CC BY
71
References
1. Gosudarstvennyj arhiv Krasnojarskogo kraja (GAKK)
2. Za uluchshenie raboty mestnoj promyshlennosti // Krasnojarskij rabochij. - 1951 - 27
ijunja.
3. O meroprijatijah po uvelicheniju proizvodstva tovarov shirokogo potreblenija i prodovol'stvennyh tovarov predprijatijami mestnoj promyshlennosti, promyslovoj kooperacii i kooperacii invalidov : postanovlenie Soveta Narodnyh Komissarov SSSR 22 ot avgusta 1945 g. № 2139 // Reshenija partii i pravitel'stva po hozjajstvennym voprosam: t. 3: 1941-1952 gg. - M.: Politizdat, 1968. - 751 s. .
4. O proizvodstve tovarov shirokogo potreblenija // Krasnojarskij rabochij. - 1946. - 28 fevralja.
5. O proizvodstve tovarov shirokogo potreblenija // Krasnojarskij rabochij. - 1946. - 17 aprelja.
6. O razvertyvanii kooperativnoj torgovli v gorodah i poselkah prodovol'stviem i promyshlennymi tovarami i ob uvelichenii proizvodstva prodovol'stvennyh tovarov i tovarov shirokogo potreblenija kooperativnymi predprijatijami : postanovlenie Soveta Ministrov SSSR ot 9 nojabrja 1946 g. №2445 // Reshenija partii i pravitel'stva po hozjajstvennym voprosam: t. 3: 19411952 gg. - M.: Politizdat, 1968. - 751 s.
7. Ob uluchshenii kachestva tovarov narodnogo potreblenija, vyrabatyvaemyh mestnoj promyshlennost'ju, promyslovoj kooperaciej i kooperaciej invalidov : postanovlenie Soveta Narodnyh Komissarov SSSR ot 2 aprelja 1945 g. № 203 // Hronologicheskoe sobranie zakonov, ukazov Prezidiuma Verhovnogo Soveta i postanovlenij Pravitel'stva RSFSR. - T. 3. 1940-1947 gg. -M, 1958. - 640 s. - S. 442-444. - St. 443.
8. Polnee organizovat' rezervy mestnoj promyshlennosti // Krasnojarskij rabochij. - 1951. -13 sentjabrja.
9. Pochemu v magazinah Krasnojarska malo mebeli //Krasnojarskij rabochij. - 1951. - 26
ijunja.
10. Stalin I.V. Rechi na predvybornyh sobranijah izbiratelej Stalinskogo izbiratel'nogo okruga g. Moskvy 11 dekabrja 1937g. i 9 fevralja 1946g. M: Gosudarstvennoe izdatel'stvopoliti-cheskoj literatury, 1953.- 24 s.
11. Chto skryvaetsja za «nehodovym» tovarom // Krasnojarskij rabochij. - 1946. - 12
aprelja.
12. Shalak A.V. Rol' mestnoj promyshlennosti v snabzhenii naselenija Vostochnoj Sibiri v gody vojny (1941-1945) /A.V. Shalak//Istoriko-jekonomicheskie issledovanija. 2012. T. 13. № 23. S.23-39.
Попов Ф.А.
(Москва)
УДК 94(47)
ЗАКРЫТИЕ РОССИЙСКОГО ПОСОЛЬСТВА В КИТАЕ В КОНТЕКСТЕ ПОЛИТИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ РОССИИ (1920 г.)
В статье анализируется комплекс событий, связанных с ликвидацией российского посольства в Китае в сентябре 1920 г. даётся обзор областных правительств российского Дальнего Востока, которые после падения режима А. В. Колчака в январе 1920 г. были вынуждены выстраивать самостоятельную внешнюю политику. Исповедуя диаметрально противоположные идеологии, дальневосточные государственные образования по-разному отнеслись к закрытию китайскими властями российского посольства 23 сентября 1920 г.
Левый сегмент русского дальневосточного социума приветствовал закрытие миссии Куда-шева, которая ассоциировалась с «царизмом» и поддержкой антибольшевистских сил. Консерваторы, к числу которых примыкал сам Кудашев, восприняли действия Китая как удар не только по себе, но и по национальным интересам России. В то же время и те, и другие претендовали на роль выразителей мнения всего русского населения в наиболее русифицированном районе Китая - полосе отчуждения Китайско-восточной железной дороги.
Лишение старого российского посольства былых полномочий поставило на повестку дня вопрос о том, кто же должен представлять интересы российских граждан в Китае. Областные правительства вступили в конкуренцию за право выступать от имени всего региона в переговорах с Китаем. Противоречия между претендентами на лидерство в процессе объединения Дальнего Востока наиболее рельефно выразились в дискуссии вокруг дипломатической миссии Дальневосточной республики (ДВР). Стремление ДВР отождествить себя со всем регионом вызвало возмущение у правящих элит Приморья и Забайкалья.
В своём исследовании автор опирается на ранее не фигурировавшие в историографии материалы русскоязычной прессы центров дальневосточной политической жизни: Владивостока, Читы, Харбина. В отличие от прежних исследований внешнеполитических аспектов Гражданской войны на Дальнем Востоке, в данной статье прослеживается взаимосвязь между судьбой российского посольства в Китае, идеологическими дискурсами и «буферным» строительством в дальневосточном регионе.
Ключевые слова и фразы: российско-китайские отношения, Дальний Восток России, Дальневосточная республика, гражданская война, Приморье, Забайкалье, идеологическая борьба
The article analyzes the complex of events connected with liquidation of the russian embassy in China at September 1920. The article provides an overview of the regional governments of the Russian Far East, which after the fall of the regime of A. Kolchak in 1920 were forced to build an independent foreign policy. Professing diametrically opposed ideologies, the Far Eastern quasi-statesreacted differently to the closure of russian embassy by chinese authorities at 23 September 1920 The left segment of the russian far eastern society welcomed the closure of the Kudashev's mission, which was associated with "tsarism " and support of anti-bolshevik forces. Conservatives, a group to which he belonged Kudashev took China's actions as a blow not only themselves, but also the national interests of Russia. At the same time they both claimed the role of the expression of the entire Russian population in the most russified region of China - the zone of Chinese Eastern Railway.
