CC BY
17
26. Добролюбов А. Из книги Невидимой. - М., 1905.-С. 65-86.
27. Речь идёт о книгах А. М. Добролюбова:
1) Natura naturans. Natura naturata (Природа порождающая. Природа порождённая). СПб.,1895;
2) Собрание стихотворений / сост. В. Брюсов; вступ. ст. И. Коневского. - М., 1900.
28. См.: Неизвестные письма Александра Добролюбова 1930-х годов / Публ. А. Кобрин-ского // На рубеже двух столетий : сборник в честь 60-летия А. В. Лаврова. - М. : НЛО, 2009. С. 317-323.
29. Белый Л. Символизм как миропонимание. -М., 1994.-С. 352.
30. ЗакржевскийА. Религия. Психологические параллели. Достоевский (3. Гиппиус, Д. С. Мережковский, Н. М. Минский, С. Булгаков,
Н. А. Бердяев, В. В. Розанов, Андрей Белый, Вяч. Иванов, Алекс. Блок, Алекс. Добролюбов).
- Киев: Издание журнала «Искусство», 1913. -С. 438.
Фёдоров Владимир Сергеевич, кандидат филологических паук, старший научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.
УДК 1 (165)
Т. Н. БРЫСИНА
ЗНАНИЕ КАК ПРЕЗЕНТАНТ ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО И СОЦИАЛЬНОГО КОНТЕКСТА
Экспликация взаимосвязи метафизических, теоретико-методологических и социально-исторических факторов научного познания и знания; иллюстрация такой взаимосвязи на материале экономических и социологических концепций.
Ключевые слова: знание, конструирование, презентация, культурно-исторический контекст, социальная феноменология, наука, истина, модель.
Современные исследования знания в сфере философии осуществляются в очень насыщенном контексте, включающим в себя сложный конгломерат философских, научных, экономических, исторических, культурно-социальных и других компонентов самого разного характера (методологического, гносеологического, онтологического, аксиологического, прагматического и т. д.). Все они в той или иной степени, с той или иной результативностью оказываются условиями реализации самой познавательной активности и её результатов, в том числе и знания.
Исследование этого контекста как в синхронном, так и диахронном аспектах является необходимой задачей философии при постановке эпистемологической проблематики. При этом не имеет значения, о каком типе и виде познания идёт речь. Постановка такой задачи очерчивает широкий круг вопросов, из которого в данной статье рассматриваются два - теоретикометодологические и историко-культурные условия существования познания, презентация их
Брысина Т. Н., 2012
взаимозависимости в знании.
Теоретико-методологические условия инициируют поиск ответов на следующие вопросы: как познаём?, что познаём?, кто познаёт?, какова цель и средства познавательной деятельности? А самое важное (и самое сложное) - это поиск ответа на вопрос: каким образом всё это взаимосвязано? Понятно, что, находясь в «епархии» философии, эти вопросы не могут оставаться без внимания представителей других областей теоретической и практической деятельности, поскольку они дают возможность определять специфику и характер этих областей.
Тема связи метода и результата появляется в философии в самый ранний период её истории. Так, Парменид указывает на два пути познания, приводящих к различным результатам. «Один [путь] - что [нечто] есть и что невозможно не быть. Это - путь Убеждения (ибо он соответствует истине). Другой - что [нечто] не есть и что по необходимости должно не быть» [1]. Так задаётся различие истины и мнения, в основании которого оказывается различие необходимого и вероятного, а приводят к этим различным результатам, как считало большинство античных философов, пути разума и чувств.
Вопрос о взаимосвязи метода и предмета познания был артикулирован в качестве теоретической задачи значительно позже — в немецкой классической философии. При этом и сам метод оказался в поле зрения, что привело к изменению представлений о характере и природе мыс-ледеятельности и её истоках. Теперь стало ясно, что способ мышления не просто совокупность мыслительных операций и навыков их выполнения, складывающихся стихийно и выражающих так называемую «естественную, от природы данную способность, а посему не требуется специальной подготовки для осуществления познания: каждый нормальный человек может и умеет познавать, получая истинное знание. Такое само собой разумеющееся положение, подвергнутое анализу немецкими философами-кпассиками, было осознано как один из предрассудков человеческого здравого смысла. По этому поводу Гегель остроумно заметил, что хотя у каждого человека имеется идеальная мерка для обуви - его собственная нога - далеко не каждый является сапожником, поскольку любой здравомыслящий человек понимает, что наличие ног не является необходимым и достаточным основанием для шитья обуви. Но почему-то обладание головой считается достаточным условием, чтобы, не учась (то есть не овладевая логикой и философией), получать истинные знания, хотя познавательная работа ничуть не проще работы сапожника.
