CC BY
45скольку даже национальные конституционные суды чаще всего не желают вмешиваться в подобные вопросы.
И.И. Нагорная
МЕЖДУНАРОДНОЕ ГУМАНИТАРНОЕ ПРАВО
017.02.041. ДИЛЛ Я. ТРИЛЕММА ГОСУДАРСТВ, НАХОДЯЩИХСЯ В СОСТОЯНИИ ВОЙНЫ В XXI в.
DILL J. The 21st-century belligerent's trilemma // The European journal of international law. - Oxford, 2015. - Vol. 26, N. 1. - P. 83-108.
Ключевые слова: международное гуманитарное право; вооруженные конфликты; права человека; воюющее государство; военная необходимость; моральная ответственность.
Автор - сотрудник Центра социально-правовых исследований, преподаватель Оксфордского института этики, права и вооруженных конфликтов факультета права Оксфордского университета. Статья посвящена требованиям, перед которыми встает государство, находящееся в состоянии войны. Автор выделяет три таких требования: обоснованность военных мероприятий, их продуктивность (требования военной необходимости), а также моральная ответственность (гуманитарное требование). Все они по-разному влияют на приносимые войной смерти и разрушения.
Государство, ведущее войну, должно следовать необходимости, обусловленной военными соображениями. Его цель - выиграть войну. Однако это не презюмирует того, что в жертву должны быть принесены гуманитарные принципы. Права человека дают международному сообществу критерий критической оценки действий воюющего государства. Логика стратегии победы сталкивается не только с логикой права (международного гуманитарного права), но и с логикой легитимности, обусловленной разделяемым разными культурами убеждением в ценности человеческой жизни.
В основе требования обоснованности проводимых военных операций лежат нормы международного гуманитарного права. Комбатанты и военные объекты являются военными целями и таким образом отграничиваются от гражданского населения и гражданских объектов, находящихся под защитой международного права (ст. 48 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от
12 августа 1949 г., касающихся защиты жертв международных вооруженных конфликтов (Первый протокол)). В отношении отграничения военных объектов автор выделяет два критерия - «эффективный вклад в военные действия» и предоставляемое объектами «явное военное преимущество» (ст. 52 Первого протокола). Автор отмечает подверженность данных критериев интерпретации. Значение приобретает то, в какой степени возможно применить данные критерии к соответствующему объекту.
Степень вовлеченности объекта в достижение военного преимущества различна, если по-разному оценивать прогресс в реализации военных целей. Военное преимущество не всегда зависит от военных операций. Связь объекта и военного преимущества может выражаться в последовательности двух и более причинно-следственных зависимостей. Эффективность ведения военных действий объективно зависит от прочности морально-этических и культурных ценностей: символов государства, устойчивости политического аппарата и гражданской инфраструктуры, экономики, финансов, индустрии, связи правительства и населения. Атаки на объекты вызывают тревогу и опасения среди населения (первая причинно-следственная зависимость). Это, в свою очередь, влечет сомнение в необходимости военных усилий, способное передаваться вооруженным силам, а также отказ в поддержке политических лидеров (вторая причинно-следственная зависимость). И лишь затем, через последовательность иных зависимостей может понизиться военная эффективность воюющей стороны (третья и последующие причинно-следственные зависимости).
Преимущество - оценочная категория. Следует понимать, с чем оно связывается: с боевым действием или его элементами, с военной операцией или с победой в войне как объективной конечной целью. Если политические цели войны служат исходной посылкой для оценки ее прогресса, различные категории объектов оцениваются как служащие военным целям в разных войнах (с. 88).
Автор считает, что при системном контекстном толковании норм Первого протокола к Женевским конвенциям 1949 г. очевидной становится невозможность апеллирования к причинам войны. Воюющие стороны должны исходить из неизменной (хотя и абстрактной) концепции «военной победы» (military victory), а не из морального или политического контекста. Это касается и оценки
военного преимущества. Другими словами, международное гуманитарное право требует от воюющих сторон различать абсолютные (политические и др.) цели и цели военные. Стороны должны «купировать» свои политические и другие подобные ожидания, решая, как действовать и что атаковать. При определении связи атакуемых объектов с преимуществами в военных операциях допускается наличие лишь единственной прямой причинно-следственной зависимости. Автор называет логику такого подхода «требованием сдерживания» (command of containment), отличая ее от логики «требования последовательности» (command of sequencing) - последовательного использования силы в целях реализации политики.
Требование обоснованности военных действий (норма международного гуманитарного права) препятствует достижению абсолютных политических целей воюющих сторон. В наиболее радикальной форме логика продуктивности требует выбора военной цели для достижения скорейшей политической победы, независимо от того, является ли объект военным или гражданским.
