ФИЛОЛОГИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2008. № 3. С. 72-78.
УДК 801
Е.А. Никитина
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИТИКА В ОБЛАСТИ ГРАФИКИ И ОРФОГРАФИИ
This article is devoted to one of the linguistic methodics of research, which can be utilized for description of image in public relations.
В последние годы все более актуальными становятся научные изыскания в области языковой политики, что обусловлено всплеском активности межэтнических конфликтов, не в последнюю очередь вызванных и языковыми проблемами общества. В теории языкознания общепризнанным считается положение о возможности проведения языковой политики только в трех языковых сферах: в нормативностилистической системе языка, в терминологии и в области графики и орфографии. При этом примеры, иллюстрирующие эти процессы, часто производят впечатление их спорадичности, бессистемности. Данная статья призвана продемонстрировать системный характер инноваций в области графики и орфографии.
Конечно, всякое национальное письмо складывается и развивается индивидуально. Но разнообразие сознательно вносимых в письмо инноваций ограничено и поэтому подвластно типологическому описанию, что позволяет выявить логику в истории реформ письма. Сравнительно-типологическое исследование должно ответить на вопрос, являются ли наши реформы специфичными или они подчинены каким-то универсальным графико-орфографическим закономерностям.
Впервые такое исследование было проведено для славянских языков. Целесообразно будет привлечь к полученным данным материал германских языков как исторически и генеалогически более близких славянским.
Н.Б. Мечковская предложила следующие основания для типологической классификации «точечных» инноваций в составе графикоорфографических реформ: во-первых, это уровень системы письма (структурная типология), во-вторых - идеологическая маркированность инноваций (социальная типология). Естественно выделение структурных типов отдельно в графике и в орфографии. Кроме того, отдельно рассматриваются символико-орфографические и квазиорфографиче-ские инновации [1]. Первые не связаны с отображением звучания, но определяют надфонологический выбор способа семантизации цепочки знаков (слитное, раздельное или дефисное написание, выбор прописной или строчной буквы, правила переноса). Вторые не затрагивают
© Е.А. Никитина, 2008
графику и орфографию, однако, в силу нелингвистических причин, включаются в своды орфографических правил (правила, определяющие выбор некоторых вариантов слов). Суть социальной типологии составляет выделение конфессиональной, национально-языковой и статусной маркированности реформ письма. Рассмотрим более подробно структурные, символико-орфографические и квази-орфографи-ческие инновации.
1. Структурные типы инноваций в графике
Самым простым, заметным даже неспециалистам типом является смена графической основы письма. В Славии переходы от глаголицы к кириллице, от кириллицы к латинице и к арабской ма-туфовице всегда были вызваны важными социальными сдвигами. Так, замена кириллической письменности латинской у западных славян, словенцев и хорватов была символом отдаления от православия и сближения с католицизмом. В истории русской письменности введение гражда-ницы стало возможным лишь в эпоху великих исторических преобразований. И недаром старообрядцы долго не могли с этим смириться, проклиная новые письмена: «Гражданская грамота от антихриста», - ведь в них еще живо былое «преклонение перед алфавитом как вместилищем неизреченных тайн» [2, с. 201]. Такова же основа для смены графических систем и в германском мире. Христианизация повсеместно сопровождалась отказом от рунического и огамического письма в пользу латиницы. Кроме того, готы пользуются своим письмом, созданным канонизированным позже епископом Вульфилой, а носители языка идиш выбирают древнееврейский алфавит. При этом рассуждения о сакральности графических систем схожи и в Славии (ср. работу Константина Костенческого), и во всей Европе: «Латинский Алфавит <...> преподносит <...> удобное для пользования “выражение” фундаментальных истин, содержащихся в человеке и во Вселенной, истин живых, “Божеств”, которые представляют собой манифестацию Единой Истины, созидательной и суверенной» (цит. по: [3, с. 221]). Вследствие такого фидеистического отношения к письму орфографическая ошибка в эпоху Средневековья эквивалентна ереси.