Немецкая философия в лице Канта, Фихте, Гегеля убедительно доказала, что метод - определённая множеством факторов и условий последовательность мысленных процедур - не только обусловливает результат, но и предмет познания, поскольку структура познавательной деятельности непременно проявляется в структуре и организации предмета исследования. Тем самым была продемонстрирована несостоятельность натуралистического подхода к пониманию мышления и познания. Теперь уже ни один исследователь (в какой бы области знания он ни работал) не может не учитывать наличие обусловленности практикуемым методом не только результата, но и предмета познания. Предмет познания «как он есть на самом деле» - это не само собой разумеющееся образование, а реальность, сконструированная в ходе познания. Из этого вывода философии девятнадцатого века в веке двадцатом разовьётся мощное направление эпистемологического конструктивизма, которое идею конструктивизма распространит на все элементы познавательной деятельности, акцентировав внимание не только на методе, но и на теории, то есть на конструировании понятий. Тем самым возрожденческий идеал человека как свободного творца будет распространён и на нау-
ку. Однако торжество гуманизма и здесь оказалось проблематичным, поскольку сразу встал вопрос об истинности знания, во всяком случае в рамках корреспондентской, идущей ещё от Аристотеля, концепции истины. Тем не менее перспективы, открываемые эпистемологическим конструктивизмом, оказались настолько захватывающими, что многие великие учёные XX века понимали науку именно в его контексте. Приведу два высказывания столпов физики. Эйнштейн утверждает: «В настоящее время известно, что наука не может вырасти на основе одного только опыта и что при построении науки мы вынуждены прибегать к свободно создаваемым понятиям, пригодность которых можно апостериори проверить опытным путём. Эти обстоятельства ускользали от предыдущих поколений, которым казалось, что теорию можно построить чисто индуктивно, не прибегая к свободному, творческому созданию понятий. Чем примитивнее состояние науки, тем легче исследователю сохранять иллюзию по поводу того, что он будто бы является эмпириком... В последнее время перестройка всей системы теоретической физики в целом привела к тому, что признание умозрительного характера науки стало всеобщим достоянием» [2]. Другой нобелевский лауреат Р. Фейман говорит, что «поиск нового закона ведётся следующим образом. Прежде всего о нём догадываются. Затем вычисляют следствия этой догадки и выясняют, что повлечёт за собой этот закон, если он окажется справедлив. Затем результат расчётов сравнивают с тем, что наблюдается в природе, с результатом экспериментов или нашим опытом... и выясняют, так это или не так. Если расчёты расходятся с экспериментальными данными, то закон неправилен. В этом простом утверждении самое зерно науки... Конечно, вы понимаете, что такой метод позволяет только опровергнуть любую определённую теорию... У нас всегда есть возможность опровергнуть теорию, но, обратите внимание, мы никогда не можем доказать, что она правильна» [3].
В приведённых высказываниях хорошо просматривается изменение представлений о науке и её способах получения знания, то есть выявляется роль общественной практики, с изменением которой меняются и теоретико-методологические принципы, процедуры, способы обоснования и т. д. И роль философии здесь заключается, во-первых, в осмыслении всех трансформаций, во-вторых, в «профилактической» работе: предупреждать от соблазна превращать какой-либо метод или теорию в «универсальную отмычку», с помощью которой можно открывать (решать) любые задачи. Преодоление тотального господства одной теоретико-методологической кон-
цепции - это не только идеологическое, но и методологическое требование, вытекающее из принципов эпистемологического конструктивизма.
