CC BY
324
ориентиров в Российском обществе вызвало противоречие между его потребностями в воспроизводстве и социализации новых поколений, исполнителей социальных ролей и его возможностями обеспечения по средствам выполнения важнейших функций - репродуктивной и социализационной.
Неизбежность социальной трансформации семьи очевидна, и демографический спад рождаемости является лишь следствием данных социальных изменений. Для разрешения подобной проблемы появляется острая необходимость проведения семейной политики, которая должна проявляться в поиске механизмов, способных обеспечить воз-
рождение ценностей семьи с несколькими детьми, тем самым предотвращая опасность демографической ямы.
1. Кравченко А.И. Социология: Учеб. М., 2003. С. 351.
2. Российский статистический ежегодник 2002: Стат. сб. Госкомстат России. М., 2002. 690 с.
3. Голод С.И. Семья и брак: историко-социологический анализ. СПб., 1998. 272 с.
4. Токмакова М.А. Методология исследования соотношения семейных и внесемейных ценностных ориентаций: Автореф. ... канд. соц. наук. М., 1999. 22 с.
ЖЕНЩИНЫ В РУССКОЙ АРМИИ В ПЕРИОД ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ 1914-1918 гг.
П.П. Щербинин
Shcherbinin P.P. Women in the Russian Army during the First World War of 1914-18. The article looks at Russian women’s participation in wars. Special attention is paid to female units during the First World War of 1914-18.
Уже в первые месяцы войны россиянки активно заявляли о своем желании встать в ряды армии и участвовать в защите Отечества. Однако у царского правительства не было последовательной политики в отношении женщин, стремившихся на театр военных действий. Женщина-солдат представлялась аномалией, поэтому заявления россиянок с просьбой отправить их воевать отклонялись. В отличие от России, в армиях ее союзников -США и Великобритании - женщины получили право служить в вооруженных силах в качестве вспомогательного персонала, но было категорически запрещено размещать их вблизи линии фронта или поручать боевые задачи [1]. Среди убитых немецких солдат встречались женщины в военной форме, что свидетельствовало об их привлечении, пусть и эпизодическом, к участию в сражениях [2]. Все же, несмотря на все преграды, россиянки пробирались на фронт и становились солдатами. Им всегда приходилось скрывать свой пол. Обычно женщины использовали один и тот же сценарий для трансформации себя в
«мужской образ». Молодые женщины отрезали свои косы, старались затемнить цвет лица (загаром или косметикой), начинали курить, чтобы голос стал более грубым, затем приобретали солдатскую форму и пробовали устроиться в войска действующей армии. Однако не все женщины могли искусно замаскироваться под мужчин, так как нередко особенности женской фигуры их выдавали. По мнению А. Мейера, многим из «переодетых» мужчинами женщин отказывали, но все же некоторым, пусть и не с первой попытки, удавалось стать солдатом. Обычно было достаточно согласия командира или просьбы самих солдат, чтобы принять в свои ряды новичка-добровольца. Многие из женщин, став солдатами, проявляли героизм и самоотверженность, получали боевые награды и становились унтер-офицерами. Некоторые были тяжело ранены или убиты в сражениях, что часто являлось причиной выяснения пола военнослужащего. Точное число участниц боевых действий в русской армии установить невозможно, но их было явно
больше, чем в любой другой стране в период Первой мировой войны 1914-1918 гг. [3].
По оценкам Р. Стайтса, большинство «переодетых» в мужскую военную форму женщин были необразованными и занимали низкое общественное положение [4]. Однако воспоминания современников, материалы периодической печати и другие источники свидетельствуют о достаточно широком представительстве среди «доброволок» [5] различных социальных групп и слоев, в том числе и о значительном числе лиц интеллигентных профессий и гимназисток [6, 7]. В то же время существовал огромные социальный и интеллектуальный разрыв между интеллигентками и крестьянками, бежавшими на фронт, который не исчезал и в условиях фронтовой повседневности. Каждая из женщин, ставшая солдатом, не искала единомышленниц в общей борьбе с врагом, а старалась сохранять свою индивидуальность и собственную стратегию поведения.
