УДК 343.74
В.В. Хилюта
ЗАБЫТОЕ ИМУЩЕСТВО И ЕГО ХАРАКТЕРИСТИКА В КОНТЕКСТЕ УСТАНОВЛЕНИЯ ПРИЗНАКОВ КРАЖИ И ПРИСВОЕНИЯ
НАЙДЕННОГО
Гродненский государственный университет
Аннотация. В работе раскрывается актуальная проблема разграничения кражи и присвоения найденного имущества, имеющая особое значение для действующей правоприменительной практики. Подробно рассмотрены признаки кражи и находки в доктрине уголовного права. Значительное внимание уделено анализу присвоения найденного имущества, его характерных признаков и элементов. На основе обширного изучения материалов судебно-следственной практики России и Беларуси рассмотрены основные положения науки уголовного права применительно к объективным признакам кражи и присвоения найденного чужого имущества. Предлагаются теоретические и практические рекомендации по применению норм уголовного законодательства при разрешении спорных вопросов квалификации преступлений против собственности.
Ключевые слова: кража, присвоение, находка, чужое имущество, собственность, имущественные преступления.
UDC 343.74
V.V. Hilyuta
FORGOTTEN PROPERTY AND ITS CHARACTERISTICS IN THE CONTEXT OF THE INSTALLATION OF THE SIGNS OF THE CIRCLE AND THE ASSIGNMENT OF THE FOUNDATION
Grodno State University
Abstract. In work the current problem of differentiation of theft and assignment of the found property which is of particular importance for the operating law-enforcement practice reveals. Signs of theft and a find in the doctrine of criminal law are in detail considered. Considerable attention is paid to the analysis of assignment of the found property, his characteristic signs and elements. On the basis of extensive studying of materials of judicial and investigative practice of Russia and Belarus basic provisions of science of criminal law in relation to objective signs of theft and assignment of the found someone else's property are considered. Theoretical and practical recommendations about use of standards of
the criminal legislation at permission of controversial issues of qualification of crimes against property are offered.
Keywords: theft, assignment, find, someone else's property, property, property crimes.
Уголовно-правовая охрана собственности продолжает относиться к числу актуальных и, пожалуй, наиболее глубоко разработанных в доктрине уголовного права фундаментальных проблем. Исследованию данного «феномена» посвящено несколько докторских, сотни кандидатских диссертаций, множество монографий и учебных пособий. Количество статей по данной проблематике даже трудно пересчитать. При всем при этом в недрах теории и практики уголовной ответственности за посягательства на собственность (имущественные преступления) таится немало спорных и остро дискуссионных вопросов. Одни из них касаются эмпирического уровня проблемы и относятся к комментированию требований уголовного закона, тогда как другие поднимаются на более высокую, а потому и значительно более сложную ступень иерархии аспектов данной проблематики. Бесспорно поэтому, что фундаментальные положения развития уголовного законодательства и разрабатывая на этой основе концептуальные начала предопределяют и практику реализации уголовно-правовых идей.
Тем не менее, в среде практических аспектов квалификации имущественных преступлений зиждется множество нерешенных задач и проблем, требующих разумного разрешения, как с точки зрения действующего уголовного закона, так и с доктринальных позиций. Одной из таких проблем, неадекватно воспринимаемых на практике и будоражащих умы ученых мужей (а практиков все же в большей степени), является дилемма поиска надлежащих критериев разграничения кражи и присвоения найденного имущества. Главным образом, базовый вопрос здесь возникает при определении того, является ли имущество чужим в случае, когда собственник не отказался от своего титула, но при этом сам утратил господство над вещью и никому не вверил ее.
Различные обзоры, обобщения и материалы судебно-следственной практики наводят на мысль о нетождественном правопонимании сущностных признаков кражи и присвоения найденного, способе действия при присвоении находки и его содержательных аспектах, пределах толкования признаков забытого и потерянного имущества, а также содержания границ владения собственника при утере им имущества. Причем высказывая различные доводы в развитие отстаиваемых позиций можно обращаться к многочисленным судебным решениям и искать правовое обоснование и надлежащие критерии разграничения кражи и находки. Заметим, что таковых немало, и они имеют свои содержательные аспекты. Однако важно в данном вопросе понять логику уголовно-правовой квалификации, научное обоснование применения уголовно-правовой нормы и очертить разумные точки соприкосновения обозначенных критериев.
