CC BY
84
М. Н. Славятинская
ЯЗЫК ГОМЕРА И СОВРЕМЕННАЯ ЛИНГВИСТИКА (НЕКОТОРЫЕ НАБЛЮДЕНИЯ)
В статье анализируются причины настороженного отношения филологов-классиков к современному лингвистическому терминотвор-честву. Указываются «квази»-новые (издревле обсуждаемые) проблемы, обращается внимание на те направления современной лингвистики, которые могут открыть новые пути для исследования греческих и латинских текстов.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, концепт, функциональная лингвистика, интертекст, дискурс.
Вводные замечания
Особенностью изучения текста и языка Гомера (так же, как и текстов на других древних языках) является то, что накопленное начиная с общеиндоевропейского периода понимание «устройства» языка еще много столетий не получало эксплицитного объяснения. Из лексики постепенно стали объяснять глоссы (редкие слова), а из грамматики - деление слов на части речи и фиксацию конца или начала слова.
Между тем текст Гомера явно свидетельствует о существовании длительных и глубоких имплицитных знаний и о типах построения текста (содержание), и о строении словоформы, и о ее значениях.
Как представляется, некоторые стороны этих глубинных значений может сделать доступными современная лингвистика.
В последние десятилетия и в лингвистике, и в литературоведении сложились разнообразные методы (подходы) к изучению речевой деятельности в самом разном объеме ее понимания: от фонемы до обширных текстов. Однако в работах филологов-классиков они пока не находят активного применения, и вот по каким причинам.
1. Одной из особенностей современных филологических исследований является то обстоятельство, что новое направление, получившее терминологическую номинацию, становится стимулом для научной или квази-научной деятельности множества людей, причисляющих себя к науке или обязанных причислить себя к науке (система обязательных кандидатских и
докторских диссертаций). Еще в 1936 г. Р. О. Якобсон писал: «...за последние десятилетия термины «структура» и «функция» стали наиболее двусмысленными и трафаретными словечками в науке о языке» (Якобсон 1965: 377). И все же, согласимся, оба этих термина доказали свою необходимость в исследованиях различных наук1 и в том числе - лингвистике.
Данный момент характеризуется обилием авторских терминов. Особенно примечателен для филолога-классика такой факт: известна активная деятельность государственных органов по ниспровержению гуманитарных (то есть человекосозидающих) наук и фундамента европейской цивилизации - дисциплин греко-латинского цикла: классических языков - древнегреческого и латинского, греко-латинской словесности, истории античной философии, основ европейского искусства. Но удивительным образом в филологических исследованиях умножаются термины с латинской (реже древнегреческой) основой. Приведем 1-2 примера вполне достойных авторов без упоминания фамилий. Название одной из докторских диссертаций (2011 г.) -«Лингвистические основы людической теории перевода», где слово «людический» от латинского Шёш 'игра' далее заменяется русским словом вплоть до завершающего абзаца автореферата. Или: «Метафорическое моделирование образа шоу-бизнеса в российском и американском массмедийном дискурсе» (2011г.) вместо «Метафора в языке шоу-бизнеса (Россия и Америка). Такие примеры можно тысячекратно умножать. Ср., было: «языковая личность» - стала «персонология»; была «методика преподавания языка (понимаемая как угодно широко) -теперь - «лингводидактика». Подобная терминологическая деятельность настораживает филолога-классика и приводит к тому, что, не желая участвовать в ней, он отвергает и то новое, что нередко стоит за не очень неудачным или слишком частотным термином. А это наносит вред и классической филологии, практически устранившейся от освоения новых лингвистических направлений, и лингвистике в целом, обязанной по определению базироваться на греко-латинском фундаменте.
2. Второй причиной неприятия современной лингвистики филологами-классиками является следующее.
1 И термин «структура», и термин «функция» долго не осваивались классической филологией. Но напомню об известной статье М. Л. Гас-парова «Сюжетосложение греческой трагедии» (Гаспаров 1979: 126166).
