CC BY
59
2001.03.012. ГРИНЕНКО Г.В. САКРАЛЬНЫЕ ТЕКСТЫ И САКРАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ: Логико-семиотический анализ вербальной магии. - М.: Новый век, 2000. - 448 с. - Библиогр.: С.411-429.
Темой исследования Г.В.Гриненко являются религиозно-мистические картины мира, созданные представителями различных цивилизаций и эпох, а также соответствующие им типы мышления. «На первый взгляд, - пишет автор, - логический анализ сакральных текстов представляется совмещением несовместимого... Но развитие неклассических логик в наше время привело ученых к осознанию того факта, что и логики бывают разные. Потому-то я и надеюсь, что утверждение о том, что мистическому мышлению и сакральным текстам присуща своя особая логика, вызовет нынче не раздражение, а нормальные «рабочие» вопросы: а в чем, собственно говоря, ее специфика? Какие законы и правила вывода там действуют? Существует ли только одна, универсальная «сакральная» логика или в различных конфессиях и различных сакральных текстах и ритуалах действуют различные логики? и т.п.» (с.4-5).
Исследование ведется на стыке логики, лингвистики, семиотики, религиоведения, психологии и психолингвистики, ибо все эти науки в том или ином ракурсе изучают язык. В мистических картинах мира язык признается одной из главных составляющих бытия: считается, что определенные слова, сказанные ко времени, к месту и надлежащим образом, могут изменить окружающий мир. Поэтому сакральным текстам должны быть присущи определенные логико-семантические особенности.
В первой главе «Сакральные тексты как объект логико-семиотического анализа» выявляются особенности этих текстов, отличающие их обыденных, мирских или профанных. Сакральные тексты невозможно охарактеризовать привычным образом в силу следующих причин.
1. Прежде, чем перечислять критерии, позволяющие отличить сакральный текст от профанного, следует дать определение текста вообще, что сделать невозможно, поскольку «текст чаще всего определяется как упорядоченная последовательность знаков, но строго определить необходимый набор условий, создающий эту упорядоченность, пока еще никому не удалось» (с.31).
2. Выделить существенные признаки, присущие сакральным текстам, тоже непростая задача, поскольку тексты признаются таковыми в рамках определенной культуры или конфессии и при этом не
существует ни одного текста, признаваемого священным во все времена и всеми людьми.
Тем не менее можно выявить некоторые «законы жанра».
1. В сакральных текстах речь идет чаще всего о сверхъестественных существах и силах, но это обстоятельство не является всеобъемлющим: сверхъестественные существа и силы фигурируют и в профанных текстах (например, сказках), а в ряде сакральных текстов, например в заговорах, применяемых с целью достижения успеха в житейских делах, поправки здоровья и т.п., они могут и не упоминаться.
2. Сакральные тексты часто являются эзотерическими, но это тоже не универсальное отличие.
3. Действительно существенной характеристикой сакральных текстов является их сверхъестественное (на взгляд верующих) происхождение: одни тексты считаются вечными, другие - созданными Богом, третьи - обретенными тем или иным образом, четвертые -сотворенными людьми либо после контакта со сверхъестественными существами, либо после пребывания в ситуации, организованной высшей силой.
4. Основополагающей особенностью мистического мышления является убежденность в существовании двух реальностей - физического мира, воспринимаемого пятью органами чувств, и мира «иного», постигаемого с помощью особой интуиции, озарения или откровения. Люди, имеющие такой взгляд на вещи, в большинстве своем считают подлинной реальностью именно мистический мир, а мир обыденный рассматривают как иллюзию, мираж или его тень. «Потусторонний» мир часто характеризуется как вечность или вневременность, в нем действуют особые законы - познав их, люди могут воздействовать на тамошних обитателей и получить желаемый результат. Сакральные тексты служат своеобразными средствами связи между двумя названными мирами: верующие склонны приписывать магические способности не только сверхъестественным существам, к которым они обращаются за помощью, но и самим текстам.
5. Во многих сакральных текстах вербальная составляющая является не единственной, а иногда отсутствует вообще (у ряда племен есть мифы, которые рассказываются без слов - посредством нарядов и действий участников представления). Невербальные составляющие присутствуют и в профанных текстах - кивок головой может подкреплять данный собеседнику ответ «да» или даже заменять его, однако в
сакральных текстах связь невербального и вербального компонентов гораздо теснее: часто именно невербальная составляющая признается средством, позволяющим установить контакт с высшей силой, а порой считается, что оказать влияние на сверхъестественное существо можно лишь при одновременном использовании обоих компонентов.
