УДК 82(091)(470)
ББК 83.3(2=Рус)
Ф 34
Л.В. Федотова
Жанровая специфика произведений русских романтиков
(Рецензирована)
Аннотация:
Статья посвящена жанровой специфике произведений русских романтиков, проблеме влияния фольклора на русский романтизм. В статье осмыслены генетические основы русского романтизма как творческого метода, выявлены типологические схождения русских романтиков с романтиками европейских литератур. Фольклоризм русских романтиков рассматривается в статье в связи с романтизмом как творческим методом.
Ключевые слова:
Фольклор, романтизм, элегия, творчество, пафос, лирическая поэзия, поэтическое повествование, романтический жанр, поэма, метод.
Одним из наиболее распространенных в творчестве русских романтиков жанров стала элегия, важным источником которой был фольклор, в частности, народная семейнобытовая и любовная лирика, причитания и плачи. У них элегия почерпнула многие элементы стихового и образного строя. От причитаний элегия восприняла большую эмоциональную насыщенность текста, умение максимально использовать стиховые средства для выражения безысходного горя. Родство элегий с фольклорной лирикой нашло подтверждение в том, что по мере развития элегического жанра и создания выдающихся произведений элегии, в свою очередь, обогащали фольклор, становясь народными песнями. И чем ближе было это родство, тем более пополняло народный песенный репертуар элегическое творчество того или иного поэта.
Важную роль в самоопределении русского романтизма - еще на начальной стадии его развития - сыграл другой романтический жанр - баллада, которая ставила человека на характерную для романтизма самую грань двоемирия, предполагая практически реальную встречу с высшими, мистическими силами бытия. Баллада сюжетна, динамична, она предпочитает обращаться к чудесному и ужасному; эпическое начало в ней органично сплетается с лирическим. В романтической балладе содержание может быть историческим, героическим, фантастическим, бытовым, но каждый раз оно преломлено через фольклорную призму легенды, предания, поверия. Для романтической баллады обязателен особый балладный мир - экзотический, условно-фольклорный, декоративноисторический. При этом автор баллады в толковании ее эпизодов вступает в тесный контакт с национально-народным мировосприятием определенного времени. Поэтому баллада, как правило, фольклорна, национально самобытна и исторична. А так как для народного сознания характерна наивно-простодушная вера в подлинность чудесного и фантастического, то для баллады весьма характерна атмосфера таинственности, загадочности, предчувствий проявления рока, преодолеть который старается герой.
Вообще европейская баллада уже в романтическую эпоху обнаружила редкую способность к синтезу национальных и чужеземных традиций, к свободному обмену сюжетов, тем, мотивов и форм. Баллада оказалась жанром действительно интернациональным, постоянно обогащающимся из самых разнообразных национальных источников: легенд, сказок, былин, исторических и разбойничьих песен, важных общественных событий и частных происшествий, местных поверий, суеверий и обычаев. В русской поэзии XIX в., начиная с В. А. Жуковского, балладная струя зарождается под влиянием английских романтиков и косвенным образом - английской народной баллады.
Можно сказать, что романтизм в русской литературе утверждался именно с помощью баллад. Традиционно в науке считается, что мир субъективных переживаний человеческой личности впервые столь глубоко и поэтично открылся русскому читателю именно в балладах В. А. Жуковского: «В русской литературе баллада появилась благодаря творчеству Василия Андреевича Жуковского и прошла сложный путь от заимствованного до истинно русского жанра, обладающего типичными чертами и особенностями национальной литературы» [1]. Один из участников литературного общества «Арзамас» Ф. Ф. Вигель в своих мемуарах обозначил баллады В. А. Жуковского как начало романтизма в России. Прибегая к русификации имен и реалий, поэт создавал предпосылки возникновения русской баллады, основывающейся на русском национальном историческом материале. Народная и личная этика рождаются на одной и той же почве фольклорных и религиозных представлений.