В определенных случаях филолог-классик не может до конца искать смысл того или иного направления, манифестируемого как новое, потому что классическая филология практически давно освоила его, не называя его предлагаемым новым термином. Речь идет о «когнитологии» и «когнитивной лингвистике». Классические языки, классическая филология дают возможность расставить правильные акценты в истории науки о языке, например, определить исторические основы когнитивной лингвистики, когнитивной науки. Отметим кстати, что термин «когнитивный» в указанных словосочетаниях не кажется вполне уместным, учитывая значение cognitio 'познание, понятие'. Любой анализ языка, любые формы познания всегда были и есть «когнитивны». Главную особенность изучения классических языков, в первую очередь древнегреческого, составило то, что оно началось в недрах древнегреческой философии. «Античная языковая теория возникает не в процессе рассмотрения каких-либо частных, мелочных проблем, а как одна из сторон основной философской проблемы, как вопрос о взаимоотношении между вещью, мыслью и словом... Всю философскую проблематику эпохи софистики пронизывает противопоставление «природы и закона». По поводу всех социальных отношений, даже шире, по поводу всех содержаний сознания ставится вопрос: существуют ли они «по природе» как неотъемлемые свойства объектов или «по закону» как человеческие мнения и результат соглашения между людьми? В сферу этой проблематики попадает и язык» (Тронский 1996: 10, 17). Язык, таким образом, понимался как один из объектов мироздания. Ср. современное определение когниции, которая «есть проявление умственных, интеллектуальных способностей человека и включает осознание самого себя, оценку самого себя и окружающего мира, построение особой картины мира - всего того, что составляет основу для рационального и осмысленного поведения человека» (КСКТ: 81). Таким образом, направление в исследовании языка, которое сейчас считается если не совсем новым, то значительно обновленным, было изначальным в античной науке. Оно же явилось основой и классической филологии, поскольку вне сопряжения всей внеязыковой и языковой ситуации, вне их обобщения, древнегреческий и латинский тексты, их глубинный смысл, аллюзии совершенно непонятны.
Здесь следует упомянуть и об особой сложности изучения языковых явлений (в первую очередь, номинации) как концепта
в связи с тем, что античный текст, особенно архаического периода, есть отражение не только понятийного, но и мифологического мышления, которое создало основу концептного восприятия мира.
Таким образом, практически всегда работая с концептами, но не определяя их этим термином, филологи-классики в большинстве своем стараются избегать его, поскольку и суть научного исследования для них в сущности не нова. Но вместе с тем они не учитывают и того нового, что современная концеп-тология (когнитология) привнесла в филологическую науку.
3. Особенностью современной лингвистики является лабильность многих терминов, которые по определению должны быть четкими, однозначными и стабильными. Но в новых направлениях лингвистики значение термина часто изменяется за достаточно короткий промежуток времени (причем, как правило, в сторону расширения значения). См. ниже о значении анализируемых терминов.
I. Текст Гомера и функциональная лингвистика
Как самостоятельное направление функциональная лингвистика начала формироваться только в ХХ веке. Основными проблемами, которые решает данное направление, являются следующие:
а) описание языка как сложного многоуровневого явления, которое связано с социальной дифференциацией общества и выполняет разнообразные социальные функции; описание функциональной парадигмы его идиомов (форм существования);
б) определение функций языка как общих для всех слоев общества, так и являющихся признаком отдельных его групп.
А. Функциональная лингвистика показала, что язык был гомогенен лишь в незапамятно первобытные времена, когда существовала только поло-возрастная дифференциация. Но как только возникает социальная дифференциация (появление вождей, жрецов, имущественное неравенство) - появляются разные формы (идиомы) языка. Формирование и развитие не-обиходной и не-фольклорной страты есть постоянное свойство языка уже с самых начальных периодов социального расслоения.
«Характер реконструируемых этим способом словосочетаний позволяет судить об особом назначении таких фрагментов, отражающих части ритуально-поэтического или мифологи-
ческого текста. Такое назначение этих фрагментов проявляется прежде всего в их своеобразной семантике и поэтической образности, что вместе с их формальными характеристиками дает основание сделать вывод о наличии в древнем индоевропейском обществе ритуально-поэтической речи» (Гамкрелидзе, Иванов 1984: 833).
Функциональная стратификация языка социально маркирована; могут быть выделены два аспекта социальной отмеченности: 1) преимущественная закрепленность идиомов за соответствующими коммуникативными сферами и 2) их соотнесенность с речевой практикой известных социальных групп. Конечно, указанные аспекты частично взаимосвязаны, но они обладают неравной степенью стабильности и однозначности. «Стабильна для любого хронологического отрезка в истории языка связь его функциональных слоев с конкретными сферами общения. С того момента древней истории языка, когда происходила первичная стратификация ранее гомогенного образования и возникала двучленная парадигма, согласно которой сублимированные формы противостояли формам повседневно-бытового общения, каждый идиом был приписан к определенной или определенным сферам общественной практики» (Гухман ФСЯ 1985: 5).
Для понимания языка Гомера и всего текста самым важным является определение его отношений с фольклорным текстом и фольклорным языком. Функциональная лингвистика, определившая набор признаков, по которым различаются отдельные формы существования языка, позволяет четко разделить тип фольклорного и не-фольклорного языка, отделив и тот и другой от обиходной речи.2
Функциональная лингвистика способствовала разделению функций и форм фольклорных и не-фольклорных текстов и языка.
Эти различия можно схематично представить следующим образом:
2 О проблемах описания именно фольклорного языка см. С. Е. Никитина. Устная народная культура как лингвистический объект // Известия АН СССР. Серия литературы и языка, 1982, № 5.
