УДК 821.161.1 ББК 83.3 (2=Рус)1
Проскурнина Людмила Васильевна
соискатель
кафедра русской и зарубежной литературы и методики преподавания Белгородский государственный университет, филологический факультет
г. Белгород Proskurnina Lyudmila Vasilyevna applicant for a Degree Chair of the Russian and Foreign Literature and teaching Methods
Belgorod State University Philological Faculty Belgorod
Жанровая коллизия исторического романа И.И. Лажечникова
«Последний Новик»
Genre Conflict of the Historical Novel ’The Last Novick’ by I.I. Lazhechnikov
В статье поднимается проблема жанровой коллизии исторического романа в творчестве писателя-романтика И.И. Лажечникова. Предметом изображения в произведениях романиста становится личная судьба героя как частного человека. Исторический роман, как «частное» проявление общей романной формы имеет свою внутреннюю меру - подвижное сочетание структурных принципов, позволяющих писателю выразить свою историческую концепцию и воплотить специфический историзм.
The article raises the problem of a genre conflict in the creative activity of the romanticist writer I.I. Lazhechnikov. The object of the portrayal in the works of the romanticist is the personal fate of a personage as a personality. A historical novel as а 'personal' display of the novel form has its internal measure - a changing unity of the structural principles which allow the author to express his historical conception and embody specific historicism.
Ключевые слова: жанр, исторический роман, коллизия, историзм, романный герой.
Key words: genre, historical novel, conflict, historicism, novel character.
Историзм И.И. Лажечникова адекватно воплотился в романной форме.
Жанр исторического романа возник в пору кризиса рефлективнотрадиционалистской поэтики и перехода к новым принципам жанрового самоопределения. В этот период литература в известном смысле «антропологизиру-ется», то есть сближается с непосредственным и конкретным бытием человека, проникается его мыслями и чувствами. Основным объектом поэтического изображения оказывается жизнь как таковая и человек в его индивидуальном облике и общественных связях.
В литературном процессе главным фактором становится не канонически заданное произведение, а его создатель.
Прошлое, как предмет изображения в романе, исходя из наших наблюдений, перестает быть «абсолютным прошлым» классического эпоса, из-за того, что между временными периодами стирается непреодолимая граница, и отдаленная историческая эпоха может рассматриваться и показываться в ее незавершенности и связях со становящимся настоящим. Формы стирания границ между исторической эпохой и «становящимся настоящим», формы понимания незавершенности исторической эпохи разнообразно представлены в различных типах исторического романа.
Разлад героя с миром и вместе с тем глубокая общность между ними создают специфическую проблемность романа. «Сама нацеленность протагониста на мир, на обретение утраченного единства, внутреннего и внешнего, субъективного и объективного, побуждает героя совершать определенные поступки» [2; 68] и обуславливает своеобразие романной коллизии.
Типологическая разновидность романной формы - исторический роман, вполне органично и усваивает, и воплощает общую для жанра романную коллизию - встречу героя с противостоящим ему миром, который по своим огромным масштабам несоизмерим с частным человеком. Коллизия, как правило, выстраивается как организующий центр в структуре романа; помещенная в прошлое, она приводит к изменению «временных координат» литературного образа: историческая эпоха, на наш взгляд, обретает совершенно естественные качества «настоящего», воспринимается как «современность», при этом образ исторической эпохи утрачивает характерную для героических эпопей «эпическую стабильность», «абсолютность», «монументальность», обнаруживая и динамичность, и незавершенность, и, что важно, внутреннюю двойственность, противоречивость.
Уничтожение разрыва между прошлым и настоящим формирует взгляд на историю как бы «изнутри самой истории», глазами действующих лиц прошлого.
Романная коллизия, объединяющая произведения И.И. Лажечникова, по нашему мнению, сводится к изображению историко-этнографических полотен через экспрессивное воссоздание ярких черт национальной и личностной психологии; роковая страсть героя развивается в предрешенных судьбой обстоятельствах. Автор выдвигает романного героя в центр повествования о напряженных периодах русской истории; так сюжет «Последнего Новика» отнесен к эпохе петровских преобразований; «Ледяного дома» - ко времени бироновщины; в «Басурмане» - Русь конца XV века, формирование Иваном III централизованного единодержавного государства, символом которого являлся строившийся московский Кремль.
Романная коллизия у И.И. Лажечникова, кроме того, осложняется необычными происшествиями с описанием бытовых сцен. «Коллизии, описываемые с большим напряжением, накладывают на происходящее особый оттенок «значительности» [5; 181].
По верному, с нашей точки зрения, наблюдению С. Петрова, сюжеты и коллизия романов не были типичны для воссоздаваемых Лажечниковым исторических эпох. Они были подсказаны писателю его же собственной современностью. Конфликт «передового человека-патриота с властью, стремление к содействию прогрессивной деятельности власти со стороны гонимых ею общественных элементов, горькое сознание противоречия между любовью и ущербным положением» [4; 116] - все это отражало именно современную Лажечникову действительность (эпоху декабристов), а не петровское время, или же период правления Анны Иоанновны, или же Ивана III.