Группа культурно-исторических условий также конкретизируется во взаимосвязанных вопросах: как понимается познание в данный исторический период?, чем оно регулируется?, каково его значение в социальной и человеческой жизни?
Осмысление данных вопросов в качестве проблемы связано с формированием так называемого культурологического подхода в рамках философии науки на рубеже Х1Х-ХХ веков и социологии знания (середина прошлого века) в связи с критикой натурализма как доминантной установки в понимании познания и знания и его главного принципа - объективизма, неизбежно приводящего к элиминации культурноисторических и экзистенциональных составляющих познания.
Здесь налицо глубокий парадокс гуманистической парадигмы западной цивилизации: утверждение творческой свободы человека и исключение его из сферы истины, которая мыслилась как безусловная, то есть вечная и универсальная, следовательно, познать её мог только особый разум, тоже безусловленный и универсальный. Для фиксации такого разума осуществляется сильная идеализация. Так появляется понятие субъекта, или «незаинтересованного наблюдателя», свободного в своей познавательной деятельности от всякого рода преходящих, т. е. исторически, культурно и экзистенциально обусловленных обстоятельств. Несомненно, введение этой идеализации в объяснение возможности познания было попыткой разрешения вышеуказанного парадокса, однако малоуспешной.
Данная ситуация не могла не вызвать активной и убедительной критики натуралистической установки в понимании познания и знания и разработки иных подходов. Начиная с работ Диль-тея, эта задача находила всё более основательные решения, которые в целом можно обозначить как социокультурологический подход. Здесь теоретико-методологическая структура знания и операциональное содержание мышления не сводятся к процедурам отражения или конструирования на базе априорных форм. Более того, было выявлено, во-первых, что понятие отражения чрезвычайно многозначно, его содержание принципиально отличается, например, у Аристотеля и Декарта; во-вторых, отражение как процесс получения знания включает в себя процедуры неотражательного характера, такие как реконструкция, деконструкция, продуктивное воображение и др. Тем самым стало ясно, что познание и знание имеют культурно-
историческую и социально-экзистенциальную обусловленность. Герменевтика и аналитическая философия раскрывают ещё один факт - роль языка в постановке гносеологической задачи и выборе средств её решения, следовательно, в формулировке результата. В данных обстоятельствах меняется и понимание истины. Она теряет свой фундаментальный атрибут - абсолютность, переставая быть «независимой от человека и человечества». Следовательно, ни о каком «незаинтересованном наблюдателе» речи уже нет. Субъект приобретает такие характеристики, которые в предшествующей гносеологии рассматривались как совершенно недопустимые.
Современная философия рассматривает познание и знание как многоуровневое и разнородное образование, обусловленное множеством обстоятельств, в каждом своём «элементе» и в целом выражающее (презентирующее) своего «родителя» и «носителя» - человека, творящего в исторически конкретной социокультурной ситуации.
Всё вышесказанное относится не только к естественнонаучному, но и к социогуманитарному познанию. Более того, именно оно стало исходной площадкой, на которой и из которой произрос антинатуралистический подход, в нём в первую очередь черпались аргументы в защиту нового понимания динамики, структуры и природы знания вообще.
В качестве примера рассмотрим ряд учений из экономической и социологической сферы. И поскольку для этих типов знания очевидным является включение человеческой активности в сам предмет исследования, то обратимся к моделям человека, используемым в этих учениях, с целью экспликации теоретико-методологических оснований этих моделей.
Так, в классических экономических и социологических учениях человек представлен в виде «социального атома» (индивида), главная характеристика которого - ясное понимание самого себя, следовательно, несомненность контроля собственного поведения. Источником же всех действий так понимаемого человека является эгоистический интерес. Тем самым экономическая жизнь представляется как равновесная устойчивая система, в которой эгоистически мотивированные индивиды стремятся достичь наилучших, удовлетворяющих их интересы результатов. Однако так поступает каждый член системы, поэтому наложение интересов приводит к их уравновешиванию, что в итоге обеспечивает общее благополучие. Отсюда же проистекает разделение труда, где каждый выбирает максимально выгодное для себя занятие. При свободной конкуренции пересечение таких устремле-
ний создаёт «естественный порядок», благодаря чему и функционирует экономическая система. При таком понимании человека и экономической жизни нет необходимости учитывать влияние социально-культурных и исторических факторов. Напротив, они должны быть устранены из объяснения, поскольку не позволяют создать строгую (точную, объективную, универсальную) теорию. Следует обратить внимание на очень важную и фундаментальную когнитивную проце-дуру - отождествление представлений об экономической жизни и модели человека, т. е. их картины, с самой экономической действительностью и человеческой жизнью. На этом основании строятся все так называемые «большие идеологии», то есть проекты по переустройству не только экономической, но и общественной жизни в целом, а также перевоспитания человека.
