CC BY
264
ВЗАИМОСВЯЗЬ ПРЕДМЕТА, МЕТОДА, НОРМЫ И ПРАВООТНОШЕНИЯ
В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ
А.В. Альференко
(аспирантка кафедры уголовного права Уральской государственной юридической академии, г. Екатеринбург; anja.alferenko@rambler.ru)
Статья посвящена рассмотрению основных категорий уголовно-правового регулирования. В частности, анализируются вопросы, касающиеся взаимодействия предмета и метода правового регулирования, времени возникновения уголовно-правовых отношений, адресата нормы уголовного права.
Ключевые слова: предмет уголовно-правового регулирования, метод уголовно-правового регулирования, уголовно-правовые отношения, преступление, адресат уголовно-правовой нор-
мы.
Современная общая теория права рассматривает предмет наряду с методом правового регулирования в качестве основополагающего базового критерия выделения отраслей права. Однако такое положение существовало не всегда. Первоначально единственным основанием являлся лишь предмет регулирования [1].
При этом понятие «предмет уголовно-правового регулирования» появилось в юридической литературе только в 30-е годы XX в. «Это не означало, что вопрос о месте уголовного права в системе права не ставился. Дело в другом. Такое место традиционно связывалось со спецификой двух основных понятий уголовного права - преступления и наказания, т.е. со степенью общественной опасности правонарушения и обусловленной ею интенсивностью мер государственного принуждения» [2, с. 18]. Позднее такой подход плавно перешел в признание предметом уголовного права именно преступления [3, с. 32].
С появлением и постепенным развитием учения о методе правового регулирования встает вопрос о взаимодействии данных категорий, который в литературе решается неоднозначно.
М. Агарков, подтверждая наличие зависимости метода правового регулирования от предмета, тем не менее пояснял, «что между предметом правового регулирования и методами регулирования нет неразрывной связи. Одни и те же отношения могут регулироваться одновременно раз-
ными методами» [4, с. 53]. Указанная точка зрения относится к тому периоду времени, когда активно оспаривалась способность метода правового регулирования выступать в качестве критерия выделения самостоятельных отраслей права.
С позиции С.С. Алексеева, предмет и метод правового регулирования органически взаимосвязаны. По его мнению, метод регулирования «является одним из средств, используя которое удается достигнуть четкой характеристики предмета правового регулирования» [5, с. 103]; он «характеризует одно из свойств предмета регулирования, им всецело обусловлен и сохраняет лишь относительную самостоятельность» [5, с. 103].
Л.С. Явич, не отрицая способность предмета определять метод правового регулирования, все же отмечал, что «предмет регулирования механически не детерминирует метода, не обусловливает при всех обстоятельствах одно-единственное возможное и неизменное юридическое средство правового воздействия на общественные отношения. Выбор тех или иных средств воздействия осуществляет государство в соответствии со стоящими перед ним задачами и объективными возможностями их решения тем или иным путем» [6, с. 90-91].
Такая позиция в некотором отношении отражает реальную действительность. Законодатель может прибегнуть к различным методам правового регулирования,
86
но не потому, что те или иные отношения упорядочиваются неопределенным количеством способов. Такой выбор, скорее, отражает поиск наиболее оптимального варианта, поскольку возможна ситуация, когда выбранный метод не отвечает сложившимся потребностям, и тогда потребуется найти другой, более подходящий для имеющихся ситуаций.
А.Б. Пешков вслед за В.Д. Сорокиным [7] считал, что метод регулирования един для всех отраслей права, а «различия групп общественных отношений, составляющих предметы регулирования соответствующих отраслей, обусловливают специфическую “окраску” метода в каждой отрасли» [8, с. 28].
Предмет и метод правового регулирования, безусловно, тесно связаны между собой, однако здесь требуется дать некоторые пояснения. В качестве предмета правового регулирования повсеместно рассматриваются определенные общественные отношения. Но что есть общественные отношения? Это некая социальная связь между людьми, проявляющаяся в процессе их взаимодействия. Такая связь, конечно же, не может быть самодостаточной, так как полностью зависит от действующих субъектов. Следовательно, логично предположить, что правовые акты регулируют не сами по себе общественные отношения, а поведение людей в рамках общественных отношений. При этом конкретные правила поведения, заключенные в нормах права, сначала должны пройти через сознание человека, а уже потом найти отражение в его поведении.
