CC BY
35
УДК 070
С. А. Журавлев
Марийский государственный университет, г. Йошкар-Ола
Журналистика как сфера активной лексификации
В данной статье рассматриваются лексико-стилистические процессы, которые обнаруживают себя в языке современной русской периодической печати. Автор обращает внимание на слова, отсутствующие в толковых словарях, но активно употребляющиеся в публицистике, и оценивает языковой потенциал данных единиц.
Ключевые слова: лексика, лексификация, неология, окказионализмы, потенциальные слова, язык СМИ.
В любой, даже самый спокойный исторический период в жизни общества одновременно происходит множество событий, требующих фиксации и осмысления. А во времена слома эпох, когда рушатся прежние системы ценностей, стремительно обновляются идеологические, социально-экономические, культурные отношения, количество значимых событий, нередко порождающих новые смыслы-символы, увеличивается многократно.
Настоящее время нередко называют постиндустриальным этапом развития общества, когда значение информационных технологий оказывается решающим для выполнения многих задач. Во власти современных средств массовой коммуникации есть возможности выбора содержания и формы сообщения, на которые в свою очередь в немалой степени накладывают отпечаток тренды. В этих условиях журналистика становится одной из самых влиятельных сфер деятельности, способной формировать и общественное мнение, и способ его передачи.
Одним из главных инструментов журналиста, бесспорно, является слово. В практике средств массовой информации слово, вероятно, рассматривается как семантико-стилистическая единица, имеющая существенный коммуникативный потенциал. Однако регулярно занимаясь речетвор-ческой деятельностью, журналисты активно участвуют в поддержке и конструировании языковой системы. Живой язык пульсирует и, сохраняя свой структурный стержень, претерпевает изменения каждодневно. Речевая практика языкового сообщества в целом и каждого носителя языка в частности способствует лингвистической динамике. Журналисты, находящиеся в авангарде этого процесса, представляют собой мощную силу, которая в современных условиях может влиять не только на общественное мнение, но и на со-
стояние нашего языка. Многое в этом плане зависит от таланта, стилистического чутья, эрудиции, словарного запаса конкретного работника пера и микрофона. Неизбежным результатом деятельности журналистов становится обновление языка, что проявляется в первую очередь в стилистическом пространстве корпуса многочисленных текстов и впоследствии с большой долей вероятности на лексико-семантическом уровне языковой системы.
Таким образом, журналистика представляет собой сферу активной лексификации, т. е. пополнения словарного состава языка новыми лексемами и отдельными лексическими значениями. Сам процесс такого словотворчества и, естественно, его результат не могут не привлечь интерес лингвистов.
Свободный, демократичный стиль коммуникации, характерный для современных СМИ, предполагает использование приёмов стилистической конвергенции, языковой игры, различных экспериментов со словом и с текстом. В итоге в журналистской речи бывает много примечательных окказиональных образований, созданных как сиюминутное игрословие, обычно оправданное в каждом конкретном контексте.
В последнем случае мы имеем дело, скорее, с потенциальными единицами, возникающими, как правило, спонтанно, для решения текущих стилистических задач. Например: «Краеведением могут заниматься только те люди, которые являются краелюбами» // «Литературная газета». 2012. № 32-33. С. 3. Готовая русская словообразовательная модель даёт возможность создать слово типа «краелюб» (ср.: жизнелюб, книголюб). «Необходимо провести работы по «оморячиванию» вертолёта Ка-52А» // «Аргументы недели». 2011. № 25. С. 18. Здесь присутствует модель образца
«очеловечение», «оболванивание». В некоторых случаях авторы статей используют необычные, экспериментальные формы слов. Например, заголовок «Новой газеты»: «Планетянин Чечель-ницкий» (2010. 29.01), где слово планетянин возникло в результате усечения префиксоида ино-. Другой пример: «Очевидно, что бытие определяет не только сознание, но и бессознание тоже» // «Независимая газета». 2011 (29.12). № 8. Противопоставленные по семантике модели типа сознание — бессознание нетипичны для русского языка (слова типа бездушие, бесстрашие, бессилие образуются иным способом; лишь в какой-то мере близка к варианту бессознание единица субстандартного происхождения беспредел). Регулярное появление подобных единиц (почти всегда уникальных) демонстрирует, скорее, потенциал русской речи, нежели возможности языка.