Автор предлагает рассматривать сакральный ритуал как семиотический текст (ведь в семиотике текстом признается упорядоченная последовательность знаков любого рода). При таком подходе вербальный текст (упорядоченная последовательность вербальных знаков) оказывается подвидом семиотического текста.
В главе исследуется также вопрос о возможности использования логики в качестве инструмента анализа сакральных текстов. Этот вопрос давно привлек внимание философов и теологов. Так, европейские богословы и философы неоднократно предпринимали попытки рационального анализа некоторых догматов христианства. И хотя в большинстве трактатов, созданных в рамках данной традиции, подчеркивалось, что Божественная сущность и Божественные деяния непостижимы для человеческого разума, многие авторы (в частности, Тертуллиан) логически обосновывали парадокс, рассматривая то, что является абсурдом с точки зрения человеческого разума, как явление высшей реальности, как высшую истину. В ХХ в. о. Павел Флоренский, словно развивая идеи своих предшественников, утверждал, что истина есть антиномия и не может быть иной; при этом он говорил о необходимости построения логической теории антиномий. Предпосылки для создания такой теории в то время были налицо: уже увидели свет работы Н.А.Васильева о «воображаемой логике» - концепции, основанной на предположении, что мы можем мыслить миры, в которых действуют иные логические законы. Васильев отмечал, что к мысли об отказе от некоторых законов классической логики он пришел, ознакомившись с идеями Н.Г.Лобачевского. По сути, казанский логик применил методологию своего великого соотечественника-математика в другой отрасли знания. «Прививка» оказалась результативной: системы, именуемые неклассическими логиками, были построены в результате отказа от тех или иных законов классической логики. Поскольку же в рамках религиозного мышления законы тождества, непротиворечия и исключенного третьего существенно «ограничены в правах», автор допускает, что неклассические логики могут послужить подходящим инструментом для анализа сакральных текстов, хотя, конечно, это допущение нуждается в детальной проработке на фактическом
материале.
Во второй главе «Сакральные и профанные знаки» отмечается, что исследования сакральных текстов в логико-семантическом аспекте не может обойтись без рассмотрения знаков самих по себе. Ведь, проводя такое исследование, нельзя оставить без внимания вопрос о соотношении сакральности собственно текстовых образований и отдельных знаков или комплексов знаков, входящих в их состав. В этом плане священные тексты неодинаковы. Элементарные знаки, из которых составлен текст (звуки, буквы и т.п.), нередко признаются сакральными (например, руны), и тогда и их последовательности, выстроенные по определенным правилам (заклинания из рун), имеют аналогичный статус. Однако существуют сакральные тексты иного рода: их элементарные знаки сакральными не считаются (именно так оценивается Библия в христианской традиции).
Необходимой преамбулой анализа сакральных знаков и текстов является теория именования Г.Фреге. Существуют два вида знаков -категорематические (значащие в подлинном смысле слова) и синкатегорематические (функционирующие в качестве знаков только внутри определенной системы и ничего не обозначающие вне ее). Соответственно, различается два вида обозначения: «указание» - для синкатегорематических знаков и «референция» - для категорематических. Последняя является «трехипостасной», поскольку категорематический знак обозначает, во-первых, предметное значение (объект, ситуацию, свойство, действие и т.п.), во-вторых, смысловое (ту информацию о предметном значении, которую несет, выражает знак) и, в-третьих, экспрессивное (эмоции или желания субъекта, выражаемые им посредством использования знака в данном контексте или ситуации). Эту классификацию следует расширить, учитывая, что ряд знаков имеют магическое значение.
Ч.Пирс разделял знаки на три разряда: индексы (воспринимаемые следствия обозначаемых феноменов), иконические (знаки, обладающие некоторым сходством с обозначаемыми объектами) и символы (их связь с обозначаемым устанавливается интерпретатором произвольно или по договоренности с другими людьми). Г.В.Гриненко называет последние «условными знаками», полагая, что данное словосочетание более адекватно выражает их сущность: в большинстве религиозных и мистических (в том числе эзотерических) учений слово «символ» несло принципиально иную смысловую нагрузку. Символ, по замечанию Ж. ле Гоффа, «был намеком на утраченное единство» (здесь
можно вспомнить, что древние греки называли «симболонами» куски разбитой плитки - сложив вместе такие осколки и обнаружив, что они стыкуются как две части единого целого, люди узнавали друг в друге участников какой-то сделки или сообщества), а в средневековой мысли «каждый материальный предмет рассматривался как изображение чего-то ему соответствовавшего в сфере более высокого... Мыслить означало вечно открывать скрытые значения, непрерывно священнодействовать» (цит. по: с.85).