В начале XX века отечественный историк экономических учений и крупный теоретик в области политической экономии Туган-Бара-новский пишет следующее: «...если с одной стороны экономическая наука соприкасается с шумом и гамом уличного базара или биржи, другой своей стороной политическая экономия близка к бесстрастному покою философского созерцания. Экономическая наука должна решать чисто абстрактную проблему: в какие формы сложится игра человеческих интересов, если предположить свободу этой игры?» [4].
Приведённая цитата сама представляет интерес в плане поставленной в статье задачи. С одной стороны, Туган-Барановский демонстрирует приверженность позитивизму с его ориентацией на эмпиризм, в данном случае на «шум и гам» повседневной экономической жизни. Однако многообразие этой жизни должно быть организовано теоретическими формами, чтобы имело место научное знание об этой самой действительности. Теоретические формы, продукты философского, т. е. бесстрастного созерцания, осуществляемого «незаинтересованным наблюдателем», в то же время допускают предположение «свободы игры человеческих интересов». Налицо теоретико-методологическая неоднозначность установок исследователя. Случай Туган-Барановского не единичен. Он, как и многие другие, находящиеся на переломе (переходе), сохраняет установки старой (классической) и демонстрирует положения новой (неклассической) парадигмы.
Другая модель человека, лежащая в основе теории Кейнса и его последователей, даёт иную картину экономической жизни. Здесь человек -многослойное существо, для которого его собственное сознание вовсе не открытая книга или прозрачная среда, доступная для самонаблюде-
ния. Наличие в человеческом сознании нереф-лексируемого слоя закрывает возможность тотального самоконтроля. Именно это свойство человека делает невозможной оптимизацию поведения людей в сфере экономики их собственными силами. Отсюда выводится необходимость внешней (по отношению к экономике) силы, способной активно вмешиваться в экономическую жизнь и её регулировать. Таковой выступает государство. Оно обладает, во-первых, большей информацией о состоянии дел в этой сфере; во-вторых, не подвержено страстям (в отличие от человека с его, выражаясь языком психоанализа, «подвалом бессознательного»). Это обеспечивает государству возможность вести более рациональную (оптимальную) политику в интересах всего общества. Посему, согласно Кейнсу и неокейнсианству, государству принадлежит неустранимое ни при каких обстоятельствах место в экономической сфере.
Последующие изменения в экономической теории связаны с расширением свойств агента экономических действий за счёт введения в модель человека новых качеств, например, статусных параметров, внеэкономических ценностей. Это, в свою очередь, изменяет трактовку экономики как сферы общественной жизни. Так, в концепции Хайека человек - «истинный индивидуалист», но его действия направлены не только на получение экономической выгоды за счёт производства вещей и только, но получающего удовлетворение от своего вклада в общественную жизнь.
Люди производят не только вещи и услуги, но и знание, которое играет важнейшую роль в функционировании экономики. Человек осваивает знание через экономические факторы - механизм цен, биржевых котировок и т. д. Это позволяет агентам экономической деятельности включаться в совместные действия и таким образом достигать динамического равновесия. Следовательно, не «естественный» интерес, не эгоистическая мотивация в чистом виде, а распределение знания оказываются основанием солидарности в современном обществе, которое само превращается в «общество знания».
Таким образом, модель человека обусловливает понимание экономики, выступает средством и основой конструирования не только экономической реальности, но и социальной реальности в целом, поскольку она оказывается презентантом «природы человека». А поскольку «природа человека» - это сфера интересов философии, в которой нет единого её понимания, то и в экономическом сознании мы наблюдаем различие моделей человека и, соответственно, различные трактовки ме-
ханизмов функционирования, организации и структурирования экономической реальности.
