CC BY
240
Литературоведение
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № 4 (2), с. 20-25
УДК 821.161.1
ЗАПИСКИ А.Т. БОЛОТОВА: ИСТОРИЧЕСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО ИЛИ ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ?
© 2013 г. А.А. Бахтина
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
salina.alena@yandex. т
Поступила в редакцию 23.03.2013
Рассматриваются особенности редакторских статей, предваряющих публикации мемуаров А.Т. Болотова, анализируется зависимость трансформаций текста от «установки» издателей.
Ключевые слова: Болотов, мемуары, субъективность, вступительная статья.
Андрей Тимофеевич Болотов (1738-1833 гг.)
- один из самых известных мемуаристов XVIII века. Его творческое наследие огромно (С.А. Венгеров насчитывает 350 рукописных томов), однако наиболее ценным и известным произведением можно считать «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков» (далее - Записки). Именно к этим мемуарам (в силу обширности описываемого исторического материала) чаще всего обращаются исследователи за подтверждением фактов. Записки Болотова интересны также тем, что они открывают широкие возможности для работ в области «новой биографической истории» с ее пристальным вниманием к отдельно взятому индивиду. Именно «персональная история» «реабилитировала» мемуарную литературу и прочие документы личного характера как ценный вид исторического свидетельства (до второй половины XX века мемуаристика не воспринималась в качестве полноценного «документа эпохи», она служила лишь дополнением к основным источникам). Поскольку к субъективной стороне мемуарной литературы долгое время относились предвзято, то в научных исследованиях она отходила на второй план, и только с конца XX столетия учеными осознается необходимость ее анализа.
История публикации Записок А.Т. Болотова позволяет проследить перемену в восприятии издателями и читателями мемуарного текста. При работе с мемуарным текстом исследователь решает вопрос: историческая или художественная сторона мемуаристики должна выйти на первый план. Многочисленные публикации автобиографии Болотова являются наглядной иллюстрацией подобного «выбора». Следует от-
метить, что Записки А.Т. Болотова в силу своего объема и особенностей авторского стиля не раз подвергались тем или иным трансформациям. Пояснить читателю особенности публикуемого материала, а заодно и характер вносимых изменений были призваны вступительные редакционные статьи. Редакция в данном случае не только «презентовала» материал, но и предлагала посмотреть на него с определенной позиции (общее или индивидуальное, историческое или субъективное). В рамках данной работы мы остановимся именно на специфике вступительных статей и отчасти затронем характер вносимых редакциями правок (т. к. они демонстрируют следствие «видения» материала издателями).
Прежде всего выясним, как воспринимал сам автор свое произведение. Из Записок Болотова мы узнаем, что они были для него историческим повествованием. Вот как характеризует мемуарист свою работу: «Не тщеславие, и не иныя какия намерения побудили меня написать сию историю моей жизни» [1, а 1]. И далее: «Мне не достанется другого делать, как пересказывать вам только то, что действительно со мною случилось и вы сами того верно не похо-телиб, чтоб я для украшения моего сочинения, или для придания ему более приятности, стал выдумывать небылицы, или затевать и прибавлять что-нибудь лишнее, к бывшим действительно приключениям» [1, а 4]. Таким образом, предупредив читателя об отсутствии фикции в мемуарах, автор «ручается» за их правдоподобность.
Записки А.Т. Болотова были написаны в 1789-1816 гг. и долгое время хранились в семейном архиве. В 1839 г. в журнале «Сын оте-
чества» (кн. 8-9) были напечатаны два небольших отрывка из них. Предваряет первую публикацию редакционная статья с краткими биографическими сведениями об авторе. Из всего обширного мемуарного наследия А.Т. Болотова были выбраны два ярких эпизода - «О новоселье в Зимнем дворце» и «О Гросс-Эгерсдорф-ском сражении». К сожалению, редакция не сочла возможным разместить материалы в полном виде, поэтому они были значительно сокращены. Кроме уменьшения в объеме, отметим, что редакцией были удалены все характеристики государственных лиц, которые могут показать их с нелицеприятной стороны. Например, были вычеркнуты крайне примечательные рассуждения мемуариста о государе («голос у него был очень громкий... неприятный» [2, с. 198]) и его фаворитке - графине Воронцовой («Уж этакую толстую, нескладную, широкорожую, дурную и обрюзглую совсем, любить и любить еще так сильно государю?» [2, с. 196]). По отбору эпизодов можно сказать, что мемуары Болотова интересны для издателей прежде всего с исторической стороны (как свидетельство очевидца), но все авторские замечания и наблюдения не принимаются в расчет. В результате установка журнала на «историчность» становится непонятной. Данные отрывки не дают представления о личности мемуариста и могут рассматриваться в лучшем случае как «репортаж с места событий».
