CC BY
33
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 5 (143).
Филология. Искусствоведение. Вып. 29. С. 143-148.
И. В. Шалина
жизненный сценарий НОСИТЕЛЯ ПРОСТОРЕЧНОЙ КУЛЬТУРЫ: ОБЩИЙ ВЗГЛЯд
В статье выявляются константные характеристики просторечия как особого типа речевой культуры. При анализе используется материал, представляющий собой тексты-разговоры, записанные автором с помощью метода включенного наблюдения. В общем виде представлены типовые участки жизненного сценария, позволяющие эксплицировать ключевые культурные смыслы. Приводятся доводы в пользу того, что просторечная культура преемственна по отношению к народной крестьянской культуре.
Ключевые слова: лингвокультурология, просторечие, речевая культура, жизненный сценарий, типовой участок жизненного сценария, просторечная культура, народная речевая культура.
Важная задача, стоящая перед лингвокуль-турологией, - «сконструировать объект описания так, чтобы в нем был выделен путь к тому, как культура воплощается в языковые сущности» [10. С. 675]. Мы хотим предложить один из путей, дающих возможность познать через языковые сущности особенности мировидения носителей просторечной культуры, приоткрыть «уголки» их самосознания, фиксирующего мировоззренческие, нравственно-ценностные установки и представления о сущем / должном, допустимом / недопустимом, желательном / нежелательном, достойном / недостойном и др. положении дел в том мире, в котором они живут. Исследовательским конструктом, с помощью которого можно осуществить моделирование ментальных состояний носителей культуры, является жизненный сценарий. Сценарное описание жизненных событий субъектов коммуникации позволяет упорядочить материал исследования - тексты-разговоры, записанные автором методом включенного наблюдения. Аудиозаписи были переведены в письменные тексты по методике, представленной в [2. С. 7-10]. В статье текстовой материал представлен демонстрационно. На базе этого материала мы стремимся выявить динамически организованные участки коммуникативного взаимодействия, эксплицирующие ключевые культурные смыслы, установить понятийно-ценностное ядро просторечной культуры.
Объектом нашего исследования является речевое взаимодействие носителей уральского городского просторечия. В статье моделируются культурные представления и установ-
ки носителей «просторечия-1» [6. С. 56]. Мы рассматриваем речь пожилых горожан-ураль-цев, прошедших первичную социализацию в деревенской культуре. «Индекс простореч-ности» коммуникантов варьируется: среди них есть как специалисты со средним образованием, так и полуграмотные, полуобразованные люди.
Биографии коммуникантов имеют приме -чательное сходство: совпадающая событийная канва (жизнь в родительской деревенской семье, вынужденный переезд в город, трудо-и бытоустройство в новом социокультурном пространстве, семейное строительство); общность ценностных ориентаций в моделировании отношений в собственной семье и с окружающими людьми, близость социокультурных предпочтений; сходство в оценке важных явлений общественной и личной жизни. Корпус текстов-разговоров высвечивает сценарий жизни коммуникантов, который «кроится» по определенным «лекалам». Основные участки этого сценария формировались и выверялись, в первую очередь, под влиянием норм, ценностей и традиций, сложившихся в деревенской культуре. Немаловажную роль играют пространственно-временные и идеологические рамки, определяющие самостоятельную взрослую жизнь человека, оказавшегося за пределами деревенского локуса, - в городе, в советское время. Проживаемые события и отношение к ним связывают человека не только с настоящим, но также с прошлым и будущим.
Используемое в нашей работе понятие жизненный сценарий характеризуется двуп-лановостью: оно проспективно и ретроспек-
тивно. Одна из концептуальных метафор, отражающих национальный образ мышления, -жизнь есть путь, пространство [8. С. 202]. Жизненный сценарий можно уподобить тому пути, который человек выстраивает в своем сознании в виде некоторой цепочки событий и планируемых событийных «вех», соотнося происшедшее с намеченным. Жизненный сценарий интерпретируется нами как совокупная целостность событий, действий, а также чувств, возникающих под влиянием событий, важных ценностных объектов. Жизненный сценарий закрепляется в сознании в виде идеальной ориентировочной модели, на которую человек опирается и которую пытается осуществить в реальности. Реализуемая в конкретных жизненных обстоятельствах линия развития события / цепочки событий осмысляется как судьба, т.е. ‘доля, учесть, удел, жребий’ [12].