Большинство девушек, скрывавшихся в мужской военной форме, были охвачены идеями не только служения Родине, но эмоциональным порывом [2, с. 92]. Они видели себя то амазонками, то «орлеанской девой» или «кавалерист-девицей». Им требовался риск, необыкновенная обстановка, поле для героических действий. Многие из переодетых в солдаты беглянок были моложе двадцати лет, а их инициатива часто определялась не рассудком, а скорее велением сердца и душевным подъемом.
Конечно, появление женщины в военной форме среди солдат всегда воспринималось как сенсация, вызывая оживленные толки, сомнения и ожидания. Периодическая печать активно пропагандировала образ женщины-защитницы «Веры, Царя и Отечества», но военные уставы и традиции русской армии препятствовали легальному доступу россиянок в боевые части. Мария Бочкарева сумела стать солдатом, лишь получив телеграмму Николая II с монаршим благоволением [8]. Но, даже имея это Высочайшее назначение, М. Бочкаревой приходилось с большим трудом преодолевать нежелание военного командования иметь у себя в подчинении жен-щину-солдата. Армия никак не могла смириться с присутствием в своих рядах женщин, а стереотипы мужского миропонимания отторгали попытки россиянок встать в ряды
защитников Отечества. Впрочем, эта тенденция «Не пущать!» женщин в «мужские» профессии была характерна и для тыловой повседневной жизни.
Мотивы поступления россиянок солдатами на войну. Конечно, мотивы поступления россиянок в ряды армии под видом юношей-добровольцев были различными. Безусловно, главным побуждающим стимулом для россиянок в их «превращении» в «мужчин-солдат» являлись патриотические настроения и стремление встать на защиту Отечества [9]. «Я тоже горю желанием быть полезной дорогой родине, - писала одна из петроградских курсисток, - но я не чувствую призвания быть сестрой милосердия; я хочу идти добровольцем в действующую армию и прошу людей откликнуться на мой призыв и дать мне необходимые средства на испытание моей заветной мечты - отряда амазонок, воинов-женщин. Это «письмо» не мистификации или каприз взбалмошной головки, -нет, - в этом я вижу свое призвание, свое счастье. Я хочу пролить свою кровь за отечество, отдать свою жизнь родине» [6, с. 27].
В периодической печати военной поры часто публиковались сообщения о молодых женщинах, рвавшихся на фронт. Можно говорить о том, что юношеский максимализм и увлеченность фронтовой романтикой, желание защитить родные очаги от вражеского нашествия способствовали широкому проявлению добровольчества и бегства девушек на войну. Конечно, юноши составляли основной контингент юных добровольцев, поэтому девушки, переодеваясь в военную форму, изменяя свой внешний вид, старались выдавать себя именно за подростков, которых немало было уже при военных частях. Женщины-доброволки стремились затеряться среди тысяч юношей-беглецов, вместе с которыми и надеялись попасть на фронт и устроиться в армию. Так, на Курском вокзале в форме гимназиста была задержана одна из учениц гимназии, на Рязанском вокзале - девушка в форме моряка. На станции «Минеральные воды» задержана переодетая в мужское платье девушка, в Вильно - послушница женского монастыря.
Нередко женщины стремились попасть на фронт в части, где служили их женихи и «ненаглядные». Желание быть вместе, даже подвергаясь смертельной опасности на пере-
довых позициях, помогало им преодолевать преграды, установленные уставами и военным начальством.