Смена стилистико-начертательной системы имела место в обеих сравниваемых письменностях. В кириллической книжности устав эволюционировал в полуустав, развившийся позже в скоропись, но три почерка осознавались как ступени в иерархии написанного в зависимости от места текста в конфессиональной культуре. Позднейшая оппозиция кириллицы и гражданицы возникла с развитием книгопечатания и, думается, существует до сего дня, лишь сменив вектор оценок и степень распространенности. Более разнообразна шрифтовая история германских народов. На смену старшим, или общегерманским, рунам в УІІ-ІХ вв. пришли младшие, или скандинавские, со своими позднейшими модификациями («пунктированные», «бесство-лые», «дальские»). История латинских почерков еще более разнообразна. Германцы получают антикву уже имеющей квадратное (лапидарное, монументальное) письмо для надписей особо важного содержания, актуарное для использования в документах и курсивное письмо. На рубеже VIII—IX вв. появился каролингский минускул, постепенно вытеснивший все остальные виды. С конца XI в. распространился ломаный вариант каролингского минускула - готическое письмо, более экономичная графика которого отвечала возросшим потребностям развивающихся городов в книжности. В славянском мире готика применялась у поляков (грамматика протестантского проповедника и издателя Яна Секлюциана в приложении ко 2-му изданию его Катехизиса 1549 г.), у чехов (издания Велеславина 1584-1598 гг.), у словенцев (Катехизис Приможа Трубаря 1550 г.). Однако эпоха Возрождения вызвала возвращение круглых форм и появление гуманистического письма, которое легло в основу большинства печатных и рукописных шрифтов Нового времени. Позже всех готика была заменена латинским шрифтом как более читабельным и простым в Германии на второй орфографической конференции 1901 г.
Явным реформированием графики языка является введение новых знаков.
Данный вид инноваций обусловлен фонологическими причинами. Так, например, германские языки обладают системой фонем от 36 (в шведском) до 54 (в
исландском) и используют алфавиты, число букв в которых доходит до 36 (в исландском). Разумеется, 23 буквы латин-
ского алфавита без дополнений не могли бы отобразить такое фонемное разнообразие. Преобразование латинского алфавита происходило через образование полиграфов, модификацию букв с помощью диакритики, изобретение новых букв. И германское, и славянское письмо на латинской основе издавна использовало двубуквенные реже трехбуквенные) обозначения для передачи звуков, не имеющих в латинице отдельных букв. Так, в первом польском орфографическом трактате Якуба Паркоша (1440 г.) диграфы использовались для передачи долгих гласных и некоторых коррелятивных по твердости-мягкости фонем. Но беда польской графики (подобно английской, немецкой, французской и др.) в том, что ни один диграф не включен в алфавит и при этом чтение диграфов не мотивировано чтением составляющих их букв. Поэтому алфавит не помогает говорящим осознать парность свистящих и шипящих согласных (с - cz, б - sz), фрикативных и аффрикат (б - с, sz - cz). В сербохорватском же, чешском и словацком письме диграфы входят в состав алфавита, и Вук Караджич, вводя новые графемы, разместил их в азбуке, причем так, чтобы связанные по происхождению согласные оказались рядом (д-5, л-л, н-», т-Ь, ч-ц). Многочисленные германские полиграфы чаще не входят в состав алфавита. Стоит еще заметить, что если диграфы латинских письменных систем, видоизменяясь, все же и сегодня остаются их составляющей, то кириллические «ук» и «от» изначально были дублетными знаками, от которых системы постепенно избавлялись.
Модификация с помощью диакритики в истории славянских латинописьменных систем приходит на смену полиграфии, в германской же книжности эти способы расширения графических возможностей алфавита могут сосуществовать (исключение - английская графика, не допускающая диакритик). Впрочем, нет правил без исключений, и если чешское письмо, перейдя на диакритику (а именно у чехов и словаков наиболее многочисленные диакритические системы), сохранило только один диграф (сЬ), то польская графика использует и полиграфию, и надстрочные знаки. Из
всего многообразия кириллических надстрочных знаков: титло, крюк, звательца, знаки силы, иссо, кендема, долгая и др. -Лаврентием Зизанием и Мелетием Смот-рицким была кодифицирована лишь «краткая», которая в составе буквы й включена в русскую азбуку Академией наук только в 1735 г. Известное всем изобретение Е.Р. Дашковой буквы ё вошло и в украинское, и в белорусское письмо, но сохранило статус обязательного употребления лишь в белорусском. Факультативной остается и постановка акута (оксия, острая) над ударными гласными. Эта же диакритика, но для обозначения долготы гласного, была предложена еще в середине XII в. неизвестным автором первого грамматического сочинения о звуках древнеисландского языка и их передаче на письме. Из поздних примеров можно указать введение в 1948 г. в датскую графику знака А для обозначения открытой лабиализованной гласной заднего ряда среднего подъема.