В настоящее время, в правовой литературе подчеркивается, что потерянные вещи следует отличать от забытых. Подобные вещи находятся в месте, известном собственнику (владельцу), и он имеет возможность за ними вернуться или иным способом их возвратить. На этом основании забытые вещи могут признаваться предметом хищения, если виновный осознавал, что собственник вернется за этой вещью (об этом могут свидетельствовать такие обстоятельства как место, где вещь забыта, состояние вещи, истечение времени с момента оставление вещи и др.) [4, c. 215; 17, c. 66]. Таким образом, завладение вещью, забытой собственником в известном ему месте (в гостинице, каюте парохода, купе вагона, в здании учреждения и т.д.) служит основанием для квалификации содеянного как хищение лишь по тому основанию, что виновный осознавал возможность возвращения собственника за своей вещью.
Судебно-следственной практике известен случай, когда после дискотеки в ночном клубе собственник оставил свой сотовый телефон на столике и вышел. Вспомнив об этом и вернувшись, он обнаружил, что телефон пропал. При этом никто из окружающих не видел, кто взял его телефон. На звонки по абонентскому номеру никто не отвечал. В ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий было установлено лицо, взявшее этот телефон, которое впоследствии пояснило, что нашло телефон на столике, и, решив, что собственник ушел, забыв его, забрало телефон, ссылаясь на то, что эта вещь является бесхозяйной. Однако уголовное дело было возбуждено по статье о краже (ст. 205 УК РБ) чужого имущества [15, c. 164].
Прокурорско-следственная практика в данном случае исходит из того, что здесь имеет место хищение имущества. Однако следует признать, что зачастую бывает крайне трудно определить, является ли вещь забытой или потерянной, потому как не всегда с достоверностью можно чётко установить, знал ли владелец вещи, где он ее забыл. Ведь тот же владелец может с определенной степенью достоверности предполагать, что кошелек он уронил, проходя через мост (а не в магазине, гостинице и т.п. месте), когда доставал из кармана пачку сигарет. В этих случаях лица, присвоившие чужое имущество, нередко ссылаются на то, что нашли определенную вещь в «бесхозном состоянии» и не знали, вернется ли за ней собственник или нет. Это, безусловно, вызывает трудности в доказывании субъективной стороны состава преступления, направленности умысла виновного именно на хищение чужого имущества [7, а 32-34]. Тем не менее, судебно-следственная практика признает именно хищением случаи присвоения машинистом электропоезда дамской сумочки и находящихся в ней вещей, забытых потерпевшей в вагоне; завладения владельцем торговой точки имуществом, забытым покупателем в его магазине; присвоения домработницей кошелька, поднятого в квартире хозяина, где она работает и т.д. [8, а 47].
Вместе с тем, если ситуацию с телефоном видоизменить, и местом потери окажется парк, где, например, проходили праздничные гуляния, то куда идти собственнику утерянной вещи (даже если он конкретно знает, что утерял ее в парке) и где искать телефон? Выходит, что место утраты вещи (телефона) главный признак. Однако действительно ли этот признак является определяющим? С другой стороны, какой бы ни была надежда на то, что собственник утерянного имущества найдется, наряду с нею всегда присутствует и неуверенность в том, что это произойдет, в связи с чем психологическая окраска поведения лица, присвоившего бесхозяйное имущество, все же иная, нежели у лица, присвоившего имущество, хозяин которого известен [6, а 246] (даже если собственник имущества его потерял).
В то же время, если сравнивать вышеприведенные примеры и описанные ситуации, то вполне можно сказать, что предложенные выше критерии отграничения хищений от присвоения потерянных вещей можно отнести и к забытым вещам. Отсутствует как таковой признак завладения имуществом, виновный не участвует в выходе вещи из владения собственника, умысел на присвоение вещи возникает после ее выхода из обладания законного владельца. В чем же основное отличие? Знал ли собственник вещи, где он ее забыл (потерял) и в каком месте? Однако об этих обстоятельствах, лицо, присваивающее чужое имущество вполне может и не знать. Не факт, что если лицо утратило имущество на вокзале, то его следует признавать забытым. Скорее всего, речь должна идти об осознании лицом, присваивавшим имущество, принадлежности вещи конкретному лицу и возможности его возврата собственнику (виновное лицо будет повинно в хищении, если оно достоверно знает, кому принадлежит это имущество, и что собственник вещи может вернуться за ней).
Полагаем уместным в этом отношении более детально остановиться на данном вопросе и рассмотреть судебно-следственную практику в контексте анализа объективных и субъективных признаков деяния лица, присваивающего чужое имущество вследствие его
обнаружения. Здесь можно еще привести ряд примеров, иллюстрирующих позицию суда и иных правоохранительных органов относительно факта разграничения находки и кражи.
