CC BY
141
УДК 94:351.746.1(570.6)"1905/1911"
Соколенко Артём Васильевич
аспирант Тихоокеанского государственного университета
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ВЕДОМСТВ И ОРГАНОВ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В БОРЬБЕ С ИНОСТРАННОЙ РАЗВЕДКОЙ В 1905-1911 ГГ. (ЧАСТЬ ПЕРВАЯ)
Sokolenko Artyom Vasilyevich
PhD student, Pacific National University
INTERACTION OF AUTHORITIES AND AGENCIES OF THE RUSSIAN EMPIRE IN THE FAR EAST IN THE STRUGGLE AGAINST FOREIGN INTELLIGENCE IN 1905-1911 (PART 1)
Аннотация:
Данная работа является первой частью обзорной статьи, в которой рассмотрены проблемы и особенности взаимодействия ведомств и органов Российской империи на Дальнем Востоке в борьбе с иностранной разведкой после Русско-японской войны 1904-1905 гг. и до начала функционирования с июля 1911 г. Хабаровского контрразведывательного отделения. Ввиду физико-географических и административно-территориальных особенностей Приамурского генерал-губернаторства здесь складывался специфический порядок взаимодействия местных органов и учреждений в борьбе с иностранной разведкой.
Ключевые слова:
иностранная разведка, взаимодействие, разведывательное отделение, общая и политическая полиция, негласное наблюдение, Дальний Восток, Управление военных сообщений Главного управления Генерального штаба.
Summary:
The work is the first part of the review article, which deals with the problems of interaction between authorities and agencies of the Russian Empire in the Far East in the fight against foreign intelligence after the Russian-Japanese War of 1904-1905, and before the start of the Khabarovsk counterintelligence department in July 1911. In view of the geographic, administrative and territorial features of the Priamursky Governorate General, there formed a specific procedure of cooperation between the local authorities and agencies in the fight against foreign intelligence.
Keywords:
foreign intelligence, interaction, intelligence department, general and political police, secret surveillance, Far East, Military Communications Office of the Main Operational Directorate of the General Staff.
Взаимодействие в тех или иных процессах жизнедеятельности общества, в том числе на разных этапах его исторического развития, все чаще становится предметом современных исследований. В контексте исторических работ интерес к проблематике взаимодействия в период существования Российской империи обусловлен стереотипами о слабом меж- и внутриведомственном механизме связи царских ведомств и организаций, либо о полном отсутствии такового. Однако специальное, более глубокое и подробное изучение взаимоотношений ведомств и органов самодержавной России позволяет не столь категорично оценивать их уровень и качество. В данной статье рассмотрены проблемы и особенности взаимодействия учреждений Российской империи на Дальнем Востоке в борьбе с иностранной разведкой [1] после Русско-японской войны 1904-1905 гг.
Неудачный для России итог Русско-японской войны показал царской власти, что одной численностью войск войну не выиграть. Важнейшим фактором успеха японцев стали заблаговременное разведывательное обеспечение всей военной операции против России, а также хорошо выстроенная контрразведывательная служба. Российская разведка и контрразведка, наоборот, обнаружили низкую результативность, и поэтому после войны в среде военных все настойчивей стали говорить о необходимости, в том числе и на местах, налаживания систематической разведки и учреждения в системе военного ведомства Российской империи постоянно действующей, то есть и в период мирного времени, контрразведки.
После Русско-японской войны в результате реформирования военной системы в Российской империи были учреждены Главное управление Генерального штаба (ГУГШ) (21 июня 1905 г., здесь и далее все даты даны по старому стилю. - А.С.), на которое было возложено руководство военной разведкой и контрразведкой, и разведывательные отделения в штабах военных округов (летом 1906 г.). Однако из-за отсутствия финансирования формирование военных центральных и местных структур контрразведки не было осуществлено. От МВД по окончании Русско-японской войны помощи ожидать не приходилось, так как в 1905-1907 гг. в условиях усиливавшегося революционного движения по стране все силы данного ведомства были брошены на борьбу с ним. Поэтому о какой-либо контрразведывательной деятельности в это время и в первые послереволюционные годы в данном ведомстве и не помышляли. В связи с этим военное ведомство единолично занялось организацией контрразведки на основе имевшихся сил и средств. ГУГШ возложило обязанности по контрразведке на местах на разведывательные отделения окружных штабов [2].