Правовое регулирование возникает не случайно, а в ответ на определенную потребность. Это происходит в случае, когда та или иная ситуация, возникающая в обществе, требует вмешательства со стороны государства. Сам предмет регулирования, хотя и связан с волей и сознанием лиц, поведение которых подлежит упорядочению, зависит также и от некоторых факторов объективного характера. То, с помощью чего оно регулируется (методы регулирования), - продукт деятельности законодателя, а значит, явление субъектив-
ное. При этом различные виды поведения, возникающие в рамках общественных отношений, требуют к себе специфических подходов. Во многом это зависит от цели, которую необходимо достигнуть в процессе правового регулирования. Поэтому в паре предмет - метод, на наш взгляд, первый занимает главенствующее положение (что регулируется?), второй - подчиненное (как регулируется?). Следовательно, метод правового регулирования в первую очередь обусловлен предметом регулирования, так как при его выборе мы как раз исходим из специфики поведения людей. Однако кроме этого необходимо учитывать также цели, поставленные законодателем при принятии того или иного правового акта.
Итак, с нашей точки зрения, предмет правового регулирования - это то или иное поведение людей (субъектов права), существующее в рамках общественных отношений. В процессе правового регулирования общественные отношения приобретают форму правоотношений, а их субъекты - права и обязанности, предусмотренные правовыми актами. Однако в литературе остаются дискуссионными вопросы, связанные непосредственно с уголовно-правовым регулированием: время и основание возникновения уголовноправовых отношений, их субъектный состав, содержание и т.д.
Относительно времени возникновения уголовно-правовых отношений существуют самые разные предложения: это и момент возбуждения уголовного дела [9, с. 62], и момент привлечения виновного в качестве обвиняемого [10, с. 21], и момент вынесения приговора суда по уголовному делу [11, с. 485], и момент вступления в законную силу обвинительного приговора суда о назначении лицу, совершившему преступление, определенного наказания [12, с. 159].
Однако все вышеперечисленное относится, скорее, к юридическим фактам уголовно-процессуального, а не уголовного права. «Одновременность применения норм уголовного и уголовно-процессуального права - особенность формирования
Юридическая наука и правоохранительная практика уголовно-процессуальных правоотношений. <...> Юридический факт в форме процессуального правоприменительного акта выступает основанием для возникновения процессуального правоотношения. <...> При этом возможно неоднократное прекращение и возобновление уголовнопроцессуальных отношений при наличии неизменных уголовно-правовых отношений по одному конкретному делу» [13, с. 75, 77, 80]. Полагаем, для уголовного права нужен специфический юридический факт, являющийся универсальным, позволяющим отразить особенности различных ситуаций.
Достаточно спорным нам представляется мнение Н.Н. Рыбушкина: «Все основные элементы запрещающих правовых норм. (к ним он относит и нормы уголовного права. - Прим. наше. - А. А.) реализуются через правоотношения. Диспозиции этих норм реализуются в общих (общерегулятивных) отграничительных правоотношениях, а санкции - в конкретных охранительных правоотношениях» [14, с. 60].
Любая норма права есть целостное образование, имеющее свои структурные элементы (части). При этом данные элементы не изолированы, они тесно взаимосвязаны. В процессе правового регулирования происходит их поэтапное осуществление. Именно поэтому мы считаем, что санкция не может быть реализована отдельно от диспозиции. В противном случае речь идет либо о структурных частях разных норм, либо о двух самостоятельных нормах.
В отличие от других отраслей, в уголовном праве принято считать, что общественные отношения, попадающие в его сферу, как бы делятся на две группы: «нормальные» общественные отношения, существующие до преступления или до деяния, содержащего признаки состава конкретного преступления, и отношения, возникающие в результате преступного деяния. Первые иногда в литературе именуются регулятивными, а вторые - охранительными. При этом, по мнению большинства авторов, «водоразделом» между этими отношениями является факт совершения преступления [15, с. 22; 16, с. 18-21].
Действительно, может показаться, что после совершения преступного деяния у государства появляется право привлечь виновного к ответственности, а у последнего - обязанность понести наказание, предусмотренное законом. Однако следует отметить, что это не всегда возможно, так как некоторые преступления остаются нераскрытыми, а другие вообще являются латентными. Что в таком случае могут дать абстрактные права и обязанности? Государство имеет право наказать лицо, но даже не знает об этом, потому что не осведомлено о самом факте преступления, а виновный, хотя и обязан нести ответственность, всячески от нее уклоняется, поэтому не подвергается воздействию законодательно установленных инструментов. Получается, в реальности никакого правового регулирования не происходит.