Органом предварительного расследования М. было предъявлено обвинение в тайном похищении (краже) у С. сотового телефона. М., 30 декабря 2008 г., находясь в своей квартире, распивал спиртные напитки вместе с С. и С-м. Перед уходом, находясь в прихожей, С-м попросил М. подать мобильный телефон С., лежавший на тумбочке в кухне. Он подал С-м мобильный телефон С., а сам остался в кухне мыть посуду и после ухода гостей лег спать. Наутро перед уходом на работу М. увидел в прихожей лежавший между обувной тумбой и стеной мобильный телефон С., который присвоил и впоследствии перепродал. Суд районной инстанции указал, что в данном случае отсутствуют признаки кражи, поскольку мобильный телефон С. был оставлен в его квартире самой потерпевшей, т.е. мобильный телефон выбыл из обладания С в связи с тем, что был забыт в квартире обвиняемого, а не в результате умышленных противоправных действий со стороны М. С таким приговором согласился и суд кассационной инстанции. В протесте заместителя Генерального прокурора Республики Беларусь ставился вопрос об отмене оправдательного приговора, поскольку М. знал, кому принадлежит имущество, оставленное в квартире, но продал сотовый телефон после его обнаружения. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Республики Беларусь отменила вынесенные решения и указала, что сама потерпевшая знала, где оставила телефон, предъявляла к М. требования о его возврате, а затем обратилась за помощью в милицию, т.е. контролировала ситуацию о месте нахождения забытой ею вещи и не передавала ее в пользование М. Утверждение же районного суда о том, что оставленная ею в квартире М. вещь вышла из-под ею контроля, из сферы обладания, не основано на достоверных доказательствах [1].
Как видно, суд надзорной инстанции вполне обоснованно пришел к верному выводу, что в данном случае вещь не утеряна, а была забыта ее собственником. Для такого же состава как присвоения найденного имущества, необходимо чтобы вещь вышла из владения собственника или иного владельца имущества. В то же время нельзя говорить о присвоении найденного имущества (ст. 215 УК РБ) в ситуации, когда вещь была утеряна ее владельцем в своей квартире или в пределах своей территории либо оставлена по ошибке в известном собственнику месте. Более того, как явствует из вышеприведенного примера, если владелец вещи сам не считал ее потерянной и обращался к предполагаемому лицу, нашедшего его вещь, с требованием возврата имущества, то такая вещь не может считаться утраченной или потерянной, а действия по ее присвоению необходимо расценивать как кражу.
Г. была признана виновной в совершении преступления в виде тайного хищения чужого имущества с причинением значительного ущерба потерпевшему при следующих обстоятельствах. В 15 часов 24 минуты Ф. подойдя к банкомату, воспользовавшись своей банковской картой «Виза», набрав пин-код карты, произвел операцию по снятию денежных средств, в сумме 20000 рублей. Однако Ф. в виду отсутствия опыта по получению денежных средств посредством банкомата, не дождавшись завершения операции, решив, что банкомат ему денежные средства не выдал, вошел в здание дополнительного офиса банка, чтобы сообщить его сотрудникам о вышеописанном факте. Вслед за Ф., в 15 часов 25 минут подойдя к данному банкомату, Г. попыталась осуществить операцию по проверке и снятию денежных средств со своей личной банковской карты. В то время, когда она пыталась ввести свою банковскую карту банкомат выдал денежные купюры достоинством по 1000 рублей каждая, на общую сумму 20000 рублей, по требованию, ранее введенной в программу банкомата Ф. Данные денежные средства с указанного времени являлись собственностью Ф., и в случае не изъятия их из ячейки для выдачи денежных средств банкомата в течении 30 секунд, они должны были быть перемещены в реджект-кассету банкомата. Однако у Г., увидевшей в
лотке для выдачи денежных средств купюры на сумму 20000 рублей возник умысел на тайное хищение указанной суммы денег. При этом она осознавала, что с её стороны какие-либо операции с банкоматом для получения денежных средств не осуществлялись, то есть понимала, что данные деньги выданы банкоматом не по её требованию и не принадлежат ей. Доводы подсудимой о том, что кражу денег она не совершала, что в данном случае имело место находка, суд нашел несостоятельными. Из содержания ст. 227 ГК РФ следует, что находка это движимая вещь, выбывшая из обладания собственника или иного управомоченного лица помимо их воли вследствие потери и кем-либо обнаруженная. Судом установлено, что денежные средства не были собственником утеряны, находились в лотке банкомата и принадлежали потерпевшему, при несвоевременном неполучении автоматически должны были перемещены в реджект-кассету банкомата. Совершив присвоение чужих денег, подсудимая получила реальную возможность распоряжения похищенным имуществом. При этом похищенные деньги у последней изъяты через час после обращения потерпевшего и установления её места жительства. Доказательств, что она уведомила кого-либо о произошедшем не установлено. Ссылку Г. на то, что она испугалась и хотела отнести деньги в милицию, при этом ждала мужа, чтобы посоветоваться, как поступить с деньгами, суд счел не убедительной. Суд указал, что в этой ситуации Г. могла деньги занести в банк, в котором непосредственно расположен банкомат, отнести в прокуратуру, которая расположена по соседству с банком или сообщить в милицию, расположенную в 50 метрах от банкомата [14, c. 93-97].