Идентичные процессы имеют место в социологическом знании, которое также обусловлено теоретико-методологическими парадигмальны-ми установками и историко-культурными факторами.
Для анализа возьмём две концепции — понимание общества как естественно-исторического процесса, разработанное К. Марксом в девятнадцатом веке, и социальную феноменологию А. Шюца, созданную им в веке двадцатом на базе философии Э. Гуссерля.
Марксово понимание общества есть реализация диалектического принципа развития. А принцип - это одна из форм организации знания и одновременно «инструмент» выработки знания. Этот «инструмент» был применён к другой форме знания - законам, в результате чего социальные законы потеряли свою неизменность
- одно из главных качеств, которое им приписывала классическая социология. Перестав рассматривать законы общества как абсолютные структуры, Маркс, во-первых, вывел их из сферы «естественности», то есть вскрыл их источник - культуру; во-вторых, стал трактовать их как функции (а не сущности) деятельности людей, осуществляющих свою социальную (а не природную) жизнь, в том числе и экономическую. Поэтому, как указывал Маркс, открытые им законы капиталистического общества не могут быть использованы в качестве методологического инструментария для исследования других форм социальной жизни. Отсюда вытекает представление об обществе как системе различных социальных форм, образующихся на основе различных видов деятельности, имеющих свои законы.
Локализация социальных законов, однако, не означала их отрицания вообще, поскольку Маркс осознанно ставил задачу разработки научного объяснения общества, в контексте диалектического метода. Решением этой задачи стала концепция процесса возникновения, трансформации и исчезновения исторически определённых видов деятельности людей, то есть концепция формационного развития общества.
В научно-исследовательской практике (у Маркса в том числе) концепция — это одновременно форма организации знания (теоретический план), инструмент по обработке уже имеющегося и конструирование нового знания (методологический план) и выражение (культурно-социологический план) определённых внена-учных установок: социальной потребности, ценностей, идеологических запросов и т. д. Таким образом, концепция выступает формой и спосо-
бом конструирования знания, а также теоретическим эквивалентом исторически необходимого и культурно обусловленного. В этом статусе концепция определяет направление дальнейшего преобразования знания в конкретно-историчес-ких обстоятельствах.
Совсем иное понимание общества складывается на базе феноменологического метода конструирования знания. Одним из исходных здесь является принцип инвариантности структур сознания (интенциональность, темпоральность, горизонт, смыслопорождение), обеспечивающих опыт переживания человеком истории. Отсюда предмет социологического знания не эмпирические события, а неизменные формы (смысл, предназначение, должное, цель и т. п.), которые упорядочивают эмпирические события на базе методологических процедур интерпретации, конвенции, аппрезентации и др. История в этом случае предстаёт как единство смыслов и значений, организованное инвариантными структурами сознания, а общество - единый жизненный мир, образованный интерсубъективным опытом людей. И если для диалектики главным вопросом является вопрос об источнике развития общества, то для феноменологии - это вопрос о способе организации множественности индивидуальных опытов (переживаний жизни) в единый опыт истории. Разумеется, ни о какой борьбе (революциях) при таких теоретикометодологических условиях речи быть не может. На первый план здесь выступает принцип гармонизации актов коммуникации. Гуссерль ещё в 1935 году писал: «Так живо обсуждавшийся сегодня, в столь многочисленных симптомах жизненного распада подтверждённый «кризис европейского существования» - это не тёмный рок, непроницаемая судьба. Он становится понятным и прозрачным на фоне открываемой философией телеологии европейской истории... Чтобы постичь противоестественность современного «кризиса», нужно выработать понятие Европы как исторической телеологии бесконечной цели разума...» [5]. Таким образом, на примере Европы, феноменология раскрывает метафизическое основание общественной жизни - историческую телеологию, которая обусловливает гармонизацию духовного и материального, должного и сущего, личностно-индивидуального и солидарного опыта.
