ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
УДК 008.001
«ЖЕНСКАЯ СУБЪЕКТИВНОСТЬ» В ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ПАРАДИГМЕ
© 2010 г А.Ю. Браерская
Южный федеральный университет, Southern Federal University,
пр. Нагибина, 13, г. Ростов-на-Дону, 344038, Nagibin Ave, 13, Rostov-on-Don, 344038,
socpol@sfedu.ru socpol@sfedu.ru
Раскрываются изменения, произошедшие в культуре ХХ в. Показывается, как ситуация постмодерна повлияла на исследование женской субъективности в контексте новой культурной парадигмы.
Ключевые слова: культура, женщина, субъективность, постмодерн, культурная парадигма, «другой».
This article shows the changes of culture in the 20th century. The author considers how the situation of postmodern has influenced on the research of woman s subjectivity in the context of the new cultural paradigm.
Keywords: culture, woman, subjectivity, postmodern, cultural paradigm, «another».
Основной мотив развития современной культуры -это новое мироощущение эпохи, новое миропонимание, определяющееся как постмодерн.
Согласно «Новейшему философскому словарю» под редакцией А.А. Грицанова, термин «постмодернизм» употребляется как понятие, используемое в современной культурологии для обозначения специфических тенденций духовной жизни западной цивилизации конца ХХ в. [1, с. 536].
Для культуры постмодерна основным принципом является радикальный плюрализм мировоззренческих моделей и языков культуры, стилей и художественных программ. Система культуры лишена иерархичности. Все ее составляющие равноценны и равнозначны, не существует деления на «высокое» и «низкое», все имеет право на существование. В таких условиях философия отказывается от раз и навсегда данной, определенной и незыблемой истины.
Таким образом, анализ культуры постмодерна невозможен без рассмотрения тех сфер общества и культуры в целом, которые ранее в классическом научном дискурсе были оставлены без внимания, рассматривались как маргинальные образования или не рассматривались вовсе. Это мир повседневности, частной жизни человека, вопрос о его внутреннем мире, самоопределении и идентичности.
Одной из основных доминант социокультурного прогресса в эпоху постмодерна становится развитие человека как уникального творческого субъекта и его способностей. Именно для ХХ в. (и особенно второй его половины) характерна обращенность к человеку, его внутреннему миру, крайним выражением которой явился радикальный индивидуализм. Это стало возможным благодаря общей культурной ситуации, когда общество превратилось в предельно фрагментирован-ное образование. Человек в условиях постмодерна
перестал подчиняться единым основаниям, отказался от веры в единый всеобъясняющий принцип.
Современный исследователь-политолог Р. Ингл-харт утверждает, что на становление ценностей новой эпохи влияет повышенный уровень «экзистенциальной безопасности» [2]. Он выделяет несколько пунктов кардинальных изменений в различных сферах жизни людей. Во-первых, по его мнению, усиление чувства безопасности ведет к тому, что снижается необходимость в абсолютных правилах и законах. Следовательно, падает уважение к авторитету и власти. В отношении к экономической сфере наблюдается акцент на собственном материальном благополучии в противоположность установке на общее развитие. В области сексуального поведения, института брака превалирует индивидуальный выбор, стремление к экспериментированию и выработке новых форм отношений. И, наконец, в пространстве высших ценностей мы можем наблюдать меньше доверия к церкви, к общим смыслообразующим теориям, претендующим на абсолютную истинность. В противоположность этому процессу, человек, по мнению Р. Ингл-харта, все больше внимания уделяет личным исканиям, размышлениям наедине с собой, поиску смысла жизни [2].
По мнению другого известного исследователя, Ж. Липовецкого, в наши дни наступает развитие новой стадии индивидуализма, типичным представителем которой является фигура нарцисса - индивида, для которого характерно повышенное внимание «к самому себе и своему телу» [3, с. 79]. Помимо того, что он занят самолюбованием, сохранением и приумножением собственного материального благополучия, у него наблюдается полное отсутствие высоких целей и идеалов. Что касается последней характеристики, то здесь особую роль сыграло разочарование в полити-
ческих и социальных идеалах, а также тотальное равнодушие к происходящим в мире бедам, катастрофам, глобальным проблемам современности. Кредо нарцисса - жить сегодняшним днем, не заботясь о будущем.