Анализируя данный пример, можно также сослаться на дореволюционную практику квалификации присвоения найденного имущества. Считалось, что для того, чтобы признать вещь найденной, необходимо чтобы между потерей вещи и ее находкой прошло боле или менее продолжительное время, в течение которого законный владелец посчитал бы ее утерянной, и сверх того, нашедший такую вещь не должен являться очевидцем потери этого имущества. Иначе говоря, обретение чужого имущества возможно лишь тогда, когда законный владелец посчитает имущество окончательно потерянным, и не будет иметь возможности немедленно восстановить право на него [5, а 268]. Таким образом, если местонахождение вещи не известно собственнику, но факт утраты имущества наблюдало лицо, его подобравшее, то в действиях этого лица будут скорее усматриваться признаки хищения, нежели их отсутствие.
Помимо этого, полагаем, что если происходит присвоение имущества в административных зданиях, пунктах осуществления расчетно-кассовых мероприятий и других публичных местах ограниченного пространства, то чаще всего в этих случаях мы должны констатировать презумпцию «забытости» вещи ее собственником (хотя отнюдь и не всегда), т.к. в подобных случаях лицо, присваивающее эту вещь, имеет разумное основание полагать, что внешние условия, обстановка, положение вещи свидетельствуют о том, что она не потеряна ее владельцем, а оставлена или забыта им.
Конечно, ряд исследователей в этом контексте могут возразить, и указать, что положения гражданского законодательства о находке не содержат различий между «потерянной» и «забытой» вещью, предусматривая, в сущности, одинаковые правовые последствия для лица, нашедшего вещь. Однако, как отмечает Р.Д. Шарапов, можно ли с достоверностью утверждать, что эти различия не имеют уголовно-правового значения, учитывая то, что при утере вещи ее местонахождение является случайным и не определяется волевыми действиями собственника (как отмечают суды, утерянная вещь находится в месте, которое собственнику или владельцу неизвестно), тогда как при оставлении вещи по забывчивости она продолжает находиться в том месте, которое изначально определил собственник по своей воле. А ведь под владением теория и практика гражданского права понимают юридически обеспеченную возможность именно волевого господства лица над вещью [16, а 19]. С этих позиций никак действия злоумышленника,
присвоившего чужую и очевидно для него оставленную по забывчивости владельцем вещь, нельзя оправдывать этой самой забывчивостью потерпевшего. В отличие от утерянного имущества забытое или оставленное без присмотра собственником имущество не покидает владения последнего помимо его воли.
С.В. Скляров, анализировавший судебную практику относительно критериев «забытости» имущества, указывает, что осуждая виновного за кражу забытого имущества, суды чаще всего мотивируют свои решения о том, что вещь не потеряна, а забыта собственником и продолжает находиться в его обладании, исходя из следующего:
- имущество, забытое собственником, находилось в известном для него месте, собственник знал, где оставил имущество;
- у собственника имелась возможность вернуться за оставленным имуществом;
- собственник предпринял конкретные действия по возвращению имущества: вернулся на место, где его оставил, либо сообщил по телефону владельцу помещения, транспорта, в диспетчерскую службу об оставленном имуществе;
- виновный не мог не осознавать, что владелец имущества вернется за ним, учитывая обстоятельства его обнаружения (в помещении поликлиники, образовательного учреждения, налоговой инспекции, банка, железнодорожного вокзала, в магазине и т.п.);
- отсутствовали обстоятельства, бесспорно указывающие на бесхозность имущества;
- у виновного имелась возможность сообщить представителю владельца помещения об обнаруженном имуществе, однако он этого не сделал;
- виновный не подождал возвращения потерпевшего;
- виновный имел реальную возможность возвратить имущество потерпевшему;
- виновный мер для установления владельца имущества не предпринял;
- имущество имело идентификационные признаки, которые позволяли установить его владельца (телефон, ноутбук и т.п.);
- после завладения имуществом виновный забрал его в личное пользование (отключил мобильный телефон, вставил сим-карту, подарил третьему лицу и т.п.) [12, c. 69].