В силу фидеистического отношения к письму и сакрализации алфавита, о введении новых букв можно говорить достаточно условно: расширение графических возможностей азбук происходило через модификации уже известных знаков, их объединение в лигатуры, через реставрацию своих древних знаков или через заимствование. Особенно болезненным является заимствование букв из других алфавитов,. В истории славянского письма известна так называемая аЬе-еебпа УО]'па - реакция общества на добавление в словенскую латинку кириллических и греческих букв. Именно этим способом профессор славянской филологии Люблянского лицея Франц Метелко в 1825 г. создал самый подробный в истории словенского письма фонетический алфавит, вошедший в историю славяноведения под его именем -шеіеісіеа. В германской письменной истории классическая латинка более свободно пополнялась новыми знаками, например, отдельные буквы англосаксонского минускульного алфавита (У, Ж, ^, б) были включены в каролингский минускул и начали использоваться для записи исландских законов после одобрения альтингом 1117 г. предложения Ари Мудрого. Уже в новое время немецкий алфавит пополнился буквами Ш, Л.
Менее болезненной инновацией является образование лигатур, т. е. знаков, полученных интеграцией двух исходных букв в одно новое начертание, например:
дат., исл., норв. Ж, Ж, нем. в, англ.&, сер-бохорв. л, №, церк.-слав. Ы, «от», «йотированные» гласные и др.
Реставрация отдельных знаков своей письменной традиции - довольно редкая инновация, которая, как правило, актуальна в условиях политического национального обособления. Показательна в этом плане история украинского письма: харьковская орфографическая конференция 1927 г. возвращает букву «гервь» (О для передачи взрывного заднеязычного в латинских заимствованиях; отмененная русификаторской реформой орфографии 1933 г., она вновь реставрирована в украинском письме на фоне отделения украинской государственности уже в новейшее время - в 1990 г. Орфографической конференцией 1876 г. в немецкую графику была введена в, которую можно считать остатком древневерхненемецкого диграфа.
Исключение архаических алло-
графов оказалось не легче, чем введение новой буквы. Книжники тырновской школы об утрате буквы говорили как о смерти человека, видя, например, в утрате «фиты» гибель «главнаа утверждеша писантом» (цит. по [4, с. 404]). Консервативнее других было русское и болгарское письмо. В русском графические церковнославянизмы были исключены из алфавита сначала Петром I, позже - Декретом 1918 г., а в болгарском - только реформой 1945 г. Радикальнее других в этом отношении является реформа сербского письма, проведенная Вуком Караджичем в 1818 г., когда были исключены одновременно 16 букв. Германцы еще более консервативны, чем славяне: существование аллографов для их систем письма обычно; например, исландский алфавит и после реформы 1929 г., избавившись от г, остается отягощенным буквами факультативного использования х, с, д, то.
Еще одним типом графических инноваций является изменение звукового (парадигматического) содержания знаков письма, когда внешних изменений в алфавите не происходит, но меняется способ записи или прочтения текста. Так, использование буквы j для передачи Ц] в европейских языках развилось только в XVII в. под давлением потребностей народных языков различать фонемы [1] и Ц], хотя сам знак «удлиненное 1» был известен еще каролингскому письму в качестве позиционного аллографа 1.
В чешском письме звук [j] со времен Я. Гуса передавался буквой g. В кириллической графике «i longa» не был нужным в силу наличия йотированных гласных, но был кодифицирован в проектах общего языка для всех славян Юрием Крижаничем в 16611666 гг. Совершенно новые функции получили буквы «ер» и «ерь» после падения редуцированных, обозначая мягкость согласных, помогая передавать [j] и даже получая морфологическое, а не фонетическое значение. Графема к, будучи изначально дублетной в германских языках, в среднешведском письме получает новое значение [tg],
Введение и / или. кодификация правил, определяющих выбор букв, возможны лишь в письменностях с графической избыточностью. Первые славянские грамматические сочинения разрабатывали семантическую специализацию аллографов. Например, Константин Костенческий в своей «Книге о письменах», сопоставляя греческие по происхождению слова, различающиеся одной буквой, отождествляет смешение букв (для славян абсолютно дублетных) со смешением смыслов слов: ТИМО&ЕИ -это ‘чьтыи Бога’, а 0ИМО0ЕИ значит ‘яростей бога’, ОТ МАТФЕА - это ‘от суетна’, а ОТ МАТ&ЕА означает ‘от Матфея’ [5, с. 249]. Не семантические правила, а правила звукобуквенной дистрибуции для выбора дублетов впервые кодифицирует Л. Зизаний для и восьмиричного и i десятиричного, рекомендуя первое перед согласным, второе перед гласным. Ранние немецкие грамматисты старались разделить омонимичные слова с помощью различного написания (sein ’его’- seyn ’быть): Иоганн Христов Готтшед в «Искусстве немецкого языка» 1748 г. остановился на нижненемецком написании Roggen, чтобы отличить его от Rocken ’прялка’, ’кудель’, При выборе e или ä вводилось этимологическое правило: ä пишется на месте ср.-в.-нем. е, возникшего в результате умлаута а (älter, fällen вместо elter,vellen), е сохраняется там, где этимологические связи затемнены (Eltern от alt, ferting от fahren).
