CC BY
31
ЛОГИКА И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
2003.04.009. СУБЪЕКТ, ПОЗНАНИЕ, ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ: К 70-ЛЕТИЮ В.А.ЛЕКТОРСКОГО. - М.: Канон: Реабилитация, 2002. -720 с.
Книга посвящена творчеству члена-корреспондента РАН Владислава Александровича Лекторского по случаю его юбилея. Она состоит из пяти разделов (35 статей), и референт сожалеет, что в силу ограниченности объема реферата он не может полностью представить все содержание книги1.
В предисловии И.Т.Касавина отмечается, что западная традиция чествования живущих ныне философов постепенно становится этическим стандартом и в нашем сообществе, где приходит понимание того, что «уважение к другой творческой личности есть одновременно и уважение к самому себе» (с.9).
В первом разделе «Философия и личность» помещена запись беседы В.А.Лекторского с Л.Н.Митрохиным. В их диалоге прослеживается творческий путь юбиляра. Дается характеристика академика М.Б.Митина как «главного бриллианта в короне догматизма» (с.53). Ответом В.А.Лекторского на очередной виток «закручивания партийных гаек» было творчество: «Я понял, что главное, что я могу сделать в этой ситуации, - это писать новую книгу. Так в 1980 г. появилась моя новая книга "Субъект, объект, познание"» (с.61). В конце беседы собеседники согласились, что, хотя их годы творчества и пришлись на «свинцовое время» партократии, в глубине души они никогда не подвергали сомнению «историческую обоснованность коммунистического идеала» (с.71). «Правда, возможность скорого построения коммунизма в нашей стране, как нам обещали официальные идеологи, - заметил В.А.Лекторский, -
1 Именно так. - Ред.
вызывала большие сомнения. Но мы не сомневались в возможности и необходимости обновленного гуманного социализма в духе пражских реформаторов 1968 г.» (с.72).
В статьях Д.Бакхарста, А.Ф.Зотова, Е.Л.Чертковой анализируются основные идеи работ Лекторского в контексте развития отечественной и мировой философской мысли. Авторы показывают, что советская философия никогда не являлась закрытой и что марксистская программа исследований давала возможность творческого развития многих классических философских тем. Отечественная философия следовала в русле европейской философской мысли, хотя нередко довольно критично относилась к различным ее направлениям.
Второй раздел книги посвящен современным исследованиям проблем рациональности, ценности, культуры. В статье В.С.Степина «Философия как рефлексия над основаниями культуры» развивается концепция прогностических функций философии в культуре, понимаемой как совокупность семиотических систем, — хранителей, трансляторов и генераторов социально — исторического опыта. В этом плане можно говорить о культуре как о «сложноорганизованном наборе надбиологических программ человеческой
жизнедеятельности, программ, в соответствии с которыми осуществляются определенные виды деятельности, поведения и общения» (с.142). Философия выступает не только как квинтэссенция наличной культуры, но и как смысловое ядро культуры будущего, наукой о новых возможных мирах человечества.
А.А.Гусейнов в статье «Философия: Между знаниями и ценностями», анализируя на конкретных исторических примерах связь метафизических и нравственных принципов, ставит вопрос: «Может быть, жизненные установки, которые выводятся из метафизических принципов, и были тем скрытым основанием, которое предопределило выбор самих этих принципов?» (с.161). В любой онтологии и гносеологии есть скрытый аксиологизм, через который выражается компетентная ответственность философии. «Философия мучается человеческой мукой» (с. 185).
«Судьбы рациональности в современной философии» прослеживает В.С.Швырев. Спектр существующих здесь подходов — от категоричного отрицания какой-либо плодотворности понятия рациональности (Ю.А.Шрейдер) до признания ее как необходимой
ценности культуры, выработанной в процессе долгой, драматической цивилизационной работы. Сам автор придерживается точки зрения об историческом подходе к разным типам рациональности: «Если в классике предмет рациональности - это предметность объекта, данного субъекту в виде некоторой завершенной, "ставшей" действительности, то предметность неклассической рациональности - пластичное, динамичное отношение человека к реальности, с которой имеет дело его активность» (с.193). Иначе говоря, неклассическая рациональность всегда имеет дело с проблемной ситуацией, в которой наряду с объективной составляющей обязательно присутствует и субъективная составляющая. Анализ разных типов деятельности ведет к понятиям «открытой» и «закрытой» рациональности, связанным со сферой целеполагания или готовых целеориентиров.
Всестороннему рассмотрению становления в философии категории ценности посвящена статья П.П.Гайденко «Познание и ценности». Показывая далеко не одинаковое истолкование и обоснование этого понятия у Канта, Лотце, Риккерта, Ницше, Вебера, вытекающее из различий теоретического и мировоззренческого контекста, автор приходит к выводу, что нередко «проблема связи ценностного и когнитивного моментов в познании представляет собой по существу иную формулировку очень старой темы — соотношения веры и разума» (с.235).