Некоторые могут возразить, ссылаясь на ст. 8 УК РФ: «Основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом, а значит, уголовно-правовые отношения возникают в момент совершения преступления». Но «уголовная ответственность, как обязанность отвечать, только предусмотрена уголовным законом как должное последствие совершения преступления, но не содержится в нем как таковая, поскольку не существует вне реализации. Для реализации ответственности ее нужно возложить на виновного. <...> В момент совершения преступления такая обязанность возникает, но это еще не сама ответственность, а ее предпосылка, основание» [17, с. 32]. Безусловно, совершение преступления - это самый главный фактор, дающий толчок развитию процесса, но должны существовать и другие составляющие. Так, например, для того, чтобы построить дом, мало одного лишь фундамента (основания). Нужны несущие конструкции, стены, крыша, двери, окна и т.д. Так же и в уголовном праве. Совершение преступления не влечет автоматического осуществления уголовной ответственности. Зачастую их разделяет длительный промежуток времени и кропотливая работа ор-
88
ганов уголовного преследования. С нашей точки зрения, появление и существование уголовно-правовых отношений не имеет смысла при отсутствии реальной возможности реализации уголовной ответственности.
Вряд ли также имеет смысл в качестве аргумента приводить то, что срок давности привлечения к уголовной ответственности начинает исчисляться со дня совершения преступления (ч. 2 ст. 78 УК РФ). Если связать возникновение уголовно-правового отношения с этим моментом, придется и его окончание определить по такому же правилу. Им соответственно будет являться время вступления приговора суда в законную силу (об этом говорится в той же ч. 2 ст. 78 УК РФ). Поэтому вызывает сомнение позиция И.Э. Звечаровского, который считает началом возникновения охранительного уголовно-правового отношения момент совершения преступления, а окончанием -момент погашения или снятия судимости, но в то же время в подтверждение первого тезиса приводит в качестве доказательства течение срока давности [16, с. 21-22].
Кроме того, как мы полагаем, срок давности установлен законодателем по иным соображениям. Во-первых, по прошествии определенного времени доказательства, свидетельствующие о виновности лица в совершении преступления, будут неизбежно утрачены. Во-вторых, в случае привлечения к уголовной ответственности через длительный промежуток времени наказание не сможет достигнуть своих целей и утратит смысл. Срок давности привлечения к уголовной ответственности следует рассматривать как период, в пределах которого возникновение уголовно-правового отношения возможно (в случае качественного выполнения своих обязанностей правоохранительными органами), но не гарантировано.
Даже авторы, связывающие возникновение уголовно-правовых отношений со временем совершения преступления, отмечают, что с этого момента не происходит их реализация, так как «чаще всего на момент совершения преступления наши знания о нем... еще неполны, отрывочны, а иногда
и вообще отсутствуют, а также потому, что преступник нередко уклоняется от грозящей ему ответственности» [18, с. 90]. Таким образом, даже если рассматривать совершение преступления в качестве юридического факта, придется признать, что его наступление не гарантирует не только последующую реализацию нормы права через правоотношение, но и не всегда обеспечивает осознание правоприменителем своей обязанности.
Что же касается положения, существующего до преступного деяния, то между субъектами еще не возникает правовое отношение (так как нет соответствующего юридического факта, взаимных субъективных прав и юридических обязанностей), они не испытывают на себе непосредственного влияния УК РФ и ряда других правовых актов. В данном случае можно провести параллель, например, с гражданским правом. Обратимся к обязательствам вследствие причинения вреда. Здесь также существует юридическая ответственность, но гражданско-правовая. Согласно абз. 1 ст. 1095 Гражданского кодекса РФ продавец, изготовитель товара, лицо, выполнившее работу или оказавшее услугу, обязаны возместить вред, причиненный соответствующему потребителю вследствие недостатков товара, работы или услуги [19]. Основание обязанности возмещения вреда указано в законе - это появление самого вреда. Поскольку продавец, изготовитель товара, исполнитель работы или услуги не всегда известен конечному потребителю (договорные отношения между ними могут отсутствовать), правоотношения не возникнут, пока последний не получит такую информацию и не предъявит соответствующие требования. Мы не считаем, что до этого времени между сторонами существует какое-то охранительное, регулятивное, предупредительное или иное правоотношение, что они имеют потенциальные права и обязанности. По общему правилу с рождения человек автоматически приобретает гражданскую правоспособность, с наступлением совершеннолетия - дееспособность, с 14 лет - деликтоспособность (ст.ст. 17, 21, п. 1 ст. 1074 ГК РФ) [19; 20].