Следует согласиться с С.В. Скляровым в том, что, безусловно, не все из приведенных обстоятельств безоговорочно указывают на факт забытости имущества и необходимости оценки таких случаев именно как хищения. Поэтому, невыполнение лицом обязанностей, предусмотренных ст. 227 ГК РФ, в соответствии с которой нашедший потерянную вещь обязан немедленно уведомить об этом лицо, потерявшее ее, или собственника вещи, или кого-либо другого из известных ему лиц, имеющих право получить ее, и возвратить найденную вещь этому лицу, не может автоматически определять виновность лица в хищении чужого имущества. В этом случае речь идет о гражданских обязанностях лица, за невыполнение которых ответственность уголовным законодательством не предусмотрена [12, c. 70]. Лицо, утаившее находку либо не заявившее о ней, не несет юридической ответственности. В таком случае лицо только утрачивает право на вознаграждение в случае, когда владелец вещи обнаружится и потребует ее возвращения.
Следовательно, установление факта, что у виновного имелась возможность сообщить об обнаруженном имуществе, что виновный не подождал возвращения собственника, что имел реальную возможность возвратить имущество потерпевшему, не предпринял мер для установления владельца имущества, не может повлиять на уголовно-правовую оценку его действий (с этим мы согласны с С.В. Скляровым), однако при том условии, что нашедший чужое имущество не знал собственника.
Б. обвинялся в том, что примерно в 11.11 часов, находясь вблизи аптеки, умышленно, из корыстных побуждений, тайно похитил принадлежащую Т. косметичку, в которой находились денежные средства. Б., допрошенный в судебном заседании по указанному обвинению, вину признал частично и суду показал, что 29.10.2017 около 11:00
часов он направился в аптеку для приобретения лекарства соседу. Когда поднимался по ступенькам к входной двери аптеки, увидел розовую женскую косметичку, которая лежала на земле недалеко от входа в аптеку. Указал, что не видел, у кого она упала, но решил ее поднять. У проходящих людей он не уточнял, кому принадлежит эта косметичка, и сразу осмотрел ее содержимое, где увидел деньги, однако, сколько точно было денег, не знает, так как сразу не пересчитывал. Далее, он положил косметичку в карман куртки и, видимо, ее не застегнул на замок, так как по дорогое от аптеки домой у него из кармана высыпались упаковки с семенами. Пояснил, что на наличие паспорта в косметичке он не обратил внимание, допускает, что паспорт так же мог выпасть из косметички, как и семена. Когда пришел домой, осмотрел содержимое косметички и обнаружил, что в ней находилось достаточно много денег купюрами по 50, 20 и 10 рублей. В тот же день к нему домой приехали сотрудники милиции и попросили проехать с ними. Указал, что считает, что он нашел кошелек, а деньги, которые передал сестре и потратил на спиртное - это вознаграждение. Потерпевшая Т. суду показала, что 29.10.2017 утром она ходила в церковь на службу, а в дальнейшем договорились встретиться с сыном Т-ть, после чего направились на рынок, а затем решили зайти в аптеку, чтобы купить лекарства. Указала, что кроме кошелька, у нее была косметичка розового цвета, в которой она хранит крупные деньги и документы. Она передала косметичку сыну, а зайдя в аптеку, попросила ее назад, так как в косметичке лежала бумажка с названием лекарств. После приобретения лекарств они с сыном направились на остановку общественного транспорта и на автобусе поехали в сторону дома. Помнит, что выйдя из аптеки, держала косметичку под мышкой, но когда в автобусе сын спросил, где ее косметичка, она поняла, что, наверное, потеряла ее. Далее, она вернулась в аптеку и спросила у работников, не находили ли они ее косметичку, на что ей ответили, что косметичку никто не находил и никто к ним не обращался с указанным заявлением. Далее, по приезду домой, она сообщила о случившемся сотрудникам милиции, а через некоторое время на стационарный телефон позвонил мужчина и сообщил, что нашел ее паспорт. Свидетель Ш. суду показал, что когда возвращался с автовокзала домой, во дворах домов на пр. Космонавтов обнаружил полимерный пакет, в котором находился паспорт на имя женщины. Придя домой, через справочную службу узнал номер телефона, по которому позвонил с целью возврата паспорта хозяйке. Через некоторое время к нему домой пришли сотрудники милиции, которым он и выдал найденный паспорт. Из протокола осмотра видеозаписи камер видеонаблюдения аптеки и фототаблицы к нему следует, что в ходе осмотра видеозаписи с камер видеонаблюдения указанной аптеки за 29.10.2017 г видно, как в 11:11:14 часов возле аптеки у потерпевшей Т. падает косметичка и она этого не замечает; в 11:11:22 часов потерпевшая начинает движение в сторону пр. Космонавтов, косметичка лежит на месте; в 11:11:23 часов в обзоре камеры видеонаблюдения появляется Б., который подходит к косметичке и сразу же ее поднимает, после чего осматривает содержимое и кладет в имеющийся при нем пакет; в 11:11:51 часов Б. заходит в помещение аптеки, где покупает настойку, во время нахождения в аптеке косметичку из пакета он не извлекает. На фото № 7, 8, 9, 10 четко видно как в то время, когда у потерпевшей Т. выпала косметичка и как Б. подошел и поднял косметичку, поблизости находились люди, в том числе и сама потерпевшая, однако, Б. не принял мер к возврату косметички, несмотря на то, что потерпевшие на тот момент даже не спустились с крыльца аптеки. Вынося обвинительный приговор, суд также обратил внимание, что сам Б. указал на то, что о найденной рядом с аптекой косметичке в аптеку он не сообщал и в то же время, в тот же день стал тратить найденные денежные средства на свои нужды, а так же передал для сестры 50 рублей. Кроме того, никаких мер по установлению владельца кошелька Б. не принимал, что сам и подтвердил в судебном заседании [2].