Иногда женщинами руководил патриотизм семейный, желание быть рядом с мужьями, даже во время боевых действий. В самом начале войны в газетах сообщалось о приеме в действующую армию с Высочайшего разрешения двух женщин - офицерских жен: муж одной из них состоял заведующим хозяйством полка, и жена его, ссылаясь на свою опытность в хозяйственных делах, попросилась, чтобы ее назначили к нему помощницей; другая женщина знала несколько языков и добилась, чтобы ее причислили в качестве переводчицы к штабу части, где служил ее супруг. Таким образом, налицо был супружеский патриотизм - жены хотели быть при своих мужьях [2, с. 82]. Заметим, что все же большинство офицерских жен не могли рассчитывать на согласие воинского начальства отправиться к мужу на войну. Если они имели детей, то это тоже весьма сдерживало их мобильность и воинственность. Некоторые бездетные жены офицеров предпочитали закончить курсы сестер милосердия и добиться права служить в госпитале при части своего супруга.
Конечно, не только жены офицеров стремились устроиться во фронтовые части, но и некоторые солдатки проявляли удивительную настойчивость и активность, чтобы находиться рядом с мужьями. Нередко командиры воинских частей шли навстречу просьбам россиянок, прибывавших вместе с мужьями-солдатами на фронт. Все же их, как правило, устраивали в нестроевые подразделения, в распоряжение штаба или в госпитали.
Военному начальству трудно было отказывать и вдовам погибших на войне солдат и офицеров, если они заявляли о своей решимости биться с врагом и мстить за гибель любимого человека. По сообщению «Армейского вестника», одна из женщин, известная под фамилией вольноопределяющегося Долгова, после гибели в бою мужа, артиллерийского капитана, поступила в полк добровольцем. Но пробыть на театре военных действий ей пришлось недолго. В первом же сражении вольноопределяющийся Долгов был зарублен. Очевидно, что желание женщин воевать часто не соответствовало их
подготовке и приводило нередко к неоправданным потерям.
Представительницы военного сословия, к которым относились казачки, также часто обращались к командирам воинских частей записать их в кавалерию. Они приводили доводы о том, что с детства приучены к верховой езде и владению оружием. Так, спортсменка Кудашева, бравшая до войны неоднократно призы за верховую езду и стрельбу, прибыла на передовую на своем коне и была зачислена в конную разведку. Туда же приняли и кубанскую казачку Елену Чобу, которая была не только лихой всадницей, но и прекрасно владела холодным оружием [6, с. 28-29].
Конечно, среди женщин, рвавшихся на фронт, встречалось немало авантюристок, любительниц острых ощущений, однако и они использовали патриотическую риторику для своего «закрепления» в боевых частях. Все же для подавляющей части доброволок был характерен патриотизм, либо личные причины быть рядом с близким им человеком.
Отношение армейского мужского сообщества к женщинам на войне. Появление женщины в мужском военном сообществе всегда вызывало неоднозначную реакцию с одной стороны и стремление близкого общения с «незнакомками» с другой. Большинство мужчин видели в женщинах, оказавшихся на войне, лишь вероятный объект для сексуального домогательства, отвергая всякие предположения о патриотическом воодушевлении россиянок и их военной доблести [2, с. 96-97]. Мария Бочкарева отмечала в своих воспоминаниях, что, когда она в военной форме очутилась среди солдат, то они решили, что перед ними женщина свободного поведения, которая «пробралась в солдатский строй, чтобы заниматься своим запретным ремеслом. Поэтому мне приходилось отбиваться от приставаний со всех сторон... Всю ночь мои нервы были напряжены, а кулаки не знали отдыха» [8, с. 122].
По наблюдениям участника войны А. Никольского, первое, что приходило обычно в голову мужчине при виде девушки, стремящейся в армию, были мысли сексуального свойства, подозрение, что тут комедия, маскарад, авантюра, и «перед ним не более, как курочка, которая захотела петь петушком» [2, с. 83]. Надо учитывать, что и среди гражданского населения России отношение к
службе женщины в армии было резко негативным.
Даже вполне патриотическая идея формирования женского батальона смерти в 1917 году вызвала у солдатских депутатов большие сомнения. Один из них заметил: «Кто поручится за то, что присутствие женщин-солдат на фронте не приведет к тому, что там появятся маленькие солдатики?» [8, с. 212].