Разумеется, как и в других концепциях, феноменологический вариант социологии презен-тирует те теоретико-методологические и культурно-исторические предпосылки и предрассудки, на которых он произрастает. К таковым можно отнести рационализм, телеологизм, трансцендентализм, веру в единство и едиист-
венность исторического пути человечества. Тем самым вновь подтверждается одно из положений неклассической рациональности о том, что эпистемологические конструкции не обладают атрибутом абсолютной истинности, так как обусловлены конкретными теоретико-методологическими основаниями, меняющимися в зависимости от изменений социокультурных установок. Дальнейшая эволюция идей Гуссерля в концепциях А. Шюца и социальных конструктивистов (П. Бергер, Т. Лукман, П. Бурдьё) с ещё большей отчетливостью выявила социальную обусловленность научного знания, обосновав положение об интерсубъективном характере социальной реальности. Таким образом, любое знание изначально есть продукт межличностных коммуникаций, то есть его структура обусловлена интерсубъективным взаимодействием, а сам социальный мир организуется в ходе его типизации в конструктивной активности познания. Следовательно, принципиально невозможно отделить структуру знания от структуры социальной реальности и конструктивных процедур мышления.
Наряду с результатами постпозитивистских исследований знания, направленных на обоснование тезисов о теоретической нагруженности языка наблюдения и неполной детерминации теории эмпирическими данными, оказалась снятой проблема абсолютности истины, а следовательно, и её объективности. Казалось бы, постмодернизм одержал победу: нет ничего устойчивого, догматичного, центрированного, всё текуче, ризоматично, равноправно в общественной жизни вообще и научной сфере в частности.
Однако ситуация только кажется решённой. Более того, возник новый парадокс: с одной стороны, современная философия и социология науки показала (и с этим согласны многие ведущие учёные), что наука развивается в результате пересмотра и отвержения ранее используемых методов объяснения и конструирования объектов, с другой - современная цивилизация не может существовать без созданной технологиями «второй природы». А сами технологии имеют в своём основании положения науки, принятые как объективные истины.
Здесь мы сталкиваемся с проблемой, осмысление и поиск путей её разрешения опять-таки зависят от совокупности разнородных и разнопорядковых условий, в том числе теоретикометодологических и культурно-исторических.
Одним из вариантов выхода из вышеобозна-чанной проблемной ситуации, очень похожей на ту, о которой писал Э. Гуссерль в «Кризисе европейского человечества и философии» в 1935 году, является возвращение к положениям классической рациональности, но с учётом результа-
тов её критики постпозитивизмом, социологией знания и социальной феноменологией. Как отмечает 3. А. Сокулер, «в названном подходе можно различить контуры осуществляющегося на наших глазах «антилингвистического поворота» [6]. Данный подход имеет место как в отечественной, так и зарубежной философии. Сошлюсь здесь на работу Б. И. Пружинина, в которой он утверждает, что «знание, по самой своей сути, т. е. именно как знание, есть отражение объективно, от знания не зависящей, реальности <...>. Здесь не важно, как может быть истолкована эта независимость реальности от знания - идеалистически, материалистически или «нейтралистски». <...> Пусть даже эта «независимость» иллюзорна, пусть так, но вместе с рассееванием этой иллюзии исчезает и знание как феномен нашего сознания и нашей культуры» [7].
В работах Э. Пикеринга, Б. Латура и др. сам феномен науки содержательно углубляется: наука это не только знание, но и практика, где происходит деятельно-преобразующее взаимодействие с природными явлениями и процессами. «Микробы, электроны и пласты скального грунта ... не ... подчиняются полностью высказываниям учёных, а ... совершенно безразличны к их высказываниям. Это не значит, что они - «просто объекты», наоборот, они ведут себя как им заблагорассудится, без оглядки на интересы учёных - останавливают эксперименты, внезапно исчезают, умирают, отказываются отвечать или разносят лабораторию вдребезги» [8].
В концепции научно-исследовательской практики Г. Ф. Миронова наука представлена как бытийное образование, существующее одновременно как производство, открытие и творение знания в ситуации совпадения теоретико-методологи-ческих и социокультурных обстоятельств [9].