Как мы уже писали, с одной стороны, повышение качества жизни сделало возможным стремление к тотальной индивидуализации. Однако возникновение мировых глобальных проблем, ставящих под угрозу существование всего человечества, с другой стороны, породило неуверенность в будущем. В противоположность точке зрения Р. Инглхарта о том, что уверенность в завтрашнем дне оказывает влияние на обращенность человека на самого себя, особо трепетное отношение к своему «я», Ж. Липовецкий утверждает, что, именно представляя будущее как нечто угрожающее и неопределенное, индивид уповает на настоящее, лелея свою душу и тело, непрестанно возвращая себе молодость. Тем не менее наше ощущение неуверенности автор определяет скорее как состояние «фривольной апатии», когда нет смысла бороться во имя какой-то высшей цели. Человек смирился с положением вещей [3, с. 81].
Для нарциссического сознания важен акцент на телесное и психическое. Повышенным и трепетным вниманием к душе и телу такого человека обусловлено появление столь популярных в наши дни психологических практик, центров йоги, медитации, распространения различных оздоровительных систем, методик формирования красивого и здорового тела, видов спортивных занятий, тренировок и т.д. Эти методики и системы направлены на борьбу со старостью, болезнями, и главное, со смертью, мысль о которой стала невыносимой в наши дни. В результате, как отмечает отечественная исследовательница Ю. Борисова, человек превращается в оторванного от общества, десо-циализированного субъекта [4].
Итак, как мы видим, в современной ситуации происходят изменения в культурном пространстве. Система личностных ценностей, стереотипы поведения, нормы, ориентации, отношения между людьми - все это претерпевает радикальные перемены. Изменяются также классические категории культуры, традиционные концепты и маркировки отношений между людьми. Пересматриваются, если не сказать больше, полностью переворачиваются, обретают подвижность привычные понятия. Само понятие постмодерна, как справедливо заметили американские антропологи Н. Раппорт и Дж. Оверинг (N. Rapport, J. Overing), является не столько характеристикой культурных изменений, сколько реакцией на эти изменения [5, с. 329].
Здесь мы обратим внимание на ту сферу жизни, анализ которой стал возможным лишь в XX в., когда в науке акцент познания сдвигается от объекта к субъекту, начинает учитываться роль исторического и культурного контекста, наука отказывается от жесткой классической схемы соотношения субъекта/объекта. В данной статье речь пойдет об анализе образа женщины в контексте описанных выше изменений, имеющих место в ХХ веке. Если говорить про сферу
философских исканий, то здесь наблюдается возросший интерес к вопросу бытия женщины, «женскому образу» в культуре.
Как и постмодернистская философия в целом, феминизм как современное гуманитарное направление, а также философская концепция социокультурного развития, стремящаяся артикулировать женское в культуре и обществе, на сегодняшний день ставит под сомнение универсальность знаний и понятий, сформулированных в период эпохи Просвещения, признает относительность любой теории, анализирует связи между знанием, дискурсом и властью. В центре его внимания оказывается не оппозиция мужского - женского, а способы конструкции и деконструкции этой оппозиции.
Отечественная исследовательница Т. А. Ладыкина утверждает, что «сфера культуры в постмодерне, занимающая доминирующее положение среди других социальных сфер, приобретает такие черты, как плю-ралистичность, отсутствие авторитетов, предстает в виде расколотой на большое число самостоятельных единиц, где уравниваются различные иерархические структуры» [6, с. 21]. Автор пишет, что многовариантность культуры является следствием нового состояния человеческого сознания, новых ценностных ориентаций как мужчин, так и женщин, мотивов и стимулов их поведения [6].