На войне скапливалась масса мужской энергии, не имевшей выхода. Она была словно черная туча, насквозь заряженная электричеством. Соседство женщин среди военных всегда вызывало у них непреодолимое искушение, поэтому большинству россиянок приходилось быть начеку и давать отпор неутомимым ухажерам [3, с. 141-143]. Примечательно, что женский батальон смерти, прибывший на фронт, приходилось охранять не от вылазок вражеских войск, а от своих же солдат, стремившихся по ночам взять казарму с женщинами штурмом [8, с. 255].
Понятно, что завязывать интимные отношения военным с доброволками было достаточно сложно. Большинство из женщин не считали для себя возможным вести сексуальную жизнь на фронте, куда их привели патриотические и героические мотивы [10]. Да и фронтовой быт, боевая обстановка затрудняли личную жизнь и проявление привязанности на войне. Очевидно, что и сами женщины-доброволки не потерпели бы «проявлений женского темперамента», когда надо было исполнять свой воинский долг. Мария Бочарникова в своих воспоминаниях «В женском батальоне смерти» привела случай, когда ночью в палатку к одному из офицеров пробралась доброволка С. Об увиденном и услышанном утром доложила командиру батальона другая женщина-солдат, стоявшая на часах. Она заявила, что «не желает служить там, где происходят подобные безобразия». В результате, офицер и его пассия были с позором изгнаны из батальона [5, с. 181]. Репрессивные меры не всегда приносили результат, и вскоре, в том же батальоне, семь доброволок оказались беременными. Они были отправлены по домам.
М. Бочкарева всегда заявляла, что среди ее женщин-солдат всегда будет господствовать строжайшая нравственная дисциплина. Еще во время комплектования женских батальонов она отчислила 80 женщин с недос-
таточной, по ее мнению, нравственностью. «Яшка» наказывала провинившихся, в особенности тех, кто пытался заигрывать с инструкторами, прибегала к пощечинам и заставляла стоять по стойке «смирно». По ее мнению, секс на время войны должен быть объявлен вне закона [4, с. 404]. Однажды во время боя командир женского батальона обнаружила одну из своих подчиненных, которая, спрятавшись за стволом дерева, «занималась любовью» с одним из солдат. «Вихрем налетала я на эту парочку и проткнула девку штыком. А солдат бросился наутек, прежде чем я успела его прикончить, и скрылся», -вспоминала М. Бочкарева [8, с. 280].
Очевидно, что личные отношения, привязанности, проявления чувств между мужчинами и женщинами имели место на войне. В известной степени фронтовая повседневность даже стимулировала остроту ощущений и пыл влюбленности, но большинство женщин-доброволок не считали для себя возможным любить и быть любимыми, отдаваясь полностью новому для себя - солдаты не только доказывали самим себе, что они могут сражаться не хуже мужчин, но и демонстрировали окружающим возможности женщин и их равный с мужчинами фронтовой опыт и мужество. Конечно, большинство доброволок не ставили себе задачу бороться за идеи женского равноправия, хотя они практически реализовывали это равноправие на поле боя. Россиянки, ставшие солдатами, были более активными, решительными, знали свои права и могли постоять за обиженных подруг. В воспоминаниях М. Бочкаревой приводится пример, как она вступилась на вокзале за незнакомую солдатку, которая с детьми, но без документов и денег старалась добраться до родственников [8, с. 176-178]. В данной ситуации М. Бочкарева действовала не как женщина в форме, а как фронтовик, который хотел помочь беззащитной солдатской жене. Георгиевский кавалер М. Бочкарева использовала мужской стиль поведения, понимая, что только так она сможет добиться понимания и разрешить ситуацию.
Отметим, что опытные солдаты, призванные из запаса отцы семейств, оказывали нередко покровительство женщинам-солдатам, опекали их и сдерживали сексуальную агрессию наиболее темпераментных однополчан. Некоторые женщины сами выбирали себе
покровителя и старались держаться около него, что также помогало противостоять охотникам на «женское тело».
