CC BY
45
ЖИЛИЩЕ В СИСТЕМЕ ТРАДИЦИОННОГО МИРОВОСПРИЯТИЯ НАРОДА САХА
Н.К. Данилова
Ключевые слова: традиционная культура, картина мира, символика, якутское жилище, пространство, мировоззрение.
Keywords: traditional culture, picture of the World, symbolics, the Yakut dwelling, space, outlook.
Жилище - один из ключевых символов культуры, являющийся средоточием «своего» в контексте ритуальной культуры. Как известно, его связь с человеком неразрывна. Жилище представляет собой пространство в пространстве, являющееся хранилищем семейных и культурных традиций, при этом выполняет апотропеическую функцию -оберегает жизнь человека в природном мире и выступает как главный символ «человеческого существования».
Человек на протяжении всего своего жизненного пути (как земного, так и неземного) наделен своим пространством. В утробе матери зародыш находится в первичном пространстве о5о хаата. После рождения ребенка ему делают колыбель (бикик, о5о уйата)*, затем человек обзаводится своим жилищем - домом. После смерти его отправляют в потусторонний мир в последнем собственном пространстве -гробу. Гроб в данном случае служит эквивалентом жилища (колыбели) в ином мире.
Строительство нового жилища - это наделение человека статусом полноценного хозяина собственного пространства. Являясь концентрированным выражением очеловеченного пространства, жилище формирует следующие бинарные противопоставления: Культура -Природа, внутри - снаружи, человеческий - нечеловеческий. Так, в дихотомии Культура - Природа «свой - чужой» кодируется через оппозицию дом - недом. Т.В. Цивьян отмечает, что «в оппозиции внутренний / внешний дом является носителем признака - внутренний; оппозиция внутри / снаружи заменяется на дом / снаружи; оппозиция внутренний / внешний - принадлежащий дому / принадлежащий
* Если ребенок умирал в младенчестве, колыбель превращалась в его гробик. По некоторым сведениям, труп ребенка, положив в колыбель, помещали внутри могильника какого-нибудь родственника [Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 5, оп. 3, д. 795, л. 14].
внешнему миру может быть интерпретирована как оппозиция принадлежащий культуре / не принадлежащий культуре (неочеловеченный)» [Цивьян 1978, с. 74].
Пространство за пределами жилища в определенные отрезки времени непосредственно наделялось признаками «иного». Наиболее опасным для человека временем является время от заката до рассвета. В связи с этим практически у всех народов существуют аналогичные поверья, например: на ночь нельзя оставлять на улице одежду, особенно маленьких детей (вселится злой дух, могут нанести порчу), после ужина сразу убирают посуду со стола, не оставляют еду или открытыми сундуки и ящики и пр.
Вообще, вечер, ночь - это время суток, требующее строго ритуа-лизованных действий со стороны человека. Считается, что это наиболее подходящее время для проведения большинства ритуальнопрактических действий, так как сверхъестественные силы приобретают свою мощь и могут вступить в контакт с человеком, а в мифопоэтическом контексте вечер-ночь рассматривается как начало созидательного акта творения. Именно поэтому ритуальные гадания совершаются вечером и называются «танха киэкэтэ» (‘вечер танха’), эпические сказки и олонхо рассказываются поздно вечером и т.д.
После похорон наступает дъаакык киэкэтэ (букв. ‘вечер ящика -гроба’). Вилюйские якуты говорили: «кука5ан сах, быкылааннаах киэкэ, былдъакыктаах киэкэ, арангас киэкэ» (досл.: ‘плохое время, сопровождаемое бедой, несчастьем бывает вечер арангаса’), поэтому не рекомендовалось ходить в гости, в лес и вообще без причины находиться на улице и шуметь.
Как известно, во время проведения погребальных обрядов проход в «иной мир» открывался для умершего, следовательно, злые силы могли «разгуливать» в поисках «очередной жертвы» вне пространства дома. Поэтому человек старался ничем не привлекать их внимание.