Самой значительной с точки зрения теории письма и практически не осознаваемой рядовым пишущим графической инновацией можно считать изменение в соотношении способов использования букв. Сербское и македонское письмо после реформ В. Караджича вернулось к строго побуквенной записи согласных (ла, ja), остальные же славянские графические системы в основном
строятся на слоговом принципе, что в большей степени отвечает их фонологии. Возврат к побуквенному принципу в русском письме позволил бы исключить 6 букв (е, ё, ю, я, ь, ъ), но потребовал бы ввести 15 новых для мягких согласных. Однако ряд фонетических процессов в истории русского языка (отвердение шипящих, падение редуцированных, вторичное смягчение согласных) и отсутствие графических реформ (все осуществленные лишь избавили русскую графику от очевидной дублетности) привели к наличию в современном русском письме значительных отступлений от слогового принципа: написания типа жи-, ши-, чу-, щу-, -йо-, -жь, -шь и др. [6, с. 31-33]. Ведушдй буквенный принцип датской графики в начале XVIII в. делает уступку слоговому при передаче палатальных заднеязычных посредством диграфов кі, §£і и долготы гласных через добавление знака е к букве гласного звука, но эти инновации недолго продержалась в датском письме и в 1870 г. были отменены.
2. Структурные типы инноваций в орфографии
Типологический облик орфографии любого звуко-буквенного письма определяется в современной науке через соотношение традиционных, морфологических (фонемных в других классификациях) и фонетических написаний. Структурная типология орфографических реформ основана на изменении этих соотношений. Изменение в соотношении корпуса фонетических и корпуса морфологических написаний наиболее ярко проявляется в белорусском и сербском письме, самых фонетических системах Славии, но встречается и в русской истории: реформа 1918 г. расширила круг приставок на -з-, в правописании которых отражается ассимиляция по глухости-звонкости.
В германской орфографической истории поиск подобных инноваций затруднен в силу большей их традиционности. Дело в том, что проблемы современных орфографий германских языков непосредственным образом связаны с отсутствием их реформирования на морфологической основе, а поскольку нет морфологических написаний, не может быть и отклонений от них в пользу того или иного принципа, в частности фонетического. Это не значит, что германские письменные системы не испытали фонетических изменений, но проходили они на
фоне отказа от традиционных написаний или заканчивались возвратом к таковым. Следовательно, фонетические инновации такого типа пополняют типологический раздел «Изменение в соотношении между корпусом фонетических или морфологических написаний и корпусом традиционных (этимологических, исторических) написаний» (см. ниже). Все же отдельные инновации искомого типа существуют и в языках германской группы, хотя большая доля их приходится на немецкую орфографию, реформы которой были проведены при господстве именно морфологического принципа. Так, в 1885 г. «Общество по вопросам правописания» проводит радикальную реформу шведской орфографии на основе строго фонетического принципа. Впрочем, вскоре ее результаты отвергаются, однако через 4 года «Список слов Шведской Академии» 1889 г. был пополнен опять же фонетическими написаниями jakt, prakt и др. вместо прежних jagt, pragt, а королевским циркуляром 1906 года было закреплено фонетическое написание сочетаний -dt: gott вместо godt. Реформой нидерландской орфогра-фии 1947 г. было кодифицировано оглушение согласных в позиции перед глухим или в конце слова (например, lezen - leest, lees, leven - leefde, leef) и озвончение перед гласными, из которых первая полудолгая, или между дифтонгом и гласной (напр.: neef - neven, huis - huizen). Обратным процессом, влияющим на соотношение корпуса фонетических и корпуса морфологических орфограмм, является смена старых фонетических новыми морфологическими написаниями. Н.Б. Мечковская замечает, что морфологические орфограммы обычно обобщают и упрощают правила орфографии, а в аспекте языковой политики нередко навязываются извне с ассимиляторскими целями. Таковы, в частности, белорусская и украинская реформы 1933 г. Ср. написания бел. «тарашкев1чыцы» и отменившей их «наркомауш»: сьнег - снег, чэск - чэшст , ня быу - не быу, метар - метр, даклара-ваць - дэклараваць и т.п. В современном шведском письме вопреки фонетической направленности всех реформ конца XIX -начала XX вв. закрепились морфологические написания некоторых грамматических форм (klubb [--p] - klubbs [-- ps]], hav [hav] - havs [hafs]) c графически не отра-