фольклор не-фольклор
Форма реализации текста устная устная, устно-письменная, письменная
Адресат весь этнос социально высокие слои этноса
Авторство не отмечается отмечается или условно, или точно
Основная функция эмоционально-эстетическая когнитивная
Соотношение с локальными формами языка локальные наддиалектные
Тип вариативности содержания вариативная форма стабильная форма
Отношение к диахронической форме языка синхронная форма диахронная форма
Лексическая семантика нечеткая четкая
Именно функциональная лингвистика дает ясный ответ: текст и язык Гомера - не фольклорные. Это другая форма словесности, которая позже получит название яо^оц, ^оyотв%vía и ШегаШга. Разумеется, Гомер в определенной степени использует и фольклор (иначе в то время не могло быть)
Б. Что касается языковых функций, то разные исследователи по-разному определяют и количество языковых функций, и их смысл и назначение. Но в любом случае основными являются три функции: коммуникативная (средство общения), когнитивная (познавательная) и эмоционально-экспрессивная (выражение чувств и эмоций).
Не-фольклорные, обращенные к социально высокому слою тексты (их содержание и язык) выполняли прежде всего когнитивную функцию (см. об этом ниже, раздел V. «Грамматика гомеровского языка как виртуальный концепт»).
Но пребывание поэм Гомера в Элладе на протяжении столетий доказало и их эстетическое значение, о чем написано немало исследований.
II. Текст Гомера и концепт «двуединый текст»
Понятие «концепт» сразу заставляет исследователя занять определенную позицию: рассматривать одновременно взаимосвязь и взаимозависимость целого комплекса явлений. Концепт есть способ создавать многоаспектные и многоуровневые единицы анализа. «Концепты сводят разнообразие наблюдаемых и воображаемых явлений к чему-то единому, подводя их под одну рубрику. Два и более разных объекта получают возможность их рассмотрения как экземпляров и представителей одного класса/категории» (КСКТ 1996: 90).
Подобно функциональному и другим типам лингвистического анализа теория концептов (или концептивный анализ)3 постепенно развивается и выявляет систему различных по типу концептов. При их вычленении, как правило, сопоставляются более или менее синхронные явления. Между тем при комментировании греческих и латинских текстов важен тип диахронного концепта, создающего дополнительные трудности.
Для исследований содержания и языка поэм Гомера характерна одна черта, проходящая через столетия: «Илиада» и «Одиссея» рассматриваются как два совершенно разных типа эпоса. Степень этой предполагаемой раздельности в разные времена и в разных работах различна. Еще в III в. до н. э. у александрийцев возникала мысль о том, что поэмы написаны разными авторами. Сторонники этой теории получили название о! %юр^оугвд. В Новое время вопрос об авторстве, о времени создания поэм и об их языке составил проблему «Гомеровский вопрос».
Так или иначе можно отметить постоянное желание многих исследователей «лоскутировать» текст Гомера, хотя все понимают, что к тексту устному (лишь отчасти, видимо, записанному) нельзя предъявлять требование сглаженности и абсолютной последовательности.
Посмотрим на содержание «Илиады» и «Одиссеи» с позиции двуединого концепта.
1. Традиционные названия («Илиада» и «Одиссея») свидетельствуют о понимании уже в античности принципиального
3 Предпочтительнее употреблять этот более точно отражающий суть лингвистического исследования термин, чем термин «когнитивный», употребление которого в некоторых словосочетаниях является оксюмороном (ср. когнитивная наука).
различия в содержании и сверх-идеи поэм: поэма о многих/ поэма об одном.
2. Общая характеристика организации содержания: «Илиада» - чередование «личностных» сцен и сцен сражений, «Одиссея» - последовательное описание последовательных эпизодов.
«Илиада» «Одиссея»
Место одно разные места
Время единое и короткое («комплексное») длительное и «пунктирное»
Цель захват чужой земли возвращение на родную землю
Действующие лица много героев, Ахилл среди них один герой
Движущая сила гнев любовь
Главные качества главных героев изменчивость настроения постоянное присутствие духа
Личностные отношения постоянные чувства -ненависть Ахилл / Агамемнон Ахилл / Гектор постоянные и непостоянные чувства
Любовь как постоянное качество мать - сын : Фетида - Ахилл отец - дочь: Хрис - Хрисеида отец - сын : Приам - Гектор друг - друг : Ахилл - Патрокл супруг - супруга : Гектор - Андромаха любовь героя: к супруге к родной земле к сыну к отцу
Жалость/безжалостность Ахилл - Приам расправа с женихами
Таким образом, если рассматривать текст «Илиады» и «Одиссеи» с позиции двуединого концепта, мы обнаружим совершенно четко и последовательно проведенный принцип противопоставленности их содержания: не просто героический/ приключенческий эпос, а гораздо более высокий принцип противопоставления гуманно-героического эпоса и нравственно-этического.