The deprivation of the old russian embassy its powers led to the question who should represent the interests of russian citizens in China. The regional government started to compete for the right to speak on behalf of the region in negotiating with China. The conflict between the contenders for the leadership in the process of unification of the Far East, most clearly expressed in discussions about diplomatic mission of the far Eastern Republic (DVR). DVR's intention to identify with the wider region has caused outrage among the ruling elite of Primorye and Transbaikalia.
In his study the author relies on previously not included in the historiography materials of the russian press in the far eastern centres of political life: Vladivostok, Chita, and Harbin. In contrast to previous studies, reseached foreign policy aspects of the Civil war in the Far East, this article traces the interrelation between the fate of the russian embassy in China, ideological discourses and «buffer» construction in the Far East.
Key words and phrases: russian-chinese relations, Far East of Russia, Far Eastern Republic, civil war, Primorye, Transbaikalia, ideological struggle
Работе российских дипломатических представительств, в т. ч. по отстаиванию интересов российского антибольшевистского движения, уже уделялось внимание в отечественной историографии. Но если российские представительства в Европе и США были изолированы от политических процессов на территориях, подконтрольных Белому движению, довольствуясь ролью лоббистов, то российская миссия в Китае находилась в эпицентре общественно-политической жизни Дальнего Востока России. Экстраординарная роль миссии, возглавляемой с 1916 г. князем Н.А. Кудашевым, обуславливалась наличием в Маньчжурии многочисленной русской диаспоры, также втянутой в политическую борьбу на российской дальневосточной окраине.
В начале 1920 г. громадные пространства Восточной Сибири и Дальнего Востока в результате обвала белого фронта оказались раздроблены на несколько государственных образований. В Забайкалье сохранялась диктатура атамана Г.М. Семёнова, легитимность которого была подкреплена указом А.В. Колчака от 4 января 1920 г., в котором Верховный Правитель фактически назначал вождя забайкальского казачества (и - шире - всех дальневосточных казачьих войск) своим преемником и передавал ему всю полноту власти в пределах азиатской части России. 16 января того же года в Чите было объявлено о создании правительства Российской Восточной Окраины, которое вело преемственность от дореволюционной и белой русской государственности и главной целью ставило борьбу с большевизмом [3, с. 23]. В Приморье, после отрешения от власти главного начальника Приамурского края генерала С.Н. Розанова, 31 января 1920 г. функции областного правительство приняла на себя местная земская управа. Эсеровское по своему составу местное земство активно сотрудничало с большевиками, которые из-за присутствия в крае японских войск отказались от полного захвата власти и пошли на коалицию с правыми социалистами [12, с. 220-221; 24, с. 155]. В Амурской области на февраль 1920 г. большевики добились более значимых успехов [17, с. 246-255], но, встав во главе этого отрезанного от Советской России «красного острова», вынуждены были вести самостоятельную областную политику в качестве регионального правительства с центром в Благовещенске. Наконец в Прибайкалье, после изгнания оттуда белых, готовилась территориальная база для полностью пробольшевистского «буферного» государства, призванного служить амортизирующим фактором в советско-японских отношениях. Марионеточный «буфер» стал реальностью с провозглашением 6 апреля 1920 г. Учредительным съездом трудящихся Забайкалья Дальневосточной республики (ДВР) [2].
Функционирования российской миссии в Китае было тесно связано с обстоятельствами борьбы четырёх перечисленных правительств за преобладание на Дальнем Востоке России. В данном исследовании история закрытия российской миссии будет не только детализирована, но и встроена в контекст государственного строительства, центральной проблемой которого в 1920 г. был вопрос о государстве - «буфере», политико-правовом содержании этого государства и степени его самостоятельности от РСФСР и Японии.
Образовавшиеся в первой половине 1920 г. «народные» правительства дальневосточного региона, несмотря на свою промосковскую ориентацию, были вынуждены вести переговоры с Китаем самостоятельно. М.А. Персиц, в частности, пишет, что «еще до образования ДВР все органы народной власти на Дальнем Востоке, выступавшие либо в форме Советов, либо в форме руководимых коммунистами земств, своей первоочередной задачей считали работу по налаживанию дружеских связей с соседним народом Китая» [21, с. 57]. Комплекс проблем, связанных с русско-китайскими взаимоотношениями (положение русского населения на КВЖД, китайская миграция в Россию, хунхузничество и т.д.), играл заметную роль во внутренней и внешней политике дальневосточных государственных образований.
Первым в переговоры с Китаем вступило амурское правительство. Из-за своего изолированного положения отрезанная от РСФСР Амурская область приобрела черты политической независимости. Внешняя политика амурского Народно-революционного комитета (Нарревкома) выстраивалась независимо от большевистского центра, хотя и в духе предыдущих деклараций советского правительства. Для внешних сношений амурское правительство обзавелось Управлением по иностранным делам. Переговоры между Амурской областью
и Китаем, стартовавшие 21 февраля 1920 г., касались вопросов торговли и промышленности. Местные китайские власти и амурские большевики сходились во мнении о необходимости поддержания прочных экономических связей между советским Приамурьем и Маньчжурией. Ради закупок у китайских фирм продовольствия Харбин в августе-сентябре 1920 г. навестила амурская делегация [21, с. 58-59].
В гораздо большем объёме китайский фактор присутствовал в политической и юридической истории земского Приморья. Приморская областная земская управа, приобретшая в ходе переворота 31 января 1920 г. функции областного правительства, уже 1 февраля оповестила китайского генерального консула во Владивостоке о принятии ею на себя всей полноты государственной власти. Китайский консул в ответной телеграмме 2 февраля принял это к сведению, чем положил отсчёт приморско-китайским контактам [4, с. 2]. Первым жестом доброй воли, призванным продемонстрировать добрые намерения земской власти, была отмена 24 февраля 1920 г. паспортных ограничений китайских подданных и корейцев-иностранцев [5, с. 1]. Эти ограничения были введены приамурскими генерал-губернаторами, и земская управа, отменяя их, производила ревизию дореволюционного русского законодательства. Подобный шаг, выдержанный в духе революционного интернационализма, должен был показать отсутствие ксенофобских предубеждений у приморских властей, однако на деле показал их слабость. В условиях усилившегося террора хунхузов против русского населения снятие паспортных ограничений играло на руку бандитам китайской национальности.