Отделяя человека от внешнего мира, жилище служило для него универсальной точкой отсчета в пространстве. И в этом смысле каждый человек рассматривал свой дом как центр мира и средоточие своего пространства - покидая «свой» дом и попадая в «чужой» (внешний) мир, человек лишался покровительства первого. Отсюда и столь высокая степень ритуализации действий, совершаемых перед отправлением в путь и любым выходом из дома. Так, Е.Н. Романова в своей монографии «Люди солнечных лучей, с поводьями за спиной», рас-
сматривая мифологему пути-дороги, выделяет ее как отдельную категорию традиционной культуры народа саха. Существовал своеобразный этикет для «уходящих из дому», так как соблюдение всех правил для отъезжающих в пространстве дома было гарантией их успеха в пути [Романова 1997, с. 51].
В традиционном мировоззрении жилище выступает как источник жизненной силы человека. Жилище рассматривается как своеобразная оболочка, внутри которой находится человек. Сохраняя человеческое тепло, жилище, как и одежда (в некотором смысле дом та же одежда, только вынесенная за пределы человеческого тела), дает искомое чувство защищенности, комфорта, наделяет его жизненной силой и выступает как материнская утроба. В этом контексте необходимо обратить внимание на обычай захоронения последа внутри жилища.
Безусловно, права М.М. Содномпилова в своем предположении, что такой обычай захоронения последа ребенка может быть связан с представлением образа жилища «как хранителя жизненной силы человека» [Содномпилова 2005, с. 45] и с культом предков, так как захоронение последа - двойника ребенка - означало уход в мир предков.
Согласно традиционным представлениям якутов, жилище - юрта - представляет реальную защиту от «иного влияния» только представителям одного рода - а5а уука. Поэтому якуты ни в коем случае не обживали заброшенную юрту и на месте старого пепелища не строили новое жилище. Главной обязанностью главы семейства или старшего члена семьи было при помощи гадания найти то место, где можно возвести новую юрту.
Жилище в ходе строительства наделялось своим трансцендентальным микромиром различных домашних сверхъестественных существ - иччи (Дъиэрдэ Бахсылыына - ‘дух-хозяин главной матицы’, Хатан Тэмиэрийэ - ‘дух огня’, етех иччитэ - ‘дух жилища’), которые, если в силу каких-нибудь обстоятельств жилище опустеет, навсегда там оставались и, следовательно, препятствовали вторжению членов чужого рода.
Статус дома-жилища предполагает обязательное присутствие внутри него человека. Связь с живым весьма существенна и значима для жилища, поскольку оно обладает единством с заключенной в нем жизнью. Система отношений жилище / человек основывается на взаимном обогащении жизненной силой и положительной энергией.
Установление подобий между человеком и жилищем, а также между жилищем и одеждой прослеживается в фольклоре якутов. Эти представления сохранились, в частности, в загадках: Мааны кики ала-ас ортотугар ере уллэн турар уку, хотун дьахтар хонуу ортотугар хоройон турар уку (‘Нарядный важный человек стоит посреди аласа, важная госпожа стоит посредине луга (юрта, ураса)’); «Миигинэ суох ханна да олоруоххут суо5а», - диир кики баар уку. (‘Говорят, некто твердит: «Без меня вам негде жить» (юрта)’); Тойон кики туерт дул5алаах уку (‘Говорят, у важного тойона четыре кочки (юрта)’); Бу-тэй айахтаах бере сутуруо баар уку (‘Есть, говорят, штаны-сутуро из волчьего меха с глухим поясом (юрта)’); Алаас ортотугар бэргэкэ тукэн хаалбыт уку (‘Говорят, посередине аласа чья-то шапка упала’) и др. [Саввин 1939, л. 34-67; Якутские загадки 1975, с. 227].