Таким образом, отношения к женщинам в российской армии в период Первой мировой войны 1914-1918 гг. было далеко неоднозначным. Россиянкам, ставшим солдатами, приходилось переносить не только все тяготы фронтового быта, но и постоянно бороться за право сражаться, быть защитницей Отечества, а не обслуживающим персоналом, военной подругой, к чему часто стремились склонить их офицеры или командиры полков. Женщины-солдаты должны были быть целомудренными, иначе любая связь сразу же стала бы известна однополчанам, а репутация женщины немедленно связывалась с занятиями проституцией.
Присутствие женщин в армии не вносило облагораживающих тенденций в полковую повседневность, так как солдаты не становились обходительнее и, как правило, не проявляли снисхождения к доброволкам. Женщинам приходилось принимать и крепкий казарменный жаргон, и, порой, жестокие забавы сослуживцев.
К сожалению, мемуары женщин-солдат содержат совсем мало информации об собственном быте, личной гигиене, приватной жизни. Можно лишь предположить, как сложно было женщине следить за собой под постоянным присмотром мужских взглядов. Никаких поблажек, снисхождения или индивидуального подхода женщинам-солдатам на войне ждать не приходилось. Так, М. Бочкарева вначале не решалась идти в баню вместе со своими однополчанами, но когда окопный бич - насекомые, одолели ее, то она все же вынуждена была мыться в мужской компании. Вначале подобное ее решение вызывало смех и поддразнивание мужчин-солдат, но постепенно они привыкли и уже не обращали на М. Бочкареву особого внимания [8, с. 280].
Интересно, что первые женщины-добро-волки старались скрыть свою женскую фигуру под военным мундиром. Не случайно, наиболее успешными попытки по сокрытию своего пола были у женщин, чьи фигуры напоминали мужские или походили на юно-шей-подростков. Россиянки же, вставшие в ряды женских батальонов смерти в 1917 году, напротив, стремились перешить военную одежду и подогнать ее по себе [5, с. 195].
Женщины старались быть опрятными, поддерживать форму и привычки бравых солдат.
Женщины на фронте: героизм и самопожертвование. Точно определить первую женщину, проникшую на фронт и воевавшую вместе с мужчинами, вряд ли представляется возможным. Дело в том, что задачей большинства из таких «беглянок на войну» было скрыть свой пол и никак не проявлять себя женщиной. Половая идентификация происходила лишь при тяжелом ранении или смерти женщины-солдата и специальной статистики о присутствии женщин в армии не велось. Журнал «Война», описывая подвиг ефрейтора Глущенко, под именем которого служила девица Чернявская, констатировал, что большинство таких «девиц» подобно монахам отрекались от своей личности, как бы умирали, чтобы возродиться в солдатской шинели и получить право - умереть за Родину [11].
Женщинам-солдатам на войне важно было проявлять не только умение переносить тяготы фронтовой жизни, тяжелые физические нагрузки, но и доказывать окружению свою пользу и полезность в боевой обстановке. Россиянки в солдатских шинелях, несмотря на желание военного начальства удалять их подальше от боевых столкновений с неприятелем, рвались в бой и совершали героические поступки, на которые были способны далеко не все мужчины-солдаты. Не случайно многие женщины, скрывавшиеся под солдатскими шинелями, были награждены боевыми наградами. Большинство из них получили эти награды как мужчины, и лишь позже военному командованию удавалось выяснить, что героями боев были женщины-солдаты.
Двумя Георгиевскими крестами была награждена Антонина Пальшина, которая под видом Антона Пальшина, купив коня и обмундирование, уехала на фронт добровольцем. Она поступила в кавалерийский полк Кубанской дивизии. Ее тайна раскрылась в госпитале, куда она была доставлена в бессознательном состоянии после ранения. Выписавшись из госпиталя, А. Пальшина окончила курсы медсестер и была направлена на фронт, но ее влекло в строй, в сражения, и снова под именем Антона она уходит в действующую армию. Женщина-солдат вновь участвовала в боях, выносила раненых, ходи-
ла в разведку, брала языка. Однако новое ранение прервало ее военную карьеру. Георгиевского кавалера отправили в тыл на долечивание уже в женском платье, на которое она гордо приколола свои боевые награды [12].