Юридическая наука и правоохранительная практика Однако все это означает лишь возможность стать субъектом конкретного правоотношения, но в своей жизни лицо может ей и не воспользоваться.
Представляется, что с такой же позиции следует рассматривать ситуацию и в уголовном праве. Хотя в Уголовном кодексе РФ не используются категории «правоспособность», «дееспособность» и «делик-тоспособность», тем не менее в нем четко указывается, что уголовной ответственности подлежит вменяемое физическое лицо, достигшее ко времени совершения преступления шестнадцатилетнего возраста (ст.ст. 19, 20 УК РФ) [21]. В исключительных случаях лицо подлежит уголовной ответственности с четырнадцатилетнего возраста, если им было совершено преступление из перечня, предусмотренного
ч. 2 ст. 20 УК РФ. Здесь следует отметить, что деликтоспособность появляется одновременно с право- и дееспособностью, так как, по сути, права и обязанности, предусмотренные уголовным законом, у субъекта могут появиться только при наличии условий, допускающих привлечение к ответственности. В связи с этим даже право на защиту от необоснованного применения наказания и иных мер уголовно-правового воздействия имеет смысл рассматривать только тогда, когда лицу исполнилось шестнадцать (четырнадцать) лет, потому что раньше эти меры вообще не могут быть применены ни по закону, ни противозаконно. Следовательно, только при достижении указанного возраста и наличии психического здоровья лицо становится субъектом уголовного права. Данное правило является общим, так как в ряде случаев требуются и дополнительные признаки (речь идет о признаках специального субъекта). Таким образом, у лица появляется возможность в случае наступления соответствующего юридического факта превратиться уже в субъекта уголовного правоотношения.
Похожая мысль прослеживается в рассуждениях Н.Г. Александрова, который вводит категорию «эвентуальное правоотношение» применительно к нормам, содержащим общие запреты. С его точки зрения, возникающие здесь права и обязанности
являются эвентуальными, так как устанавливаются лишь на случай возникновения той ситуации, при которой может быть нарушен запрет [22, с. 89-90]. Однако, как нам представляется, следует все-таки разграничивать субъектов права и субъектов правоотношения. И с этой позиции «эвентуальное правоотношение» выглядит несколько искусственным, учитывая то, что его стороны фактически еще не имеют ни прав, ни обязанностей.
Полагаем, таким юридическим фактом в уголовном праве является раскрытие совершенного преступления, то есть момент, когда правоохранительным органам становится известно лицо, его совершившее. При этом они должны обладать необходимыми доказательствами для привлечения преступника к уголовной ответственности. Как правило, на практике это становится возможным на стадии предъявления обвинения. Однако такой вариант не исключается и при возбуждении уголовного дела, когда, скажем, лицо было обнаружено непосредственно на месте преступления, и все улики свидетельствуют против него. Поэтому мы считаем, что не целесообразно связывать юридический факт, служащий основанием для возникновения уголовно-правовых отношений, со стадиями уголовного преследования. Кроме того, содержание тех или иных процессуальных документов в рамках уголовного процесса выражает лишь субъективное мнение конкретного правоприменителя и не всегда соответствует действительности. Дело в том, что может возникнуть ситуация, когда лицо, в отношении которого возбуждено уголовное дело или вынесено постановление о привлечении в качестве обвиняемого, на самом деле не совершало данное преступление либо преступления не было в принципе и т.д. В связи с этим действия, совершаемые в рамках досудебного и даже судебного производства, не являются безусловными доказательствами возникновения уголовно-правовых отношений.
Итак, именно с момента раскрытия преступления становится возможным привлечение лица к уголовной ответственности. На это обращается внимание и в
90
юридической литературе [23, с. 96]. Таким образом, непосредственное (прямое) регулирование осуществляется после раскрытия преступления. Состояние, которое существует до этого момента, регулируется уголовным правом лишь косвенно. Это связано с тем, что определенная часть населения не совершает преступных деяний именно из-за возможности привлечения к уголовной ответственности, страха понести наказание. Благодаря этому упорядочена общественная жизнь законопослушных граждан.