Определенного внимания заслуживает символическое значение толкования «языка сновидений», связанных с жилищем. «Во сне огораживать дом богатого якута - к должности. Видеть во сне новый дом - к смерти. Увидеть развалившимся дом или камелек - к смерти хозяйки» [Худяков 1969, с. 206]. Изгородь в традиционном обществе отражает представление о защищенности, освоенности. Оберегая домочадцев от потусторонних сил, огороженный участок обеспечивал противопоставление внешнему миру. Вещное оформление границы являлось символом человеческого пространственного мира. Отсюда толкование первого сновидения - к должности или благополучию человека. Строительство нового дома интерпретировалось как формирование новой оболочки для души человека [Содномпилова 2005, с. 46]. В «языке сновидений» женщина выступает как «культурный символ домашнего очага» [Романова 1997, с. 30], поэтому развалившиеся дом или печка отождествляются именно с женщиной. Аналогичные сведения обнаруживаются и в толкованиях снов других народов Сибири.
Жилище не может существовать без человека, как и человек без жилища. Бездомный человек всегда считается ущербным, так как нарушается установленное гармоничное равновесие. Без людей жилище теряет свой статус Дома, превращается в свою противоположность Недома. В символической классификации пространства брошенные, нежилые дома обладают устойчивой негативной семантикой, они становятся прибежищем злых духов - абаасы, уер - и противоречат своему естественному предназначению - защите жизни.
Защищая человека, оберегая его от опасностей внешнего, постороннего ему мира, дом требовал в свою очередь особого к себе отношения. В первую очередь это касается регламентированного поведения в доме. «В самом общем смысле, - отмечает А.К. Байбурин, - область освоенного - это область правил, запретов и предписаний» [Бай-бурин 1983, с. 18]. Так, не допускалось громко ссориться, кричать, запрещалось отряхивать снег или пыль с одежды, свистеть и т.д. внутри юрты. Такие поверья известны у многих народов.
Особые ритуализованные действия совершались при проведении обрядов жизненного цикла.
При рождении ребенка огороженный участок с роженицей становится сакральным центром между миром природы и миром людей. Три дня после рождения ребенка в юрте обитает Айыысыт Хотун - ‘покровительница роженицы и ребенка’. В это время домочадцы разговаривают шепотом, стараются не стучать посудой, ходят тихо, дабы не вспугнуть ее. По истечении этого срока проводят обряд проводов богини Айыысыт Хотун, при котором мужчины покидают юрту. После этого юрту окуривают дымом, таким же образом очищаются роженица, ребенок и повитуха, закрывается проход в «мир природы». Окончательно юрта приобретает свой прежний статус только по истечении сорока дней (как и новорожденный и роженица).
При проведении свадебных празднеств в семейный коллектив жениха (в пространство юрты) входит невеста, а из ее дома (из другого пространства) убывает один из членов семьи. Поэтому в первую очередь задабривают духа-хозяина очага Хатан Тэмиэрийэ белой жертвой (молочной), так как он является сакральным хранителем как пространства жилища, так и его жизненной силы1. В первом случае - чтобы отпустил, во втором случае - чтобы принял. В юрте жениха устанавливают берестяную занавеску невесты хаппахчы сабыыта. В этом случае занавеска выступает в качестве материнской утробы, внутри которой невеста перерождается из прежнего статуса в качественно новый статус замужней женщины. Через три дня невеста, сняв свадеб-
1 Сразу после рождения ребенка подносят к огню, происходит своеобразная демонстрация / представление главному божеству жилища Хатан Тэмиэрийэ - ‘духу-хозяину домашнего очага’. Существует поверье, что, если в это время пламя огня трещит, искрится - ребенок будет счастливым и удачливым: если девочка - хорошей матерью, если мальчик - удалым охотником. В это время вместе с дымом ребенок подпитывается энергией, «живительной силой», ему ставят метку - мажут его лоб золой. И только после этих процедур он становится полноправным членом семьи.