В марте 1920 г. приморское Временное правительство Дальнего Востока - Приморской областной земской управы - обратилось к китайской стороне с меморандумом по поводу ситуации на КВЖД. Фоном для меморандума послужила забастовка левоориентированных рабочих полосы отчуждения, требовавших отставки «реакционного», по их мнению, управляющего дорогой Д.Л. Хорвата. Областная земская управа тем самым пыталась использовать протесты русских рабочих для включения КВЖД в зону своего влияния. Однако оказать воздействие на китайцев без обещаний передать им суверенитет над КВЖД не представлялось возможным, по этой причине в вопросе юрисдикции над железной дорогой приморские земцы смыкались с советской декларацией 25 июля 1919 г. («первой декларацией Карахана»). Владивостокское правительство, позиционировавшее себя выразителем «чаяний русского населения» и гарантом «общегосударственных и частно-правовых интересов России на Дальнем Востоке», признавало полосу отчуждения китайской территорией. В переговорном процессе оно обязывалось опираться «лишь на договоры, служащие основанием правового положения русских в Маньчжурии» [6, с. 4]. Отказываясь, вслед за РСФСР, от суверенитета над КВЖД, земская управа намеревалась распространить своё влияние на пролетариат полосы отчуждения; при этом забывалось, что экстерриториальность российских граждан обеспечивалась российским суверенитетом над дорогой, отмена которого необратимо влекла за собой коренную ломку уклада жизни огромной русской колонии. Дипломатические усилия Владивостока и охватившая КВЖД забастовка принесли желаемый результат: Хорват был смещён с поста управляющего [1, с. 83]. С уходом Хорвата прекратилась и эффективная защита прав и свобод русского населения перед лицом растущего китайского шовинизма.
Дружественную по отношению к Китаю «антиимпериалистическую» тональность взяла также земская власть Прибайкалья, образовавшаяся в Верхнеудинске после захвата его большевиками в марте 1920 г. В приветственном обращении к китайскому правительству прибайкальские власти подчёркивали разницу между русским народом и политикой царей, Колчака и Семёнова. Как и земская управа Приморья, прибайкальские земцы пытались настроить китайскую сторону против державшегося в Забайкалье режима атамана Г.М. Семёнова. Трансформация земско-советского Прибайкалья в пробольшевистскую ДВР в апреле 1920 г. подняла контакты Верхнеудинска и Китая на новый уровень [20; 21, с. 74-75].
Если большевики и социалисты, благодаря мощной антизападной и антияпонской риторике, быстро нашли общий язык с китайцами, то в отношениях Китая и белого Забайкалья царила напряжённость. На момент назначения Г.М. Семёнова официальным преемником
Верховного Правителя в январе 1920 г. атаман обладал достаточно негативным опытом контактов с китайской стороной. Камнем преткновения между атаманским режимом и Китаем служил вопрос о самоопределении внешней Монголии, автономия которой в составе китайского государства была гарантирована Кяхтинским соглашением 1915 г. Унификаторская политика китайских властей, отменивших в ноябре 1919 г. монгольскую автономию, столкнулась с панмонгольскими планами Семёнова и его соратника барона Р.Ф. Унгерна [16]. Вынашиваемый в Чите проект создания панмонгольского государства с присоединением к нему Маньчжурии, Синьцзяна и Тибета нёс прямую угрозу территориальной целостности Китая. Сам же Семёнов использовал панмонголизм как средство для расширения плацдарма антибольшевистской борьбы; кроме того, монархические и теократические начала монгольской (и в целом буддийской) государственности вызывали симпатию у авторитарных и консервативных кругов, собравшихся вокруг атамана. Ситуация осложнялась японофильством семёновского режима: Китай небезосновательно видел в читинском правительстве послушный инструмент японской внешней политики. Существовала опасность занятия семёновскими частями полосы отчуждения КВЖД под предлогом борьбы с большевиками. В итоге Семёнов не сумел добиться поддержки китайских милитаристов (в первую очередь фактического правителя Маньчжурии генерала Чжан Цзолиня), хотя задатки для такого союза имелись.
Падение правительства Колчака и ожидавшийся осенью 1920 г. крах белого Забайкалья (после вывода оттуда, несмотря на все просьбы атамана Семёнова, японских войск) обессмысливал в глазах китайцев дальнейшую работу российской дипмиссии. После военного поражения антибольшевистских сил российское посольство в Пекине перестало представлять какое-либо правительство и превратилось в самостоятельный орган управления русской колонией Китая. Но китайское правительство не могло мириться с существованием на своей территории независимой русской диаспоры, управляемой по законам иностранного государства. Потеря миссией князя Кудашева легитимности (но не легальности), отсутствие за нею какой-либо внутрироссийской силы, недовольство левых элементов на КВЖД «царским послом» - всё это давало Пекину идеальный повод для закрытия российской миссии. Назначение на пост министра иностранных дел доктора Янь Хуэйцина, известного своими германофильскими и просоветскими (будучи послом в Копенгагене Хуэйцин провёл ряд встреч с М.М. Литвиновым, Л.Б. Красиным и прочими советскими дипломатами [23, с. 10]) взглядами, ускорило развитие событий. К ликвидации российский миссии Китай подталкивала делегация ДВР, прибывшая 26 августа в Пекин во главе с И.Л. Юриным (Дзелватовским). Кроме того, на имидже миссии отразился эпизод с укрывательством в русском консульстве Гирина атамана И.П. Калмыкова, бежавшего из китайской тюрьмы [13, с. 58-66].
8 сентября 1920 г. Н.А. Кудашев был приглашён Хуйэцином на аудиенцию, в ходе которой министр иностранных дел в дружеском тоне уведомил посла о том, что деятельность российской миссии больше не имеет под собой оснований. Послу и консулам запрещалось отныне шифровать свои сообщения. Кудашеву давался шанс упразднить миссию по собственной инициативе. Российский дипломат решил не противиться надвигающимся переменам и после встречи с Хуэйцином стал готовиться к своему уходу. При этом им были сделаны некоторые шаги, направленные на минимизацию ущерба от закрытия представительства. 9 сентября Кудашев отослал телеграмму в Рим М.Н. Гирсу, старейшине совета российских послов, отказавшихся в своё время признавать большевистскую власть. В ней он предлагал Гирсу обратиться к французскому правительству с просьбой взять под защиту русских в Китае. В таком случае, во избежание излишней нагрузки на французских дипломатов, имело смысл сохранить на местах русских консулов. В крайнем случае французы могли бы принять на себя охрану недвижимости и архивов союзных ему некогда российских правительств. При отказе Франции Кудашев намеревался обратиться за помощью к испанскому послу в Пекине, который одновременно являлся деканом дипломатического корпуса [23, с. 74-75]. «Русская миссия, находящаяся в Дипломатическом Квартале, - писал Кудашев, - не может быть ни в коем случае передана Китайцам» [23, с. 75]. Одновременно российским консулам в китайских провинциях был послан циркуляр, в котором грядущий шаг китайского правительства
объяснялся происками «агентов советской власти». Дипломатам приказывалось подготовиться к завершению работы консульств: обеспечить сохранность документации, сжечь секретные архивы, произвести опись казённого имущества, немедленно выдать по назначению депозиты, а их остатки сдать на хранение в Русско-Азиатский банк и т.д. [23, с. 76-77].