Основными особенностями сакральных символов являются их многозначность и гораздо более тесная, чем у профанных знаков, связь с обозначаемым. Носители мистического мышления были убеждены, что каждый символ такого рода имеет ту же сущность, что и обозначаемый им объект. Поэтому для характеристики природы референции данного типа используется слово «причастность», или «знак-символ», наделенный сверхъестественной силой, способствующий единению человека с потусторонним миром, сопричастный всему множеству своих магических значений. Активно работающему сознанию открывается многоуровневость смысла символов, служащих знаками не для отдельных вещей, а для целых миров, структурированных систем, встающих за каждым из них. На данном основании различные объекты, символом которых выступает один и тот же знак, рассматриваются мистиками как взаимосвязанные: все они обладают магической силой.
Поскольку приверженцы религиозно-мистических доктрин были убеждены в существовании не только обыденной, но и высшей реальности, не только обыденного, но и «подлинного» (священного) языка, они полагали, что «истинные» имена имеют принципиально иную природу, нежели мирские. Профанные имена можно охарактеризовать как условные знаки, а сакральные - как мистически связанные с сущностью именуемого: последние, как и символы, сопричастны обозначаемому; «подлинное» имя относится к тому же объекту, что и профанное (иными словами, два упомянутых имени имеют одно и то же предметное значение), но характер референции между «подлинным» именем и денотатом совершенно особый. Специфика сакральных имен состоит не только в этом: они являются элементами сакрального языка, с помощью которого можно не только описывать действительность, но и изменять ее. Тот, кто называет «подлинное» имя человека или сверхъестественного существа, манипулирует денотатом (носителем имени): так, можно помочь другому человеку или причинить ему вред, заставить вызванного бога, духа или демона выполнить высказанное
желание. Поэтому магические имена часто хранились в секрете, могли исполнять роль «оберега» и т.п.
В современной науке магические имена, как и все личные имена, относятся к категории онимов. По своей логической природе они близки к сингулярным термам, но последние более широки («Луна», «естественный спутник Земли», «самый яркий источник света на ночном небе» относятся к сингулярному терму, но онимом является только «Луна»). Наиболее близок к понятию онима по содержанию «жесткий десигнатор», так как оним представляет собой знак, стабильно используемый для обозначения соответствующих объектов.
Однако магический подход к пониманию значения имен существенно отличается и от логического, и от лингвистического. В логике отдельное слово естественного языка рассматривается как элементарный знак, потому у его составляющих не может быть никаких значений, в лингвистике обозначающими выражениями признаются составные части слов - морфемы (им сопоставляются определенные значения, но не предметные, а лексические, фонемы же - составные части морфем - не обладают и такими значениями), а в рамках мистического видения мира каждому звуку или букве приписывается определенное свойство или набор свойств, причем звук считается не просто знаком, призванным обозначать некоторое качество или их совокупность, а сопричастным обозначаемому, носителем соответствующего качества. Таким образом, сакральные имена, несомненно, являют собой жесткие десигнаторы - имя во всех интерпретациях определенного языка неизменно обозначает один и тот же объект, так как несет в себе информацию о свойствах, присущих только ему. Таким образом, носители религиозного сознания приписывают языку тесное родство с неязыковыми объектами, действуя при этом одновременно в двух направлениях - наделяя неязыковые объекты свойствами слов и овеществляя слова. Именно интеграцией Слова в структуру Бытия объяснялась возможность воздействия на окружающий мир путем произнесения молитв и заклинаний, совершения различных обрядов и т. п.