ное одеяние, нарядившись в домашнюю одежду, собрав волосы в узел, выходит в «свет». Следует отметить, что как место родов, так и хап-пахчы устанавливаются в западной стороне юрты, а западная сторона связана с луной - женским началом [Гоголев 2002, с. 27]. Гроб же ставили в северо-западной стороне юрты, так как отсюда душа покойника следует в последнее путешествие по миру людей и отправляется в «мир мертвых». По материалам В. М. Ионова, «страна смерти» находилась на «северо-западе», а не просто под землей. Она начинается со щели, которая является дверью в нее «елюю суола чемерюйэн тюспют юс бурюктээх юедэн тюгэ5э» (дорога смерти, идущая вниз, подшитое тремя швами дно) [Гоголев 2002, с. 27].
Если в двух первых случаях жилище контактирует в основном со светлыми божествами, то при смерти человека в жилище проникают злые духи. С момента смерти человека его юрта и все его домочадцы становились нечистыми. В юрту, где жил покойник, никто из посторонних не заходил и не встречался с его домочадцами. Это объяснялось тем, что в теле покойного обитает абаасы, съевший человека, осквернивший не только тело умершего, но и юрту, где он умер [При-клонский 1890, с. 164]. С этим был связан обычай оставлять жилище после похорон, а также целый ряд запретов и обрядов, которые должны были соблюдать родственники умершего. Обязательным считалось проведение обряда очищения «арчы». Юрту как внутри, так и снаружи окуривали дымом костра, разожженным лучинкой от разбитого молнией дерева. Считалось, что вокруг юрты кружились разные мелкие духи, пришедшие на запах смерти, от которых нужно было предостерегаться, наглухо закрывать все хозяйственные постройки и изгороди, чтоб они не садились, не переворачивали сани [Бравина 1996, с. 100101].
Так, в своем поведении в доме человек исходил из стремления не допустить нарушения довольно хрупкого равновесия между «своим» и «чужим», которое постоянно меняло свои границы, то приближаясь к человеку, то отдаляясь от него, в зависимости от времени и ситуативных моментов.
Рассматривая жилище в традиционной культуре, нельзя не упомянуть о весьма значимой его характеристике: согласно народномифологическим представлениям, дом является мультиплицированной моделью Космоса. «Дом - это мир, приспособленный к масштабам человека и созданный им самим. Человек создает для себя мир / дом по
образу внешнего мира, но приспосабливая его к своим размерам» [Цивьян 1978, с. 73].
В пространственном значении юрта выступает как один из кругов мезокосма1 . Точкой отсчета, центром, воплощением мирового дерева является печь - камелек. Наряду с сакральным предназначением, камелек является разделителем между двумя локациями (мужскими и женскими половинами). В любом случае положение вещи или человека в жилище рассматривается относительно камелька. По правую сторону камелька находится мужская и по левую - женская половины. Внимание человека, вошедшего в юрту, первым делом обращается на символический центр пространства - камелек. По этикету якутов, гость сначала подходит к камельку, протягивает руку к огню, демонстрируя свое доброжелательное отношение к семье и как бы показывая, что в руках у него нет оружия, и только после этого произносит приветственное слово: «Кэпсиэ?» (‘Что расскажете?’). В противном случае воинственно настроенный человек первым делом гасит огонь в камельке и разбрасывает угли острием меча - батакынан окох уотун булкуйар. Таким образом происходит символическое «убийство» духа огня, тем самым обрывается связь между членами коллектива и их покровителем, духом-хозяином очага Хатан Тэмиэрийэ. Камелек, как и дом, выполняет функцию убежища и укрытия.
Вся жизнь якутского человека вертится вокруг камелька. Будучи ребенком, он проводит бесконечные дни возле него, спасаясь от холода и голода. Взрослея, человек пытается всеми силами поддерживать огонь в своем очаге. Незатухающий огонь в камельке означал, что жизнь в этой юрте поддерживается и продолжается, он был символом жизни. Как единственный источник тепла, камелек имел огромное значение в духовной жизни народа. Дух-хозяин домашнего очага Ха-тан Тэмиэрийэ являлся покровителем якутского рода, через него люди могли общаться с духами и божествами, все ритуальные действия происходили при его посредничестве. Этот дух считался очень обидчивым, поэтому люди все время пытались замаливать и задабривать его
1 Первый круг мезокосма - Вселенная (Кинкиниир Киэн Куйаар), центр - Мировое дерево (Аал луук мас); второй - Средний мир (Орто дойду), центр - ствол Мирового дерева (в мифопоэтике народа Саха указывается, что центром Нижнего мира выступает корень МД, а Верхнего мира - крона дерева); третий - хозяйственно освоенное постранство алаас, центр - священное дерево (Ытык мас); четвертый - двор (тиэргэн), центр - коновязь (сэргэ); пятый - юрта (бала5ан), центр - печка (камелек).