Несмотря на требования Кудашева, китайская сторона не установила для миссии чётко определённый срок на сворачивание своей деятельности. Поэтому декрет китайского президента о закрытии российского представительства застал последнее врасплох. Изданный 23 сентября 1920 г., он был доведён до Кудашева лишь на следующий день после того, как был распубликован по всей стране.
Декрет 23 сентября в своей мотивировочной части опирался на доклад министерства иностранных дел, текст которого был полностью приведён в декрете. Главной причиной закрытия российского представительства была названа «партийная борьба» в России, мешающая «сформированию объединенного правительства, выражающего волю народа». Ввиду этого «правильные дипломатические сношения между Китаем и Россией» объявлялись нарушенными, а российские дипломаты - утратившими представительную функцию. В успокоительных целях декрет содержал обещание «по-прежнему принимать действительные меры к защите проживающих в Китае мирных русских граждан и их личных и имущественных интересов» [23, с. 79-80]. На практике принятие декрета означало начало дискриминации русских, чьё положение выглядело ещё плачевнее на фоне сохранявшейся экстерриториальности других иностранцев.
Франция, которой Кудашев надеялся делегировать охрану российских интересов, ответила отказом на предложение посла, согласившись лишь оказать покровительство Русско-Азиатскому банку и, совместно с остальными державами Антанты (Великобританией, США, Японией Италией) и при их на то согласии, взять под защиту российские концессии в Китае. Однако китайские власти к тому моменту уже захватили российские концессии в Тяньцзине и Ханькоу [23, с. 88].
Кудашев также обратился к испанскому послу дону Луису Пастору с просьбой возбудить перед дипломатическим корпусом, деканом которого Пастор являлся, вопрос о судьбе российской недвижимости. Китайские власти, вопреки международным договорённостям, требовали передачи им российского имущества, расположенного в дипломатическом квартале. Международно-правовые последствия, вытекавшие из этой конфликтной ситуации, побуждали Кудашева искать помощи у стран-участниц «боксёрского» протокола 1901 г., чьё коллегиальное решение могло отрезвляюще подействовать на китайцев. 4 октября 1920 г. Кудашёв адресовал Пастору ещё одну телеграмму, присовокупив к вопросу о российской недвижимости вопрос о правовом статусе российских граждан. Полагая, что западные страны «не могут остаться безразличными по отношению положения вещей, которое может иметь отражение и на их собственных интересах», российский посол отмечал, что русские в Китае «находятся в худшем положении, чем подданные вражеских стран» и просил обсудить возможность исключения их, хотя бы в уголовных делах, из китайской юрисдикции [23, с. 9192]. Исполняя поручение российского коллеги, Пастор 11 октября, от имени всего дипкорпу-са, выпустил ноту, в которой предлагал выработать тоёшу1уеп& касаемо русских интересов в Китае [23, с. 93]. Таким образом, Кудашеву удалось пробить стену непонимания бывших союзников России по Антанте (или шире - по подавлению боксёрского восстания), которые, хотя бы декларативно, но всё-таки выразили обеспокоенность декретом 23 сентября.
В ответе, который последовал 24 октября, доктор Хуэйцин подчёркивал «временный» характер принятого в отношении российских граждан порядка, который обещано было пересмотреть, как только в России появится признанное Китаем правительство. Министр иностранных дел подтверждал за русскими все их права, гарантированные русско-китайскими соглашениями, однако это заверение нивелировалось рядом оговорок. К таковым относилось принятие Китаем на себя управления российскими концессиями и прекращение российской консульской юрисдикции, т. е. права российской миссии самостоятельно вершить суд над российскими гражданами. Исключение устанавливалось для дел, в которых истцами явля-
лись иностранцы, а ответчиками - русские; в таких случаях суд имел право приглашать «специальных лиц, хорошо сведущих в русских законах» и применять российское законодательство, но лишь в той части, в которой оно не противоречит китайскому [23, с. 93-95].
Апелляция к внутрироссийским проблемам, фигурирующая в декрете 23 сентября, говорит о том, сколь большую роль в дерусификации Маньчжурии играла борьба государственных образований Дальнего Востока России. Отсутствие единого российского (или, по крайней мере, дальневосточного) правительства предоставляло Китаю carte blanche на китаи-зацию территорий, учреждений и имуществ, некогда принадлежавших императорской России (и её правопреемникам - всероссийскому Временному правительству и колчаковскому режиму). В связи с этим интересно то, как воспринял закрытие пекинской миссии русский социум Дальнего Востока, включавший в себя как право- так и лево-ориентированные группировки.