Женщины активно осваивали мужские военные специальности. В 1915 году автомобильная служба при Союзе земств открыла водительские курсы для женщин и с удивлением отметила, что женщины несколько уступают мужчинам в практике, но значительно выше их в теории и усердии. Все 58 женщин успешно окончили эти курсы, и отныне женщина-шофер стала вполне обычным явлением на фронте. Одной из них была бывшая бестужевка Е.П. Самсонова, которая в 1912 году стала первой русской летчицей. Первоначально ее прошение стать военным пилотом было отклонено, и она решила стать медсестрой и шофером. Другой летчице княгине Е.М. Шаховской повезло больше, и она приступила к своим обязанностям сразу же после сдачи экзамена по авиации [4, с. 383].
И все же, женщины в русской армии составляли абсолютное меньшинство, а главные усилия россиянок по оказанию помощи фронту сосредоточились в тылу: в деятельности по сбору пожертвований, работе в госпиталях, оказанию помощи семьям призванных, беженцам. Однако по мере усталости солдат от войны, тяги их домой, общего падения настроения в стране, женщины все настойчивее предлагали свои услуги военному ведомству. Они писали многочисленные прошения, посылали телеграммы, требовали сформировать из доброволок воинские части.
Женские батальоны смерти в 1917 году. Появление специальных женских воинских частей было, с одной стороны, проявлением инициативы самих россиянок, стремившихся не допустить развала фронта и предотвратить массовое дезертирство солдат. А с другой, по вполне понятным прагматическим политическим причинам, получило поддержку Временного правительства и командования русской армии [13].
В мае 1917 года возник Женский батальон, идея создания которого принадлежала фронтовичке, Георгиевскому кавалеру М. Бочкаревой. Приехав в столицу, она встретилась с М.В. Родзянко, которому изложила свою идею поддержки морального духа солдат путем создания под ее командованием «Жен-
ского батальона смерти». Вскоре ее инициатива получила поддержку А.Ф. Керенского и A.A. Брусилова. В первый же день в 10-й Петроградский женский батальон смерти записались 1500 женщин, на следующий день еще 500. Под штаб приспособили находившийся поблизости Коломенский женский институт.
Женщины прошли медосмотр, который должен был выявлять беременных дам. Затем доброволок коротко подстригли, выдали форму, сформировали роты и взводы. Большинство россиянок, пожелавших стать солдатами, не имели никакой подготовки. Они вставали в 5 утра и до 9 вечера обучались военными инструкторами Волынского полка. По наблюдению корреспондента газеты «Биржевые новости», бросалась в глаза интеллигентная внешность солдат. До 30 процентов состава батальона были курсистками, свыше 40 процентов имели среднее образование. Постигали азы военного дела и бывшие сестры милосердия. В национальном отношении кроме 8-9 эстонок и латышек, 6 евреек и одной англичанки, остальные были русские [14].
Уже через пару недель успехи «новых амазонок» были впечатляющими. Командующий войсками Петроградского военного округа генерал П.А. Половцев с удивлением констатировал: «Из вновь формируемых частей для спасения Отечества особенно интересным оказался женский батальон смерти госпожи Бочкаревой... Потеха замечательная. Хорошо отчеканенный рапорт дежурной девицы один чего стоит, а в казарме «штатская одежда» и шляпки с перьями, висящие на стене против каждой койки, производят оригинальное впечатление. Зато строевой смотр проходит на 12 баллов. Удивительные молодцы женщины, когда зададутся определенной целью...» [15]. Однако, несмотря на успехи в подготовке женщин, в батальоне росло недовольство командованием М. Бочкаревой, которая была груба, не гнушалась заниматься рукоприкладством. В результате конфликта большинство женщин ушли из батальона, а с М. Бочкаревой осталось 300 верных ей доброволок.