В 1850 г. к автобиографии А.Т. Болотова обратился журнал «Отечественные записки», однако представить полный текст у издателей не получилось (речь идет не только о пропуске отдельных частей, но и о значительных изменениях публикуемого материала): всего были опубликованы первые шесть частей мемуаров (в тт. Ь^, LXX, Ь^, - за 1850 г.,
тт. LXXIV, LXXV, LXXVI - за 1851 г.). С издания Записок в этом журнале можно отсчитывать собственно историю публикации болотовских мемуаров. В данном случае перед нами уже не выборка эпизодов, как это было в журнале «Сын отечества», а попытка дать связный рассказ: мемуары публикуются с самого начала, повествование ведется по Запискам Болотова. Как следует из вступительной статьи, мемуары Болотова были интересны в качестве исторического памятника: «С благодарностью помещаем Записки Андрея Тимофеевича Болотова в этом отделении нашего журнала, как исторический материал, живо изображающий любопытную эпоху русской жизни, и полагаем, что эти добродушные, искренние сказания достойно будут оценены всеми образованными читателями» [3,
с. 102]. Однако подобная установка журнала в дальнейшем вызывает недоумение: Записки
Болотова печатались с изрядными пропусками именно исторической составляющей, которая, казалось бы, должна иметь первостепенное значение. Таким образом, редакция «Отечественных записок» противоречит не только сама себе, но и сущности мемуарной литературы. Внесенные редакцией изменения можно разделить на две большие группы: 1. модернизированная орфография и пунктуация (для облегчения восприятия текста); 2. перестановка слов в предложении, пропуск отдельных слов, не меняющих смысла всего предложения; замена слов или словосочетаний синонимами и, наконец, пропуск целых абзацев, а иногда и страниц болотовских Записок. Замену отдельных слов можно объяснить исправлением стилистических погрешностей автора, однако зачастую редакцией вычеркивались целые эпизоды и даже страницы мемуаров. Как правило, исключались почти все размышления Болотова, не влияющие на последующее повествование, но дающие представление об авторе (эта тенденция, как мы заметили, сформировалась с «Сына отечества»). Например, при описании перевода Болотовым книги по хиромантии, редакцией «Отечественных записок» была вычеркнута следующая реплика: «Каков был сей мой перевод, то подлинно не могу теперь сказать, для того что несколько лет спустя после того, узнав пустоту и неосновательность сей науки, рад я был, что один приятель почти неволею у меня его отнял, а помню только то, что книжка сия была изрядная, наполненная множеством рук и других рисунков» [1 с. 351]. Заметим, что исключались преимущественно такие сцены, которые содержали многословные рассуждения автора; сцены, носящие мистический характер, а также критика Болотовым военного командования: «Ни один из них (т. е. солдат - А.Б.) не мог жаловаться, чтоб он слишком убит, или изувечен был, ни один из них у меня не ушел, и не отправлен был в лазарет, или прямо на тот свет...» [1, с. 357]; «Все почитали сие уже первым безпорядком и говорили, что ежели и впредь все такие будут порядки, то толк не велик будет. Однако все таковые наши роптания не помогли нам ни на волос, а требовалось скораго только исполнения того, что приказано» [1, с. 411].
В целом, редакторские правки почти полностью изменили стиль Записок А.Т. Болотова, превратив их в сухой фактографический материал (то, от чего ушла в своем развитии мемуарная литература), сделав безликими и придав
им более рациональный, «усредненный» характер. Читатели имели возможность познакомиться с нравами XVIII века, однако «голоса» автора в представленном варианте не было слышно.