Помимо сказанного, «романный образ» исторической действительности в произведениях И.И. Лажечникова обладает, по нашему мнению, рядом типологически сходных черт, что позволяет объединить их в историческое полотно, созданное по единым законам.
Основополагающей, жанровой, типичной для романной коллизии, чертой необходимо назвать «дезинтегрированность» мира романного исторического прошлого, его «проблематичность». «Действительность... с одной стороны,
есть закон, которым подавляется единичная индивидуальность, насильственный миропорядок, противоречащий закону сердца, а с другой стороны, страждущее под этим порядком человечество, которое не следует закону сердца и подчинено чуждой необходимости» [1; 196-197].
Образ исторической действительности по-романному «дезинтегрирован» в произведениях И.И. Лажечникова не в равной степени. «Дезинтегрированность» усиливается и «сгущается» от одного эпического полотна к другому, но менее всего она, по-видимому, воплощена в первом историческом романе Лажечникова «Последний Новик». И это при том, что исходная ситуация и сюжетная канва, связанная с главным героем, Владимиром, все таки обладают потенциями для реализации сугубо романной коллизии.
Историческая, объективная действительность оказывается изначально враждебной герою - незаконному сыну правительницы Софьи и князя В.В. Голицына. Ненависть Владимира к Петру, доведенная до покушения на его убийство, вынужденное бегство в Швецию - все это условия трагического разлучения с отечеством и источник нравственных страданий героя романа.
Глубокая двусмысленность «наличной действительности в ее отношении к герою» [2; 13] проявляется и в том, что она дает надежду на возможную «адекватную реализацию его субъективности в объективном мире» [там же], поэтому, в соответствии с тенденцией романной формы, протагонист Владимир берет на себя «бесчестную» и «постыдную» роль шпиона в развернувшейся на территории Лифляндии войне. Он становится агентом шведского главнокомандующего Шлипппенбаха, но на самом деле помогает русским - снабжает их сведениями о противнике, служит проводником для русской армии.
Очевидна в первом романе Лажечникова особенность изображения исторической действительности, заключающаяся в том, что она создается скорее по типу средневекового («традиционного») рыцарского романа, нежели романа Нового времени (буржуазного). Традиционность объясняется тем, что образ прошлого в «Последнем Новике» является уже сложившимся, готовым и гармоничным, то есть таким, как и в рыцарских повествованиях, в связи с чем
вполне закономерно формируется образ исторической действительности как «славного» героического прошлого, достойного народной гордости, оценка которого тем выше, чем больше испытаний и трудностей приходится преодолевать во имя этой «славы». А ведь хорошо известно историкам литературы, что установка на подвиг во имя «славы», на «героичность» - типичны именно для рыцарского романа.
Героическая интерпретация мира прошлого так же обусловлена, на наш взгляд, и присутствием в романе идиллического хронотопа, значение которого в литературе подчеркивалось М.М. Бахтиным и его последователями.
Идиллический хронотоп характеризуется особым «отношением времени к пространству». Единство сюжета обеспечивается более всего единством места, которое ослабляет или снимает всякие различия во времени, поэтому «идил-личность» исторического романа равносильна «ретроспективной утопии».
На наш взгляд, в историческом романе реконструируется именно идиллическое время, которое обуславливает «героизацию» прошлого. Так, в «Последнем Новике» показана «бурная» эпоха, когда «народы враждуют, брань кипит. мечи на крест, музы через них умеют подавать друг другу руки» [3; 31].
В романе отражено петровское время, так как Петр I представляет вполне подходящую фигуру, во-первых, для исторической идилизации в «народном духе» и, во-вторых, для типично жанрового романного выявления связей личности и события, поэтому И.И. Лажечников соответственно и определял свою задачу: «Чувство, господствующее в моем романе, есть любовь к отчизне. В краю чужом оно отсвечивается сильнее. везде родное имя торжествует, нигде не унижено оно - без унижения, однако, неприятелей наших того времени.»
[3; 13].
Через весь роман «Последний Новик» проходит мысль, нашедшая развитие и в последующих романах, - о необходимости создания могучего русского государства, усвоившего европейскую культуру, но не утратившего своеобразия, оставшегося глубоко национальным и независимым от иноземных влияний.
Закономерно, что в «Последнем Новике» отразилась эпоха Петра, автор намечает себе задачу воспеть «чувство. любви к отчизне.», во многом детерминирующее коллизию романа. Романная коллизия напрямую зависит от специфики историзма писателя. Нами отмечалось то, что, воссоздавая историческую действительность, Лажечников не только пытался представить своеобразие эпохи в целом, но и поэтически выразительно и детализировано изобразить картины исторической действительности, которые порой отличаются особой достоверностью. Для воссоздания этой достоверности художественные средства извлекаются романистом, как правило, из сентименталистского, пред-романтического и романтического арсенала.
Например, в «Последнем Новике» большое внимание уделено типично предромантическому описанию быта и нравов средневековья, а именно - средневековой Лифляндии, являющейся для писателя «экзотической страной». В романе обращают на себя внимание «предромантически» описанные в готическом духе замки: «На замки Лифляндии смотришь еще как на представителей феодального быта ее. Они имели также свое великое время. Разбудите их, вопросите с терпением и уважением, должным их сединам и заслугам, - и они, в красноречивом лепете младенческой старости расскажут вам чудеса о давно былом.» [3; 86].