Напомним о том, что древнегреческая необиходная словесность (хоровая, эпическая) развивалась не одно столетие до Гомера, и есть свидетельства о ее многообразии. Поэтому твор-
чески незаурядный аэд не мог, видимо, написать и вторую эпическую поэму в том же ключе, что и «Илиада». Он намеренно создает поэму другого типа содержания, другого типа организации текста. В современной терминологии можно сказать, что содержание обеих поэм находятся в отношении дополнительной дистрибуции.
Этот естественный для каждого творческого человека принцип осуществляет далее Гесиод (или кто-то другой), создавая (или организуя) вошедшие в историю древнегреческой словесности поэмы «Теогония» и «Труды и дни».
III. Текст Гомера и интертекстуальный анализ: новый аспект или новый термин?
Одним из направлений лингвистических исследований, которое активно разрабатывается в последние десятилетия, является теория интертекста. Она может трактоваться как общенаучная и даже глобальная парадигма. Подобно концеп-тологии интертекстуальность может при анализе словесного текста использовать данные и достижения смежных наук (семиотики, герменевтики, логики, теории искусств, теории литературы...). Но при анализе художественного текста интертекст, по большей части, понимается как включение «чужого» текста, цитат, а также реминисценций, аллюзий и других языковых явлений, явно ощущающихся как чуждые для данного текста. И наоборот: интертекстуальность может пониматься как культурологическая категория, выявляющая близость семантических композиций художественных текстов. Методы, которыми изучается интертекстуальность, многообразны. Это структурно-семиотический, лингво-культурологический, лингвостилисти-ческий метод анализа вертикального контекста, методы литературоведческого анализа и другие.
Как мы видим, интертекстуальный анализ сложен и многопланов даже для текстов Нового времени. В классической филологии он осложняется трудностями понимания и интерпретации античного текста. Хотя особенно активно интертекстуальность разрабатывается последние десятилетия, она является той областью филологии в целом и лингвистики особенно, которая существует давно (но без этого термина), и без которой немыслимо изучение художественного текста. Для классической филологии текстовое пространство гораздо шире понятия «художественная литература» и включает практически любые
тексты на древнегреческом и латинском языках и в любой форме их сохранности: сведения об авторах, цитаты из их недошедших до нас произведений, выявление аллюзий и реминисценций и пр. Мало того, при анализе греко-латинских текстов часто привлекается мифологический текст в том или ином его виде и объеме. Поэтому для классической филологии проблема интертекста существовала и изучалась давно. Именно филологам-классикам понятен и сам термин, и возможности интертекстуального анализа, хотя пока еще недостаточно используемого в классической филологии.
По отношению к тексту Гомера интертекст позволит по-новому поставить гомеровский вопрос, по-новому проанализировать проблему эолийско-ионийских связей в языке поэм, по-новому рассмотреть типы и роль формул - этого краткого интертекста как «внешнего» (дошедшего даже с микенских времен), так и «внутреннего» (гомеровские формулы), еще раз вернуться к проблеме интерполяций и т. д.
При исследовании текста Гомера под углом зрения интертекста возникают две проблемы. Конечно, гомеровский текст есть создание предшествующей словесной культуры, и ученые не перестают исследовать вопросы: что, как, когда и почему оказались в тексте Гомера «не его» тексты, формулы, словоформы.
Но, с другой стороны, этот текст, основное единство которого не подвергается сомнению, есть результат деятельности аэда. Именно он «расставил» и эпизоды, и формулы, и эпитеты так, как это было нужно ему. Исследователи эпоса (и греческого, и индийского, и германского) не раз говорили о том, что какие бы напластования ни обнаруживались в тексте эпического произведения, оно в основном едино, и таким и воспринималось аудиторией (Лосев 1960: 172-174; Гуревич 1978: 178; Гринцер 1974: 173-174).
Примером фактического исследования интертекста (без упоминания этого термина, еще не получившего в то время широкого распространения) может служить анализ гомеровской проблематики в кандидатской диссертации В. Л. Цымбурского «Гомеровский эпос и этногенез северо-западной Анатолии» (М., 1987). В работе поставлена проблема преобразования «предыстории Гомера» под воздействием гомеровской художественной сверхзадачи. В своей работе автор решал одну из традиционных задач (соотношение реальной и художественной истории,
отношение поэта к исторической и поэтической традиции), но делал это путем расслоения реальной мифологической и гомеровской истории на столько слоев, что это позволило увидеть множество новых исторических фактов и множество особенностей гомеровского художественного метода, которые были спрессованы и не замечены многочисленными исследователями - гомероведами.
В этом отношении В. Л. Цымбурский являлся антиподом Пэрри, который как раз немало содействовал этому слитно-спрессованному представлению о гомеровском творчестве (по словам Цымбурского, школа Пэрри-Лорда редуцирует «гомеровское повествование до уровня традиционного сказительства, движения творческой мысли по канве обкатанных веками нарративных стереотипов»). В. Л. Цымбурский присоединяется к тем исследователям, которые видят в сюжете «Илиады» динамическую «метаструктуру», преобразующую традиционные формы сообразно уникальной художественной сверхзадаче поэта.