Согласно результатам специального лингвокультурологического исследования концепта жизнь, в русской языковой картине мира идеальная (нормальная) жизнь мыслится как обладающая целью, деятельная, полная, т. е. включающая определенный набор духовных, социальных действий, а также материальных благ [4]. «Полнота» жизни, по представлениям носителей той или иной культуры, во многом определяется традициями, которые аккумулируют предшествующий успешный опыт референтной социокультурной общности. На «историчность» и «контекстуальность» жизненного сценария, его надстроечный по отношению к традициям характер влияет то, что носитель культуры «живет в конкретное время, в определенной стране, разделяет убеждения и предрассудки своего общества, верит в то, во что верят и многие другие люди» [3. С. 107]. В извлеченных из имеющихся в нашем распоряжении «житийных» формулах-прескрипциях (живите как мы / как отец с матерью завещали; как все нормальные люди живут; (живите так /) чтоб не стыдно было людям в глаза смотреть; всё как у людей должно быть; не живи как скотина / как нелюди живут; (ему) по-людски не живется; так жить / перед людьми позориться / людей смешить и др.) прямо или косвенно намечены контуры общих нормативно-этических, поведенческих установок, которыми должен руководствоваться человек в конкретных жизненных ситуациях.
В самом общем виде опорные «вехи» жизненного сценария как пути (По жизни по вашей пройдемся немножко //) очерчены, например, в поздравительном тексте, который коммуникантка З. С. адресует своим бывшим деревенским друзьям, отмечающим золотую свадьбу (З. С. - 68 лет, живет в городе более 50-ти лет; запись сделана в доме юбиляров в 2006 г.). Перед собравшимися за праздничным столом гостями Зинаида Степановна Попова зачитывает сочиненные ею в честь юбиляров стихи:
З. С. Слушайте внимательно /обращаюсь // Дорогие Ира и Юра! Мы на это имеем полное право / мы знакомы с детства // (Далее читает собственные стихи)
С вашим славным юбилеем поздравляем от души /
Несмотря на все преграды / до сих пор вы хороши!/
Желаем здоровья и счастья лукошко /
По жизни по вашей пройдемся немножко // Детство убежало / юность пролетела / Сердце молодое влюбиться захотело // Приглянулись / сговорились / полюбили / поженились //
Есть у нас три завета / всё вы выполнили это //
Возвели сначала дом / посадили садик /
Ну а дальше / детишек народили //
Пока детишек рОстили на славу и на радость /
Внучата появились //
В хлопотах /заботах /годочки пролетели // Как-то незаметно височки поседели // Родителям вашим низкий поклон /
За то / что сидим мы за этим столом!
С огромным уважением деревенские подружки детства / юности / и всей нашей жизни Фая Исакова и Зина Попова //
Автор поздравительной речи моделирует эталонный, по представлениям носителей народной культуры, жизненный сценарий, который удалось воплотить юбилярам. В нем выделяются динамично организованные опорные звенья, символизирующие основные этапы жизни. Линейность времени проявляется в его поступательности: одна жизненная пора последовательно сменяет другую: детство ^ отрочество ^ юность ^ зрелость ^ старость. Темпоральная семантика поддерживается как лексическими, так и грамматическими средствами. Выделим тематические слова
(влюбиться, детишки, внучата, поседели (височки), годочки, до сих пор); переносное словоупотребление (детство убежало; юность пролетела; молодое сердце); глаголы совершенного / несовершенного вида, организованные в однородные ряды градационного типа (народили, рОстили, появились, возвели, выполнили; приглянулись / сговорились / полюбили / поженились).
В сознании коммуникантов жизненное время антропологично: оно ассоциируется со значимыми для человека событиями. Каждый возрастной этап связывается с нормативноэтическими представлениями о статусно-ролевых позициях субъектов (Всему свое время). Так, юность (молодость) - это время расцвета, пора влюбленности, «проектирования» будущего, «примерки» новых ролей (косвенно обозначены роли жениха и невесты, затем - молодых: мужа и жены): Сердце молодое влюбиться захотело //; Приглянулись / сговорились / полюбили / поженились //; зрелость - пора осуществления жизненного строительства, обретения устойчивых статусно-ролевых позиций, рождения и воспитания детей, каждодневного труда, направленного на получение материальных и духовных благ: Возвели сначала дом / посадили садик // Ну а дальше детишек народили/<... >рОстили на славу и на радость //; В хлопотах / заботах годочки пролетели; старость - время подведения жизненных итогов, заботы о внуках: <... > годочки пролетели //; Как-то незаметно височки поседели //; внучата появились //.