Издание Записок Болотова продолжила «Библиотека для чтения» в 1858 г. (тт. CXLVШ, ^, СЫ^ и в 1860 г. (т. СЦУШ). Публикация Записок в этом журнале начинается с седьмой части, на которой остановились «Отечественные записки». В издании Записок журнал следовал традициям своего предшественника: исправления 1858-1860 гг. были такого же характера, о чем редколлегия предупредила своих читателей. Однако, как отмечает М. Семевский, и в этом опубликованном варианте пострадала историческая составляющая: перед читателем «лишь выборка (разрядка подлинника -А.Б.) отдельных эпизодов, причем, впрочем, искажений собственно языка подлинника мало, но пропуски в печати против подлинной рукописи встречаются десятками страниц, и это в описании событий в высшей степени интересных в 1760-1762 годах» [4, с. X]. Этот вариант издания мемуаров Болотова примечателен тем, что в нем оставлено большинство рассуждений самого автора (таким образом, делается попытка представить гармоничное сочетание исторической «основы» и субъективной авторской «надстройки»). По мнению издателей, «самая личность Андрея Тимофеевича, замечательная по необыкновенной целости своих нравственных проявлений, выступает, по милости этих длиннот, так рельефно и характеристично, что, уничтожив их, мы, в видах угождения некоторым нетерпеливым читателям, уменьшили бы эту рельефность и характеристичность» [5, с. 6].
В редакторской статье, предваряющей публикацию, поставлен вопрос о характере исторического свидетельства (данная тема ранее не поднималась, в последующих изданиях она также не будет интересовать исследователей): как определить верность или ошибочность суждений мемуариста, степень его субъективизма; редактором высказывается суждение о необходимости сопоставления нескольких оценок и составления объективной исторической картины. Определяя специфику работы историка (работа с фактами, их оценка и выводы), автор акцентирует внимание на ценности мемуарной литературы как живого впечатления от эпохи (ср., например, точку зрения И.О. Шайтанова: «Быть может, именно впечатление есть суверенная область мемуаров - наиболее личного документа эпохи» [6]). Мемуарист, по мнению редакции, «разсказывает, не делая никаких заключений, не проводя чрез разсказ свой ника-
ких особенных воззрений. Эта повествовательная манера и составляет главную прелесть сочинений такого рода» [5, c. 2]. Именно субъективностью, духом времени ценны для редакции «Библиотеки для чтения» мемуары Болотова. К сожалению, полный текст этим журналом так и не был опубликован, однако он в определенной степени «подготовил» читателя к знаменитому (и наиболее полному на данный момент) изданию М. Семевского.
Единственной успешной попыткой публикации обширных мемуаров А.Т. Болотова, на которую ориентировались все последующие редакции, стало издание Записок в Приложении к журналу «Русская старина» (1870-1873 гг.); беловой вариант М. Семевский получил от правнука мемуариста - В.А. Болотова. Материалы, помещаемые в «Русской старине», пользовались популярностью не только у историков, но и у обыкновенных читателей, о чем свидетельствует переиздание некоторых частей. Мемуары Болотова были изданы отдельными книгами, дополнением к основному журналу.
По существующей традиции предваряла текст Записок вступительная статья М. Семев-ского. Статья примечательна в первую очередь тем, что в ней впервые показана история публикаций и трансформаций болотовских Записок. Мемуары Болотова для Семевского, как и для его предшественников, - это прежде всего памятник исторической литературы («Записки Андрея Тимофеевича Болотова составляют одно из драгоценнейших достояний нашей исторической литературы» [4, c. III]), рисующий обширные картины быта русского дворянства XVIII века. Дав краткий разбор особенностей предыдущих публикаций, Семевский делает упор на уникальности именно своего издания как полноценного источника (мемуары Болотова, по заверению автора, публикуются дословно, изменения коснулись лишь орфографии), заботившегося о сохранении ценнейших исторических сведений. Благодаря работе М. Семев-ского, Записки Болотова стали известны широкому кругу читателей, кроме того, они (поскольку являются единственным максимально полным вариантом издания мемуаристики Болотова) стали основой для всех последующих переизданий. После завершения публикации Семевского Записки Болотова больше полувека не переиздавались, к ним исследователи обратятся уже в первой трети XX века.