В то же время при рассмотрении предмета регулирования очень важно уяснить, кто является субъектом уголовно-правовых отношений, кому непосредственно адресованы уголовные нормы.
Момент возникновения уголовноправовых отношений обусловливает основного адресата положений уголовного закона. С нашей точки зрения, им является конкретный правоприменитель (в первую очередь суд, а также руководитель следственного органа, следователь, дознаватель и др.). Ведь именно суд, в конечном счете, полномочен решать, является ли деяние преступлением, подлежит ли подсудимый наказанию за совершенное преступление, какое наказание должно быть ему назначено и т.п. (ст. 299 УПК РФ) [24] и именно его деятельность, прежде всего, регулируется УК РФ путем возложения обязанностей и предоставления прав. Кроме того, Пленум Верховного Суда РФ, разъясняющий в своих постановлениях отдельные положения УК РФ, также адресует их нижестоящим судам.
Вне деятельности суда и правоохранительных органов в принципе невозможна реализация положений уголовного закона. Отдельные граждане могут знать содержание УК РФ или не иметь о нем представления, могут воздерживаться от совершения преступлений под угрозой наказания или по иным причинам, не имеющим юридического значения. Но в целом им безразлично, каков размер лишения свободы за то или иное преступление (шесть или семь лет), какую форму вины предусмотрел законодатель в конкретном составе преступ-
ления, необходимо ли в данном случае наступление преступных последствий и т.п. Однако все эти тонкости обязан знать и учитывать в своей деятельности правоприменитель, как основной адресат положений УК РФ.
Более того, сама структура уголовной нормы указывает на ее главного адресата. Так, по мнению Е.Я. Мотовиловкера, «.в тех случаях, когда санкция есть указание на меру принуждения, она предполагает нового субъекта (суд, арбитраж), способного осуществить принуждение. Это обстоятельство также свидетельствует о том, что санкция образует диспозицию новой нормы» [25, с. 13].
О.Э. Лейст считает, что «санкция является не только угрозой по отношению к возможному правонарушителю, но и правилом поведения (диспозицией) соответствующих государственных органов, реализующих эту угрозу в случае правонарушения. Иначе, - пишет он, - и не может быть, так как меры государственного принуждения, охраняющие нормы права от нарушений, применяются и реализуются государственным аппаратом, деятельность которого урегулирована правом» [26, с. 18-19].
По сути, к такому же выводу пришел
В.М. Коган, хотя прямо его и не сформулировал. В свое время он назвал парадоксом уголовного права то, что «.так называемая диспозиция уголовно-правовой нормы на самом деле есть ее гипотеза, а так называемая санкция уголовно-правовой нормы на самом деле есть ее диспозиция» [27, с. 38]. Нам представляется, что этому «парадоксу» можно найти вполне логичное объяснение, если принять во внимание направленность норм уголовного права прежде всего на регулирование деятельности правоприменителя, а не потенциального или реального преступника.
Вряд ли можно согласиться с
В.С. Прохоровым, указывающим, что «норма уголовного права содержит правило поведения (диспозицию), рассчитанное на применение в определенной сфере общественных отношений при определенных условиях (гипотеза); требования нормы выполняются, и соответствующая область
Юридическая наука и правоохранительная практика общественных отношений приобретает тот упорядоченный вид, ради достижения которого и предпринимается вмешательство права в жизнь общества (регулирование); наконец, если требование уголовно-правовой нормы нарушено, в действие вступает санкция нормы» [28, с. 80]. Следуя такому подходу, правило поведения, содержащееся в норме, - это определенное преступное деяние, что, безусловно, противоречит здравому смыслу. На самом же деле лицо не может действовать в соответствии с уголовным законом, а должно поступать вопреки ему. И тогда придется признать, что Особенная часть УК РФ не содержит правил поведения для потенциальных субъектов преступления, так как не указывает им порядок совершения действий. Однако в ней присутствуют предписания, адресованные суду. Именно поэтому мы считаем искусственными попытки отыскания в нормах уголовного закона правил поведения для граждан (а также иностранных граждан, лиц без гражданства), закрепленных в негативной форме.
Корме того, даже если признать, что статьи Особенной части УК РФ удерживают лиц от совершения преступлений, т.е. направлены на регулирование их поведения, Общая часть, как правило, содержит предписания для суда. К ним, в частности, относятся положения о назначении наказания, об освобождении от уголовной ответственности и наказания и т.д.