В третьей главе «Структура коммуникативного акта» анализируется процесс передачи текста от одного субъекта к другому. Логическая структура данного процесса представляется следующим образом:
Кг <г, р, ^ кт/с-ш> I- ул - V - лу -I кг <г', р', ^ w', кг-/с'-т'>, где V - текст, Кг - коммуникатор (субъект, передающий V), Кг -
коммуникант (субъект, воспринимающий V), I- - операция продуцирования V, -I - операция восприятия V, ^ - значения, вкладываемые Кг в V, ^ - значения, воспринимаемые Ю из V. В угловых скобках содержатся данные о так называемых точках соотнесения, или ситуациях I- и -I, 1 и 1' - это время, р и р' - место, q и q' -особые условия, w - физически возможный мир, Кт и Юге - ментальные (субъективно возможные) миры коммуникатора и коммуниканта, с и с' -причины продуцирования и восприятия текста, шиш'- цели его продуцирования и восприятия. Помимо этого выделяются еще три составляющие: результат воздействия на коммуникатора, результат воздействия на коммуниканта и результат воздействия на физический мир.
Здесь особый интерес представляют определения индивидуального и коллективного коммуниканта и коммуникатора, а также частичного коммуниканта и коммуникатора. Коммуниканты бывают явными и неявными, легитимными и нелигитимными. Любые субъекты, участвующие в коммуникативном акте, могут быть полезны друг другу, если коммуникант адекватно поймет текст, переданный коммуникатором. Говорить об адекватном понимании можно, если коммуникант воспринял надлежащим образом те и только те значения текста, которые коммуникатор хотел до него донести.
В большинстве случаев коммуникативные акты входят в состав сложных образований - многоактных коммуникаций. Поэтому в четвертой главе «Виды коммуникации и коммуникативных актов» анализируются диалог и коммуникативная цепочка.
Многие священные тексты дошли до нас из глубины веков -люди делали все возможное, чтобы сохранить их в неискаженном виде (заклинания, заговоры, гимны, молитвы и т.п. рассматривались как носители божественной силы), а также раскрыть их смысл своим ближним. Поскольку немало сакральных текстов возникло в эпоху, когда письменность еще не получила надлежащего развития, передача их «по цепочке» долго была единственным средством, способным обеспечить их сохранность и влияние на умы все новых поколений людей. И даже в условиях массовой грамотности этот способ передачи информации не стал анахронизмом: многие современные мистики убеждены, что «тайные» доктрины следует передавать только таким образом, чтобы исключить возможность утечки информации. Нужно иметь в виду и то, что некоторые тексты могли передаваться только через посредников. Верующие возлагали эту миссию и на сверхъестественных существ -
Меркурия, ангелов («вестников»), духов, и на людей - медиумов, жрецов, шаманов, «посланников» (человеку велели запомнить текст, а затем убивали его, чтобы отделившаяся от тела душа, прибыв в потусторонний мир, донесла просьбу до богов). Люди также прибегали к услугам гонцов и при общении друг с другом в обыденном мире. Все перечисленные коммуникативные процессы являют собой цепочки, которые до сих пор были объектом внимания исследователей гораздо реже, чем диалоги. Это явный просчет - как можно не интересоваться механизмом, без которого до нас не дошел бы столь существенный пласт духовного наследия предков?!
Анализируя строение коммуникативной цепочки, автор вводит дефиниции исходного коммуникатора, заключительного коммуниканта и промежуточных субъектов, а также понятия звена и отрезка. Подробно рассматриваются различные модели - линейные и нелинейные (разветвленные) цепочки, структуры с замыканием. Замыкание имеет место, когда текст, продуцированный когда-то одним из участников коммуникативного процесса Бп, возвращается к нему же, т.е. когда субъекту, выступавшему на определенном этапе (в п-ом звене) в роли коммуникатора, на одном из последующих этапов (в п+к-ом звене) достается роль коммуниканта. Подобное происходит, например, тогда, когда при обращении к божествам произносятся молитвы, тексты которых были получены людьми от этих самых богов.
При анализе механизма передачи текста в коммуникативном процессе следует различить три процесса: передачу от одного субъекта другому осязаемого предмета (носителя материальной оболочки текста); воспроизведение некогда воспринятой материальной оболочки (упорядоченной последовательности знаков); передачу значений текста (всех или некоторых). Это различение важно, потому что в сакральной коммуникации порой участвуют люди, плохо понимающие язык оригинала или даже вообще его не знающие. Они способны передать лишь то, что механически запомнили или переписали, т.е. знаковую оболочку текста (риск искажения ее в таких случаях весьма велик). Тем не менее все ошибки в тексте, сколь бы многочисленными они ни были, могут быть оценены как несущественные, если не искажается и не оказывается потерянным ни одно из его значений, вкладываемых в текст исходным коммуникатором (впрочем, здесь возможны варианты: в реальных условиях такая сверхзадача ставилась далеко не всегда -нередко было достаточно, чтобы неискаженным осталось смысловое значение текста).