Сама история рассматривается автором как нечто неоднородное. Это: 1) история реальная, подтвержденная историческими свидетельствами, археологией и т. п. (например, существование хеттской державы); 2) история преображенная, но воспринимаемая как реальная история (кетейцы у Гомера); 3) история вымышленная, мифологическая, но воспринимавшаяся как реальная (такие герои, как Диомед, амазонки, такие факты как строительство Трои Аполлоном и Лаомедонтом и т. п.). Все эти типы историй проходили переосмысление на мифо-ритуальном уровне. Ярким образцом является анализ эпизода с кетейцами, где реальный исторический закон (плата за убитого воина) переплетается с мифо-ритуальной темой зрелой лозы и пролития крови.
Далее, все эти типы истории включались в фольклорные схемы и в фольклорную традицию (похищение жены, товарищ, умирающий за друга) - эти фольклорные схемы в дальнейшем могли быть приняты, а могли быть отвергнуты ахейской эпической традицией, а далее Гомером.
Далее, все вышеизложенное проходит художественное осмысление, переосмысление и включение/невключение через эпическое догомеровское сознание в догомеровский эпос.
Далее все эти комплексы (реально-историко-поэтический, отраженно-историко-поэтический и мифоисторико-поэтичес-
кий) подвергаются прямому принятию или переосмыслению в художественной ткани текста «Илиады». И, наконец, создается уже гомеровскую историю - круг как бы замыкается.
Указанные выше уровни анализа, их многочисленность и сложность переплетения ясно отражены в главе 2, где рассматривается самая основная группа этнонимов: троянцы - дар-данцы. Как этнос дарданцы - часть троянцев, но сюжетно они противопоставлены троянцам как «разумные» жители Трои, а в языке этот этноним явно употребляется при торжественном обращении к троянцам. Все это предполагает какую-то лакуну, которую восполняет анализ легенд, связанных с Дарданией, то есть рассматривается переосмысление, но еще далеко не гомеровское, реальной истории на основе подробнейшего этимологического и историко-культурного анализа этнонима «дарданцы».
Второй раздел главы «Древнебалканские (греческие и фракийские) мифологические мотивы в песнях о подвигах Диомеда» решается совсем в другом ключе. Образ Диомеда рассматривается в связи с образом Реса (Рес как ипостась Диомеда). Различные эпизоды «Илиады» (борьба Диомеда с Аресом, передача белых коней Реса Диомеду) рассматриваются как художественный итог дальнейшего развития культа Диомеда в Апулии - Этолии - Аргосе - позднее во Фракии и на Кипре в качестве культа божественного героя. Развитие этого культа сопоставлено с развитием культа Ареса - Зевса, его расщеплением, и представлено как результат миграции племен в конце микенской эпохи. Все это автор рассматривает в качестве основы гомеровского сюжета и приходит к выводу: «Гомеровские песни о Диомеде представляют тот случай, когда этно-культур-ная предыстория сюжета играет огромную роль в развертывании гомеровского повествования, задавая те конкретные сочетания образов, в которые облекается рефлексия поэта над смыслом традиции».
Автор пишет, что в процессе анализа мифов, легенд, этнонимов выявилось, что «сказания о героях из разных регионов, еще задолго до создания гомеровских поэм были «притянуты» к теме падения Трои. Это намного увеличило сложность стоявших перед автором проблем.
В Главе 3 «Эпическая Троя и народы Малой Азии» автор обнаруживает в троянских сказаниях элементы, которые
находят соответствие в ликийской и лувийской традициях, с одной стороны, и фракийской - с другой.
В разделе о Сарпедоне, герое термилов, четко выделены особенности культа именно троянского Аполлона как охранителя города, его стен и защитников, как строителя города, хранителя троянских стад, как врачевателя троянских героев Энея и Главка.
Итогом работы стали следующие положения:
1. Дешифрованы многие исторические факты, закодированные в эпическом языке Гомера, и на много веков отодвинуто вглубь представление о реальных исторических событиях северо-западной Анатолии и других районов Эгеиды. Так, реальные отношения фракийцев - троянцев - дарданцев относятся ко времени на тысячу или полторы тысячи лет ранее гомеровского эпоса;
2. Определены особенности гомеровского сюжетосложения, а тем самым, особенности гомеровского художественного метода и особенности гомеровской истории;
3. Уточнены время и место сложения различных легенд и сюжетов, как это сделано в главе о Сарпедоне, образ которого мог сформироваться только в Северо-Восточной Троаде близ Трои, затем был занесен в южную Анатолию, и у Гомера это уже образ ликийского героя.