Другие авторы этого раздела концентрируют усилия на исследовании взаимосвязи рациональности и языковой культуры, развития и специфики национальных культур в контексте общемировой. При этом критически рассматриваются наиболее известные современные западные направления философской мысли и, прежде всего, постмодернизм (М.Фуко, Ж.Деррида Р.Рорти и др.), где, как известно, наука и рациональность вообще признаются лишь инструментами власти, системой дискурсов—симулякров, направленных на закабаление человека.
В третьем разделе книги «Понятие субъекта» содержатся статьи английского философа Р.Харре «Понятие субъективности» и погибшего недавно директора Института психологии РАН А.В.Брушлинского «О деятельности субъекта и его критериях». Харре считает, что вклад Лекторского в общие проблемы метафизики связан в значительной степени с творческой разработкой понятия
деятельности, предполагающего «понятие деятеля, т.е. существа, способного инициировать действие» (с.340). Анализируя внедеятельностное представление о причинности Д.Юма, разные версии бихевиоризма (Павлов, Уотсон, Скиннер), где деятельность не включает рефлексивный компонент, концептуальное пространство понятия деятельности у Канта, эмпирицистскую концепцию образования понятий в «Логико—философском трактате» Витгенштейна, автор приходит к выводу, что деятельностный контекст любого события, в котором участвуют люди, требует рассмотрения их внутренней интеллектуальной активности, которая в принципе не может быть редуцирована к известной бихевиористской схеме «стимулреакция».
А.В.Брушлинский строит свою работу на сравнительном анализе понимания деятельностной природы субъекта в психологической науке в классических трудах С.Л.Рубинштейна, А.Н.Леонтьева и др. «Субъект — это всеохватывающее, наиболее широкое понятие человека, обобщенно раскрывающее неразрывно развивающееся единство всех его качеств: природных, социальных, общественных, индивидуальных и т.д.» (с.351). Понятийное познание формируется в ходе социокультурной деятельности субъекта. Автор критикует идущую, по его мнению, от платонизма философскую теорию бессубъектного мира, утверждая, что «понятия не входят в состав "третьего мира", как его раскрывает К.Поппер» (с.357). Он не согласен также с известным делением мышления на творческое и репродуктивное: «Любое мышление у любого человека всегда, хотя бы в минимальной степени, является самостоятельным, открывающим нечто существенно новое. А потому творческое и продуктивное мышление — это тавтология (типа "красивая красавица"), а репродуктивное мышление — противоречие в определении (типа "жареный лед")» (с.369). Деятельная природа субъекта выражается в его повседневном творчестве, порождающем различной степени значимости инновации.
Четвертый раздел — «Истина, обоснование, интерпретация» — открывается статьей академика Т.И.Ойзермана «Существуют ли абстрактные истины?». Автор подробно анализирует гегелевскую и марксистскую аргументацию по этому вопросу. Он критически оценивает панлогистское понимание истины Гегелем, негативистское отношение последнего ко всему земному:
«Единственное, что стремится доказать абсолютный идеализм, сводится к тезису: познание природы и человека, если оно не доходит до постижения их абсолютного, божественного первоисточника, не является истинным знанием или, пользуясь гегелевским словоупотреблением, представляет собой лишь совокупность правильных представлений» (с.421). Анализируя ленинские тексты, автор статьи приходит к выводу о двусмысленности и неясности известных утверждений В.И.Ленина о том, что «абстрактной истины нет, истина всегда конкретна». На примере анализа естественнонаучных понятий, таких как идеальный газ, идеальная жидкость, идеальный кристалл и др., автор заключает, что конкретная истина содержит в себе момент абстрактной истины и что естествознание «формулирует законы, которые могут быть определены как единство конкретных и абстрактных истин» (с.431). В этом плане понятие абстрактных истин совпадает с понятием относительных истин.
Проблемы взаимосвязи науки с различного рода социокультурными факторами рассматриваются Э.Агацци в статье «Историческая детерминация науки». Автор вводит понятие исторического априори, которое «выражает тот факт, что никакое приобретение знания не может начаться без наличия исходных предпосылок, образованных уже установившимся знанием» (с.461). Чтобы избежать беспредельной регрессии обоснования, необходимо согласиться с принятием определенной «интерсубъективной начальной основы», которая является априорной только в историческом плане как условие последовательного развития науки. Эта основа включает материальную и ментальную части. «Например, очевидно, что утверждение теории относительности было возможно благодаря существованию тензорного исчисления в математике в не меньшей степени, чем существованию сложных оптических инструментов, использовавшихся в эксперименте Майкельсона — Морлея, или существованию других эмпирических проверок» (с.465). Кроме того, в любом научном продукте, акте или предприятии всегда присутствует герменевтический момент, поскольку их релевантность, понимание и объяснение определяются, в конечном счете, социокультурными условиями, в которые они вписываются.