Вероятность того, что в результате случайной ошибки при повторном продуцировании текста окажется искаженным или потерянным то или иное его значение, резко возрастает, если текст является многозначным (обладает различными значениями и смыслами) или многослойным. Многослойность характеризует последовательность знаков, внутри которых имеются другие последовательности, тоже упорядоченные и имеющие свой набор значений. К данному разряду относятся тексты с цитатами, акростихи, палиндромы, шифрованные послания и комбинированные тексты, вербальная составляющая которых имеет один смысл, а невербальная - совсем другой (к примеру, клятва, которую коммуникатор произносит, скрестив пальцы, считается недействительной: в данном случае смысл полного, т.е. комбинированного, текста, предназначенного для Бога, прямо противоположен смыслу текста вербального, воспринимаемого другим человеком). Иное дело, когда одна и та же последовательность знаков (материальная оболочка) имеет не одно значение и/или смысл. Такие тексты подразделяются на две категории: одни остаются многозначными в любых ситуациях, другие обретают различные значения в определенных ситуациях или в контекстах использования в силу того, что соответствующее случаю значение приписывается каждому имени, входящему в их состав. В суфийской (в частности, персидской) поэзии встречаются стихи, которые могут быть прочитаны и как любовные, и как религиозные, и как философские, и даже как политические - дело в том, что большинство слов, использовавшихся их авторами, является многозначными. В эзотерических текстах нередко задействуются термины, имеющие помимо общеизвестного смысла еще один или несколько других, известных только посвященным. Примером многозначного текста, значение которого изменяется при изменении ситуации его использования, может послужить известный слоган: «Не все йогурты одинаково полезны». В рекламном видеоклипе персонаж, произнесший это, сообщил, что наиболее полезными являются продукты, производимые такой-то фирмой (заказчиком рекламы). Вскоре в одной из юмористических телепередач появилась пародия на сей «шедевр» - ее авторы показали могильную плиту, на которой была выбита та же самая фраза.
Природа взаимосвязи различных слоев многослойных текстов, а также вербальных и невербальных составляющих коммуникативного акта анализируется в пятой главе «Текст и контекст его использования». Здесь же поднимаются вопросы о формальной и семантической полноте
текстов вообще и сакральных текстов в частности, а также о возможности и способах их восполнения.
«Возраст» многих священных книг и преданий исчисляется даже тысячелетиями, потому некоторые из них дошли до нас в «усеченном» виде. Очевидно, что в таких случаях мы воспринимаем в лучшем случае фрагменты целостных образований. Что же касается языковых текстов, то об их неполноте говорят с уверенностью лишь тогда, когда в структуре, форма которой однозначно определена законами жанра, явно не хватает каких-то составляющих (например, нескольких строк в классическом сонете, зачина и/или концовки в русской народной сказке, воззвания к божеству в молитве и т.п.). Такая неполнота называется формальной, потому что подобные тексты признаются неполными после сопоставления с «образцами», которые имеют «надлежащую» форму. Разумеется, с теми текстами, структура которых не регламентирована столь жестко, дело обстоит сложнее. Определить критерии их формальной полноты нелегко, но попытаться можно. Такая попытка предпринимается автором в непосредственной связи с вопросом о семантической полноте текста.
Семантическая неполнота необязательно является следствием формальной неполноты: формально полные тексты могут быть семантически неполными в силу того, что некоторые их составляющие ничего не обозначают (например, пустые имена). Из всех подобных текстов интересны прежде всего те, в которых содержатся демонстративы (личные и указательные местоимения, наречия «здесь», «тогда», «вчера», «завтра» и им подобные, словосочетания вида «несколько лет назад», «месяц спустя», «через неделю»). Демонстративы следует подробно рассмотреть, поскольку они являются необходимыми составляющими вербального текста, имеющего значительный объем, выполняют функции «соединительных звеньев» между его фрагментами («в следующей главе», «на данном основании»), обеспечивают связь ситуации, описываемой в тексте, с ситуацией его продуцирования и/или восприятия.
Э.Л.Заболотных