Наиболее совершенные образцы русской романтической элегии создал В. А. Жуковский. Уже в первых элегиях поэта нашел свое отражение внутренний строй его души, проявились лирическое настроение, эмоциональный колорит, одухотворенность индивидуального характера поэта. Именно в элегиях В. А. Жуковского глубже, полнее и последовательнее, чем в чьих-либо других, проявилось самое существо романтического мироощущения, именно в них изображаемые поэтом факты становятся прежде всего средством выражения его скорби, грустных размышлений о скоротечности жизни, о порочности ее устоев. Здесь можно провести аналогию с традиционным для фольклора ритуальным циклом похоронных плачей. Выражалась эта параллель в особых средствах поэтической речи: в экспрессивной выразительности и эмоциональной окраске слова, в мелодическом строении речи. Так, В.Г. Белинский вполне обоснованно отметил: «... не А.С. Пушкин, а В.А. Жуковский первый на Руси выговорил элегическим языком жалобы человека на жизнь.; скорбь и страдания составляют душу поэзии В.А. Жуковского» [2].
Непосредственным поводом, побуждающим романтического поэта к вдохновению, может быть и смерть молодой женщины, и памятник, и просто вечерний пейзаж, но философия его традиционно романтической элегии, ее эмоциональная настроенность везде одна, и в ней находит свое проявление не столько данный, по-своему неповторимый предмет изображения, сколько мировосприятие человека эпохи романтизма. В его основе лежат не явления и события жизни, а мысли о жизни. «Это непрерывное стремление куда-то, это томительное порывание в какую-то туманную даль.» - так определял В. Г. Белинский пафос поэзии В. А. Жуковского [2].
В. Г. Белинский с полным основанием видел в творениях В.А. Жуковского «целый период нравственного развития нашего общества. Их можно находить односторонними, но в этой-то односторонности и заключается необходимость, оправдание и достоинство их...». «...В стихах В. А. Жуковского, - замечал он в другой статье, - то, что должно бы оставаться только элементом, было, напротив, и альфою и омегою его поэзии; но таково было требование времени, таков был ход исторического развития нашей литературы: В. А. Жуковский, в этом случае, думая служить искусству, служил обществу...» [2].
У А. С. Пушкина все иначе. Особое внимание поэта к точности, простоте и смысловой наполненности поэтического слова отличает его лирическую поэзию от романтической лирики. Преобразование традиционной элегии было для А.С. Пушкина задачей не частного, локального значения. На материале элегического и других жанров он решал единую проблему, непрестанно занимавшую его мысли: найти такие формы, которые наилучшим образом выразят дух времени. Его поэтическое повествование течет спокойно, «без печали и гнева»; при выборе лексического материала и синтаксических конструкций он не обращается к средствам эмоциональной, экспрессивной речи, так как в рассматриваемый период он писал стихи, тематика и стиль которых соответствовали сложившимся традициям «унылой», большей частью любовной элегической лирики. В области пунктуации для А. С. Пушкина характерно избегать многоточий, восклицательных и нередко даже вопросительных знаков; он чрезвычайно внимателен к
границам лексических значений. Однако уже в лицейские годы А. С. Пушкиным был найден тот «метод» критики традиционной элегии - перечисление опорных элегических слов, характерных образов, к которому он прибегал впоследствии неоднократно вплоть до иронической оценки поэзии Ленского, певшего «разлуку и печаль / И нечто, и туманну даль, / И романтические розы» [3].
В противоположность стилю В. А. Жуковского эпитеты А. С. Пушкина точны и тематически мотивированы; звуковая ткань текста и интонация тесно сопряжены со смыслом; его лирике совершенно чуждо стремление к самодовлеющей музыкальности и украшательству. Формы пушкинского стиха хорошо организованы и эластичны, они идеальным образом согласуются с выражаемым содержанием.
В начале двадцатых годов одна за другой появляются пушкинские элегии, каждая из которых являет собой шедевр жанра. Это «Погасло дневное светило...» (1820), «Редеет облаков летучая гряда...» (1820), «Я пережил свои желанья...» (1821), «Простишь ли мне ревнивые мечты...» (1823), «К морю» (1824), «Андрей Шенье» (1825), «Желание славы» (1825) и ряд других.
