайрингер начинает с попытки определить, можно ли говорить о самостоятельном существовании австрийской литературы (т. е. выделять ее из общей массы литератур немецкоязычных стран) и приходит к выводу, что раз существует различие между австрийской и немецкой действительностью, как прошлой, так и настоящей, значит, существует и различие между австрийской и немецкой литературой. Он подробно анализирует факторы
австрийской жизни послевоенного времени, оказавшие, по мнению, непосредственное влияние на австрийскую литературу, и прежде всего сильное вмешательство государства в культурную жизнь страны. Культура воспринимается государством как основа, на которой строится официальная австрийская идеология, призванная формировать и самосознание австрийцев как нации, и "экспортный" имидж Австрии, направленный на привлечение в страну иностранных туристов, от которых в значительной мере зависит австрийская экономика. В соответствии с этой позицией формируется официальный канон австрийской литературы, аполитичный, эстетский, ориентированный на вечные ценности, не отражающий реальное положение вещей. Свою цель Цайрингер видит в том, чтобы доказать существование австрийской литературы, социально-ориентированной, укорененной в реальности, вскрывающей ее сложные противоречия австрийской литературы.
Важным внешним фактором влияния на литературу Австрии исследователь считает сложный комплекс окололитературных реалий, основанный на экономических взаимоотношениях и именуемый автором "ЬИегаШгЪеМеЪ", можно перевести как "литературное производство". Среди наиболее характерных его особенностей, анализируемых подробно с привлечением фактических и статистических данных, автор отмечает ограниченность и узость австрийского книжного рынка по сравнению с аналогичным рынком в ФРГ, маленькие тиражи, отсутствие интереса у читателей к художественной и особенно к современной литературе, в результате - довольно плачевное экономическое положение писателей, вынужденных ориентироваться на премии и субсидии, выдаваемые государством, а также на "поставленный на широкую ногу" книжный рынок ФРГ (большинство австрийских авторов печатается именно там). Исследователь считает положение писателей в Австрии двусмысленным. С одной стороны, они находятся внутри этого круговорота и вынуждены принимать его условия, в противном случае у них не будет доступа к читателю, с другой - они не могут не относится к нему критически в силу специфики своего призвания. Тема взаимоотношений писателя и реалий "литературного производства" сегодня один из аспектов традиционной для немецкоязычной литературы темы "художник и общество". Среди парадоксов, порожденных механизмами "литературного производства", Цайрингер называет приоритет «раскрученных имен»: важно не качество текста, а имя и биография его автора. Публика покупает всегда "нового Хандке", а не его новый роман. Составляются рейтинги наиболее популярных авторов, а затем и антирейтинги, по законам рынка антиреклама
становится рекламой. Исследователь пишет о нескольких литературных мистификациях 1980-х годов, когда авторы, регулярно получавшие отказ в издательствах, завоевывали шумное признание и популярность после того, как предлагали издателям сфабрикованные на скорую руку тривиальные тексты под вымышленными загадочными именами с вымышленными, загадочными биографиями.
Редакторский отдел издательств - единственно возможный "вход" в "литературное производство". Редактор, по сути, первый общественный читатель произведения -факт обычно, как замечает исследователь, не учитываемый литературоведами. Цайрингер подсчитал, что из всей массы поступающих в издательства рукописей прочитывается лишь 20%, менее 1% отбирается для публикации, все остальное - отсеивается и не попадает в "литературное производство", а значит, не существует, хотя потенциально это тоже литература, авторам которой не повезло. Процесс формирования литературного канона исследователь представляет в виде своеобразного круговорота, выделяя в нем три основные вехи: из выбранных редактором произведений (1) затем выбирают критики (2), а из выбранного критиками выбирают литературоведы-германисты (3), у которых получают образование будущие редакторы. Таким образом, круг замыкается. Основа формируемого канона — весьма размытые, основанные на субъективных чувствах и индивидуальных пристрастиях критерии - доказывая это Цайрингер приводит результаты опросов редакторов различных австрийских издательств. Наибольшее влияние на формирование канона оказывает ориентация на литературу, признанную классикой. Среди писателей прошлого эталоном служат в первую очередь А. Штифтер и Ф. Грильпарцер, а среди современных - Т. Бернхард и П. Хандке. Не малую роль при отборе произведений в издательствах играет предполагаемый коммерческий успех — расчет на вкусы читателей и потребности рынка. По этой причине в Австрии значительно возросло число публикаций малых литературных форм и резко сократились объемы публикуемых романов: небольшие произведения легче издавать и читать, они лучше раскупаются.