Правые группировки, от умеренно-либеральных до монархических, с возмущением восприняли известия из Китая. Идеолог приморских «прогрессивных демократов» С.Ф. Знаменский разразился статьёй «Спуск национального флага», под которой вполне могли бы подписаться не только либеральные единомышленники автора, но и национал-монархический фланг правой оппозиции. Знаменский намеренно придавал событиям общероссийскую значимость, взывая к патриотически чувствам соотечественников: «Перед нами новый национальный позор. С русского посольства и русских консульств спущен русский национальный флаг. Тот флаг, который даже в моменты наибольшего унижения России гордо веял над этими русскими островками среди чужеземного моря, говоря и своим и чужим, что Россия еще жива» [7, с. 1]. Вину за национальное унижение публицист возлагал на большевиков: «На кого же падает ответственность за новый национальный позор? Как всегда, в первую голову на большевиков. Происшедшее - прямой результат их обычного стремления поставить свои партийные интересы выше национальных. Увлеченные желанием добиться признания со стороны Китая советского правительства и насадить всюду его представителей, большевики решили либо достигнуть своего, либо вообще уничтожить русское представительство в Китае» [7, с. 2]. Примечательно, что вопреки позднейшим антисоветским установкам правой эмиграции, автор не злоупотребляет «теорией коммунистического заговора». В противовес этой конспирологической линии, он изображает произошедшее следствием большевистской некомпетентности. По Знаменскому, не большевики манипулировали китайцами, но китайцы большевиками. Дипломатические же таланты большевиков, напротив, подвергались сомнению: «По своему обычаю они не сумели в надлежащей мере учесть международной обстановки и, не достигнув своей цели, просто сыграли в руку китайцев» [7, с. 2]. Существенная ответственность за унижение России выпала и на долю владивостокского правительства: «...Нахождение в свите Юрина-Дзелватовского, проводившего уничтожение этих русских учреждений, представителей приморского правительства не подлежит ни малейшему сомнению и в лучшем случае может быть истолковано только как координация действий нашего правительства с организовавшими поход против современного русского посольства и консульств в Китае большевиками» [7, с. 2]. На примере этих пассажей демократа Знаменского можно наблюдать поляризацию общественного мнения в Приморье: под воздействием обид, нанесённых Китаем русской колонии, умеренные противники большевизма передвигались всё дальше вправо. С перебазированием в конце 1920 г. белых частей из Забайкалья по КВЖД в Приморье это взаимодействием между радикальными антикоммунистами (каппелевцами, семёновцами) и сторонниками легальной борьбы против большевизации края (либеральным Демократическим Союзом, эсерами, не говоря о консерваторах из Совета съезда несоциалистического населения) заметно углубилось [14, с. 183].
Левая общественность одобрительно восприняла ликвидацию миссии Кудашева, однако к ликованию примешивалось опасение за судьбу русских (в т. ч. просоветски настроенных) в Китае. Орган Объединённой конференции профессиональных, политических и общественных организаций полосы отчуждения КВЖД «Вперед» в своей передовице от 29 сентября писал: «Ликвидация царского посольства отнюдь не должна повлечь за собой уничто-
жение экстерриториальности, которою до сих пор пользовалось русское население в Китае. При тех бытовых особенностях, которые существуют между русским и китайским населением ни судебные, ни административные китайские учреждения не могут обслуживать русского населения, в особенности в полосе Кит[айской] Вост[осточной] ж[елезной] д[ороги], где русское население представлено сравнительно многочисленной и компактной трудовой демократией» [9, с. 1]. На практике китайское правительство обмануло наивные ожидания русских левых: уже в конце октября будут приняты акты, подчиняющие жизнь русской колонии китайскому законодательству.
Официальные лица дальневосточных правительств были поставлены перед выбором: взять курс на всемерную защиту русских в Китае или абстрагировать от неё, прикрывшись интернационалистскими лозунгами. Приморское правительство было обеспокоено не столько лишением русских права экстерриториальности, сколько визитом в Китай делегации ДВР во главе с И.Л. Юриным. Земское Приморье видело в ДВР конкурента за лидерство в объединении Дальнего Востока и считало должным оспорить заявленные Верхнеудинском претензии. Совет управляющих ведомствами, возглавляемый меньшевиком М.С. Бинасиком, вынес 5 октября 1920 г. постановление, которое признавало необходимость защиты русских граждан в Китае, но при этом осуждало узурпаторские поползновения миссии Юрина, всё больше стремившейся выставить себя представительницей всего Дальнего Востока, а не просто Верхнеудинского правительства [10, с. 2]. Правосоциалистическая часть приморского истеблишмента настаивала на компромиссном варианте, а именно на создании объединённой миссии, включавшей в себя делегатов от всех четырёх государственных образований Дальнего Востока.
В вопросе о правовом статусе русского населения в Китае владивостокское правительство не стало будоражить китайских соседей резкими заявлениями. Конец миссии Ку-дашева определённо играл Владивостоку на руку, т. к. русское посольство в Китае не делало секрета из своих симпатий к Белому движению, что хорошо видно на примере инцидента с атаманом Калмыковым, выдачу которого приморским «демократам» тормозило как раз местное российское консульство. В мае 1920 г. приморский посланник меньшевик А.Ф. Агарёв в разговоре с Ян Хуэйцином выразил надежду на скорое закрытие «старорежимной» российской миссии [19, с. 160]. Учитывая все эти факторы, в октябре 1920 г. приморское правительство, наряду с протестом по поводу ущемления прав русских, спешило заверить Китай в незыблемости взятого Владивостоком курса на пересмотр договоров, навязанных Китаю «царским режимом». По словам Бинасика, «проводя демократическую политику внутри страны, мы не можем не проводить ее принципы и во вне» [8, с. 3].
Тем не менее Владивосток оказался скован в своих действиях, поскольку мнение Би-насика и других социалистов не было понято право-буржуазной частью кабинета министров. «Цензовые» элементы Совета управляющих не видели практического смысла в пополнении миссии Юрина приморскими уполномоченными и считали, что даже в случае «разбавления» состава миссии делегатами от Приморья и Забайкалья решающее слово в переговорах с Китаем останется за Юриным и ДВР. Харбинская правая газета «Русский голос» в следующих словах критиковало идею «коллектив-посольства»: «Во имя спасения русских интересов можно было бы пойти на самую несуразную конструкцию представительства, лишь бы она была осуществима. Но в предложении Владивостока не видно и тени практичности. Представительство, составленное из готового на все Юрина-Дзелватовского, провокатора Агарева и представителя Семенова - не сможет вести единую политику» [22, с. 1].
Прокитайская позиция социалистов касаемо отмены якобы «несправедливых» русско-китайских договоров встретила ещё больше сопротивления со стороны правых. Не без оснований они считали, что Временное правительство Дальнего Востока не имеет права говорить от имени всей России в силу своего областного характера (консерваторы отказывали в праве пересматривать русско-китайские соглашения и РСФСР, но по другой причине: диктатура большевистской партии, по их мнению, установилась в результате переворота, в связи с чем не обладает легитимностью и не выражает интересов населения). Конфликт возник, когда
Совет управляющих 2 октября дал поручение управляющему иностранными делами кадету В.А. Виноградову подготовить протест против ущемления русских прав. Однако проект протеста, выработанный Виноградовым, был отвергнут председателем кабинета министров. Би-насик в ультимативной форме потребовал от Виноградова дополнить текст проекта осуждением политики царского правительства в Китае заодно с изъявлением готовности пересмотреть «неравные» договоры между монархической Россией и Китаем. Виноградов ответил на это отказом и подал в отставку. В речи перед Временным Народным собранием Дальнего Востока 14 октября он обосновал своё решение покинуть коалицию несогласием с уступками Пекину: «Может быть я плохой демократ, может быть я дурной человек, но я не могу не чувствовать оскорбления нанесенного национальному достоинству России, а Китай делает это каждый день и я не понимаю почему я должен заявить ему: "мы протестуем только так, для формы, а на самом деле берите, что вам угодно, но только с нашего согласия. Мы даже его вам дадим". Такого протеста я не понимаю»[8, с. 3].
