CC BY
66
Исследуя феномен знания и рассматривая его связь с информацией, автор приходит к выводу, что в отличие от информации, которая является содержанием объективного мира, знание является содержанием интеллекта
УДК 165.(12 + 18)
Караваев Никита Леонидович
Nikita Karavaev
ЗНАНИЕ КАК СОДЕРЖАНИЕ ИНТЕЛЛЕКТА
KNOWLEDGE AS ESSENCE OF INTELLIGENCE
Investigating the phenomenon of knowledge and examining its relationship with information, the author reaches conclusion that in contrast to information which is the content of objective reality, knowledge is the essence of intelligence
Ключевые слова: знание, интеллект, информация, Key words: knowledge, intelligence, information, subjectiv-субъективизация, объективизация izing, objectivizing
Феномен знания как главного содержания процесса человеческого познания и по сей день является наиболее сложным и дискутируемым понятием в современных научных и философских школах. Эту ситуацию можно считать вполне естественной, ведь все еще не существует единого мнения относительно понимания сути самого процесса человеческого познания. Агностицизм, гносеологический оптимизм и гносеологический скептицизм все еще существуют и представлены современными формами. И хотя проблематикой знания философия занимается с момента своего возникновения, приходится констатировать, что общепризнанного ответа на вопрос «Что есть знание?» до сих пор не существует. Одной из причин является то, что это понятие, наряду с такими категориями, как «бытие», «материя» и др., является одним из самых общих, а таковым всегда сложно дать однозначное определение, которое бы удовлетворяло представителей разных дисциплин и направлений. Другая причина, затрудняющая нахождение единого смысла феномена зна-
ния, заключается в том, что само слово «знание» употребляется как в обыденном, так и в научном языках, причем в самых разных контекстах и аспектах, и поэтому имеет множество значений.
Показательным в данном случае становится высказывание авторитетного специалиста в области философии науки Н.Ф. Овчинникова, который назвал знание «болевым нервом» всей философской мысли [2]. Весьма симптоматично высказывание американского философа Э. Тоффлера: «Существует столько определений знания, сколько людей, считающих себя знающими» [4; С. 40].
Наличие большого количества различных определений знания позволяет сделать вывод, что трудность выявления однозначной дефиниции заключается в том, что порой в обыденном, философском и научном использовании понятия знания смешаны несколько, как минимум шесть различных модусов бытия человека: слово «знание» может обозначать не только некоторую 1) совокупность сведений (что характерно для обыденного познания), но
также может пониматься как 2) деятельность сознания, 3) сам процесс обладания некоторыми сведениями, 4) состояние знающего что-нибудь субъекта, 5) субъективный результат познавательной деятельности или 6) объективный результат познания, выраженный в книгах, теориях, музыке и т.п.
Именно последние две формы вызывают наиболее острые дискуссии и по сей день. В современной российской философской мысли по этому вопросу существуют различные точки зрения. Так, В.П. Филатов считает, что знание есть «соответствующее реальному положению дел, оправданное фактами и рациональными аргументами убеждение субъекта» [1]. Нас не удовлетворяет подобная формулировка, поскольку она порождает множество других вопросов, связанных: 1) с соотношением такого знания с убеждениями, которые не соответствуют реальному положению дел и которые не оправданы фактами и рациональными аргументами; 2) с согласованием истинностных характеристик такого знания с релятивизмом и фаллибилизмом (представлением о том, что все знание имеет предположительный характер) и др.
Иную позицию занимает А.Л. Никифоров, который определяет знание как «результат процесса познания, обычно выраженный в языке или в какой-либо знаковой форме и допускающий истинностную оценку» [1]. Такая формулировка также не универсальна, поскольку абстрагирует субъекта от знания как результата его познавательной деятельности, а также связывает знание только с вербальными структурами, хотя имеется достаточно оснований считать, что помимо вербализованного знания существует также и невербализо-ванная его форма, выраженная с помощью несловесных знаков (образы, жесты, правила, нормы и т.п.).
И.Т. Касавин пытается преодолеть ограничения предыдущих формулировок, определяя знание как форму «социальной и индивидуальной памяти, свернутую схему деятельности и общения, результат обозначения, струк-
турирования и осмысления объекта в процессе познания» [1]. Нам представляется такая формулировка феномена знания нерационально обширной, поскольку здесь переплетается как когнитивное содержание общества, так и содержание интеллекта индивидуума. Мы считаем целесообразным все-таки разграничить эти две области использованием соответствующих для них понятий. В этом нам поможет рассмотрение существующих типологий знания современных зарубежных авторов.