Характеризуя непосредственно австрийскую литературу 1980-х, Цайрингер выделяет главную, по его мнению тенденцию, явную практически во всех произведениях австрийских авторов этого периода: переход от господствовавшего с середины 70-х "нового субъективизма" к «открытости вовне», усилению критичности, социальной направленности текстов, к активному восприятию и изображению не только внутреннего, но и внешнего мира, к поиску нового языка, новых, захватывающих сю-
жетов и мифов. Причины такой кардинальной смены общего настроя в австрийской литературе он находит во внутриполитической жизни Австрии: до того внешне спокойная и благополучная страна вдруг взрывается целой серией громких политических и общественных скандалов. Читателей перестает интересовать мир, сведенный, как пишет автор, к "путешествию вокруг собственного носа". Возникает спрос на события, приключения, интеллектуальные загадки и развлечения.
Далее Цайрингер переходит к анализу отдельных литературных произведений, сгруппировав их по темам. Центральная среди них: тема Австрии и австрийцев времен австрофашизма, аншлюса и Второй мировой войны, а также отражение этого периода на современной жизни страны, именно в том времени кроются первопричины общественных катаклизмов, потрясших страну в 80-е годы. Всего в книге проанализировано около 70 текстов различных авторов, так или иначе ставящих проблемы прошлого и расчета с ним. Особое внимание исследователь уделяет поиску писателями нового, адекватного языка, адекватного для достоверной, почти документальной передачи изображаемого, и пишет о смысловой важности таких "технических" приемов, как монтаж и цитирование, смена повествовательных перспектив. Он приходит к выводу, что тема расчета с прошлым, характерная для литературы ФРГ первых послевоенных десятилетий, в австрийской литературе начинает играть заметную роль лишь со второй половины 1980-х.
Отдельные главы в книге посвящены литературе о детях и детстве, а также о женской литературе, расцвет которой пришелся именно на 80-е годы. Однако в основе и этой литературы — проблема прошлого и расчета с ним.
Особое внимание Цайрингер уделяет характерным для 1980-х темам — противопоставленного обществу аутсайдера, важной для Австрии теме туризма, истинного и превратившегося в китч, и связанной с ним теме взаимоотношений человека и природы, а также теме смерти и тенденции к ее воплощению в жанре пародии.
Свойственный литературе 1980-х (и не только австрийской) интерес к мифам исследователь объясняет прежде всего тем, что они дают богатый сюжетный материал, позволяют рассказывать истории, выходить за узкие рамки маленькой страны и доморощенных проблем в иные миры, в макрокосмос, в другую реальность, в том числе и языковую. Свойственные мифологической реальности метаморфозы Цайрингер считает типологически наиболее характерными для австрийской литературы, и шире - национального, австрийского мироощущения. Примери-
вание различных ролей, смена масок, функций, слом и отказ от твердых норм и переход к зыбким, переход из одного состояния в другое - социального или внутреннего, когда "ничто и никто не есть то, что он есть, или по крайней мере, есть одновременно все сразу" - именно эти заимствованные у мифологии черты исследователь считает наиболее характерными, отвечая на вопрос, что же все-таки объединяет австрийскую литературу 80-х годов при всем ее разнообразии и многоплановости.