Далее, продолжая наши размышления, отметим роль Общей части УК РФ в структуре его норм в целом. «В большинстве запрещающих норм гипотеза носит общий характер, так как является условием соблюдения ряда норм. Исходя из требований юридической техники, такого рода гипотезы не повторяются в каждой запрещающей норме, а формулируются в виде общего предписания (например, положение... о том, что к уголовной ответственности могут привлекаться лишь лица, достигшие 16 лет, а по отдельным видам преступлений - с 14 лет)» [29, с. 109]. То же относится и к санкции уголовно-правовой нормы. Для применения наказания за конкретное преступление нам недостаточ-
но лишь норм Особенной части УК РФ, необходимо учитывать и Общую часть. При этом одни главы будут относиться к гипотезе, а другие к санкции норм Особенной части УК РФ, образуя единое целое [30, с. 225-226].
Следует остановиться также на позиции А.И. Бойцова, согласно которой уголовно-правовая норма, в зависимости от рассматриваемого аспекта, может быть адресована как лицу, являющемуся субъектом уголовного права, так и суду [31, с. 121].
Здесь необходимо прежде всего отличать ситуацию непосредственной адресации правовой нормы определенному субъекту от ситуации, предусматривающей возможность ознакомления с ее содержанием. В первом случае лицо или орган приобретают права (обязанности), вытекающие из нормы; во втором - этого не происходит (речь идет, скорее, о мыслительной деятельности человека). Кроме этого, из общей теории права известно следующее: «Всякая норма права предписывает лицам определенную форму поведения. Она или обязывает, или запрещает, или уполномочивает (дозволяет) совершать или воздержаться от совершения определенных поступков» [32, с. 242]. Таким образом, норма права однозначна и не может рассматриваться двояко. Исходя же из позиции А.И. Бойцова, если норма адресована лицу как субъекту уголовного права, то перед нами запрет, если суду, рассматривающему делу, то, соответственно, - обязанность. Происходит «размывание» содержания правовой нормы, теряется ее конкретика. Именно поэтому мы считаем, что норма права должна иметь определенного адресата, и в уголовном праве им прежде всего является суд. При этом такой подход не лишает других лиц права знакомиться с нормами права и учитывать их в своей повседневной деятельности.
К сторонам уголовно-правовых отношений относятся лицо, совершившее преступление, и суд как орган, действующий от имени государства. Хотя в отдельных случаях вместо суда могут выступать и иные должностные лица (следователь - с согласия руководителя следственного органа,
92
дознаватель - с согласия прокурора). Речь идет, например, о ситуациях освобождения от уголовной ответственности. Норма уголовного права адресована в первую очередь правоприменителю, тем не менее это не означает, что у противоположной стороны уголовно-правового отношения (преступника) не возникают соответствующие права и обязанности. Действительно, они не закреплены в уголовном законе, однако выводятся из него логическим путем. В частности, речь идет о следующих правах: право требования законной и обоснованной квалификации совершенного деяния в случае привлечения к уголовной ответственности, право на назначение справедливого наказания или иных мер уголовно-правового характера, право на освобождение от уголовной ответственности или наказания в предусмотренных УК РФ случаях, право на защиту от необоснованного уголовного преследования и т.д. Кроме того, преступник обязан и сам подчиняться требованиям закона (претерпевать назначенную ему меру государственного принуждения; последствия, связанные с судимостью и т.п.).
На основании сказанного можно сделать следующие выводы. В отношениях «предмет правового регулирования
- метод правового регулирования» первый имеет основополагающее значение, второй же зависим от него. С нашей точки зрения, предметом уголовно-правового регулирования будет являться поведение субъектов права в рамках общественных отношений. С момента раскрытия преступления данные общественные отношения приобретают форму правовых, так как именно здесь становится возможной реализация уголовной ответственности.
В связи с этим мы придерживаемся мнения, согласно которому нормы уголовного закона адресованы прежде всего правоохранительным органам, а также суду. Об этом, в частности, свидетельствует структурное построение предписаний Особенной части УК РФ, которые состоят из гипотезы (в традиционном понимании
- диспозиции) и диспозиции (санкции), а также их содержание. Положения Общей части выступают в качестве дополнитель-
ных элементов, образуя, таким образом, единое целое с положениями Особенной части.