Данный пример наглядно указывает на то, что даже при невозможности определить тот факт, утрачено или забыто было имущество, виновное лицо прекрасно понимало, что найденное им имущество кому-то принадлежит из близстоящих людей, однако скрыло факт «находки».
Ситуация, когда предмет забыт собственником или владельцем в известном ему месте, предполагает отсутствие осознания выбытия вещи из владения и реальную возможность восстановить правомочия по владению пользованию или распоряжению. Поэтому, как отмечает Д.А. Безбородов, можно сделать вывод о том, что не будет признаваться находкой такой случай, когда вещь остаётся в обладании собственника или законного владельца, но последний в данный момент не может указать место её нахождения. Однако и как хищение такого рода ситуации могут рассматриваться только при наличии объективных обстоятельств, свидетельствующих об осознании лицом, завладевающим имуществом, того, что данная вещь не является бесхозной и собственник от неё не отказался [3, а 28]. В данных условиях при постановке вопроса об уголовной ответственности нельзя руководствоваться исключительно субъективными взглядами собственника или иного законного владельца в отношении утраченного имущества, а нужно учитывать субъективную сторону находчика. Тем не менее, определение признаков находки или кражи в действиях лица, нашедшего чужое имущество по элементам субъективной стороны находчика должно быть весьма осторожным и приниматься во внимание должны и объективные признаки, которые будут подтверждать либо опровергать умысел лица на присвоение находки или же кражи чужого имущества.
Органами предварительного следствия Н., обвинялся в том, что находясь возле центрального входа магазина, тайно похитил принадлежащий Р. полимерный пакет, в котором находились денежные средства в размере 5 744 доллара США. Обвиняемый Н. вину признал частично и суду показал, что 19.04.2016 около 17.30 часов он вышел из магазина. На ступеньках магазина он заметил целлофановый пакет. Он поднял пакет и посмотрел, что там находится. В пакете находилась крупная сумма денежных средств и документы. Пакет с деньгами он забрал себе, паспорт выбросил, предварительно посмотрев фамилию и адрес регистрации владельца. Находящиеся в пакете денежные средства он спрятал дома, для того, чтобы позже вернуть владельцу. Оставлять себе деньги он не хотел. Суд, осуждая Н. за кражу, сослался на следующие доказательства. Так, из оглашенных показаний потерпевшей Р. следует, что 19.04.2016 она сняла со своего банковского вклада денежные средства в сумме 5 744 доллара США и 50 500 рублей ЦБ РФ, после чего направилась в магазин. Находясь на ступеньках магазина, она поставила пакет, т.к. тот был тяжелым. На тот момент она думала, что в пакете находится бутылка воды. Выйдя из магазина, она обнаружила, что пакета на оставленном ей месте не было. Данному обстоятельству она не предала особого значения, поскольку забыла, что в пакете находились деньги, и думала, что там была бутылка воды. Уже дома она обнаружила отсутствие денежных средств. Как в ходе предварительного расследования, так и судебного заседания обвиняемый Н. не отрицал факта завладения денежными средствами Р., однако утверждал, что умысла на хищение денег у него не было, и он собирался их вернуть собственнику. Вышеуказанные показания Н. судом оцениваются критически, как выбранный последним способ защиты, направленный на избежание ответственности за содеянное, поскольку они полностью опровергаются собранными по делу доказательствами, а также установленными обстоятельствами. Так, Н. не отрицал, что в пакете потерпевшей, помимо денежных средств, находился и паспорт Р. То есть на момент завладения денежными средствами Н. был осведомлен об их собственнике и месте ее проживания. Он понимал, что денежные средства будет разыскиваться собственником. Несмотря на это, никаких действий Н., направленных на возврат денежных средств законному владельцу не предпринимал. Действия Н., осуществляемые последним после завладения денежными средствами, свидетельствуют
о наличие у него корыстных побуждений и умысла на хищение. Так, после обнаружения денежных средств, Н. не обратился ни к администрации магазина, ни сообщил о находке в органы внутренних дел. О произошедшем обвиняемый не сообщил и своим родственникам, совместно с ним проживавшим. Более этого, выбросил паспорт потерпевшей. Н. по месту жительства спрятал данные денежные средства в труднодоступном месте, и извлек их оттуда, лишь в ходе осмотра, проводимого сотрудниками органов внутренних дел [14, с. 95].