Противоречия между левой и правой фракциями коалиционного кабинета нарастали давно, и дебаты вокруг отношений с Китаем послужили формальным поводом для ухода «цензовиков» из Совета управляющих [12, с. 266-267]. Фактически это означало распад коалиции, конец того «общенационального» консенсуса между социалистами и либералами, который на какое-то время стал возможен после японской агрессии 4-5 апреля 1920 г.
Самовольные переговоры миссии ДВР с Китаем якобы «от лица всего Дальнего Востока» вызвали возмущение и в Чите. Диктатура атамана Семёнова в Забайкалье ослабевала, дебаты по жизненно важным вопросам перемещались в Восточно-Забайкальское Народное собрание [3, с. 156-159]. Осуждение деятельности Юрина было сопряжено с поиском оптимальной формы забайкальского участия в переговорах с Китаем. Левая часть читинского парламента солидаризировалась с мнением своих приморских коллег о необходимости объединённой миссии с равным представительством всех правительств Дальнего Востока. Предлагалось даже предоставить приморскому уполномоченному право выступать от имени Забайкалья. Правые депутаты скептически смотрели как на миссию Юрина, так и на идею расширить её за счёт инкорпорации туда делегатов от других правительств. Кадет А.М. Жите-нев на заседании 4 октября озвучил следующую точку зрения: «Является... настоятельная нужда организовать, согласно предложению владивостокского правительства, посылку совместно с Владивостоком миссии. Такую постановку вопроса я понимаю и разделяю, но никак не могу согласиться с тем, чтобы представители этих правительств вошли в состав миссии Юрина. Мне кажется, что эти представители должны явиться самостоятельной миссией.» [11, с. 3] В тот же день состоялось голосование за проект резолюции, предложенный народным социалистом, председателем собрания К.С. Шрейбером. В резолюцию входили три пункта, первый из которых провозглашал исключительное право всех правительств Дальнего Востока представлять русских в Китае, второй ограничивал предмет дальневосточ-но-китайских переговоров защитой прав российских граждан (пересмотр договоров между Россией и Китаем воспрещался), а третий доверял предоставление интересов Забайкалья приморскому уполномоченному. Резолюция была принята в двух пунктах, третий был отвергнут (не получило поддержки и контр-предложение Житенева о посылке в Китай отдельной приморско-забайкальской миссии) [11, с. 3].
Не столько под давлением соседних правительств, сколько в силу того, что китайская сторона также предъявляла претензии к миссии ДВР в связи с её нерепрезентативностью, делегация Юрина была пополнена А.Ф. Агарёвым от Приморья, Я.Ф. Яковлевым от Амурской области и Н.И. Горчаковским (членом президиума Объединённой конференции профсоюзов) от полосы отчуждения КВЖД [19, с. 188]. Пополнение миссии за счёт представителей правосоциалистических и полу-большевистских структур лишь номинально превратило её в «рупор» всего русского Дальнего Востока. Однако переговоры ДВР с Пекином всё равно не привели к признанию Китаем верхнеудинской государственности де-юре, хотя к концу 1920 г. в Харбине де-факто уже функционировало представительство ДВР во главе с бывшим посланником Приморья в Маньчжурии эсером Н.П. Пумпянским [19, с. 181].
Параллельно переговорам о признании Китаем «буферного» государства, а также параллельно внутри-российским дискуссиям о содержании этого «буфера» (будет ли он про-большевистским или самостоятельным), шли обсуждения правового статуса русской колонии в Китае. Несмотря на активный протест русской эмиграции, решающее слово оставалось за китайским правительством. 30 октября 1920 г. Госсовет и министерством иностранных дел опубликовали «Правила административного подчинения проживающих в Китае русских граждан», согласно которым для всех русских главенствующими становились китайские законы [18, с. 64;23, с. 97-99]. 31 октября вышли президентские декреты о реорганизации судебной системы в учреждаемом Маньчжурском особом районе и о деятельности русских советников в китайских судах [15, с. 122-123; 23, с. 100-104]. В соответствии с этими актами Маньчжурия преобразовывалась в новую административную единицу с унифицированной судебной системой, максимально неблагоприятной для иностранцев, в особенности для лишённых экстерриториальности русских.
Ликвидация Китаем российского представительства в сентябре 1920 г. спровоцировала дискуссии по широкому спектру проблем. Во-первых, в различной реакции на закрытие «царского посольства» выявились идеологические противоречия между областными правительствами, претендующими на верховную власть над всем Дальним Востоком России. Конфликт проходил не только по линиям границ этих государственных образований, но и внутри них самих. Расхождение во мнениях относительно закрытия миссии Н.А. Кудашева вызвали серьёзные дебаты в представительных учреждениях дальневосточных квази-государств. Полемика на дипломатическую тему возымела далеко идущие последствия. Так, отказ председателя Совета управляющих ведомствами приморского правительства заступиться за национальные интересы России (в их консервативном понимании) привёл к выходу из кабинета министров представителей буржуазии и, следовательно, к распаду «коалиции национального единства», образованной в Приморье после трагедии 4-5 апреля 1920 г.
Во-вторых, закрытие миссии Кудашева создало вакуум в области русско-китайских отношений, причём непременным условием заполнения этого вакуума становилось объединение вокруг какого-то одного правительства, способного обеспечить защиту русских интересов в Китае. Дипломаты ДВР проявили наибольшее рвение в налаживании отношений с Пекином, хотя защита прав русского населения не входила в их планы (во многом по причине «контрреволюционных» настроений скопившейся в Маньчжурии эмиграции).