В последние два десятилетия среди стран НАТО получила развитие доктрина «выражающих намерения операций» («операции деморализующего воздействия») («effect-based operations»), основывающаяся на модифицированном понимании продуктивности военных действий (с. 93). Такие операции считаются успешно выполненными, если все политические цели достигаются без подавления вооруженных сил врага. Рекомендуется выбор тех целей, которые обеспечивают решение стратегических задач.
Еще больший разрыв с целями Первого протокола (требованием обоснованности военных действий) демонстрирует доктрина «быстрого достижения превосходства» (doctrine of «achieving rapid dominance»), известная как «шок и трепет» (shock and awe). Она рассматривает гражданское население как наиболее перспективный объект психологического военного воздействия (с. 94).
Повышенное внимание к продуктивности ведения войны автор считает обусловленным вниманием международного сообщества к действиям воюющих государств. Моральным (правовым) императивом стала гуманизация международных отношений. Международное гуманитарное право стоит на защите гражданского населения, однако оно легитимирует убийства военных. Логика обоснованности военных операций в этом отношении неэффектив-
на; пропорции в защите гуманистической идеи, таким образом, нарушены (с. 99).
Единственным правовым основанием одностороннего обращения к силе является самозащита, в последние два десятилетия трактуемая как нейтрализация угрозы агрессии. Государства вынуждены обращаться к политическим целям для легализации применения силы.
Установить, сохраняет ли логика продуктивности войны ради достижении политических целей больше жизней или увеличивает число жертв по сравнению с логикой обоснованности военных действий в понимании ст. 52 Первого протокола, невозможно. Критерием, необходимым для объективной оценки противопоставляемых требований обоснованности или продуктивности, является моральная ответственность в обеспечении индивидуальных прав в качестве самостоятельного требования к ведению войны.
Автор считает, что вред, наносимый точно (политически) определенным целям, в большей мере сохраняет жизни и комбатан-тов, и гражданского населения противника. Здесь исключен изнуряющий характер непосредственных боевых столкновений, когда жизни военных нормативно расцениваются как «несущественные».
Ориентированное на индивидуальные права моральное требование к ведению войны поднимает, по мнению автора, вопрос о праве комбатантов на жизнь, на самозащиту собственной жизни путем ужесточения ударов по врагу в ситуации невозможности отказать в военной поддержке (в том числе влекущей, по мнению автора, сопутствующий вред). Рассматривая индивидуальное право на самозащиту в качестве безусловного, автор поднимает сложный вопрос о легитимности и моральной ответственности при нанесении комбатантами встречного вреда. Ответ при такой постановке вопроса требует предварительной оценки правомерности оснований вступления в войну каждой из сторон, а также индивидуального отношения комбатантов к совершаемым действиям. И первая -обобщенная, и особенно вторая - индивидуальная оценки являются труднодостижимыми. В последнем случае поднимаются вопросы индивидуального внутреннего убеждения, веры, установить которые оперативно зачастую невозможно.
Автор также ставит вопрос о моральной ответственности гражданского населения, прямо или косвенно содействующего ве-
дению войны. Преградой для придания моральной ответственности правового значения в международном гуманитарном праве является принцип иммунитета некомбатантов. При попытке распространить на гражданское население моральную ответственность за ведение войны поднимаются сложные вопросы оснований войны и индивидуального внутреннего убеждения. Чтобы быть применимым, международное гуманитарное право должно оставаться симметричным и сохранять принцип иммунитета некомбатантов. Оно не способно применить стандарт моральной ответственности, возведенный в правовой принцип. Сложность вопросов индивидуальной ответственности требует осведомленности о способных оказаться под ударами лицах.
Использование государствами силы против других государств зачастую является единственным доступным средством поддержания порядка и защиты человеческих жизней. В то же время современные нормы международного гуманитарного права не изменяют двуличности войны в международных отношениях. Государство остается перед выбором: 1) действовать правомерно, следуя логике обоснованности в выборе военных целей, что будет восприниматься как непродуктивный и противоречащий морали выбор; 2) следовать стратегии обманчивого императива продуктивного ведения войны и таким образом нарушать права; 3) отвергнуть (юридическое) право и способность к самозащите (защите третьих лиц), доверяясь пацифизму и воспринимая последствия легитимного поведения государств. В этом заключается трилемма государств, находящихся в состоянии войны в XXI в. (с. 108).
Т. В. Захаров
2017.02.042. ХЕИР А. ОТ БЕЗОПАСНОСТИ ЧЕЛОВЕКА К ОТВЕТСТВЕННОСТИ ПО ЗАЩИТЕ: СОВМЕСТИМОСТЬ РАСХОДЯЩИХСЯ УБЕЖДЕНИЙ?
HEHIR A. From human security to the responsibility to protect: the co-option of dissent? // Michigan state international law review. - Michigan, 2015. - Vol. 23, N 3. - P. 675-699.