Кто же были эти женщины? По мнению Р. Стайтса, малочисленность источников не оставляет нам ничего иного, кроме построения предположений. Изначально в батальоне
были женщины из известных семей, выпускницы университетов, крестьянки как и она сама, прислуга. В числе тех, кто остался ей верен до конца и пошел за ней в бой, как она утверждала, были в основном крестьянки, «но очень преданные родной России» [4, с. 405].
Многих из россиянок в женские батальоны подтолкнуло либо личное горе, либо неудача в любви. Некоторые женщины бежали от мужей, с которыми не сложилась жизнь, от постоянных избиений и унижений. Среди доброволок в провинции было много совсем юных девушек. Нередко их порыв на войну объяснялся стремлением отомстить за убитых на войне отцов, братьев, любимых. Некоторые девушки стремились увидеть мир, сбежать от обычных и однообразных будней в провинции. Среди доброволок встречались и монахини, которые считали своим долгом встать на защиту Родины.
Летом 1917 года женские военные подразделения стали стихийно возникать в различных городах: Киеве, Минске, Полтаве, Иркутске, Мариуполе, Одессе, Екатеринода-ре, Харькове, Баку, Симбирске, Оренбурге, Вятке, Саратове, Хабаровске и др. На юге России был создан Черноморский военный союз женщин. Активную деятельность по формированию женских батальонов развернул и женский военно-патриотический союз во главе с Е.И. Моллесон. С 1 по 5 августа в Петрограде проходил Всероссийский женский военный съезд. На нем присутствовали представительницы женских военных организаций и воинских частей из Москвы, Киева, Саратова и других городов.
Однако отношение к женским частям со стороны военного командования и Временного Правительства к августу 1917 года резко изменилось. В армии усиливалось дезертирство, росло неповиновение, и пример женщин-солдат уже не мог остановить развал вооруженных сил России. С 23 августа 1917 года Временное Правительство издало постановление об использовании женских подразделений лишь для охраны железных дорог, станций, вокзалов и т. п. В справке Главного управления Генерального штаба отмечалось, что «малое число женских батальонов не возымело никакого воздействия на общую массу войска, солдаты отнеслись к ним равнодушно, а иногда и враждебно» [13, с. 179].
Необходимо отметить, что отношение фронтовиков к «женской рати» было в целом негативным. В «Очерках русской смуты»
А.И. Деникина отмечается: «Я знаю судьбу батальона Бочкаревой. Встречен он был разнузданной солдатской средой насмешливо, цинично. В Молодечно, где стоял первоначально батальон, по ночам приходилось ему ставить сильный караул для охраны бараков... Потом началось наступление. Женский батальон, приданный одному из корпусов, доблестно пошел в атаку, не поддержанный «русскими богатырями». И когда разразился кромешный ад неприятельского артиллерийского огня, бедные женщины, забыв технику рассыпного строя, сжались в кучку - беспомощные, одинокие на своем участке поля, взрыхленного немецкими бомбами. Понесли потери. А «богатыри» частью вернулись обратно, частью совсем не выходили из окопов» [16].
В октябре 1917 года завершилось формирование 1-го Петроградского женского батальона, находившегося в лагере у станции Левашово. 25 октября он должен был отправиться на Румынский фронт, но вместо этого, вторая рота батальона в составе 137 человек была направлена на защиту Временного Правительства, охрану Зимнего дворца. Женщины хотели воевать на фронте с врагами, не желали втягиваться в политическое противостояние в столице. Однако, верные присяге и воинскому долгу, они приняли бой, демонстрируя доблесть и неустрашимость [5, с. 198-201]. Одна из защитниц Зимнего дворца была убита. По приказу своих командиров доброволки сложили оружие, были разоружены и арестованы. Через несколько недель батальон был расформирован. Другие батальоны еще продолжали существовать некоторое время, но 30 ноября 1917 года Военный совет приказал расформировать все женские воинские части.