IV. Текст Гомера и дискурсивный анализ
В 60-70-х годах прошлого столетия лингвистика обратилась к изучению сначала устной речи в разных ситуациях (лат. ё18еыг8Ш 'беседа'). «Дискурс - связный текст в совокупности с экстралингвистическими - прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах). Дискурс - это речь, «погруженная в жизнь». Поэтому термин «дискурс» в отличие от термина «текст», не применяется к древним и др. текстам, связи которых с живой жизнью не восстанавливаются непосредственно» (Арутюнова 1990: 136137).
Наиболее лаконичное определение дискурса таково: «Речь в совокупности с условиями ее осуществления». Постепенно в понятие «дискурс» включаются не только устные, но и
письменные тексты, а следовательно, становится возможным дискурсивный анализ текстов определенного содержания на древних языках. Эти тексты могут давать более подробное описание внешней ситуации, чем совсем недавние тексты на новых языках. И теперь дискурс определяется как сложное ментальное и коммуникативное явление, как сложная система знаний, включающая помимо текста и экстралингвистические факторы вплоть до характеристики собеседника (-ков) как языковой личности и всего социокультурного контекста. Именно поэтому дискурсивный анализ широко используется не только в лингвистике, но и в социологии.
Но как бы ни расширяли и усложняли дискурсивное пространство, суть этого типа лингвистического анализа остается прежней: перенесение фокуса исследования на тип и формы речевой деятельности и на описание речевой ситуации.
Законно может возникнуть вопрос: какое отношение дискурсивный анализ может иметь к тексту Гомера - к тексту на древнем языке, тексту уже давно изучаемому как письменный? Не забудем, однако, что изначально гомеровский текст (даже если он был частично записан его создателем) - это текст, предназначенный для устной реализации, а следовательно, в нем можно и должно обнаружить связь формы речи с внешними обстоятельствами.
Приведем 2 примера:
Местоимение 2 л. ед. ч. имеет форму «сй», но 6 раз встречается в форме тоуп, эмфатическое значение которой видно уже из структуры звукоформы. Действительно, она встречается только в «Илиаде» в таких контекстах: Сарпедон укоряет Гектора в бездействии (мы, союзники, должны защищать Илион, а ты и сам ничего не делаешь, и других не ободряешь -Ил., V, 485); Гекуба хочет вынести чашу вина, чтобы сделать возлияние Зевсу, а после него и Гектор может испить. «Ведь всякому истомившемуся вино дает силу, а ... ты (особенно) (кекцпка^) истомлен» - VI, 262; Гектор укоряет Полидамаса: он, Гектор, верит обещанием Зевса, а «ты советуешь повиноваться вещим птицам» - XII, 237. Во всех трех случаях тоуп употреблено в позиции сильного противопоставления. Но еще более ярким является употребление формы местоимения тшп в остальных трех случаях. Ахилл говорит Патроклу: «ты надень мои доспехи» - XVI, 64; Фетида говорит Ахиллу: «ты прими доспехи от Гефеста» - Х, 10; Гермес говорит Приаму: «Ты
умоляй Ахилла отдать труп сына» - XIV, 465. Все три раза местоимение тшп отмечает самые знаменательные и поворотные события эпоса.
Во многих случаях разный дискурс помогает установить не просто смысл, но даже интонацию высказывания. Так, в Ил. II, 188-206 Гомер описывает, как Одиссей удерживает ахейцев от возвращения домой. Он останавливает и знатного мужа, и простого воина, обращаясь к тому и другому - 8аг^^1'(в) - букв. 'божественный', но, как можно догадаться, с разной интонацией. Это ясно почувствовал Н. И. Гнедич. Ср. ст. 190: «Муж знаменитый, тебе ли, как робкому, страху вдаваться.». Ст. 200: «Смолкни, несчастный, воссядь, и других совещания слушай».
V. Грамматика Гомера как виртуальный концепт
Одной из положительных сторон концептного анализа является то, что он непременно объединяет исторические предпосылки изучаемого явления, его функциональную направленность, синхронные с ним явления, содействует уменьшению степени анахронизма. Эти положительные свойства концепта должны быть в полной мере отнесены к анализу грамматики языки Гомера.
Язык Гомера предстает перед современным читателем как язык, обладающий не просто развитой грамматической системой, но и сохраняющий многие особенности грамматики предшествующего времени. Напомним, что гомеровская грамматика описывается в подробных современных терминах, но чтобы составить о ней адекватное представление, нужно хотя бы отчасти реконструировать языковую ситуацию того времени.
1. Гомеровский текст ориентирован на слуховое и прямо-контактное восприятие, а потому грамматику гомеровского языка точнее было бы назвать «рематикой» (в традициях греческой терминологии; ср. «реторика» или «риторика»).
2. Систему звуковых комплексов и операции с ней (то, что мы называем морфологией) можно называть «фтонгологией»: ф0оyyо^оyíа от фбоууо^ 'звук, звучание'. Разумеется, приведенные названия никак не претендуют на их принятие в качестве терминов. Их цель - подчеркнуть отличие гомеровского и современного восприятия грамматики.