В зарубежной литературе представлено множество различных типологий форм знания: И. Нонака выделяет неявное и явное (эксплицитное) знания [10]; К. Чу предлагает дифференциацию между неявным, эксплицитным и культурным знанием [7]; Дж. Спендер разделяет знание на эксплицитное и имплицитное, которые, в свою очередь, являются либо индивидуальными, либо коллективными [12]. Как бы то ни было, все эти точки зрения созданы по критерию возможности объективизации (опредмечивания, формализации) знания и основаны на принятии того, что некоторые знания сложно артикулировать посредством языка, поскольку они существуют в форме субъективного опыта. Такие формы знания впервые были выделены М. Полани в его монографии «Личностное знание», который назвал их неявными. Неявное знание полностью связано с субъектом и его практической деятельностью и не может принять объективную (вербализованную, формализованную) форму без частичной или полной потери содержания. К неявному знанию относятся индивидуальные умения, навыки, воспоминания и т.п., которые, хотя и всегда социально опосредованы, неотделимы от личности и ее особенностей [3; С. 18]. М. Полани считает, что оно также является некими когнитивными рамками, посредством которых можно познавать объективный мир. «Не имея способности выразить знания, которые неявно вплетены в нашу традицию и культуру, мы используем их как неартикулирован-ный фон, посредством которого воспринимаем окружающую действительность» [11].
Другая форма знания, наоборот, легко может быть выражена вербально; она хранится в книгах и других носителях информации, а также способна передаваться электронным способом. Эту форму назвали эксплицитным, или явным знанием. По мнению М. Полани, явное знание есть знание, которое может быть либо уже превращено (объективизировано) в информацию и сохранено на каком-либо вне-соматическом (вне тела) носителе (бумажном, электронном или др.), где оно будет существовать вне зависимости от восприятия его человеком. И. Нонака и X. Такойчи определяют эксплицитное знание как знание, которое может быть сформулировано (артикулировано) и включает грамматические утверждения, математические выражения, спецификации и инструкции. Такое эксплицитное знание может быть передано довольно просто посредством индивидуумов [9]. К. Чу полагает, что эксплицитное знание есть знание, которое может быть воплощено в языке, символах, объектах и артефактах [7].
Вообще в зарубежной науке сложились противоречивые мнения относительно природы явного и неявного знаний и их взаимоотношений. Так, американские ученые С. Кук и Дж. Браун доказывают, соглашаясь с М. Полани, что «эксплицитное и неявное являют собой две отдельные формы знания» [8] - одно не является формой другого. Противоположную точку зрения занял Г. Цокас, который утверждает, что неявное и явное знания обоюдно взаимосвязаны и не могут рассматриваться как отдельные типы знания. Критикуя И. Нона-ку, Г. Цокас считает, что неявное знание не является усвоенным (субъективизированным) эксплицитным знанием. В действительности, оно неотделимо от эксплицитного знания, поскольку «неявное знание есть необходимая часть любого знания» [14; Р. 14]. Г. Цокас также считает, что эти два вида знания настолько неразрывно связаны, что попытка разделить их на два - это упускать саму суть этих феноменов. Д. Стенмарк в своей работе «Информация против знания», занимая аналогичную
позицию, утверждает, что любое знание является неявным, поэтому понятие «эксплицитного знания» он предлагает считать синонимом понятия «информации» [13].
Мы согласны с мнением Д. Стенмарка, но предлагаем отнести знание только к сфере интеллекта. В этом плане весьма перспективной является позиция В.Ф. Юлова, который считает, что хотя процесс познания реализуется за счет активности трех компонентов человеческого сознания: интеллекта, бытийствен-ной и ментальной психик, сами результаты познания, т.е. знания, содержатся исключительно в области интеллекта, являя собой множество рациональных значений. В них присутствуют как эмпирические образы (неявное знание): ощущения, восприятия, представления, так и многообразие теоретических образований (эксплицитное знание): идеи, принципы, теории, концепции и т.п. [5; С. 143-144]. Вместо термина «эксплицитное знание» мы предлагаем использовать понятие социокультурной информации, т.е. знания, которое было некоторым образом опредмечено или объективизировано. Тем самым предотвращается ненужное переплетение смыслов знания и информации в познавательном процессе. Картина здесь ясна - субъекты познают окружающую действительность (источник информации), в результате чего они конструируют знания, обладая ими. Подобной точки зрения придерживаются М. Алави и Д. Лейднер, утверждая, что «информация превращается в знание только тогда, когда она перерабатывается субъектом, а знание становится информацией только тогда, когда она артикулируется» [6; Р. 109].
На данное разграничение между знанием и информацией намекают соответствующие глаголы русского языка: «знать» и «информировать». Нетрудно заметить, что первый подразумевает некоторое внутреннее обладание или приобретение («я знаю что-то»), тогда как «информировать» подразумевает внешнюю активность, проявление вовне («я информирую кого-то») - нечто, что отлично от субъекта, который знает.