Конечно, вернуться на позиции нововременной трактовки научного знания невозможно, однако вполне возможно, как это демонстрируется в данном подходе, перестать отождествлять знание с системами предложений фундаментальной объясняющей теории и их интерпретациями, а картину реальности, рисуемую наукой, с самой действительностью.
Таким образом, решение поставленной в статье задачи заключается в экспликации познания и знания как средоточия конструктивных схем человеческого мышления и контекста его осуществимости, в который входят и независящие от сознания факторы. Выбор тех или иных способов структурирования контекста и определение набора фактов фундируются всей целостностью социокультурного бытия, включающего в себя и само знание как бытийное образование.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Фрагменты ранних греческих философов. 4.1.-М., 1989. - С. 287.
2. Эйнштейн, А. Собрание научных трудов:
В 4т. Т. 4.-М., 1967.-С. 167.
3. Фейман, Р. Характер физических законов: Нобелевская и мессенджер с кая лекции / Р. Фейман. - М., 2004. - С. 130.
4. Туган-Барановский, М. Очерки из новейшей истории политической экономии и социализма / М. Туган-Барановский. - СПб., 1907-С. 24.
5. Гуссерль, Э. Философия как строгая наука. /Э. Гуссерль. -Новочеркасск, 1994.-С.126.
6. Сокулер, 3. А. Философия науки: что же дальше? / 3. А. Сокулер // Вестник Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. - 2010. - №3. - С. 98.
7. Пружинин, Б. И. Ratio serviens? Контуры культурно-исторической эпистемологии / Б. И. Пружинин. - М., 2009. - С. 40-41.
8. Латур, Б. Когда вещи дают сдачу: Возможный вклад «исследований науки» в общественные науки / Б. Латур //Вестник Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. - 2003. - №3. - С.5.
9. Миронов, Г. Ф. Научно-исследовательская практика: философско-методологический анализ / Г. Ф. Миронов. - Саратов, 1989.
Брысина Татьяна Николаевна, доктор философских наук, профессор, заведующая кафедрой «Философия» УлГТУ.
УДК 1 (167/168) М. П. ВОЛКОВ
К ПРОБЛЕМЕ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ОСНОВАНИЙ ИССЛЕДОВАНИЯ ГЕНЕЗИСА НАУКИ: ПОТЕНЦИАЛ ДИАЛЕКТИКИ
Рассматривается потенциал классической диалектики в качестве методологического инструментария анализа проблемы генезиса науки.
Ключевые слова: диалектика, целостность, противоречие, практика, античность.
Проблема взаимосвязи метода познания и предмета познания имеет длительную историю, однако в качестве теоретической и специализированной она была поставлена в немецкой классической философии. При этом дело не ограничилось постановкой значимой философско-методологической проблемы: было раскрыто глубинное родство между структурой метода познавательной деятельности и предметной областью, которая данной деятельностью охватывается. Сами методологические принципы и средства, существуя в системе социальноисторических практик и испытывая воздействие с их стороны, подвергаются изменению. Оно может выражаться в уточнении содержания методологических установок, связанном с применением метода в новой для него предметной области, а также в модификации, вызванной его сочетанием с иными принципами и приёмами. Появление подобных методологических конструктов-гибридов отнюдь не свидетельствует об
© Волков М. П., 2012
эклектике, но является свидетельством встречи познания с объектом сложной природы, не допускающим его адекватного постижения в рамках единого метода. Подобная ситуация была зафиксирована и осмыслена в начале XX века Н. Бором в отношении физических объектов и обернулась включением в систему методологических средств нового приёма - принципа дополнительности. Появление этого принципа в современной науке является проявлением глубинной тенденции современной культуры к конвергенции её подсистем, форм, субкультур.
Усиление интереса к проблеме генезиса науки, естественное в горизонте развивающейся в социокультурной парадигмы, побуждает обратиться к потенциалу диалектической методологии.
Становление науки как социокультурного феномена, соединяющего в себе исторически определённое мировоззрение и способ (форму) познания, представляет собой длительный процесс, в ходе которого происходит эволюция от первых незрелых, несовершенных форм - это касается любого исторически развивающего объекта - к более развитым и совершенным,