В данном примере наглядно видно, что виновный понимал, что имущество кем-то забыто (на ступеньках магазина) и собственник может за ним вернуться и более того, имелись документы, идентифицирующие его владельца.
Представляется, что в этом случае небезынтересным будет также обратиться к зарубежному опыту регулирования данной проблемы. Так, в уголовном праве США особо выделяются случаи взятия имущества утерянного или забытого. Считается, что такое имущество находится в «конструктивном владении» его собственника до тех пор, пока действительное владение им остается вакантным. Следовательно, лицо, которое находит утерянное или забытое имущество и берет его себе, то оно может быть признано нарушающим право владения его собственника. Такое лицо будет признано виновным в краже при наличии двух условий: 1) если оно имеет намерение взять себе указанное имущество в то время, когда оно его находит (если же такое намерение возникает позже, лицо может и не быть признано виновным в краже); 2) если лицо в то время, когда оно находит имущество, знает его собственника или имеет разумное основание полагать, где он находится (причем, необходимо чтобы были предприняты разумные усилия для установления личности собственника) [10, а 380].
Например, по делу Брукса, в котором рассматривался вопрос об ответственности обвиняемого за присвоение найденного им на улице имущества, суд постановил: «Право на найденное имущество и конструктивное владение им сохраняется за его собственником; если лицо, нашедшее его, завладевает им для его собственного пользования, а не в интересах собственника, оно виновно в нарушении права владения». И далее суд указал: деяние является кражей, если лицо, нашедшее имущество и взявшее его себе в то время, когда оно его нашло, имело разумное основание полагать, исходя из характера имущества и обстоятельств, при которых оно было найдено, что его собственник объявится или будет установлен, при условии, что имущество не спрятано и такое лицо обращается с ним (ведет себя) честно. В другом, более новом прецеденте сформулировано следующее правило: если лицо, нашедшее имущество не знает собственника или как его установить (найти), оно не обязано искать его путем публикации объявлений или наведения справок [13, а 139].
В уголовном праве Великобритании вопрос о присвоении найденных вещей тесно связан с признаком нечестности. Так, кража будет отсутствовать (поскольку нет признака нечестности), если лицо, присваивая собственность, предполагает, что хозяин товаров или денег, найденных им, не может быть найден разумным путем. В этой ситуации важно правильно оценивать очень ограниченную природу защиты честного лица, нашедшего вещь. Во-первых, доктрина английского права исходит из того, несмотря на то, что лицо, нашедшее товары или закопанные в чьей-то земле вещи, может вполне разумно предполагать то, что их владелец не может быть найден разумными путями, эти товары будут признаны принадлежащими владельцу земли, на которой они были найдены, поскольку у владельца земли будет право владения этими товарами. Поэтому присвоение, производящееся лицом, сознающим право владельца, будет считаться кражей. Во-вторых, если, владея товарами, лицо, нашедшее их, узнает о существовании владельца этих вещей, оно может быть признано виновным в краже, если впоследствии присваивает их или продает их с намерением навсегда лишить владеющее лицо данных товаров [11].
Таким образом, система общего права во главу угла ставит признак четкого осознания виновным принадлежности присваиваемого имущества. Поэтому кража
(хищение) будет отсутствовать, когда лицо присваивает имущество, предполагая, что лицо, которому это имущество принадлежит, не может быть найдено разумным образом.