Вопросам интерпретации знания применительно к анализу человеческой истории посвящена и статья Т.Рокмора «О знании,
философской антропологии и интерпретации». «Познавательная объективность, — пишет автор, — может означать только «построение» познавательных попыток в соответствии со стандартами, принятыми в данный исторический момент представителями определенной дисциплины: для историка — принятыми историками, для физиков — физиками и т.д.» (с.489).
В работах Х.Й.Зандкюлера «Репрезентация, или как реальность может быть понята философски» и Л.А.Микешиной «Конвенции как следствие коммуникативной природы познания» также ставятся проблемы осмысления природы научного знания, соотношения объективного и субъективного в формировании эпистемологических единиц. Подходы двух исследователей существенно различаются. Зандкюлер, связывая репрезентацию с референцией, считает, что последнюю «нельзя понимать как нашу способность говорить языком самих предметов, используя язык нашего познания. В значительно большей мере именно язык познания есть оригинал, а высказываемые нами предметы — его вариации, а никак не наоборот» (с.500). Автор близок к позиции вышеназванного Рокмора и сам признает, что «все это напоминает субъективизм» (с.503), от которого он старается уйти, прежде всего, на основе выражения требования «когерентности высказываний» в рамках выбранного «феноменологического мира». Микешина же опирается в значительной степени на идею Лекторского о «коллективном субъекте» как носителе познавательного процесса, рассматриваемого в качестве одного из видов коммуникационной деятельности. Данная позиция ведет к признанию правомерности существенно различающихся эпистемологических и ценностных систем, которые состоят в режиме диалога друг с другом и постепенно меняются в результате такого рода взаимодействия. Анализируя эпистемологические концепции К.Поппера, А.Шюца, Э.Сепира, М.Вебера и др., она приходит к выводу о необходимости описания целостной системы разных типов и функций коммуникаций, где конвенциональность, выражающаяся в динамике консенсуса и диссенсуса, выступает в качестве ее необходимого следствия.
Раздел завершается статьей Э.Соса «Две ложные дихотомии: "фундаментализм — когерентизм" и "интернализм — экстернализм"». Автор руководствуется двумя идеями: «Первая состоит в том, что знание есть вопрос степени и зависит от того, насколько человек
убежден и насколько его позиция обоснована. Вторая состоит в том, что среди интеллектуальных ценностей выделяются две: истинность наших убеждений и когерентность нашего сознания» (с.534). Используя язык логики, автор анализирует классические и современные подходы к пониманию познания и стремится доказать тот вывод, который сформулирован в заглавии статьи.
В заключительном разделе «Теория познания и междисциплинарные исследования» представлен весь спектр взаимосвязей ключевых идей современной гносеологии с когнитивными науками, аксиологией, детской и социальной психологией, синергетикой, биомедициной, педагогикой, теорией систем, лингвистикой и современными формальнологическими исследованиями. Здесь многие авторы подчеркивают важность выдвинутой В. А. Лекторским концепции неклассической эпистемологии, принципиально отличающейся от классической эпистемологии мировоззренческими и познавательными установками, — это, прежде всего, отказ от фундаментализма, субъектоцентризма, новое понимание ментальных репрезентаций, роли диалога и коммуникации в познании, а также творческая разработка фундаментальной философской проблемы соотношения опыта и мышления.
В.А.Яковлев
2003.04.010. СТРИВЕНС М. РАССМОТРЕНИЕ
ВСПОМОГАТЕЛЬНЫХ ГИПОТЕЗ ПО БЕЙЕСУ.
STREVENS M. The Bayesian treatment of auxiliary hypotheses // Brit. j.
for the philosophy of science. — Aberdeen, 2001. — Vol.52, N 4. —
P.515-537.
В статье Майкла Стривенса исследуется стандартное бейессов-ское решение проблемы Куайна — Дюгема, т.е. проблемы распределения ответственности между основной и вспомогательными гипотезами после неудавшегося прогноза. Приведено с доказательством альтернативное решение, рассмотрены свойства последнего, не присутствующие в стандартном решении. Рассмотрена задача о вспомогательных гипотезах (ad hoc) в соответствии с приведенным решением.
Пьер Дюгем считал, что научная гипотеза никогда не опровергается доказательством, новые факты только подменяются частью дополнительных гипотез. Это мнение звучит более