3. Все знания о языке, накопленные тысячелетиями, имплицитны: они содержатся в самих словоформах.
Памятники, подобные поэмам Гомера, запрограммированы на удержание как можно большего количества информации о далеком прошлом данных племен не только на уровне содержания (что свойственно и фольклорным произведениям), но и в способах языкового выражения. Нацеленность подобного типа делает гомеровские тексты предназначенными для слушателей, которые обладают или должны обладать значительной языковой компетенцией (в отличие от фольклорных текстов, предназначенных для неограниченного круга слушателей, а потому избегающих, как правило, глубоких архаизмов). Изобилующая гетерохронность гомеровских грамматических форм есть не архаизация, а закономерный способ сохранения исторической глубины текста и имплицитной исторической грамматики устного языка (исторической рематики).
Для того, чтобы понять, как Гомер «ощущал» словоформу и ее изменения, нужно обратиться к истории понимания словоформы и ее создания.
1. Устное существование языка стимулировало сверхвнимание к звукам речи (несопоставимое с современным), которые становились звуко-символами и приобретали каждый свое значение.
Анализируя сходное с гомеровским состояние древнеиндийской грамматики, Т. Я. Елизаренкова писала: «Напрашивается предположение, что древнеиндийский грамматик ведийского периода был одним из жрецов, контролировавших правильность (адекватность) речевой части ритуала. В таком случае получает свое объяснение поразительное сходство операций, совершаемых грамматиком, с тем, что делает жрец. Как и жрец, грамматик расчленяет, разъединяет первоначальное единство (текст, ср. жертва), устанавливает природу разъятых частей через установление системы отождествлений (в частности, с элементами макро- и микрокосма), синтезирует новое единство, уже артикулированное, организованное, осознанное и выраженное в слове, которое сочетает в себе атрибут вечности с возможностью быть верифицируемым. Таким образом, грамматик выделяет в тексте элементы, являющиеся языковыми символами, определяет их структуру и возможности синтезирования языковых символов более высокого порядка, устанавливает значение этих символов (соотношение вариантов и инварианта, проблема тождества и изменчивости) и тем самым подходит к постановке задачи
соотношения языковых символов и символов, определяющих содержательную структуру данного текста» (Елизаренкова: 42).
2. Следующим этапом было осмысление самостоятельности слова в целом, без разъятия его на морфемы (суффиксы, окончания), поэтому любое изменение звукового состава слова воспринималось как появление нового слова. Лишь спустя несколько столетий после Гомера стоики подступают к проблеме членимости слова. «В античности слово являлось первичной и по сути неопределяемой единицей анализа. Критерии членения текста на слова не были выработаны не только в античной и средневековой европейской традиции, но и выросшей из нее языковедной науке вплоть до начала ХХ века. Слово для александрийцев и для их продолжателей было заранее известной данностью, с которой затем проводились те или иные операции. Слова классифицировали по частям речи, изучалось словоизменение, в то же время слова толковали и заносили в словари. Все было основано на слове, при этом вопрос о том, что такое слово, перед наукой о языке не стоял вплоть до самого конца XIX в. и начала XX в., когда его в разных странах поставили сразу несколько языковедов.
В европейской морфологии слово было не только первичной, но и единственной единицей анализа. Никаких корней и аффиксов для античных и средневековых ученых не существовало. Если иногда и предпринимались попытки определить слово, то они скорее похожи на современные определения морфемы: слово считалось мельчайшей значимой единицей. Этим определениям, правда, несколько противоречила трактовка сложных слов: признавалось, что они не элементарны, а состоят из слов же. Что же касается склонения и спряжения, то еще стоиками была разработана модель, нашедшая окончательное завершение у Присциана. В соответствии с ней слово как таковое - лишь исходная словоформа, для имен - это именительный падеж единственного числа (для глагола единой точки зрения не было, чаще такой исходной формой считали форму первого лица единственного числа настоящего времени, но иногда и инфинитив). Остальное - лишь «отклонения», «падежи» исходного слова (именительный падеж при таком подходе падежом не считался). Предполагалось, что «падежи» слов образуются заменой части (обычно конечной) слова на некоторую другую часть, при этом ни одной из частей не приписывалось никакое значение. То есть склонение и спряжение
описывались не как присоединение к корню тех или иных окончаний, а как некоторое чередование звуков в нечленимом слове. При этом не нарушается понимание слова как минимальной значимой единице» (Алпатов 1998: 35-36).
Примечательно, что Гомер не только сохраняет традиционные словоформы, но создает новый уровень в их употреблении, который мы в нашей терминологии можем назвать грамматической стилистикой, и который отражает сознательное и творческое отношение к языку, к слову, что является основным признаком художественной литературы .