Впрочем, в некоторых случаях в публикациях современной прессы встречаются окказиональные слова, которые, на наш взгляд, не вполне спонтанны в своём появлении и, следовательно, более удачны в коммуникативном отношении. Количественно таких единиц очень мало, но тем ценнее выглядит авторская находка. «Каждый сведущий понимает, как избранность накладывает особую ответственность. Мелкодум же найдёт в ней повод для самолюбования или опошлит идею до унылого национализма» // «Литературная газета». 2012. № 32-33. С. 3. Слова «мелкодум » нет в словаре В. И. Даля, и оно вполне могло бы обогатить русский язык в значении: «Недалёкий, ограниченный человек». Или: «Но уж мяуканье точно не приветствовалось. Ни актуальное, ни стародавнее, в отношении которого предпочиталось благоумолчание!» // «Известия». 2012 (12.03). С. 6. Лексема «благоумолчание» в значении «умолчание будто бы с благими намерениями» напоминает известный неологизм М. Е. Салтыкова-Щедрина «благоглупость», позднее вошедший в фонды русского языка. Иными словами, хорошая лингвокреативная преемственность современной журналистики налицо.
Можно и далее приводить примеры единиц, которые могли бы расширить словарный состав русского языка. Как, допустим, назвать город с количеством проживающих в нём жителей свыше миллиона человек? В толковых словарях русского языка соответствующим номинатом яв -ляется слово «миллионер» в одном из своих значений. Однако в речевой практике СМИ можно обнаружить и альтернативные лексемы-дериваты
от слова «миллион». В частности, к ним относится единица «миллионник». Ср.: «Российские города, особенно миллионники, за последние 10-12 лет серьёзно выросли, развились» // «Комсомольская правда». 2012. 11.09. С. 8. Преимуществом данного слова является новая, самостоятельная форма, позволяющая устранять двусмысленность в условиях использования полисеманта «миллионер». Ещё один пример: «Там и он, похожий на студента, и парни из сообщества. Счастливые, в полном беззаботье» // «Русский репортёр». 2012. № 26. С. 46. Единица «беззаботье» выглядит как типичное окказиональное слово, в то же время смотрится она в тексте намного органичнее, чем другие гапаксы, и, думается, имеет хороший системный потенциал.
Некоторые словообразовательные модели становятся весьма продуктивными именно в последние годы. Например, на русской основе активной стала модель «... + -ёмкий» (энергоёмкий, взят-коёмкий). Ср.: «.наиболее тревожной сейчас выглядит ситуация в таких медалеёмких видах, как плавание, академическая гребля и велоспорт» // «Аргументы недели». 2012. № 28. С. 8. Проявляет активность и другая сходная модель словотворчества — «... + огенный) (техногенный, криминогенный) в значении «порождающий что-либо». Ср.: «Как же тогда отследить потенциальный конфликт интересов, признанный одной из главных коррупциогенных опасностей?» // «МК в РМЭ». 2010. № 21. С. 5.
Внимательное чтение материалов СМИ показывает, что в русской речи используется множество вполне нормативных слов, отсутствующих в словарях. Например, в «Большом толковом словаре русского языка», одном из самых полных лексикографических источников, есть слово хохол в значении «украинец», но нет слова буль-баш в значении «белорус». Оба слова употреблялись и употребляются как в пренебрежительном, так и в нейтральном смысле (например, для шутливого самонаименования носителем соответствующей национальности). Читаем в газете: «Белоруссия сегодня — не сельская, не аграрная страна, не бульбаши, как многие почему-то ещё считают. Это самая урбанизированная страна в Европе.» // «Завтра». 2011. № 28. С. 2. В речевом, в том числе публицистическом обиходе встречается и разговорное слово тридцатьчет-вёрка в значении «танк Т-34». Ср.: «Это и сама тридцатьчетвёрка в заводском музее бронетехники, от которой повелась династия великолепных
машин» // «Завтра». 2012. № 26. С. 2. Впрочем, в Национальном корпусе русского языка (www.ruscorpora.ru) именно это слово представлено довольно подробно. В целом же регулярно употребляемые в речи слова, бесспорно, превышают количество зарегистрированных в слова -рях единиц и требуют внимания исследователей.