В 1931 г. издательство Academia выпускает Записки Болотова в 3-х томах уменьшенного формата (под общей редакцией А.В. Луначарского и с вступительной статьей С.М. Ронско-
го): в первый том вошли события за 1738-1759 гг., во второй - за 1760-1771 гг., в третий - за 1771-1795 гг. Хронологически этот вариант издания соответствует Запискам Болотова, но дает их в чрезвычайно сжатом виде. Мемуары Болотова для издателей - яркая иллюстрация социально-бытовой стороны XVIII века; художественные достоинства Записок как литературного произведения не рассматриваются. На первый план в статье Ронского выходит историческая эпоха: она предопределяет поступки человека, независимо от его культурного уровня. Прямого противопоставления XVIII и XX века в статье нет, но оно подразумевается. Каков же XVIII век для Ронского? Это, прежде всего, век крепостных ужасов (от эксплуатации крепостных до жестоких средневековых пыток) и лицемерия (от поведения А.Т. Болотова до Екатерины II, правление которой и задало тон эпохи). Дав установку на рассмотрение мемуаров Болотова с социально-бытовой стороны, Ронский рисует яркие картины жестокости помещиков. Естественно, что в таком контексте даже гуманный Болотов будет восприниматься соответствующе (дальнейшие обобщения Ронского только послужат подтверждением его фактографическому «негативизму»). Жестокость и самодурство усматриваются автором предисловия не только в издевательствах над крепостными, но и в методах воспитания. Следует отметить, что приводимые Ронским примеры взяты из Записок Болотова, однако, вырванные из контекста, они формируют у читателя совершенно иную точку зрения на характер и поступки мемуариста. Ронский пишет о зверствах Миллера, вбивающего в маленького Андрюшу «знания» розгами, и о том, что Болотов позже говорит об этом без удивления. У читателя складывается мнение, что и Болотов в воспитании своих детей действовал точно так же, хотя в самих мемуарах достаточно указаний на прямо противоположное. Ронский рассказывает о том, что «в „Записках“ повсюду разбросаны эпизоды его расправы с крепостными, расправы, плохо прикрываемые либеральными сожалениями и душеспасительными богобоязненными вздохами» [7, с. XLVIII]. Однако подобных эпизодов в многотомных мемуарах чрезвычайно мало и под квалификацию «расправы» они не попадают. Чрезмерная жестокость, вопреки заверениям автора, не была свойственна Болотову. Ронский все время уличает Болотова в лицемерии, расхождении между словом и делом, что служит примером в пользу типичности поведения мемуариста.
Ярко рисуя классовые недостатки Болотова, Ронский находит в нем и положительные черты.
Во-первых, отмечая бессистемность образования Болотова (и показывая в качестве фона ситуацию с образованием в стране в целом), он признает, что Болотов поднялся над своим классом: уровень его образования и культуры намного превышал уровень подавляющего большинства населения. Во-вторых, с явным одобрением Ронский говорит о сельскохозяйственных новациях Андрея Тимофеевича (что служит прекрасным примером того, что даже такой крепостник, как Болотов, может быть полезен своей стране). Весь рассказ Ронского проецируется (читателем, разумеется, в статье нет сравнения эпох) на современную ему обстановку и также служит своего рода примером.
Отдавая дань Болотову как передовому агроному, Ронский все же видит в нем «законченный тип помещика-крепостника». Привлекает внимание не становление личности автора, не его рассуждения, а чисто бытовая сторона: в каком доме раньше жил, какой отстроил потом, как наказывал крепостных и т.д. Историческая эпоха, по мнению Ронского, сформировала характер Болотова, и все недостатки мемуариста, как и остальных представителей XVIII века, объясняются именно влиянием среды: «В свете этих жесточайших расправ плотно надетая на Болотова маска поверхностного либерализма сползает, и пред нами появляется зоологическая рожа дикого зверя, дающая яркое представление о невыносимом режиме эпохи, цепко державшей в своих лапах даже такого передового человека, как Болотов» [7, c. XLVIII]. Рассматривая мемуары Болотова под определенным углом зрения (обусловленным опять же исторической обстановкой) Ронский легко убеждает читателя в том, что их автор - типичный представитель своей среды со всеми ее недостатками.