Романтический тон повествованию придают авторски пристрастные пейзажные зарисовки. Автор предлагает «читателю своими глазами увидеть» Лиф-ляндию - место, где развивается основная сюжетная коллизия: «С восточной стороны взгляните с высоты вниз и перед вами - глубокий, мрачный овраг, заросший деревьями, которые, будучи лишены солнечного света, растут почти безлиственные. Тут же поднимите взоры ваши, и вас приветствуют из-за десятков верст сизые горы Оденпе. Обойдите сад, и на каждом шагу готов прелестный ландшафт. Пригорки, холмы, долины открыты и затаены под сенью рощ» [3; 88-89].
О сентименталистском восприятии мира писателем напоминают многочисленные чувствительные лирические отступления: «. в тиши осеннего вече-
ра, в тиши под открытым небом, усеянным звездными очами, освещенными величественным ночником мира, терялся я умом и сердцем в неизмеримости этой пустыни, исполненной величия благости творца. Мне казалось, я был один на свете, я сбросил с себя в прах земную оболочку; мне было так легко, так сладостно . Изъяснить это никто не может.» [3; 64].
Обращаясь к кризисному, напряженному периоду русской истории, Лажечников зачастую в центр повествования ставит вымышленного (а не исторического) персонажа с его чувствами и страстями.
Главный герой романа - Владимир является незаконным сыном царевны Софьи и князя Голицына. Обращает на себя внимание мнение критиков, которые считали героя наиболее неудавшимся образом произведения, несмотря на вынесенное в заглавие имя главного героя. В частности, В.Г. Белинский отмечал, что Последний Новик является «самым худшим лицом во всем романе», лишенным всего «русского, или, по крайней мере, индивидуального». Такая точка зрения явно ставит под сомнение романтическую интерпретацию Новика.
В протагонисте устраиваются и отдельные черты, сближающие с героями исторических романов В. Скотта. Прежде всего, это и его вымышленность, а не историчность, и положение между двумя противодействующими лагерями: русскими и шведами, и вынужденное бегство в Швецию.
Развитие сюжета романа напрямую зависит от развития «роковой страсти» главного героя - любви к родине, к отечеству. Все действие подчинено Жизненному Пути Владимира, его патриотическому стремлению помочь русским в войне со шведами и желанию вернуться на столь желанную родину.
Таким образом, романная коллизия в произведении И.И. Лажечникова «Последний Новик» сводится к изображению историко-этнографических полотен через экспрессивное воссоздание черт национальной и личностной психологии и осложняется необычными происшествиями с описанием бытовых сцен.
Библиографический список
1. Гегель, Г.В.Ф. Феноменология духа [Текст] / Г.В.Ф. Гегель // Гегель Г.В.Ф. Сочинения. - М.: Соцэкгиз, 1959. - Т. 4. - 440 с.
2. Косиков, Г.К. К теории романа (роман средневековый и роман Нового времени) [Текст] / Г.К. Косиков // Проблемы жанра в литературе средневековья. Литература Средних веков, Ренессанса и Барокко. Вып. I. - М.: Наследие, 1994. - С. 45-87.
3. Лажечников, И.И. Последний Новик [Текст] / И.И. Лажечников // Лажечников И.И. Собр. соч.: в 6 т. / И.И. Лажечников - М.: Можайск - Терра, 1994. - Т. 3. - 576 с.
4. Петров, С. Русский исторический роман XIX века [Текст] / С. Петров. - М.: Худ. лит, 1984. - 374 с.
5. Троицкий, В.Ю. Художественный открытия русской романтической прозы 20—30-х годов XIX века [Текст] / В.Ю. Троицкий. - М.: Наука, 1985. - 280 с.
Bibliography
1. Gegel, G.W.F. Phenomenology of Spirit [Text] / G.W.F.Gegel // Gegel G.W.F. Works -M.: Sotsekgis, 1959. - V. 4. - 440 p.
2. Kosikov, G.K. About the Novel Theory (A Medieval Novel and a Novel of the Contemporary Period) [Text] / G.K. Kosikov // The Genre Problems in the Medieval Literature. The Literature of the Middle Ages, Renaissance and Baroque. Ed. I. - M.: Nasledie, 1994. - P. 4587.
3. Lazhechnikov, I.I. Last Novick [Text] / I.I. Lazhechnikov // Lazhechnikov I.I. Complete Works: In 6 V. / I.I. Lazhechnikov. - M.: Mozhaisk - Terra, 1994. - V. 3. - 576 p.
4. Petrov, S. The Russian Historical Novel of the XIX Century [Text] / S. Petrov. - M.: Hud.lit., 1984. - 374 p.
5. Troitsky, V.Yu. The Artistic Innovations of the Russian Romantic Prose of the 20-30s of the XIX Century [Text] / V.Yu.Troitsky. - M.: Nauka, 1985. - 280 p.