По представлениям коммуникантов, наполненность жизнь связана с активным трудом, преодолением трудностей, борьбой за выживание. Так, лексемы преграды, заботы, хлопоты указывают на потребность в активной деятельности, направленной на благо семьи. Нравственные концепты труд, жизнь, семья вступают в эквиполентные отношения [7. С. 54]: полнота жизни мыслится как единение трудовой и семейной жизни.
Коммуникантка выделяет три завета, т.е. ‘наставления, совета последователям, потомкам’, начинающим самостоятельную жизнь. На культуроспецифичность этих заветов указывает маркер с обобщенным значением у нас, в данном случае - тех, кто является носителем деревенского сознания, впитавших в себя и сохранивших культуру родительских семей, тех, кто не только «длит» ее в «уголках» сво-
ей памяти, но и воплощает в реальной жизни. Опорные звенья сценария группируются вокруг ценностных объектов, трех констант, обусловливающих нормальное (идеальное) функционирование семейной жизни: дом
- сад - дети / внуки. Употребляемые в речевой ткани стихотворения уменьшительные номинации создают особую умилительную тональность поздравления. Дом представляется комуникантам оплотом хозяйственной и нравственной жизни семьи. Это «уголок мира», место обитания членов «семейного круга». Сад, согласно словарному определению, ‘участок земли, засаженный деревьями, кустами, цветами, сами растущие здесь деревья’ [12]. Садик, как свидетельствуют культурные практики носителей просторечия, связывается с окультуренным пространством, артефактами, тем, что возведено и сделано своими руками, символизирует результаты труда (жить - значит трудиться и пользоваться полученными благами), красоту жизни. Детишки (внучата) - третья культурная константа. Дети и внуки - слава и радость, залог продолжения, неугасания родовых связей, свидетельство признания выполненной родителями жизненной миссии.
Не случайно слово родители помещается в коммуникативно сильную позицию (конец поздравительной речи). Родители - начало жизни, символ защиты, помощи, духовного покровительства детям. Жест низкий поклон символизирует идею уважения и почитания родителей. Таким образом, смысл жизни в деревенской культуре как культуре традиционной оказывается заданным. Он - в самой жизни, поступенчатом проживании / пре-одолевании каждого ее этапов и постоянной связи со своими истоками. Человек обретает себя, творя свою жизнь, свое будущее в опоре на прошлое.
Жизненный сценарий конкретизируется в границах «своего круга». Показательна в этом плане таксономическая идентифицирующая формула, выбранная коммуниканткой: деревенские подружки детства / юности / и всей нашей жизни. Эта формула подчеркивает значимость общности социального происхождения (деревенские) и общности испытаний в прошлом, настоящем и будущем. Именно деревенские друзья и подруги осознаются давно проживающей в городе пожилой женщиной как свой круг людей, со своими, сформировав-
шимися в детстве и юности представлениями о межличностных отношениях, нравственных ценностях, жизненных устремлениях.
Концепты жизнь и смерть диалектически связаны, «часто дополняют друг друга, означая нечто очень важное, существенное» [5. С. 154]. Анализ значения лексемы смерть в качестве имени концепта показывает, что смерть понимается как ‘прекращение жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия’ [9. С. 8]. Нереализован-ность жизненного сценария человека может быть следствием естественного / насильственного прекращения его жизнедеятельности. Так, тема неестественной смерти и отношения к насильнику, покусившемуся на жизнь невинного ребенка, поднимается в следующем текстовом фрагменте:
(Разговаривают родственники, пенсионеры, жители военного городка Еланский Свердл. обл. Ф. Г. - 70 л., А. М. - 65 л.)
Ф. Г. Ты слыхала / Ан Михална [Анна Михайловна] / в Камышлове-то девщуше-щкю [девчушечку] убили?
А. М. Слыхала / Фаддей Григорьич //
Ф. Г. (возмущенно) Надо же / ирод какой!