Постмодернистские исследователи испытывают сомнение в том, что существует сущностное (эссенци-альное) единство «Я» во времени и пространстве, называемое самоидентичностью. Постмодерн оспаривает адекватность представления об универсальном и целостном человеческом субъекте, представления, на котором основывались идеалы эпохи модерна. Данное философское направление рассматривает субъективность с точки зрения ее социальной и культурной конструи-руемости. Ж. Лакан говорил о том, что существует множественность уровней идентичности, а М. Фуко вообще предлагал идею «смерти субъекта», т. е. идею об исчезновении или растворении человека, который может быть помыслен в универсальной форме субъекта, определяющего основания и дающего смыслы » [7].
Как отмечает отечественный исследователь И.В. Хайдер, результатом постмодернистской и тендерной критики классического научного знания стало новое понимание субъекта. Он предстает уже не как цельный, фиксированный определенный субъект, а оказывается неопределенным. По его мнению, начались такие философские размышления с философских исканий знаменитого французского философа Симоны де Бову-ар, которая показала, что идентификация определенной эссенциальной идентичности (т. е. «бытия женщиной») происходит как чуждое, навязанное извне определение и на основании сложившегося распределения власти и подчинения между полами становится неизменным. Мужчина рассматривает свое мышление как эталон, который не маркирован половой принадлежностью. Он претендует на всеобщность своей позиции как на нечто естественное и непреложное [8]. Ладыкина пишет, что анализ механизмов субъективации как властных практик производства субъективности Фуко оказал огромное
влияние на феминистскую философию. Главная идея Фуко, которую взяли на вооружение феминистки, состоит в том, что гендерные маркировки субъективности не являются неизменными биологическими маркировками, а конструируются социально и производятся определенными типами стратегий власти [6].
В данном контексте интересна точка зрения французского исследователя-постструктуралиста Ж. Лакана. Он утверждает, что в символической системе, лежащей в основе всех культур, феминное не существует. Речь идет о том, что женщина не может быть представлена в культуре как универсальная и самотождественная категория. По мнению Лакана, феминное начало (в особенности это касается понимания феминного как материнского) всегда функционирует как отражение агрессивного маскулинного самоутверждения. Феминное не проявляется как таковое в символической системе, однако оно придает маскулинному непреодолимое желание, вопрос об абсолютном происхождении которого всегда остается открытым [9].
Ж. Лакан, пересмотрев теорию психоанализа З. Фрейда и отказавшись от биологического детерминизма, выдвинул собственную идею субъективности. Согласно Лакану, субъективность не имеет фиксированного ряда характеристик. Человеческое «я» неопределимо, оно всегда ищет себя. Субъект в данном случае выступает как лишенное стабильности, целостности, одним словом, децентрированное образование. Структура субъекта двойственна. В нем содержатся одновременно элементы «я» и «не-я», мужского и женского [10]. Отечественная исследовательница И. Жеребкина, анализируя теорию субъективности Ж. Лакана, пишет, что с его точки зрения феминные и маскулинные части «я» - это символические характеристики субъективности, возникающие в период символической идентификации, а женщина и мужчина находятся только в области символического порядка - в языке [11].
Вывод, особенно значимый для нашего исследования - особенность феномена женского - состоит в том, что женщина способна найти себя исключительно в другом. Ж. Лакан упоминает о том, что символический порядок ставит женщину в положение объекта. По его мнению, женщина приобретает свою значимость исключительно тогда, когда становится ценностью для другого, т. е. ее субъективность опосредована другим. При этом позиция любви мужчины по отношению к женщине - самостоятельна [10].
Идеи Ж. Лакана о нестабильности субъекта, о его подвижности, символизме несут в себе отказ от биологического детерминизма, на котором зиждется вся культура постмодерна.
Далее необходимо отметить, что, для обозначения невозможности существования устойчивой идентичности в постмодернистской теории, вводится специальное понятие «номада» или «номадический субъект». Особенность его заключается в том, что номадическое сознание не способно создать устойчивую идентичность, к тому же оно отказывается принимать любой тип идентичности как постоянный. Поэтому бытие «номадиче-ского субъекта» - это ситуация постоянного становле-
ния, а не утверждение какой-то определенной сущности. Такое постоянное нахождение в ситуации становления интерпретируется представителями постмодернистского феминизма как реальная возможность преодоления патриархальных установок, уклонения от привязанности к традиционным дискурсам.