различными жертвоприношениями. Культ огня у якутов включал почитание огня вообще и поклонение перед духом-хозяином огня.
В мифологическом плане камелек-очаг соотносился с образом женщины. Кроме того, камелек символизировал саму хозяйку жилища. В. Серошевский отметил, что «парни высматривают себе невест по состоянию камина, по нему судят, хорошие ли в этом доме хозяйки, стоит ли брать в жены» [Серошевский 1993, с. 342]. В текстах-загадках образ камелька задавался через образ женщины. «Суон-суон Суоппуйа, кэтит-кэтит Кэтириинэ» (‘Толстая-претолстая Софья, широкая-преширокая Катерина’), «Хотун дьахтар илин диэки керен туран баттах тараана турар уку» (‘Почтенная госпожа-женщина, смотря на восток, расчесывает волосы’) [Якутские загадки 1975, с. 230; Сойк-конен, л. 17] и др. В «языке сновидений» камелек соотносится с образом женщины: разрушение камелька, затухание огня очага означает смерть хозяйки, а если сыплются кусочки глины - умирает девочка [Романова 1997, с. 30]. Если увидеть во сне новый, только что сформированный камелек, то это означает, что в дом войдет новая хозяйка.
Видимо, поэтому невеста, войдя в юрту жениха, первым делом разводит огонь в камельке - чтобы дух-хозяин очага принял ее как нового члена семьи и наделил творческим началом. А роженица огнем домашнего очага проводит обряд очищения, который заключался в восполнении утраченной силы плодородия во время родов.
В современных домах-срубах печь также пользуется большим почитанием. Говорят: «Окох иннэ сыыстаах буолла5ына, берукутэ суох хакаайкалаах» (‘Если у печки сор, то хозяйка неважная’). Поэтому хорошие хозяйки вовсю стараются содержать печь в хорошем виде. Как и их далекие предшественницы, которые обмазывали свои камельки каждую весну новой глиной, современные хозяйки обычно весной и осенью красят печь известью. Причем старые женщины обмазывают известью поверхность не кисточкой, а руками. Женщина, взяв в руки глину (известь), «осваивала» пространство, превращая «чужое» пространство в «свое» [Романова 1997, с. 31].
Вид ухоженной печи придает дому уют, теплоту, достаток и здоровую домашнюю атмосферу. Если внешний вид печи неважен, то сразу замечают, что семья живет неблагополучно. Про семью, которая отличается негостеприимством и высокомерностью, говорят: «Тым-ныы окохтоох ыал» (досл.: ‘Семья с холодной печью’).
В старинных проклинаниях говорится: «Кюлэ, кюлэ кюлгюн тап-тайыам, буруо5ун умуруоруом» (‘Смеясь, потопчу твою золу, потушу огонь’). Это означало, что проклинатель расправится со всеми жильцами этого дома. Если огонь в очаге поддерживался, зола не затухала дотла, это означало продолжение жизни членов семьи. Поэтому в бла-гопожеланиях-алгысах говорят: «Ус уйэ тухары уоккут умуллубатын, то5ус уйэ тухары буруо5ут унаардын» (‘Пусть три века не затухает огонь, девять веков дым идет от очага’). Пожелание продолжения и процветания рода считалось самым ценным.