В-третьих, требовал решения вопрос о правовом статусе русской колонии в Китае, её правах и обязанностях по отношению к центральным властям. Правые элементы продолжали смотреть на китайцев как на отсталых, но чрезвычайно хитрых и коварных азиатов. В условиях отсутствия за спиной русской колонии более-менее сильного авторитарно-консервативного режима (диктатура Колчака пала, а диктатура Семёнова не располагала нужным моральным и военным потенциалом для выстраивания диалога с Китаем) правые вынуждены были обращаться за помощью в иностранные посольства, надавливая на чувство европейской солидарности перед китайским шовинизмом. Левые, напротив, развивали дискурс интернациональной общности русских и китайских пролетариев, отказывая «реакционной» миссии Кудашева в легитимности. При этом симпатизанты Китая из числа русских социалистов вряд ли догадывались, что своей бескомпромиссной борьбой против старой русской администрации КВЖД и русского представительства в Пекине они укрепляют отнюдь не «братство русского и китайского народов», а китайскую гегемонию в разнородной по этническому составу Маньчжурии. В конечном итоге, Пекин при помощи ряда нормативных актов, развивавших декрет 23 сентября 1920 г., закрепил китайское доминирование в Маньчжурии и поставил русскую эмиграции в подчинённое положение.
Список литературы
1. Аблова Н. Г. Политическая ситуация на КВЖД после крушения Российской империи // Белорусский журнал международного права и международных отношений. 1998. № 4. [Электронный ресурс].
URL: http://elib.bsu.by/bitstream/123456789/30472/1/1998_4_JILIR_ablova_r.pdf (дата обращения: 02.10.2016)
2. Азаренко А.А. Большевистский марионеточный «буфер» в Прибайкалье и провозглашение Дальневосточной республики // Вестник МГОУ. Серия «История и политические науки». 2009. № 1. [Электронный ресурс] URL: http://warianty.blogspot.ru/2010/06/blog-post.html(дата обращения: 02.10.2016)
3. Василевский В. И. Забайкальская белая государственность в 1918-1920 годах: Краткие очерки истории. Чита: Поиск, 2000. 182 с.
4. Вестник Временного Правительства Приморской Областной Земской Управы. 1920. № 1. 15 февраля.
5. Вестник Временного Правительства Приморской Областной Земской Управы. 1920. № 4. 29 февраля.
6. Вестник Временного Правительства Приморской Земской Управы. Владивосток. 1920. № 9. 18 марта.
7. Вечер. Владивосток. 1920. № 123. 5 октября.
8. Вечер. Владивосток. 1920. № 131. 15 октября.
9. Вперед. Харбин. 1920. № 173. 29 сентября.
10. Голос Родины. Владивосток. 1920. № 310. 16 октября.
11. Забайкальская новь. Чита. 1920. № 3560. 7 октября.
12. Кокоулин В. Г. Политические партии в борьбе за власть в Забайкалье и на Дальнем Востоке (октябрь 1917 - ноябрь 1922): дисс. ... д-ра ист. наук. Кемерово, 2005. 476 с.
13. Кручинин А. С. Китайские мытарства Атамана Калмыкова. - М.: Издательство МБА, 2014. 76 с.
Kruchinin A. S. Kitajskie mytarstva Atamana Kalmykova. - M.: Izdatel'stvo MBA, 2014.
76 s.
14. Кузьмин В.Л. Эсеры и меньшевики на Дальнем Востоке России в период гражданской войны 1917-1922 гг. / Кузьмин В.Л., Ю.Н. Ципкин. - Хабаровск: Изд-во ХГПУ и ДВГУПС,2005.222 с.
15. Куликова Н. В. Политико-правовое положение россиян в Северо-Восточном Ки тае (1917-1931 гг.): Дис. ... канд. истор. наук. - Хабаровск, 2005. 248 с.
16. Курас Л. В. Панмонголизм в воззрениях атамана Семенова //Власть. - М., 2010. № 8. C. 31-34.
17. Куцый Г.С. Борьба рабочего класса Дальнего Востока против интервентов и внутренней контрреволюции 1918-1920 гг. - Владивосток: Дальневосточное кн. изд-во, 1967. 302 с.
18. Наземцева Е. Н. На дипломатическом уровне: проблемы правового статуса русских эмигрантов в Китае в советско-китайских отношениях (1920-1940-е гг.). - Спб.: Але-тейя, 2016. 446 с.
Nazemceva E. N. Na diplomaticheskom urovne: problemy pravovogo statusa russkih jemigrantov v Kitae v sovetsko-kitajskih otnoshenijah (1920-1940-e gg.). - Spb.: Aletejja, 2016. 446 s.
19. Орнацкая Т. А. Внешняя политика Дальневосточной республики (1920-1922 гг.): Дисс. ... канд. истор. наук. Хабаровск, 2006. 258 с.
20. Орнацкая Т.А., Ципкин Ю.Н. Отношения Дальневосточной республики с Китаем (1920- 1922) // Россия и АТР. 2007. № 3. С. 17-26 [Электронный ресурс]. URL: http://www.riatr.ru/2007/ATR2007-3-WEB/03p17-26.pdf (дата обращения: 02.10.2016)
21. Персиц М. А. Дальневосточная республика и Китай. - М.: Изд-во восточной литературы, 1962. 304 с.
22. Русский голос. Харбин. 1920. № 83. 13 октября.
23. Собрание документов, касающихся деятельности Российской Миссии в Китае за период 1 ноября 1917 г. - по 31 декабря 1920 г. Пекин: Типо-литография Русской Духовной Миссии, 1920. 160 с.
24. Ципкин Ю. Н. Гражданская война на Дальнем Востоке России: формирование антибольшевистских режимов и их крушение. - Хабаровск: ХКМ, 2012. 246 с.
References
1. Ablova N. G. Politicheskaja situacija na KVZhD posle krushenija Rossijskoj imperii // Belorusskij zhurnal mezhdunarodnogo prava i mezhdunarodnyh otnoshenij. 1998. № 4. [Jelektron-nyj resurs].
URL: http://elib.bsu.by/bitstream/123456789/30472/1/1998_4_JILIR_ablova_r.pdf (data obrashhenija: 02.10.2016)
2. Azarenko A.A. Bol'shevistskij marionetochnyj «bufer» v Pribajkal'e i provozglashenie Dal'nevostochnoj respubliki // Vestnik MGOU. Serija «Istorija i politicheskie nauki». 2009. № 1. [Jelektronnyj resurs] URL: http://warianty.blogspot.ru/2010/06/blog-post.html (data obrashhenija: 02.10.2016)
3. Vasilevskij V. I. Zabajkal'skaja belaja gosudarstvennost' v 1918-1920 godah: Kratkie ocherki istorii. Chita: Poisk, 2000. 182 p.