1. Годес А. Предмет и система советского гражданского права // Советская юстиция. 1939. № 1. С. 20-28.
2. Прохоров В.С., Кропачев Н.М., Тарбагаев А.Н. Механизм уголовно-правового регулирования: норма, правоотношение, ответственность: монография. Красноярск: Изд-во Красноярского ун-та, 1989. 208 с.
3. Аржанов М. О принципах построения системы советского социалистического права // Советское государство и право. 1939. № 3. С. 26-35.
4. Агарков М. Предмет и система советского гражданского права // Советское государство и право. 1940. № 8/9. С. 52-72.
5. Алексеев С.С. О теоретических основах классификации отраслей советского права // Советское государство и право. 1957. № 7. С. 99-107.
6. Явич Л.С. Проблемы правового регулирования советских общественных отношений: монография. М.: Гос. изд-во юрид. лит., 1961. 172 с.
7. Сорокин В.Д. Вопросы теории советского административно-процессуального права: дис. ... д-ра юрид. наук. Л., 1968. 430 с.
8. Пешков А.Б. О методе правового регулирования // Правоведение. 1971. № 2.
С. 26-29.
9. Санталов А.И. Теоретические вопросы уголовной ответственности: монография. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1982. 97 с.
10. Брайнин Я.М. Уголовная ответственность и ее основание в советском уголовном праве: монография. М.: Юрид. лит., 1963. 276 с.
11. Недбайло П.Е. Применение советских правовых норм: монография. М.: Гос. изд-во юрид. лит., 1960. 512 с.
12. Смирнов В.Г. Функции советского уголовного права (предмет, задачи и способы уголовно-правового регулирования): монография. Л.: Изд-во Ленингр. унта, 1965. 188 с.
13. Уголовный процесс: учебник для вузов / под общ. ред. В.И. Радченко. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юстицинформ, 2006. 784 с.
14. Рыбушкин Н.Н. Запрещающие нормы в советском праве: монография. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1990. 112 с.
15. Генрих Н.В. Взаимосвязь уголовно-правовых отношений с предметом иных отраслей права // Общество и право. 2010. № 2. С. 13-23.
16. Звечаровский И.Э. Ответственность в уголовном праве. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2009. 100 с.
17. Кругликов Л.Л., Васильевский А.В. Дифференциация ответственности в уголовном праве: монография. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2002. 300 с.
18. Божьев В.П., Фролов Е.А. Уголовно-правовые и процессуальные правоотношения // Советское государство и право. 1974. № 1. С. 87-95.
19. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26 янв. 1996 г. № 14-ФЗ: ред. от 30 нояб. 2011 г. // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1996. № 5. Ст. 410.
20. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30 нояб.1994 г. № 51-ФЗ: ред. от 6 дек. 2011 г. // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1994. № 32. Ст. 3301.
21. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ: ред. от 28 июля 2012 г. // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1996. № 25. Ст. 2954.
22. Александров Н.Г. Законность и правоотношения в советском обществе: монография. М.: Гос. изд-во юрид. лит., 1955. 176 с.
23. Жариков Ю.С. Уголовно-правовое регулирование и механизм его реализации: монография. М.: Юриспруденция, 2009. 216 с.
24. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 дек. 2001 г № 174-ФЗ: ред. от 28 июля 2012 г. // Рос. газ. 2001. № 249.
25. Мотовиловкер Е.Я. Теория регулятивного и охранительного права: монография. Воронеж: Изд-во Воронежск. унта, 1990. 136 с.
26. Лейст О.Э. Санкции и ответственность по советскому праву (теоретические проблемы): монография. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. 240 с.
27. Коган В.М. Логико-юридическая структура советского уголовного закона: монография. Алма-Ата: Казахстан, 1966. 84 с.
28. Прохоров В.С. Преступление и ответственность: монография. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1984. 136 с.
29. Иванова З.Д. Запрещающие нормы в механизме правового регулирования // Советское государство и право. 1975. № 11. С. 108-112.
30. Новоселов Г.П. Актуальные вопросы учения об объекте преступления: методологические аспекты: дис. . д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 2001. 260 с.
31. Бойцов А.И. Понятие уголовной ответственности // Вестник Ленинградского университета. 1981. № 17. С. 120-122.
32. Юридический энциклопедический словарь / под общ. ред. В.Е. Крутских. 3-е изд., перераб. и доп. М.: ИНФРА-М, 2004. 450 с.