Очень трудно понять, как аэд вне всяких современных представлений о языке не просто знал его, но и виртуозно использовал. Такой уровень недоступен фольклору, который не в состоянии сознательно использовать грамматические формы на протяжении всего текста.
Приведем небольшой пример стилистико-маркирующего употребления словоформы. Таким ярким примером может служить противопоставление форм род. п. ед. ч. теонима Кронос: только в «Илиаде» четыре раза в одной и той же очень торжественной формуле употреблена эпическая форма Kp6voю. Ее грамматический облик нельзя адекватно передать на русском языке:
^РП, преоРа беа, биуатпр цеуа^ою Kp6voю (V, 721 = VIII, 383 = XIV, 194, 243)
Эпический язык создает свою вариативность словоформы, не соотносимую с вариативностью обиходной речи.
Гомер воплотил совершенно новый тип словесной деятельности: отталкиваясь от стереотипов, сохраняя эпическую традицию, он создал свой собственный и по содержанию, и по языку тип эпического текста.
О таких личностях Наталия Петровна Бехтерева писала: «Мозг легко берет на вооружение стереотипы, базируется на них, для обеспечения следующего уровня деятельности, и в то же время, пока может борется с монотонностью. Чем больше вовлекается мозг в деятельность, тем ярче человек, тем менее избиты его ассоциации. А уж талант! Еще сложнее с гением. Его мозг устроен так, что правильное решение идет по минимуму
4
«.язык художественного произведения не есть только материал поэзии, как мрамор - ваяния, но сама поэзия» (Потебня 1976: 198).
внешней информации, минимуму и количественному, и по уровню ее над шумом. Но это еще не все. Этим механизм гениальности не исчерпывается. Гениальный человек обладает своей биохимией мозга, определяющей легкость ассоциаций, и, вероятно, многим другим «своим» (Бехтерева 2007: 71).
Эти её слова можно адресовать сторонникам формульной теории языка Гомера.
Заключение
Сложение текста Гомера (от реконструируемого начального состояния до александрийской редакции) настолько далеко отстоит по времени от современности, что исследование его содержания и языка должно опираться на все методы филологического анализа, в том числе использовать методы современной лингвистики. А она все больше и больше обращается к выявлению смысла всех единиц текста, начиная с фонемы.
Отметим, что, несмотря на множественность определений, на несовершенство терминологии, в каждом методе остается неизменным его основное «ядро», его главное направление, которое расширяет научный горизонт филолога-классика, предоставляя совокупность новых аспектов исследований текста в рамках или прежде не совсем четко оформленных направлений или совсем новых.
Литература
Алпатов 1998 - Алпатов В. М. История лингвистических учений. М., 1998.
Арутюнова 1990 - Арутюнова Н. Д. Дискурс // ЛЭС. М., 1990. С. 136137.
Бехтерева 2007 - Бехтерева Н. П. Магия мозга и лабиринты жизни. М.; СПб., 2007.
Гамкрелидзе, Иванов 1984 - Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс.
Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984, т. II. Гаспаров 1979 - Гаспаров М. Л. Сюжетосложение греческой трагедии // Новое в современной классической филологии. М., 1979. С. 126166.
Гринцер 1974 - Гринцер П. А. Древнеиндийский эпос. М., 1974. Гуревич 1978 - Гуревич А. Я. Пространственно-временной континуум
«Песни о Нибелунгах // Традиции в истории культуры. М. 1978. Елизаренкова, Топоров 1979 - Елизаренкова Т. Я., Топоров В. Н. Древнеиндийская поэтика и ее индоевропейские истоки // Литература и культура древней и средневековой Индии. М., 1979. Кибрик 2003 - Кибрик А. А. Анализ дискурса в когнитивной перспективе. Автореферат докт. дисс. М., 2003.
КСКТ 1996 - Краткий словарь когнитивных терминов. / Под ред. Е. С.
Кубряковой. М., 1996. Крысин 2010 - Крысин Л. П. Толковый словарь иноязычных слов. М., 2010.
Лосев 1960 - Лосев А. Ф. Гомер. М. 1960.
Потебня 1976 - Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М., 1976.
Тронский И. М. Проблемы языка в античной науке // Античные теории
языка и стиля. М.; Л., 1936 (19962). Гухман ФСЯ 1985 - Функциональная стратификация языка. М., Наука, 1985.
Якобсон 1965 - Якобсон Р. Разработка целевой модели языка в европейской лингвистике в период между двумя войнами» // Новое в лингвистике, вып. 4. М., 1965.
M. N. Slavyatinskaya. Homer's language and modern linguistics (some observations)
The article deals with the analysis of the reasons for cautious attitude by classical philologists towards modern linguistic term-formation. The author has pointed out "quasi" latest problems (actually being discussed for ages) and paid attention to the directions in modern linguistics that can pave new ways for the examination of Greek and Latin texts.
Keywords: cognitive linguistics, concept, functional linguistics, intertext, discourse.