А. М. Я бы его своими руками задавила / наркоман проклятый //
Ф. Г. Дак нет чтоб просто убил / ведь из-нахалил всю / живого места на девщонке не оставил //
А. М. Вот и рОсти их / а потом всякие наркоманы наиздеваются / и хоронишь // Чё вот она / кого она видала в жизни / и така смерть //Лучше б утонула /раз судьба ей // А родителям как жить /ужас //
Ф. Г. Его ирода убить мало //Его надо так / чтоб он до конца дней своих промущался // А. М. Дак ить такие на тюрьме-то долго не живут //<... >
Диалог между коммуникантами эксплицирует ценность жизни вообще как самого важного и главного предназначения человека. Человек рождается, чтобы познать жизнь, увидеть ее, насладиться ею и испытать в ней себя: Чё вот она / кого она видала в жизни / и така смерть //. Вербализаторами изощренного способа убийства становятся социально маркированные глаголы-интенсивы изнаха-лить, наиздеваться, прямые и косвенные речевые формулы живого места не оставить; нет чтобы просто убить; библеизм
ирод в оценочном переносном употреблении. Солидарные душевные переживания коммуникантов выражаются с помощью лексикограмматических конструкций, передающих эмоцию крайнего возмущения: (наркоман) проклятый; ирод какой; (его) убить мало; (я) бы (его) своими руками задавила; А родителям как жить / (ужас). Последнее высказывание указывает на то, что жизнь, которая «в целом в русской языковой картине мира концептуализируется как нечто положительное» [5. С. 155], может утрачивать смысл, превращаться в доживание (См. нижеследующий диалог). В идеальном сценарии назначение родителей мыслится как совместные воспитательные усилия (рОстить детей).
Обращает на себя внимание примечательная реплика коммуникантки: Лучше б утонула /раз судьба ей. Укажем, что зафиксированные нами контексты с лексемой судьба немногочисленны, тем не менее они дают возможность понять, что лексема судьба вступает в парадигматические отношения с лексемами доля, участь, удел, жребий. Именно такие смыслы могут быть извлечены еще из одного показательного текстового фрагмента - диалога незнакомых людей в поезде. У. - деревенская учительница, Б. Б. - путеобходчик.
Б. Б. <...> А муж?..
У. Муж умер год назад //
Б. Б. А чё с им?
У. дак махом скрутило/рак//Бригадиром всю жись в совхозе проработал / молодой еще был //
Б. Б. Судьба! Вы извините что я спросил // У. Да ничё / я не жалуюсь // Мы с ним 25 лет прожили / детей нам Бог дал /рОстили вместе / а уж доживать / какая разница //
Б. Б. Да где уж Вам доживать /рано пока // (Смеются) Одной-то все равно тяжко //
У. А я не одна / у меня дети / внуки /работа / соседки / это в городе вы одиночества боитеся / а у нас с этим просто / всегда кто-нить рядом есь / и поговорить / и поплакать и помочь если надо //
Как видно из материала, болезнь (махом скрутило /рак //- Судьба!) и насильственная смерть ребенка (Лучше б утонула /раз судьба ей //) осознаются коммуникантами как повороты судьбы, изменение которых невозможно. Они воспринимаются фаталистически, как заданные свыше, формируют установку на примирение с действительностью чело-
века, «проигрывающего» уготованный ему жизненный сценарий. Этот вывод подтверждается и другими исследователями. Так, А. Д. Шмелев считает, что подобные «формулы “примирения с действительностью”» характерны для русской речи, хотя, согласно его наблюдениям, вывод о склонности русских к мистике, пассивности русского характера может быть поверхностным, поскольку контексты с существительным судьба часто выражают идею непредсказуемости будущего, по крайней мере до тех пор, пока судьба не решилась [11. С. 456-457].
По-христиански смиренно, как «крест» судьбы, принимаются и болезнь, и смерть мужа, и собственное одиночество: я не жалуюсь //. Отсутствие значимых для коммуниканта субъектов жизненного сценария (в частности, любимого человека, члена семьи) может превратить жизнь в доживание, т. е. ‘оставшееся до к-н. срока, события (смерть) время’, лишить ее смысла: а уж доживать / какая разница //. На пассивную, зависимую позицию субъекта указывает номинация Бог. Обделенность семейным счастьем, равно как и наличие детей в семье, смерть и жизнь - все от Бога: Детей нам Бог дал //
Подчеркнем, что записанные нами тексты-разговоры позволяют сделать вывод о ключевой роли семьи в жизненном сценарии. Семья
- это смысложизненная ценность, а семейная доля - часть человеческой судьбы: «Иметь семью и детей так же естественно и необходимо, как трудиться» [1. С. 102]. Смыслы ‘жизнь’ и ‘смерть’ находятся в тесном взаимодействии, что свидетельствует об их концептуальной близости.