«Австрийская литература 1945-1998: очерки, срезы, вехи»(02) охватывает более широкий историко-литературный период. Автор отдает предпочтение "открытому подходу" к истории литературы, не признающему раз и навсегда определенного свода правил и критериев отбора, и выступает за их постоянную коррекцию - в соответствии с постоянно меняющимся контекстом, культурной средой, в которой создается литература, и формируется понятие литературного произведения. С этих позиций он рассматривает и другой, существенный для австрийской германистики вопрос об определении основных черт и признаков австрийской литературы как самостоятельного явления. Он считает, что ее многообразие нельзя свести к одной универсальной формуле или четко определенному списку универсальных характеристик и призывает к анализу и изучению причин, эти характеристики формирующих и заставляющих их меняться. Особое внимание он уделяет вопросу разграничения австрийской и немецкой литератур, исследуя своеобразие социо-культурных реалий и исторических путей этих стран, следствием которого стало формирование разницы в менталитете, в национальном самосознании немцев и австрийцев. Пытаясь дать наиболее адекватное, с его точки зрения, определение австрийской литературы, он заявляет, что видит ее "не как "национальную литературу" (т.е. некое понятие, неизбежно отягченное субъективными эмоциями и используемое в идеологических целях, определить смысл которого проблематично), но «как рамки, установленные для изучения взаимоотношений текстов и контекстов, как литературно-историческое поле, которое необходимо исследовать с культурологических, социально-исторических, искусствоведческих и литературоведческих позиций"(с.58)
Следуя этой логике, исследователь во втором разделе книги характеризует основные составляющие окололитературного контекста в Австрии, начиная с 1945 г., по сути повторяя сказанное в предыдущей книге, лаконичнее и менее эмоционально. Здесь есть глава об истории книгоиздательства в Австрии с анализом его специфических особенностей, характеристика современного положения австрийских издательств и их
издательской политики. В отдельной главе рассмотрена история двух крупнейших писательских организаций Австрии - ПЕН-клуба и ГАФа ("Грацское объединение авторов").
Далее (третий раздел) автор характеризует австрийскую литературу за последние пять десятилетий, выявляя ее основные тенденции, темы, важнейшие художественные произведения, литературные манифесте и наиболее ярких писателей. К.Цайрингер отдает приоритет остропроблемным произведениям, создающим сложные, амбивалентные художественные миры, ломающим, по его выражению, "гладкие фасады", показывающим скрывающиеся за ними трещины, разрывы и смещения в сознании, мировоззрении, картинах внешнего и внутреннего мира. По этой причине творчество литературного истеблишмента, сконцентрированного вокруг консервативно-номенклатурного ПЕН-клуба, исследователь практически не затрагивает, считая его целью - выполнение своего рода идеологического заказа по созданию "гладкопричесанного" имиджа Австрии и австрийцев, их «экспортного варианта». Он отмечает возникновение в первые же послевоенные годы двух основных векторов австрийской литературы, существующих до сих пор. Первый - официально признанная, консервативная литература, «аристократическая», эстетизиро-ванная, не без мистических веяний. Второй - критически настроенная, «прогрессивная» (по определению исследователя), социально ангажированная, использующая различные новаторские, вплоть до радикальных, литературные приемы. При этом исследователь признает некоторую условность разграничения этих двух направлений. С конца 1950-х, второй, "прогрессивный", вектор разделяется на два параллельных потока: произведения, сохраняющие в основе своей традиционную повествователь-ность, но открытые новаторским приемам и технике, и «радикальный авангард», чей бум происходит в конце 1960-х — начале 1970-х годов (наиболее ярко он проявился в поэзии и драме).
К.Цайрингер исследует «всплеск» деконструктивизма и экспериментальной литературы во второй половине 1960-х; первые произведения женской литературы, представленные Марлен Хаусхофер, Ингеборг Бахман и Барбарой Фришмут в конце 1960-х — начале 70-х. Он пишет о трех этапах в авангардной поэзии; о возникновении в первой половине 70-х течения "нового реализма", по сути представляющего симбиоз натурализма и соцреализма; о жанре антипочвенического романа; анализирует литературное течение — "новый субъективизм", рост числа автобиографических повествований и связанную с этим проблему художественной передачи воспоминаний; уделяет внимание истории драмы и в част-
ности развитию жанра "шок-театра" в 1970-е годы; выявляет усиление политической тематики в 1980-е; сосредоточенность на теме расчета с не искупленным прошлым; расцвет женской прозы и связанной с ней темы выяснения взаимоотношений с матерью, центральной для большинства книг авторов-женщин; отмечает кризис большинства из перечисленных тенденций в конце 1980-х, возникновение интереса к сюжету, приключениям и путешествиям в иные - временные и пространственные - миры, а в 1990-е - примеивание различных возможностей, ролей, мифов, тягу к лейтмотиву превращения, созданию модульных, взаимозаменяемых повествовательных конструкций, допускающих вариативность, подчеркивающих отсутствие твердой опоры, зыбкость и неустойчивость всей системы повествования.