В правоприменительной практике Франции не могут быть похищены вещи, которые не принадлежат никому (res nullius). К этой категории относятся брошенные вещи, т.е. те, в отношении которых собственник отказался от своего права, бросил их. Потерянные вещи к этой категории не относятся и остаются чужими, поэтому присвоение находки квалифицируется как похищение. Тем не менее, в практике возникает проблема в связи со сложностью разграничения брошенных и потерянных вещей, так как злостный умысел предполагает осознание виновным того обстоятельства, что вещь потеряна, а не брошена [9, c. 73-74]. При имеющейся коллизии, проблема разрешается следующим образом. Например, в отношении ценных вещей предполагается, что они потеряны, а не брошены.
Исходя из вышеизложенного, можно сформулировать ряд выводов:
а) предметом хищения не может являться найденное, брошенное, случайно оказавшееся у лица имущество;
б) присвоение оставленных вещей должно образовывать хищение чужого имущества. Хищение потерянных, забытых вещей будет иметь место (помимо, конечно же, всех признаков самого хищения) в случае, если виновное лицо при присвоении вещи достоверно знает, кому принадлежит присваиваемое имущество или имеет разумное основание полагать, где находится владелец вещи, и что он может за ней вернуться. Внешние условия, обстановка, положение и свойства вещи могут свидетельствовать о том, что она не потеряна ее владельцем, а оставлена или забыта им.
При определении критериев разграничения кражи и присвоения найденного за основу должен приниматься также субъективный признак, т.е. необходимо определить направленность умысла лица, подбирающего и присваивающего чужое имущество. Тем не менее, определение признаков находки или кражи в действиях лица, нашедшего чужое имущество по элементам субъективной стороны находчика должно быть весьма осторожным и приниматься во внимание должны и объективные признаки, которые будут подтверждать либо опровергать умысел лица на присвоение находки или же кражи чужого имущества. То есть намерение лица необходимо устанавливать по дополнительным обстоятельствам: место утраты и нахождения имущества; конкретное местонахождение имущества относительно иных предметов и определенного круга лиц (потенциальных владельцев); наличие идентифицирующих признаков утраченного имущества и др.
Список литературы
1. Архив Верховного Суда Республики Беларусь за 2009 г. Уголовное дело № 02н-
826.
2. Архив суда Октябрьского района г. Гродно. Приговор от 11 января 2018 г.
3. Безбородов Д.А. Квалификация присвоения найденного или случайно оказавшегося у лица имущества // Уголовная политика и правоприменительная практика: сб. статей по материалам III Всерос. науч.-практ. конф.; Рос. гос. ун-т правосудия. СПб., 2015. С. 26-30.
4. Безверхов А.Г. Имущественные преступления. Самара, 2002. 359 с.
5. Белогриц-Котляревский Л. Воровство-кража по русскому праву: историко-догматическое исследование. Киев, 1880. С. 268.
6. Бойцов А.И. Преступления против собственности. СПб., 2002. 775 с.
7. Васильев Д., Васильев С. Находка или кража? // Законность. 2007. № 9. С. 32-34.
8. Карпов К.Н., Галян С.В. Квалификация неправомерного присвоения найденного имущества // Законодательство и практика. 2014. № 1. С. 46-49.
9. Клепицкий И.А. Имущественные преступления (сравнительно-правовой аспект) // Законодательство. 2000. № 2. С. 70-79.
10. Козочкин И.Д. Уголовное право США: успехи и проблемы реформирования. СПб., 2007. 478 с.
11. Преступления против собственности в Англии [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// lia.net.ru/info/jurisprudence/index.php?n=79&c=1-60. Дата доступа: 10.12.2010.
12. Скляров С. Кража забытого имущества // Уголовное право. 2017. № 3. С. 68-73.
13. Уголовное право зарубежных государств. Особенная часть: учеб. пос.; под ред. И.Д. Козочкина. М., 2004. 560 с.
14. Хилюта В., Бильдейко А. Находка или кража? // Уголовное право. 2014. № 3. С.
93-97.
15. Хилюта В.В. Хищение: понятие, признаки, проблемы квалификации. Гродно, 2011. 335 с.
16. Шарапов Р.Д. Старые и новые проблемы квалификации хищений // Уголовное право России: состояние и перспективы (преступления против собственности). Третьи Волженкинские чтения. СПб., 2018. С. 15-21
17. Шульга А.В. Объект и предмет преступлений против собственности в условиях рыночных отношений и информационного общества. М., 2007. 376 с.
Информация о авторе:
Хилюта Вадим Владимирович,
кандидат юридических наук, доцент, Гродненский государственный университет им. Я. Купалы, Гродно, Республика Беларусь
Information about author:
Hilyuta Vadim Vladimirovich,
candidate of jurisprudence, associate professor, Grodno State University named after. Y. Kupaly, Grodno, Republic of Belarus