Приведем формулу счастья так, как ее выводит носитель просторечной культуры: мужья хорошие (работяга) + свой уголок + дети = счастье (Ф. П. - 70 лет, медсестра).
Ф. П. Хоть и жили мы небогато / а все равно были счастливы // Чё еще надо? Мужья хорошие / свой уголок / дети //
Семейное счастье имеет нравственные основания, базируется на сотрудничестве супругов, их совместных усилиях, направленных на воспитание детей. Долг родителей - вырастить детей, дать им образование, вывести в люди. Об этом свидетельствуют многочисленные стереотипизированные контексты: (о дочери) Мы с отцом поили /кормили ее / ни одного дня голодная не сидела //(А. Б.);
(о супругах-соседях) Нормальных девок вырастили / выучили / образование дали // Чё еще надо-то для жизни? (В. И.); Я всю свою жись вам (детям) отдала / чтоб у вас было все самое лучшее // (Ф. П.); (о детях) Нам на том свете ничё не надо будет /ради их (детей) живем стараемся // (М. В.).
Все тексты-разговоры объединены вербализацией единой жизненной установки: жить ради семьи, ради детей и их будущего. Типовые событийные участки жизненного сценария (переезд в город, жизнь в городе, трудоустройство, семейные будни и праздники) регулярно воспроизводятся носителями просторечной культуры в речевом взаимодействии. Они являются предметом особого исследования, дающего основания утверждать, что просторечная культура преемственна по отношению к народной крестьянской культуре.
Список литературы
1. Белов, В. И. Лад : Очерки о народной эстетике. Пьесы / В. И. Белов // Белов, В. И. Избран. произведения : в 3 т. Т. 3 / В. И. Белов.
- М. : Современник, 1984. - 479 с.
2. Живая речь уральского города : Тексты.
- Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. ун-та, 1995. - 206 с.
3. Ивин, А. А. Риторика : искусство убеждать / А. А. Ивин. - М. : ФАИР-ПРЕСС, 2002.
- 304 с.
4. Ипанова, О. П. Концепт «жизнь» в русской языковой картине мира : лингвокультурологический и лексикографический аспекты : автореф. дис. ... канд. филол. наук / О. П. Ипанова. - СПб., 2005.
5. Зиновьева, Е. И. Лингвокультурология / Е. И. Зиновьева, Е. Е. Юрков. - СПб. : Осипов, 2006. - 260 с.
6. Крысин, Л. П. Просторечие / Л. П. Крысин // Современный русский язык : Социальная и функциональная дифференциация / РАН, Инт рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 2003.
- С. 53-68.
7. Кузнецова, Э. В. Язык в свете системного подхода : учеб. пособие / Э. В. Кузнецова.
- Свердловск : УрГУ, 1983. - 95 с.
8. Орлова, Н. В. Наивная этика : лингвистические модели (на материале современного русского языка) : монография / Н. В. Орлова.
- Омск : Вариант-Омск, 2005. - 266 с.
9. Осипова, А. А. Концепт «смерть» в русской языковой картине мира и его вербализация в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. : автореф. дис. . канд. филол. наук / А. А. Осипова. - Волгоград, 2005.
10. Телия, В. Н. Фактор культуры и воспроизводимость фразеологизмов - знаков-микротекстов / В. Н. Телия // Сокровенные смыслы : Слово. Текст. Культура : сб. ст. в честь Н. Д. Арутюновой / отв. ред. Ю. Д. Апресян. - М. : Языки славян. культуры, 2004. - С. 674-684.
11. Шмелев, А. Д. Сквозные мотивы русской языковой картины мира / А. Д. Шмелев // Ключевые идеи русской языковой картины мира / А. А. Зализняк, И. Б. Левонтина, А. Д. Шмелев. - М. : Языки славян. культуры, 2005.- С. 452-464.
Список источников
12. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов, Н.Ю. Шведова.
- М. : ИТИ ТЕХНОЛОГИИ, 2003. - 944 с.