При этом он часто обращается к творчеству двух крупнейших писателей австрийской послевоенной литературы — Томасу Бернхарду и Петеру Хандке, анализирует их эстетические позиции, созданные ими произведения, прослеживает влияние их творчества на формирование или усиление различных тенденций, тем, жанров, полемики в общем потоке австрийской литературы. Вышедшие в 1986-м году романы - "Повторения" П. Хандке ("Wiederholung") и "Изничтожения" ("Aus^schung") Т. Бернхарда исследователь рассматривает как образцы мастерского воплощения противоположных друг другу типов мировоззрения и эстетический концепций.
Выявляя многоликость и многогранность послевоенной австрийской литературы, К.Цайрингер вновь подчеркивает условность попыток создания каких бы то ни было ее окончательных схем и моделей. Принципов, по которым произведения объединяются и противопоставляются друг другу, бесчисленное множество. Тем не менее выбранная автором трехвекторная модель (почвенический традиционализм, критический реализм и авангард) позволяет ясно представить основные тенденции, течения и повороты в общем потоке послевоенной австрийской литературы, кажущемся на первый взгляд хаотичным и спонтанным. Другой используемый им принцип: анализ большинства произведений по критерию отношения их автора к роли и возможностям повествования (в зависимости от эстетических воззрений писателя оно может носить организующий, созидательный или разрушительный, деконструктивистский характер, показывать зыбкость или, наоборот, незыблемость основ бытия). Именно таков путь к определению «главного литературного потока» того или иного периода.
В разделе книги — "Сегменты", содержащим статьи К.Цайрингера о современной австрийской литературе, опубликованные ранее в различных сборниках и журналах, особый интерес представляет глава об излюбленной исследователем (и для постмодернизмом) проблеме нового литературного языка, вскрывающего закоснелые, пустые, выхолощенные языковые формулы, стандартизирующие и структурирующие жизненное пространство современного мира, доводящие существование в нем до автоматизма. В этой связи рассматриваются раннее творчество П. Хандке и романы Алоиса Брандштеттера "По вине почтальонов" ("Zu Lasten der Postüager", 1974) и Х. К. Артманна "Новости с севера и юга" ("Nachrichten aus Nord und Sbd", 1978).
Далее исследователь концентрируется на австрийской словесности 90-х годов ХХ в., рассматривая лирику, прозу и драму. Если в предыдущих главах автор занимал несколько дистанцированную позицию, позволяющую отобрать в общем потоке наиболее значимые события и явления, то теперь он рассматривает ситуацию изнутри, стремясь сделать обзор как можно более доскональным и подробным, о чем свидетельствует и тот факт, что по объему эта часть работы равна всей предыдущей. Центральным "окололитературным" событием 1990-х годов, активизировавшим австрийскую словесность, он считает Франкфуртскую книжную ярмарку 1995 г., главной темой которой была объявлена австрийская литература. Среди наиболее значимых прозаических произведений этого периода он выделяет романы Р. Шинделя "Уроженец" ("Gefortig", 1992), Ф. Майрекер "Урок" ("Lection", 1994), Р. Шротта "finis terrae" (1995), и кроме того анализирует творчество В. Кофлера, называя его одним из самых радикальных и важных австрийских писателей 90-х годов, а также проект В. Гронда по созданию "трансиндивидуального романа" "Гронд Абсолют Гомер" (1995), в котором принимали участие более 20 авторов. При всем многообразии и непохожести этих и других произведений их объединяют такие, часто повторяемые им характеристики, как сложное переплетение сюжетных линий, символов, аллюзий и мотивов, ироническая дистанция, карнавальность, сломы и смещения в повествовании, перетасовка ролей и возможностей, многослойность и многозначность текстов, "подводные течения" и "подпольные ходы", многоголосье, частая смена повествовательных перспектив, ярко выраженная зыбкость, неустойчивость, двусмысленность всего изображаемого. Для автора эти признаки — критерии высокой оценки произведения. По сути они дают представление об общем характере австрийской литературы 90-х годов -по крайней мере довольно значительной ее части.