Женские батальоны и военные команды, созданные в 1917 году, не выполнили своего прямого предназначения поднять боевой дух войск. Однако они продемонстрировали способность женщин наравне с мужчинами выполнять самые сложные задачи на войне, а в некоторых вопросах даже превзошли их своей дисциплиной и желанием сражаться до последней возможности. Все же Первая
мировая война 1914-1918 годов активизировала процессы женской эмансипации, открыв возможности проявления женщинами инициативы и самостоятельности в этот кризисный период российской истории.
1. Meyer A. G. The Impact of World War I on Russian Women’s Lives // Russia’s Women. Accommodation, Resistance, Transformation / Eds.
B.E. Clements, B.A. Engel, Christine D. Worobec. Berkeley, 1991. P. 219.
2. Никольский A. II Русская мысль. 1916. № 2.
C. 93.
3. Jane Mcdermid and Anna Hillyar Women and Work in Russia 1880-1930. A Study in Continuity through Change. L. - N. Y., 1998. P. 140.
4. Стайте P. Женское освободительное движение в России: Феминизм, нигилизм и большевизм, 1860-1930 / Пер. с англ. М., 2004. С. 383.
5. Бочарникова М. В женском батальоне смерти (1917-1918) // Доброволицы: Сб. воспоминаний. М., 2001.
6. Богданов А. Война и женщина. Пг., 1914. С. 27-28.
7. Женщина и война. 1915. Март. С. 11-14.
8. Бочкарева М. Яшка: Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. В записи Исаака Дон Левина. М., 2001. С. 118-119.
9. Stockdale, Melissa К., "My death for the motherland is happiness": women, patriotism, and soldiering in Russia's Great War, 1914-1917' // American Historical Review. 2004. № 1. P. 78-116.
10. Marina Yurlova Cossack Girl. L., 1934.
11. Война. 1916. №76. С. 10.
12. Кобзев И. II Родина. 1993. № 8-9. С. 75-77.
13. Сенин А.С. II Вопросы истории. 1987. № 10.
С. 176-182.
14. Биржевые ведомости. 1917. 10 июня.
15. Половцев П.А. Дни затмения. Записки главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерала П.А. Половцева в 1917 г. Париж, 1918. С. 87.
16. Дентин А.И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Февраль - сентябрь 1917 г. М., 1991. С. 393.
ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ БИБЛИОТЕЧНОГО ДЕЛА ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ В КОНЦЕ XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX вв.
О.В. Медведева
Medvedeva O.V. The main tendencies in the development of library business in the Tambov Province in the late-18th to the mid-19th century. The article looks at the period of emerging Orthodox libraries and then the development of early secular ones in the Tambov Province.
Зарождение библиотечного дела в Тамбовском крае относится к началу XVII века и связано с колонизаторской деятельностью Русской православной церкви. Первые библиотеки складывались в монастырях (Цнин-ском Троицком, Козловском Троицком и других), являвшихся единственными центрами грамотности и культуры, имевшей до конца XVII столетия духовный характер. В рассматриваемый период в связи с процессом секуляризации всех сторон общественной жизни страны монастыри утрачивают роль основных культурных и книжных центров.
Период конца XVIII - первой половины XIX века в истории России является временем реформ в области просвещения, образо-
вания и печати, направленных на расширение сети учебных заведений, рост книгопечатания и книжной торговли, формирование светской культуры. Глубокие изменения в социально-экономической, политической и культурной жизни российской провинции оказали влияние и на развитие библиотечного дела. В это время в Тамбовской губернии возникают первые светские специальные и общедоступные библиотеки, получают распространение православные и личные книжные собрания.
К 1779 году относится образование Тамбовской духовной семинарии, ставшей впоследствии обладательницей богатой библиотеки. В эпоху Екатерины II в губернии от-