жаемой ассимиляцией звонких согласных перед s, t. Вместо фонетических предложений «Общества по вопросам правописания» jöra, sarj, järta, juga, happ, sava, tjöld приняты новые göra, sorg, hjärta, ljuga, hopp, sova., köld, хотя некоторые из них можно считать возвратом к традиционным. Последняя реформа немецкой орфографии (1998 г.) прибавила к другим морфологическим написаниям написания сложных слов типа Baletttruppe (вместо прежнего Balettruppe).
Изменение в соотношении между корпусом фонетических или морфологических написаний и корпусом традиционных (исторических, этимологических) написаний также происходит и в славянских, и в германских письменностях. Например, отказ от традиционных написаний в пользу фонетических мы видим в «Грамматике Малороссийского наречия...» 1818 г., где А. Павловский первым в украинском письме употребил букву i для фонемы <i>, независимо от того, к какому из трех звуков она восходит. Русская реформа 1918 г. заменила в этимологических окончаниях прилагательных -аго, -яго гласные на морфологические -о, -е (оставив при этом написание согласного традиционным, не отражающим непозиционный переход g в v). Такое направление реформ, от традиционных написаний к фонетико-морфологическим, характерно для большого числа инноваций в германских орфографиях. В высшей степени это относится к фризской орфографии, в которой после реформы 1980 г. написания стали адекватно отражать фонетические изменения: jin, jitte, meuster, baaie и др. вместо прежних yen [jin], yette [jitd], munster ['mo:ster], baeije ['ba:id]. В незначительной степени фонетические написания были допущены реформой 1929 г. в исландскую орфографию: перед ng, nk стали писать не этимологические a, e, i, o, u, y, Ö, но отражающие произношение â, ei, i ,ö, û, y, au, например: lângur ['lau-qur] вместо langur ['lau-qur]; отменили удвоение букв для обозначения ставших уже краткими согласных в положении перед согласными (kensla вместо kennsla), буквы i и y признали взаимозаменяемыми.
Восстановление традиционнъх написаний происходит в истории орфографических систем много реже. В Славии самыми яркими подобными инновациями
можно считать реставрацию Василом Нено-вичем юса большого для передачи [ъ] в болгарском языке и отказ от предложения Й. Добровского избавиться от аллографии фонем [i] и [i:]. Споры вокруг последней, известные в богемистике как válka ioty s ypsilonem, привели к сохранению самой сложной для усвоения нормы чешской орфографии - выбору между y и i, у и í. Также и украинцы отказались от морфологического решения А. Павловского, в 1827 г. введя для [i] из закрытых [е] и [о] буквы с “дашками”, позаимствованными из французской наборной кассы в типографии Московского университета. Германским письменностям свойственно скорее не восстановление, а сохранение традиционных написаний на фоне фонетико-морфологичес-кой перестройки. Так, датское канцелярское письмо XVI в. не передавало вторую фазу перебоя согласных, отражая при этом первую (например, gribt [gri:vd dede [е:дф, сохраняло буквосочетания ld, nd при ассимиляции ßd] в /ll] и [nd] в [nn], допуская даже гиперкорректные написания типа falde вместо falle, finde вместо finne (с исконными ll и nn ). Реформа 1870 г. отменила графические обозначения долготы гласных и палатальности заднеязычных согласных, введенных в начале XVIII в. Конечно, самой показательной в этом плане является английская орфография, не реформируемая уже более 300 лет. В ее истории можно найти интересный тип инновации, когда на смену собственным фонетическим написаниям приходят нефонетические иностранного происхождения: именно так появились в XII-XIII вв. французские ou, ow, ie, o на месте английских u, e, u: hous [hu:s], cou [ku:], field fe:ld], comen [kumdn] вместо hus ,cu, feld, cuman.