Расширение русского лексикона происходит каждодневно. Новые реалии требуют новых наименований, старые явления нередко получают новые оценки, меняются стилистические маркировки. Многое из того, что появляется в нашей речи, тиражируется благодаря средствам массовой информации и в результате такой обкатки как в устной, так и в письменной речевой практике, естественным образом входит в состав русского словника.
Значительное место среди неологизмов постсоветского времени занимают слова, называющие новые предметы и явления. Впрочем, новые слова «возникают в языке не только тогда, когда в объективной действительности появляется новая реалия (предметный фактор), но и когда эта реалия становится значимой, достойной общественного внимания (понятийный фактор), либо когда она начинает требовать нового названия в силу стилистических и иных причин (фактор языковой системы)» [5, с. 165].
Подавляющее большинство неологизмов бы -ло заимствовано, в основном из английского языка. Большинство новых единиц исконного происхождения возникло путём сокращения основ или сложения. Так в русском языке возникли лексические единицы, обозначающие реалии а) политики (антиглобалист, единоросс, партстроительство, политтехнолог, самостийность, совфед, электорат); б) экономики (антимоно-польщик, аутсорсинг, валоризация, девелопер, диверсификация, нефтянка, олигарх, сырьевик, энергобезопасность); в) научно-технического прогресса (генно-модифицированный, графен, микро-волновка, мобильник, нанотрубка, флешка, хайте к); г) торговли, бизнеса и сферы услуг (бари-ста, бейджик, бренд, липосакция, мегамолл, мерчендайзер, ресепшн, риелтор, фастфуд, хос-тел, шопинговать); д) массовой коммуникации (видеоблог, гаджет, инфотеймент, контент, медиарынок, медиахолдинг, роуминг); е) искусства (артхаус, винтаж, галерист, инсталляция, мейн-стрим, перформанс, ремейк); ж) спорта (кайт-бродинг, паралимпиец, рестлер, стритбол, таф-гай, фитнес); з) транспорта (беспилотник, гидро-
цикл, квадроцикл, кроссовер, реанимобиль, тюнинг, чартер); и) субкультуры (гот, граффити, пар-кур, хипстер, хипхопер, эмо) и т. д. На каждое из указанных слов в коллекции автора имеется своё контекстное окружение, примеры которого, взятые из современных газет и журналов, предполагается опубликовать в виде отдельного неологического справочника.
Большой интерес представляет семантическая эволюция уже существующих слов. Лексические единицы в процессе своего функционирования постоянно прирастают новыми значениями. «Изменение семантической структуры слов проявляется в следующих процессах: слово меняет свой семантический объём — он или сужается ... или, наоборот, расширяется...; во-вторых, в семантической структуре многозначного слова происходит перегруппировка его значений.; в-третьих, слово теряет своё первичное значение и закрепляется во вторичном.» [1, с. 48]. Так, например, увеличили свой семантический объём прилагательные карманный и паркетный. Карманный — «легко управляемый» (ср.: «...выстраивание левой и правой карманных оппозиций» // «Мир новостей». 2005. 1.03. С. 2). Паркетный — «работающий в кабинетах, оторванный от реальной жизни; сервильный» (ср.: «Это был именно боевой, а не паркетный генерал» // «Аргументы и факты». 2008. № 19. С. 16; «Героиня приехала в Москву со своей гражданской позицией, со своей идеологией рассказывать правду людям, а в итоге, став паркетным журналистом, стала говорить очевидную ложь, доподлинно зная, как есть на самом деле» // «Независимая газета». 2009. 20.02. С. 12).