Теория номадической субъективности подробно рассмотрена в трудах знаменитого феминистского философа-постструктуралиста Р. Брайдотти. Она отмечает, что для номадизма (от слова «номад» - кочевник) характерно отсутствие определенной сущности. Это всегда нахождение вне места, вечное изменение, отказ от постоянного типа идентичности: «Номадизм: головокружительное движение к деконструированию идентичности; молекуляризация "я"» [12, с. 138]. Устойчивая идентичность возможна, но она не может быть постоянной. По мнению Р. Брайдотти, «номадизм состоит не только из бездомности, сколько из способности воссоздавать свой дом где бы то ни было» [12, с. 138]. Номада никогда не ограничивает себя одной фиксированной идентичностью. Она позиционирует себя как внеклассовый элемент.
Как пишет И. Жеребкина, ситуацию постоянного становления субъекта Брайдотти считает хорошей возможностью противостоять политикам патриархальной доминации [13, с. 143]. Как утверждает сама феминистка, «номадическое сознание есть форма политического сопротивления гегемоническим и эксклюзивист-ским взглядам на субъективность» [12, с. 145]. Брайдотти различает понятия «номада», «изгнанник» и «дискурс мигранта». Для изгнанника свойственно повышенное чувство иностранца, чувство отделенности от своей родины и враждебное восприятие чужой страны. Мигрант ощущает тоску по прошлому, тяготится невозможностью вернуться назад. Также маршруты мигранта связаны с различными политическими движениями и т.д. Номадическое сознание не привязывается к месту, не имеет корней и не тоскует по Родине. Номада передвигается без определенного заранее места назначения. Номадические субъекты никак себя не классифицируют. Идентичность номадического сознания основывается не на фиксации, а на сложившихся обстоятельствах. Однако Брайдотти предупреждает, что быть номадой - это не значит не создавать вообще никаких стабильных состояний идентичности. Это означает отказ от постоянной идентичности и принятие только тех оснований, которые лишь помогают выжить в определенных условиях. Номада - это отказ от закрепленности эссенциализма, свойственного патриархальному духу нашей культуры [12, с. 145 - 148].
Итак, мы обозначили основные черты женской субъективности, новое понимание феминного в постмодернистской теории. Однако проблема состоит в том, чтобы понять, осуществился ли постмодерн в сознании частного человека, принял ли он постмодернистские установки.
В современной европейской культуре женщина становится более самостоятельной, активной и свободной, может открыто говорить о своих политических, социальных и экономических правах.
Действие многочисленных женских организаций, законы по защите прав женщин, да и в общем смена культурной парадигмы привели к тому, что на сегодняшний день уже нельзя говорить о том, что в европейском мире женщине приписан маргинальный статус «второго пола». Внешне ситуация выглядит очень успокаивающей. Однако достигла ли женщина внутреннего освобождения?
При всех многочисленных изменениях, произошедших в сознании человека за последние 40 лет, отчасти мы все еще продолжаем жить в рамках универсалистских категорий.
На наш взгляд, постмодернистская культура находится еще на стадии становления. Мы живем в эпоху перехода от индустриального общества к постиндустриальному. Современная философия рассматривает культуру и все ее элементы с точки зрения постмодернистских характеристик толерантности, релятивизма, плюрализма мнений и т.д.
Однако на уровне частной семьи, да и на уровне общества, в процессе социализации детей продолжают воспитывать как «мальчиков» и «девочек» в старом смысле этого слова, предъявляя к девочкам больше требований, прививая атрибуты женственности, постоянно указывая на половую принадлежность. Ведь именно в процессе социализации индивид усваивает культурные образцы, а ожидания и убеждения по поводу распределения и исполнения ролей влияют на дальнейшее поведение мужчин и женщин. На эту проблему обращали внимание многие ученые. Отечественные исследовательницы в области гендера Е. А. Здравомыслова и А. А. Темкина пишут: «Период первичной социализации связан в основном с бессознательными и пассивными механизмами усвоения культуры, в то время как вторичная социализация предполагает большую включенность когнитивных механизмов и возможность творческого преобразования среды» [14, с. 84].