В 1986 г. московское издательство «Современник» в серии «Память» выпускает Записки Болотова. В издание вошли 22 части мемуарного текста с изрядными сокращениями; вступительная статья и примечания - А.В. Гулыги. Исследователь, продолжая традицию М. Семев-ского, рассматривает мемуары Болотова с литературно-исторической точки зрения (при этом упор делается все же на художественных достоинствах текста): «Исторический источник может восприниматься нами как художественное произведение» [8, с. 95]. Для него Записки не только достояние историков, но и самоценное литературное произведение, достойное пристального изучения. Дав краткую биографическую справку, автор подробно останавливается на литературном наследии Болотова, не забывая
и собственно дидактические сочинения. А.Т. Болотов для Гулыги - «стилист замечательный, придающий словам особое, порой прямо-таки музыкальное звучание» [9, с. 4].
В редакционной статье внимание автора сосредоточено на характере и нравственных принципах Болотова. В отличие от С.М. Ронского, А.В. Гулыга отмечает удивительное единство слов и поступков Болотова, принцип, которому тот был верен всю свою жизнь. Так же, как и в предыдущих изданиях, Гулыга останавливается на недостатках Болотова, но в своих оценках он значительно мягче и снисходительнее Ронского. В сущности, для Гулыги, как и для Ронского и Семевского, «Болотов - сын своего века» [9, с. 12], но в своей статье Гулыга (как и Семевский) делает упор на просветительской деятельности Болотова. Мемуаристика Болотова рассматривается автором под другим углом зрения: если раньше преобладала модель описания «историческая эпоха - Болотов», то теперь «Болотов - просветительская деятельность». Смещение акцентов просматривается и в том, что раньше исследователи уделяли внимание «влиянию на Болотова», а в статье А.В. Гулыги анализируется «влияние Болотова». Разбирая повести, посвященные Болотову («Краткая, но достоверная повесть о дворянине Болотове» В.Б. Шкловского, 1928 г.; «Возрождение в Богородицке» В. Лазарева, 1977 г.; «Болотов» С. Новикова 1983 г.), Гулыга так пишет о работе В. Лазарева: «Люди сами делают свою историю» [8, с. 104]. Эти слова применимы и к А.Т. Болотову, посвятившему свою жизнь самопознанию и служению своей стране.
Отметим, что мемуары Болотова для Гулыги не только документ, но и принадлежность документальной прозы, т. е. должны изучаться и как исторический источник, и как художественное произведение. Согласимся с мнением автора по поводу судьбы Записок Болотова: действительно, должно было пройти время, чтобы потомки осознали необходимость знакомства с подобным жанром. Произведение Болотова не вписывалось в литературные каноны XIX века, поэтому долгое время проходило по «ведомству» истории; ценность и литературное своеобразие болотовских мемуаров могло быть по достоинству оценено только в XX веке с его пристальным вниманием к «литературному быту» и отдельно взятому человеку.