Приращение семантики слов может быть обусловлено, например, техническими (тарелка) или политическими (оранжевый) условиями. Ср. новое значение слова «тарелка» — «спутниковая антенна в виде тарелки» («Телевещание имеет три ипостаси: эфирное (сигнал получаем через антенну), кабельное (по проводам) и спутниковое (с помощью тарелки)» // «Литературная газета». 2008. № 52. С. 10. См. значение слова «оранжевый» — «связанный с идеологией цветных революций; первоначально и прежде всего — применительно к сторонникам политики В. Ющен-ко и Ю. Тимошенко на Украине» («Члены теневого правительства Партии регионов давно обвиняют своих оппонентов из оранжевого лагеря в разворовывании кредитных средств» // «Независимая газета». 2009. 29.09. С. 6). Прилагательное
оранжевый в этом значении к тому же субстантивировалось (ср.: «Сегодня, накануне скорбной даты начала Великой Отечественной войны, следует особо сказать, что оранжевые давно уже приступили к пересмотру итогов Второй мировой войны» // «Литературная газета». 2008. № 25. С. 2). Речевая практика СМИ, основанная на отражении коммуникативных реалий, со временем может либо укрепить, либо ослабить формирующуюся семантику некоторых лексических единиц. А. А. Леонтьев так выразил точку зрения известного зарубежного лингвиста Э. Косериу на данную энтропийную ситуацию: «можно предсказать, каковы будут языковые инновации, но нельзя предсказать, каковы будут языковые изменения, какая или какие из инноваций реализуются» [3, с. 69].
По-прежнему чрезвычайно частотны в прессе, на радио и телевидении жаргонизмы, в том числе грубо-экспрессивные единицы (безбашенный, беспредельничать, договорняк, достать, жесть, зазвездиться, зачистка, кидалово, лохо-трон, мобила, навороты, нехилый, облом, отмазка, подстава, разборки, разводка, стрёмный, тусовщик, фишка и т. п.). Приведём некоторые примеры из практики современной прессы. «Я, главное, не могу понять, сколько им забашляли Гришковец и его издатели» // «Собеседник». 2007. № 27. С. 7; «Его, одетого с иголочки, в хорошем прикиде, решили раздеть и «обуть» несколько молодых людей из южных республик» // Мир новостей. 2008. № 38. С. 19; «Нередко то там, то сям радикально настроенная молодёжь «отжигает» (нередко в прямом смысле) на улицах европейских городов. Был бы повод» // «МК в РМЭ» 2009. № 6. С. 5; «Они звонят в милицию, ФМС и даже ФСБ с требованием навести порядок в их доме. Причём соседи действительно стучат по делу — им становится просто опасно жить с нелегальными гостями // «Российская газета». 2009. 3.12. С. 17; «У разных компаний — в зависимости от комплектации — расценки на простые томографы составляли 16-20 млн рублей, а навороченные — 28-40 миллионов» // Аргументы недели. 2010. № 31. С. 32; «Милиция настолько превратилась в коммерческую организацию по крышеванию, что следователи просто теряют квалификацию» // «Русский репортёр». 2010. № 32. С. 46; «Этот проект не принесёт ни копейки левых денег» // «МК в РМЭ». 2010. № 34. С. 23.
Спорным остаётся вопрос, насколько активное употребление выделенных единиц в текстах СМИ влияет на либерализацию языковой нормы. Можно согласиться с мнением многих стилистов о том, что привлечение в журналистскую речь обилия жаргонных слов и выражений неоправданно и свидетельствует лишь о низком языковом вкусе авторов и возможных установках редакторов на привлечение внимания аудитории любыми коммуникативными средствами. Впрочем, в целом ряде случаев жаргонная лексика выполняет не только собственно стилистическую, но и семантическую функцию, когда какое-либо новое явление не находит точного лексического соответствия в литературном языке. По словам профессора И. Г. Милославского, «старые слова вероломный, вероломство пополнились столь нужным глаголом «совершить вероломный поступок» — кидать, кинуть и производным от него, обозначающим субъекта соответствующего действия — кидала [4, с. 443]. А словосочетание «отмывание денег» включили даже в новую редакцию Уголовного кодекса РФ. Таким образом, можно предположить, что произойдёт постепенное включение наиболее распространённых субстандартных единиц в общеупотребительный лексикон, но, разумеется, с учётом их специфической природы. Примерно сто лет назад некоторые слова из нижних, маргинальных слоёв языка (жулик, пацан, халтура, шкет, шпана) проделали сходный путь и в настоящее время отражены в толковых словарях.