На этом фоне довольно отчетлива другая тенденция современной австрийской литературы - "новый маньеризм". К.Цайрингер дает ему однозначно отрицательную оценку. Основа новоманьеристских произведений — искусная, хорошо подогнанная компиляция актуальных тем и ставших модными постмодернистских приемов, выхолощенных, профанированных и служащих для построения поверхностных повествований, за причудливым и на первый взгляд сложным рельефом которых скрывается пустота. Среди основных признаков этих текстов исследователь называет избыточный пафос, мелодраматичность, позерство, обилие языковых штампов и главное - отсутствие самоиронии и иронической дистанции к изображаемому. В качестве примеров он приводит тексты уже хорошо известных к началу 90-х годов авторов, романы "Телемах" (1995) и "Калипсо" (1997) М. Кельмайра, "Сдвиг" ("Schubumkehr", 1995) Р. Ме-нассе, "Болезнь Китахары" ("Morbus Kitahara", 1995) К. Рансмайра, "Оперный бал" ("Opernball", 1995) Й. Хаслингера, а также произведения авторов-дебютантов - романы Р. Шнайдера "Сестра сна" ("Schlafes Bruder", 1992), А. Гайгера "Маленькая школа катания на карусели" ("Kleine Schule des Karusselfahrens", 1997), сборник прозы Францобеля "Травяной поток" ("Die Krautflut", 1995). На основе подробного разбора сверхпопулярного в 1990-е годы романа Р. Шнайдера "Сестра сна" (1992), К.Цайрингер рассматривает феномен бестселлера в современной (в частности австрийской) культуре и показывает основные ходы и "безошибочные" приемы, с помощью которых автору удается завоевать популярность и ввести в заблуждение критиков и рецензентов.
Книга позволяет составить довольно полное и систематизированное представление об австрийской литературе второй половины 20-го века. Делая скидку на неизбежную долю субъективизма в приоритетах и оценках, ее тем не менее можно назвать энциклопедией литературной жизни Австрии новейшего периода.
Статья К.Цайрингера и М.Чсеки "Амбивалентность культурного наследия: большие и малые рассказы" (03) возникла в результате критического переосмысления постмодернистских концепций нарратологии, текстуальности, метарассказа и др. и содержит теоретическую разработку для изучения феномена австрийской культуры и австрийской литературы как одного из наиболее ярких ее проявлений.
Согласно этой теории, культура, ее коды, нормы, символы, воспринимаются и интерпретируются людьми в виде линейно выстроенных, подчиненных пространственно-временной логике повествований - не обязательно словесных, часто представленных в виде цепочек зрительных образов. Эти мик-
ро-рассказы, микро-дискурсы, или, как называет их сам автор, скрипты, выступают в роли первоначальных нарративных единиц, связывающих человека с культурным наследием. Они формируются в поле общественных и индивидуальных влияний, высказываются сознательно или бессознательно и, в конечном счете, складываются в макро-дискурс, или мета-рассказ, той или иной группы, сообщества, нации, с помощью которого она упорядочивает свое прошлое, вносит ясность в свою историю, определяет свою идентичность. Но проблема заключается в том, что подобные мета-рассказы не отражают реального положения вещей, так как на самом деле культурное наследие является сложным переплетением, полем, тканью, сотканной из множества взаимо-влияющих друг на друга, часто противоположных, порой взаимоисключающих, но тем не менее парадоксальным образом сосуществующих дискурсов (лучше всего это ощущение передано в романе Т. Бернхарда "Изничтожение"). Признание амбивалентности, многополярности культурного наследия, изучение самой системы его кодов, символов, норм и различных возможностей их интерпретации, а также причин возникновения этих различий и входит, по мнению исследователей, в задачу историка, культуролога, литературоведа. В применении к Австрии и странам, когда-то входившим в состав Габсбургской империи, в качестве примера названы несколько проблем, которые следовало бы изучить в первую очередь: насколько понятие Габсбургской монархии было связано в этих странах со стереотипами господства и власти, чьим интересам служит так называемый "габсбургский миф", каковы его связи с понятием "внутреннего колониализма", насколько принцип мультикультурности государства влияет на формирование чувства обособленности и ведет к неприятию чуждого, насколько верно утверждение о том, что внутреннее многообразие и плюрализм может вызвать стремление к более тщательному почитанию традиций и др. Ответы на эти и подобные им вопросы могли бы внести значительный вклад в развитие теории культуры многонациональных сообществ.
А.В. Плахина