Рассмотрев особенности издания Записок Болотова в разное время, можно подвести итоги. Обращаясь к мемуарам Болотова, издатели решали для себя (соответственно, эта точка зрения предлагалась и читателям) один из самых
важных вопросов: какая сторона - историческая или художественная - должна выйти на первый план. Как показал обзор публикаций, Записки долгое время воспринимались исключительно в качестве исторического свидетельства: журналы «Сын отечества» и «Отечественные записки» позиционировали мемуары только так; в XX веке с подобной точки зрения рассматривало мемуары издательство Academia. К личности автора впервые обращаются издатели «Библиотеки для чтения», призывая рассматривать Записки как «впечатление от эпохи». В это время важна не сухая хроника, не простая констатация событий, а непосредственная реакция человека на них. Наконец, на художественную строну мемуаров предлагают обратить внимание издания М. Семевского и А.В. Гулыги. Следует отметить, что поворот к субъективной стороне не подразумевал отказ от исторической составляющей, она продолжала доминировать. Взгляд на Записки как на документ обуславливал характерную для всех редакций трансформацию: сокращение объема за счет исключения авторских размышлений. То, что повествование стремительно свертывалось после отъезда Болотова из Петербурга и велось в лучшем случае конспективно, объясняется характером описываемых событий: первый и начало второго тома Записок Болотова были посвящены изображению военной службы (Семилетняя война) и службы в Петербурге (эпоха Петра III). События этого периода - принадлежность мировой и национальной истории, поэтому почти полностью приводятся всеми изданиями. Все последующие события (за исключением бунта Пугачева и работы с Н.И. Новиковым, поскольку их также отличает национальный масштаб) - принадлежность частной жизни в ее мельчайших проявлениях. Должно было пройти определенное время, прежде чем исследователи заинтересуются бытовой стороной жизни человека, поэтому сейчас открываются возможности для изучения Записок Болотова в русле работ по микроистории.
Еще один принципиальный вопрос, так или иначе решаемый издателями Записок Болотова, это взаимодействие человека и общества и шире - человека и эпохи. Определяет ли эпоха поведение человека, или человек своими действиями создает эпоху? «Библиотека для чтения» и издательство Academia признают воздействие социальных, политических, общественных и др. отношений на индивида, человек же пассивен. А.В. Гулыга в издании 1986 года на первый план ставит человека с его активными действиями по формированию своей судьбы и связанным с этим влиянием на дух эпохи.
Таким образом, можно утверждать, что читательское восприятие Записок Болотова во многом формируется редакционными статьями, дающими определенную установку. Двойственная природа мемуарной литературы заключает в себе широкие возможности для трансформаций; при этом изменения, касающиеся исторической стороны, минимальны и нежелательны, поскольку неизменно искажают общую картину, но в то же время на основании субъективной стороны, мемуаристики становятся возможными изменения характера героя (конкретные трансформации будут зависеть от творческих задач автора).
Список литературы
1. Записки Андрея Тимофеевича Болотова. Том первый. Части I-VII // Русская старина. Ежемесячное историческое издание. Приложение. Санкт-Петербург: Печатня В.И. Головина, 1870. 1017 с.
2. Записки Андрея Тимофеевича Болотова. Том второй. Части VШ-XIV // Русская старина. Ежемесячное историческое издание. Приложение.
Санкт-Петербург: Печатня В.И. Головина, 1871. 1120 с.
3. Записки Андрея Тимофеевича Болотова. Часть первая. 1738-1750 // Отечественные записки. 1850. Т. 69. Отд. II.
4. Семевский М.И. Предисловие // В кн.: Записки Андрея Тимофеевича Болотова. Том первый. Части I-VII // Русская старина. Ежемесячное историческое издание. Приложение. Санкт-Петербург: Печатня В.И. Головина, 1870. С. III-X.
5. Кенигсберг во время Семилетней войны // Библиотека для чтения. 1858. Т. 148. Отд. I.
6. Круглый стол: Мемуары на сломе эпох [Электронный ресурс]. URL: http://magazines.russ.ru/
voplit/2000/1/krugly.html (дата обращения
25.05.2013).
7. Ронский С.М. Болотов и его время // В кн.: Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Т. 1. М.
- Л.: Academia, 1931. С. XLI-L.
8. Гулыга А.В. Искусство истории. М.: Современник, 1980. 288 с.
9. Гулыга А.В. Он писал о себе для нас // В кн.: Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. М.: Современник, 1986. С. 3-16.
ANDREY BOLOTOV'S MEMOIRS: HISTORICAL EVIDENCE OR A WORK OF FICTION?
A.A. Bakhtina
In this article, the distinctive characteristics of editorial introductions that precede the publications of Andrey Bolotov's memoirs are observed. An analysis of the transformations of the text depending on the "attitude" of the publishers is also presented.
Keywords: Bolotov, memoirs, subjectivity, introductory article.