В прощальных обрядах печь символизировала связь уходящего с домом и его обитателями, прежде всего с матерью. Именно у печки начиналось расставание с домом. Путник брал золу с собой, заворачивал в тряпочку и, как часть своего дома, своего «пространства», носил с собой. Когда тоска по дому становилась особенно сильной, он нюхал этот мешочек с золой, и тоска по дому должна была исчезнуть.
Известно, что печь и печная труба воспринимаются как вход во внешний мир, а заслонка - как барьер, отделяющий от него домашнее пространство. В ситуации ухода эта граница открывается [Щепанская 2003, с. 42].
Таким образом, печь-камелек является в обрядах символом связи с домом, центром пространства, вокруг которого вертится жизнь, и одновременно представляет собой границу, где начинается деление дома. Огонь в очаге символизирует жизнь, от него исходит жизненная сила человека. Женщина от огня восполняется продуцирующей силой. По виду печи определяется статус и положение хозяев в доме, от нее начинается дорога вовне, а пространство приобретает линейную структуру пути.
Как известно, космогонический акт Сотворения Мира начинался с некоего центра, а в пространстве дома этим центром был очаг.
Литература
Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. - Л., 1983.
Бравина Р.И. Погребальный обряд якутов ХУП-ХГХ вв. - Якутск, 1996.
Гоголев А.И. Истоки мифологии и традиционный календарь якутов. - Якутск, 2002.
Приклонский В. Л. Три года в Якутской области // Живая старина. - 1890. - № 4.
Романова Е.Н. «Люди солнечных лучей, с поводьями за спиной» (судьба в контексте мифоритуальной традиции якутов). - М., 1997.
Саввин А.А. Архив ЯНЦ СО РАН. 1939. Ф. 5, оп.3, ед. хр. 523, л. 67; Ф. 5, оп. 3, д. 795, л. 14.
Серошевский В. Л. Якуты. - М., 1993.
Содномпилова М.М. Семантика в традиционной культуре бурят. - Иркутск, 2005. Слепцов П.А. Традиционная семья и обрядность у якутов. (XIX - нач. ХХ вв.) -Якутск, 1989.
Сойкконен И.П. Загадки. Архив ЯНЦ. Ф. 5, оп. 3, ед. хр. 858, л. 17.
Худяков И.В. Краткое описание Верхоянского округа. - Л., 1969.
Цивьян Т.В. Дом в фольклорной модели мира // Труды по знаковым системам. -Тарту, 1978. - Вып.10.
Щепанская Т.Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX-ХХ вв. - М., 2003.
Якутские загадки. - Якутск, 1975.
КАЛЕНДАРНАЯ ЛИРИКА ПОЭТОВ «СУМАРОКОВСКОЙ ШКОЛЫ»
Н.Ю. Абузова
Ключевые слова: лирика, пейзаж, мирообраз, традиция.
Keywords: lyrics, tradition, landscape, outlook.
Вопрос о «сумароковской школе» недостаточно прояснен в современной науке. Он был поставлен Г. А. Гуковским в связи с характеристикой литературной ситуации в середине XVIII века, которая, по его словам, определялась «столкновением Ломоносова <...> с Сумароковым <...>» (курсив наш - Н.А.) [Гуковский 1998, с. 8]. Однако творчество Ломоносова к середине века воспринималось уже как сложившаяся поэтическая традиция, получившая новую жизнь и развитие в лирике Сумарокова. Новым поэтам на творчество Ломоносова следовало ориентироваться и опираться, у Сумарокова - непосредственно учиться искусству поэзии [Гуковский 1998, с. 120]. В целом этот процесс выглядит как «досотворение» ломоносовско-сумароковской поэзии на основе обновления и обогащения ее поэтами-«сумаро-ковцами».
Последних в 1750-е годы представляют «старшие сумароков-цы»: И. Шишкин, П.С. Свистунов, Н.Е. Муравьев, Н.А. Бекетов, И.П. Елагин. Главным творческим принципом для них стало требование ясности и простоты поэтического слова, что было связано с обозначенной в лирике Сумарокова «переадресацией» лирического