Авторы отмечают, что, по мнению психологов, гендерная идентичность формируется у детей в возрасте 5 - 7 лет, затем идет ее развитие и содержательное насыщение за счет опытов и практик. Однако главным этапом вторичной социализации является возраст между 17 и 25 годами. Именно в это время формируется мировоззрение личности и ее представление о собственном предназначении [14]. Таким образом, в данном возрасте происходит воспроизводство и развитие гендерной культуры. Важно отметить, что в процессе социализации общественные и культурные нормы усваиваются произвольно и в большей степени бессознательно, поэтому ее результаты не воспринимаются как дискриминация. На наш взгляд, именно социализация личности является тем полем, где усваиваются, формируются и впоследствии воспроизводятся гендерные стереотипы. Представления о предназначении пола, гендерные нормы впитываются ребенком чуть ли не с рождения. Ведь именно с момента появления на свет малыша родители обращаются с дочерьми и сыновьями по-разному, последовательно
Поступила в редакцию
поддерживают различия в активности и интересах и несколько менее последовательно реагируют на социальное поведение и личностные характеристики детей.
Вряд ли основные ценности культуры постмодерна затронули личную жизнь среднестатистического члена общества. Особенно это касается культуры постсоветского пространства. Человек нашей культуры все еще мыслит в рамках универсалистских категорий мужественности и женственности. Женщина представлена как другое в культурном пространстве именно в том смысле, в каком говорила об этом Симона де Бовуар.
В таких условиях невозможно формирование адекватной идентичности, а следовательно, и образа женщины в культуре как самостоятельного, автономного и самодостаточного образования. И вопрос о формировании женской идентичности остается открытым.
Литература
1. Жбанков М.Р. Постмодернизм: новейший философский словарь / сост. А.А. Грицанов. Минск, 1998.
2. Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // Полис: Политические исследования. 1997. № 4. С. 6 - 32.
3. Липовецкий Ж. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме. СПб., 2001. 331 с.
4. Борисова Ю.В. Субъект в ситуации постмодерна // Постмодерн: новая магическая эпоха: сб. статей / под ред. Л.Г. Ионина. Харьков, 2002. С. 164 - 167.
5. Rapport N.,Overing J. Social and Cultural Anthropology. The Key Concepts. L.; N. Y., 2007.
6. Ладыкина Т.А. Феминизм в культуре постмодерна. Омск, 2004. 91 с.
7. Фуко М. Герменевтика субъекта. Курс лекций, прочитанных в Колледже де Франс в 1981 - 1982. СПб., 2007. 677 с.
8. Хайдер И.В. постмодернистский подход к гендерным отношениям // Содержание социально-гуманитарного образования в меняющемся мире: междисциплинарный подход (материалы Южно-Российской науч.-практ. конф. Краснодар, 26 - 28 мая 2000 г.) / под ред. А.Н. Кимберга и О.А. Оберемко. Краснодар, 2000. С. 129 - 140.
9. Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном, или Судьба разума после Фрейда. М., 1997. 183 с.
10. Лакан Ж. Семинары. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/1955). М., 1999. 520 с.
11. Жеребкина И. «Прочти мое желание...» Постмодернизм. Психоанализ. Феминизм. М., 2000. 256 с.
12. Брайдотти Р. Путем номадизма // Введение в гендерные исследования Ч. II. СПб., 2001. С. 136 - 161.
13. Жеребкина И. Субъективность и гендер: гендерная теория субъекта в современной философской антропологии: учеб. пособие. СПб., 2007. 312 с.
14. Здравомыслова Е., Темкина А. Социальная конструкция гендера и гендерная система в России // Материалы 1-й Российской летней школы по женским и гендерным исследованиям «Валдай-96»/МЦГИ. М., 1997.
_18 декабря 2009 г.