Так или иначе, необходимо понимать меру социальной ответственности любого профессионала, связанного с публичной речью. «Публичная речь — это особая сфера коммуникации, массовая и дистантная, противопоставленная, с одной стороны, разговорно-обиходной речи — частной, бытовой, взаимно-контактной, а с другой — сугубо книжной речи, регламентированному официально-деловому или строго научному общению» [6, с. 359]. При всей свободе риторического творчества увлечение стилистическими средствами низкого регистра приводит к общему снижению уровня профессиональной коммуникации.
Меняющийся мир, преумноженный через сложную призму СМИ, постоянно привносит в наше сознание новые факты, наблюдения, понятия, для обозначения которых требуются слова. Мы видим, что самым распространённым вариантом номинации становится внешнее (из чужих языков)
или внутреннее (чаще из жаргона) заимствование. «В модных предпочтениях — свидетельство состояния духа, интеллекта, нравственных побуждений, коммуникативных интенций, свойственных времени и обществу» [2, с. 170].
Мозаичность слов и их употреблений в окружающей нас речевой практике поражает воображение. Их устная и письменная фиксация в текстах средств массовой информации в конечном итоге способствует упорядочиванию наших представлений о словообразовании, семантике и синтагматике лексических единиц и постепенной кристаллизации тех языковых процессов, которые незаметно, день за днём, создают новую
коммуникативную и структурную реальность.
—^—-
1. Виноград Г. Г. О некоторых семантических изменениях в лексике русского литературного языка новейшего времени (1930-1970-е годы) // Филологические науки. 1985. № 6. С. 48-57.
2. Костомаров В. Г. Языковой вкус эпохи. СПб., 1999.
3. Леонтьев А. А. Язык, речь, речевая деятельность. М., 1969.
4. Милославский И. Г. О лингвистическом конструировании // Языковая личность: текст, словарь, образ мира. М., 2006. С. 440-446.
5. Норман Б. Ю. Теория языка. Вводный курс. М., 2004.
6. Химик В. В. Русская публичная речь: актуальные проблемы // Научное наследие Б. Н. Головина и актуальные проблемы современной лингвистики. Нижний Новгород, 2006. С. 359-362.
1. Vinograd G. G. O nekotorykh semanticheskikh izmene-niyakh v leksike russkogo literaturnogo yazyka noveyshego vremeni (1930-1970-e gody) // Filologicheskie nauki. 1985. № 6. S. 48-57.
2. Kostomarov V. G. Yazykovoy vkus epokhi. SPb., 1999.
3. Leontev A. A. Yazyk, rech, rechevaya deyatelnost'. M., 1969.
4. Miloslavskiy I. G. O lingvisticheskom konstruirovanii // Yazy-kovaya lichnost: tekst, slovar, obraz mira. M., 2006. S. 440-446.
5. Norman B. Yu. Teoriya yazyka. Vvodnyy kurs. M., 2004.
6. Himik V. V. Russkaya publichnaya rech: aktualnye prob-lemy // Nauchnoe nasledie B. N. Golovina i aktualnye problemy sovremennoy lingvistiki. N. Novgorod, 2006. S. 359-362.
S. A. Zhuravlev
Mari State University, Yoshkar-Ola Journalism as the Sphere of Active Lexification
This article consideres the lexical and stylistic processes found in the language of the present Russian media. The author pays attention to the words, which are not presented in defining dictionaries but they are actively used in the publisistic style, and also assesses the language potential of the given units.
Key words: vocabulary, lexification, neology, occasionalism, potential words, the language of the media.