Если же соотнести эти феномены с понятием знака, то можно провести аналогию с «семиотическим треугольником» немецкого ученого Г. Фреге. В нашем случае вершинами треугольника будут служить понятия знака, информации и знания. Каждый знак является носителем некоторой информации и соотносится не только с его денотатом - информацией или значением знака, но и с тем, что эта информация выражает, т.е. ее смыслом или знанием. Знак, созданный для обозначения какого-либо объекта или явления окружающей действительности, способен нести некоторое значение, которое является ничем иным как информацией. Информация как содержание знака-формы осмысливается субъектом, в результате чего конструируется некоторое знание, которое является одновременно смыслом этой информации, а также значением знака.
1. Касавин И.Т. Обсуждаем статью «Знание» / И.Т. Касавин, АЛ. Никифоров, В.П. Филатов // Эпистемология & Философия науки. - 2004. - №
1. - Т. I. - С. 134-145.
2. Овчинников Н.Ф. Знание - болевой нерв философской мысли: К истории концепций знаний от Платона до Поппера / Н.Ф. Овчинников // Вопросы философии. - 2001. - № 1. - С. 83-113.
3. Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии / М. Полани. - Бла-
Интересным представляется рассмотрение связи слова «информация» с глаголом «информировать» в английском языке. Слово «inform» можно разделить на два: предлог «in» («в») и существительное «form» («форма»), что если дословно перевести на русский язык будет означать «в форме», т.е. нечто, что находится в любой форме, является внутренним содержанием формы, знака.
Таким образом, можно заключить, что знание является когнитивным содержанием интеллекта, результатом целенаправленной конструктивной познавательной деятельности субъекта. Результат объективизации знания воплощается в феномене информации. Между ними возможно установление циклической взаимосвязи с двумя переходами: информация ^ знание, знание ^ информация.
________________________________Литература
говещенск: БГК им. И.А. Бодуэна Де Куртенэ, 1998. - 344 с.
4. Тоффлер Э. Метаморфозы власти. Знание, богатство и сила на пороге XXI века / Э. Тоффлер. - М: ООО «Издательство АСТ», 2001. - 669 с.
5. Юлов В.Ф. Мышление в контексте сознания / В.Ф. Юлов. - М.: Академический Проект, 2005. - 496 с.
6. Alavi M. Knowledge Management and
Knowledge Management Systems: Conceptual Foundations and Research issues / М. Alavi, D.E. Leidner // MIS Quarterly. - Vol. 25. - No. 1. - 2001. - Р. 107136.
7. Choo C.W. The Knowing Organization. -New York: Oxford University Press, 1998.
8. Cook S.D.N. Bridging Epistemologies: The Generative Dance Between Organizational Knowledge and Organizational Knowing / S.D.N. Cook, J.S. Brown // Organization Science. - Vol. 10. - No. 4. - 1999. -pp. 381-400.
9. Nonaka I. The knowledge creating company. New Japanese companies manage the dynamics of innovation /1. Nonaka, H. Takeuchi. - New York: Oxford, 1995.
10. Nonaka I. A Dynamic Theory of Organiza-
Коротко об авторе______________________________________
Караваев Н.Л., аспирант, Вятский государственный гуманитарный университет(ВГГУ) nikita.lk@amail.com
Научные интересы: онтология; теория познания, в рамках которой исследуются взаимоотношения и взаимопе-реходы между результатом познания - знанием и информацией как необходимым компонентом любой когнитивной деятельности; философия науки; мировые религии и религиозные течения Востока
tional Knowledge Creation / I. Nonaka // Organization Science. - Vol. 5. - No. 1. - 1994. - Р. 14-37.
11. Polanyi M. Personal Knowledge / M. Po-lanyi. Corrected edition. London: Routledge, 1962.
12. Spender J.-C. Pluralist Epistemology and the Knowledge-Based Theory of the Firm / J.-C. Spender // Organization. - Vol. 5. - No. 2. - 1998. - Р. 233-256.
13. Stenmark D. Information vs. Knowledge: The Role of intranets in Knowledge Management / D. Stenmark // Proceedings of HICSS-35. - Hawaii: IEEE Press. - January 7-10. - 2002.
14. Tsoukas H. The Firm as a Distributed Knowledge System: A Constructionist Approach / H. Tsoukas // Strategic Management Journal. - Winter Special Issue. - No. 17. - 1996. - Р. 11-25.
___________________________Briefly about the author
N. Karavaev, Post-graduate student, Department of Philosophy and Sociology of Vyatka State University of Humanities, Kirov
Areas of expertise: onthology, theory of cognition, in the frame of which relations and reciprocal transformations of knowledge as the result of cognition and information as necessary component of any cognitive activity, philosophy of the science, world religions and religions of the East