Интересна в этом плане судьба норвежской орфографии, в которой фонетическое направление и реформ ланнсмола (1907, 1910, 1917, 1938), и реформ риксмола
(1907, 1917, 1938) с целью их постепенного слияния вдруг в 1981 г. резко изменено на противоположное: «Изменения орфографии» восстановили почти все традиционные формы, оставив при этом и фонетические, например, лексема ‘рука’ с определенным артиклем может иметь написания hánden, hända, handen, handa» [3, с. 128-130].
3. Символико-орфографические инновации
Символико-орфографические инновации оказываются более значимыми для
германских письменностей. В европейском письме пробелы между словами становятся нормой с распространением книгопечатания. Соответственно, из славянских первым восприняло такой способ членения текста польское письмо [6, с. 77]. В России Я. Грот в 1885 г. впервые кодифицировал дефисное написание, используемое славянскими письменными системами активнее германских, впрочем, это, видимо, графическое следствие языковых особенностей германской подгруппы, где лексическая система перегружена сложными словами в ущерб морфемному словообразованию. Оппозиция прописных и строчных букв присуща обеим сравниваемым системам, однако в древнейший их период и латинское, и старославянское письмо было маюскульным, т. е. прописным, минускульными они становятся по мере развития форм беглого, менее важного письма. До конца XII в. прописные начертания во всей европейской письменности употреблялись только в начале абзацев. С XIII в. в западноевропейском, а с XVI-ХVII вв. в русском письме утверждается их употребление в начале предложений и определенных разрядов слов (прежде всего в именах собственных). Немецкую орфографию в этом плане отличает введенное Вехерером в 1596 г. написание всех существительных с прописной буквы, что, по его мнению, могло облегчить процесс чтения. Вряд ли его надежды оправдались, но столь частое употребление прописных букв остается символом немецкой орфографии и после реформы 1998 г. Славянская история отмечена противоположным прецедентом: в 1846 г. хорватский врач Джуро Августинович, мечтая об общем для всего мира алфавите, печатал свои орфографические сочинения только строчными буквами. В настоящее время употребление заглавных букв более тщательно разрабатывается славянскими грамматиками, в которых отмечается резкий рост количества правил, регламентирующих их выбор, в то время как английское письмо, например, более терпимо к индивидуально-авторским решениям.
4. Квазиорфографические инновации И в славянской, и в германской орфографической истории встречаются ква-зиорфографические инновации. Они не затрагивают графику и орфографию, а решают языковые проблемы выбора некоторых вариантов на разных уровнях языковой системы, однако включаются в своды орфографических правил в силу
склонности общества отождествлять язык с правописанием. Так, первая официальная реформа болгарского письма 1899 г. регламентирует написание и выбор полной или краткой формы члена (болгарского артикля) в зависимости от его синтаксической функции. Норвежские правила 1907 г. закрепили усеченные глагольные формы, свойственные разговорному языку, да и практически все норвежские орфографические реформы были не реформами письма, а реформами языка, кодифицированными через орфографические нормативные акты.
Итак, сравнительная типология славянских и германских графико-орфографических реформ показала изоморфизм сравниваемых явлений: практически все типы инноваций имели место в истории их письма, однако если славянское письмо находится на стадии усовершенствования высшей, морфологической, орфографии, то многим германским письменным системам переход к ней еще предстоит преодолеть, причем иногда даже с косного традиционного уровня. Так что в графико-орфографической сфере славянам есть чем гордиться: наши системы письма оказываются более прогрессивными по сравнению с германскими. Как здесь не воскликнуть, перефразируя М.В. Панова (да и Галилео тоже): «И все-таки она хорошая!»
ЛИТЕРАТУРА
[1] Мечковская Н.Б. Типология графико-орфогра-фических реформ в истории славянской письменности: фонетико-фонологический и социо-семиотический аспекты. Минск, 1998.
[2] Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977.
[3] Гельб И.Е. Опыт изучения письма (Основы граммотологии). М.,1982.
[4] Ягич И.В. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянском языке // Исследования по русскому языку. СПб., 18851895. Т.1.
[5] Мечковская Н.Б. Язык и религия. М., 1998.
[6] Осипов Б.И. История русского письма. Омск, 1990.