А. С. Пушкин передает народное поверье без существенного авторского вмешательства. Эпический тон повествования сохраняет эмоциональную нейтральность, а невероятное событие само говорит за себя. Баллада с подвижной фабулой, основанной на динамических и напряженных событиях, на смене настроений, на включении фантастики, на мифологических и народно-поэтических образах, представляет собой замкнутую структуру и тяготеет к философскому осмыслению сюжета.
Уже в юношеской поэзии другого русского поэта - М.Ю. Лермонтова — обнаруживается интерес к балладной форме. Причем балладную линию он сохраняет до конца. При этом, благодаря единству лермонтовского поэтического сознания, эти баллады среди лирических стихов не выглядят инородным телом, но органически сплетаются с основными лермонтовскими темами. Также неслучайна для лермонтовских баллад тема Кавказа - «Дары Терека», «Тамара»; тема Наполеона - «Воздушный корабль»; тема героической борьбы за родину - «Бородино».
Другим, особенно важным этапом на пути развития русского романтизма было рождение в его лоне поэмы. Романтическая поэма сыграла в русской литературе ведущую конструктивную роль, так как развитие романтической прозы и драматургии в значительной мере происходило путем переноса и трансформации на эпической и драматургической почве ее главной коллизии, хотя этот процесс происходил позже. Причем резче всего контуры русского романтизма определились с возникновением лироэпического жанра романтической поэмы.
Сам тип романтической поэмы, построенной на взаимодействии текстов различного характера, объема и стиля, явился своеобразным достижением русского романтизма. Тексты спорили и дополняли друг друга: данные исторических справок опровергались собственно поэтическим изложением, что как бы демонстрировало расхождение между «поэзией» и «историей», утверждало могущество романтического вымысла. В рамках одного жанра создавалось сложное взаимодействие значений и смыслов.
Романтизм в России имеет многовековые и даже тысячелетние корни. Можно сказать, что фольклорные легенды и мифы, родившиеся две-три тысячи лет назад, вновь ожили с классиками русской литературы - А. С. Пушкиным, М. Ю. Лермонтовым, Н. В. Гоголем, составили базу и материальную основу русского романтизма. В соответствии с этим особо выделяется фантастическая романтическая повесть с фольклорной окраской, в которой оживает народная демонология - черти, ведьмы, духи, а чудесные явления (сплав языческой и христианской мифологий) предстают зримыми воплощениями легенд, поверий, преданий. Так, внутренний мир героини баллады «Светлана» В. А. Жуковского неотделим от народных представлений и обычаев, когда девушки в праздник Крещения гадали о своей судьбе, о суженом, мечтали о любви и соединении с любимым. Романтизм
здесь впервые серьезно обратился к духу народа. В. А. Жуковский окружил Светлану приметами народного бытового уклада. Вспомним слова В. Г. Белинского: «Романтизм этой баллады состоит не в одном нелепом содержании ее, на изобретение которого стало бы дюжинного таланта, но в фантастическом колорите красок, которыми оживлена местами эта детски-простодушная легенда и которые свидетельствую о таланте автора. Некоторые стихи из баллады были для своего времени откровением тайны романтизма» [2]. Фантастическое здесь становится элементом повседневного быта и характеризует уклад, уровень развития героев, их внутреннюю жизнь, обычаи, нравы, язык - словом, «дух народный».
Поэтому романтизм в России появился словно самопроизвольно, будто подземный поток на поверхность земли, как только народная древность перестала быть признаком необразованности и вошла в обиход русской литературы, воспитания русских детей, стала постоянным сюжетом волшебных балетов, феерий, цирковых представлений, а сказка, былина, легенда легли в основу обучения народному русскому языку наряду с пословицами и поговорками. Поэтому основой возникновения русского романтизма как направления стало обращение к сокровищнице русского фольклора.
Примечания:
1. Жуковский В.А. Стихотворения. Л., 1939.
2. Белинский В.Г. Собрание сочинений: В 9 т. М., 1976-1982.
Пушкин А.С. Мысли о литературе. М., 1988.