4. Vestnik Vremennogo Pravitel'stva Primorskoj Oblastnoj Zemskoj Upravy. 1920. № 1. 15 fevralja.
5. Vestnik Vremennogo Pravitel'stva Primorskoj Oblastnoj Zemskoj Upravy. 1920. № 4. 29 fevralja.
6. Vestnik Vremennogo Pravitel'stva Primorskoj Zemskoj Upravy. Vladivostok. 1920. № 9. 18 marta.
7. Vecher. Vladivostok. 1920. № 123. 5 oktjabrja.
8. Vecher. Vladivostok. 1920. № 131. 15 oktjabrja.
9. Vpered. Harbin. 1920. № 173. 29 sentjabrja.
10. Golos Rodiny. Vladivostok. 1920. № 310. 16 oktjabrja.
11. Zabajkal'skaja nov'. Chita. 1920. № 3560. 7 oktjabrja.
12. Kokoulin V. G. Politicheskie partii v bor'be za vlast' v Zabajkal'e i na Dal'nem Vostoke (oktjabr' 1917- nojabr' 1922): diss. ... d-ra ist. nauk. Kemerovo, 2005.476p.
13. Kruchinin A. S. Kitajskie mytarstva Atamana Kalmykova. - M.: Izdatel'stvo MBA, 2014.
76 p.
Kruchinin A. S. Kitajskie mytarstva Atamana Kalmykova. - M.: Izdatel'stvo MBA, 2014. 76
p.
14. Kuz'min V.L. Jesery i men'sheviki na Dal'nem Vostoke Rossii v period grazhdanskoj vojny 1917-1922 gg. / Kuz'min V.L., Ju.N. Cipkin. - Habarovsk: Izd-vo HGPU i DVGUPS, 2005. 222 p.
15. Kulikova N. V. Politiko-pravovoe polozhenie rossijan v Severo-Vostochnom Ki tae (1917-1931 gg.): Diss. ... kand. istor. nauk. Habarovsk, 2005.248p.
16. Kuras L. V. Panmongolizm v vozzrenijah atamana Semenova // Vlast'. - M., 2010. № 8. C. 31-34.
17. Kucyj G.S. Bor'ba rabochego klassa Dal'nego Vostoka protiv interventov i vnutrennej kontrrevoljucii 1918-1920 gg. - Vladivostok: Dal'nevostochnoe kn. izd-vo, 1967. 302p.
18. Nazemceva E. N. Na diplomaticheskom urovne: problemy pravovogo statusa russkih jemigrantov v Kitae v sovetsko-kitajskih otnoshenijah (1920-1940-e gg.). - Spb.: Aletejja, 2016. 446 p.
Nazemceva E. N. Na diplomaticheskom urovne: problemy pravovogo statusa russkih jemigrantov v Kitae v sovetsko-kitajskih otnoshenijah (1920-1940-e gg.). - Spb.: Aletejja, 2016. 446 p.
19. Ornackaja T. A. Vneshnjajapolitika Dal'nevostochnoj respubliki (1920-1922 gg.): Diss. ... kand. istor. nauk. Habarovsk, 2006.258p.
20. Ornackaja T.A., Cipkin Ju.N. Otnoshenija Dal'nevostochnoj respubliki s Kitaem (19201922) // Rossija i ATR. 2007. № 3. S. 17-26 [Jelektronnyj resurs]. URL: http://www.riatr.ru/2007/ATR2007-3-WEB/03p17-26.pdf (data obrashhenija: 02.10.2016)
21. Persic M. A. Dal'nevostochnaja respublika i Kitaj. — M.: Izd-vo vostochnoj literatury, 1962. 304p.
22. Russkij golos. Harbin. 1920. № 83. 13 oktjabrja.
23. Sobranie dokumentov, kasajushhihsja dejatel'nosti Rossijskoj Missii v Kitae za period 1 nojabrja 1917 g. - po 31 dekabrja 1920 g. Pekin: Tipo-litografija Russkoj Duhovnoj Missii, 1920. 160 p.
24. Cipkin Ju. N. Grazhdanskaja vojna na Dal'nem Vostoke Rossii: formirovanie anti-bol'shevistskih rezhimov i ih krushenie. — Habarovsk: HKM, 2012. 246 p.
Саран А.Ю.
(Орёл)
УДК 94(47).084.5/6
КОНТРОЛЬНЫЕ ОРГАНЫ РЕГИОНАЛЬНЫХ СТРУКТУР ВКП (Б) 1920-1930-х гг.
(НА ПРИМЕРЕ ЦЕНТРАЛЬНО-ЧЕРНОЗЕМНОЙ ОБЛАСТИ)
В статье исследуются постоянные и временные контрольные структуры коммунистической партии в СССР на региональном и местном уровнях на примере ЦентральноЧерноземной области (ЦЧО). В 1920-е - начале 1930-х гг. в центре и регионах действовали совместные органы партийно-государственного контроля (ЦКК-РКИ, облКК-облРКИ), здесь проявлялась практика сращивания структур коммунистической партии и государства. ОблКК-облРКИ ЦЧО разделили территорию области на 6 зон, что отличалось от основного административно-территориального деления на 12 округов. Сотрудники облКК-облРКИ подчинялись непосредственно партийному руководству области. Сотрудники облКК-облРКИ работали совместно с органами ОГПУ, поручая последним добывать необходимую для работы контрольного органа информацию.
Определяется роль контрольных органов в жизни компартии и госаппарата в 19201930-е гг. Основными задачами облКК-облРКИ были - оптимизация партийного и государственного аппаратов, выполнение функции судебно-следственных органов для коммунистов, руководство чистками в ВКП(б) от представителей разного рода оппозиций, а также работа с жалобами населения. Органы облКК-облРКИ, в свою очередь, подвергаются контролю со стороны центра, в частности, в мае 1930 г. в ЦЧО работала выездная комиссия ЦКК ВКП(б) по разбору апелляций под руководством Е.М. Ярославского.
Рассматривается реформа облКК-облРКИ ЦЧО в 1934 г., когда вслед за ликвидацией ЦКК-РКИ, упраздняется и областной орган партийно-советского контроля. В ВКП(б) создается Комиссия партийного контроля, а в правительстве - Комиссия советского контроля при Совнаркоме СССР. В ЦЧО создаются областные структуры этих организаций.
Ключевые слова и фразы: ВКП(б), областной комитет, контрольная комиссия, рабоче-крестьянская инспекция, Центрально-Черноземная область