Однако, как отмечают историки, само по себе возложение функций контрразведки на разведывательные отделения ничего нового в систему борьбы со шпионажем не привнесло. Опыта
разыскной деятельности у офицеров Генерального штаба, возглавлявших разведывательные органы в военном ведомстве, не было, собственная внутренняя агентура отсутствовала, как и деньги на ее заведение. Борьбу с иностранной разведкой вели прежним способом, а именно установлением негласного наблюдения за иностранцами. За содействием в организации этого процесса офицеры разведывательного отделения штаба округа вынуждены были обращаться к местным губернаторам как к высшим руководителям органов общей полиции на местах, начальникам Губернских жандармских управлений (ГЖУ) и охранным отделениям. Ввиду отсутствия у указанных учреждений денежных средств на контрразведку глубокая агентурная работа в рамках этой деятельности не проводилась, поэтому приходилось ограничиваться установлением негласного наблюдения (слежкой) за иностранцами, подозреваемыми в шпионаже [3].
Отметим, что по итогам совещания, проведенного в 1882 г. с участием представителей шести ведомств (Министерства внутренних дел, Отдельного корпуса жандармов (ОКЖ), Военного министерства, Генерального штаба, Министерства иностранных дел (МИД) и Министерства финансов), был подготовлен лишь механизм взаимодействия российских органов и ведомств по установлению негласного наблюдения за лицами, прибывавшими в Российскую империю, в отношении которых имелись основания подозревать их в участии в разведывательной деятельности и в том, что истинная цель их поездки в Россию не соответствовала заявленной (например охота, научные исследования и т. п.). При этом ничего другого по порядку организации совместных действий по борьбе с иностранными разведками за последующий период отечественными властями разработано не было.
Ответственность за негласное наблюдение за такими иностранцами в МИД лежала на дипломатических сотрудниках заграничных учреждений, в МВД - на генерал-губернаторах, губернаторах, градоначальниках, начальниках органов общей полиции, в ОКЖ - на начальниках жандармских управлений, в том числе железнодорожных, жандармских пограничных пунктов, в Министерстве финансов - на руководителях таможенных органов на границе, в военном ведомстве - на штабах военных округов (до 1906 г. - на отчетных отделениях, с 1906 г. - на разведывательных), комендантах крепостей и военных агентах как лицах, обязанных установить все точные сведения об иностранцах и сообщить их сотрудникам МИД, ГУГШ (до июня 1905 г. - в Главный штаб) и местным российским приграничным властям. Оповещение местных властей, жандармских органов и общей полиции о прибытии таких иностранцев в Российскую империю осуществлялось сотрудниками консульских учреждений российского МИД шифрованными телеграммами, либо в документе на право пересечения границы фамилию владельца подчеркивали двумя линиями или проставляли двойной номер, в частности в визе. Эти условные знаки являлись сигналом для российских органов, проверявших документы на границе, и всех остальных ведомств, ответственных за выполнение негласного наблюдения, которые должны были организовать таковое за гражданином в дальнейшем пути его следования по России [4].
В 1906 г. вопрос контроля над иностранцами, передвигавшимися по российским железным дорогам, особенно с частыми остановками в пути, вновь привлек внимание военного ведомства, так как многим в Генеральном штабе Российской империи уже стало понятно, что такие поездки используются по большей мере для разведки. В Генеральном штабе попытались устранить эту проблему своими силами, не прося помощи у других ведомств. Но поскольку у военных отсутствовали дополнительные силы и тем более денежные средства на создание каких-либо новых служб, было принято решение привлечь к обязательному участию в контрразведке Управление военных сообщений Главного управления Генерального штаба (УВС ГУГШ), до 1905 г. находившееся в ведении Главного штаба, и его местные структуры. Видимо, в Генеральном штабе помнили, что в период Русско-японской войны УВС уже получило первый опыт участия в контрразведке.
Тогда с марта 1905 г. по указанию российского верховного командования организация контрразведывательной деятельности была возложена еще и на УВС. Разработаны специальные инструкции для упорядочивания этой деятельности органами службы военных сообщений (заведующих перевозкой войск, начальников эшелонов, комендантов станций, поездов и этапов) [5]. Теперь вновь, как и в период Русско-японской войны, УВС ГУГШ должно было выполнять контрразведывательные функции, но только в условиях мирного времени. 2 января 1907 г. по приказу начальника Генерального штаба Ф.Ф. Палицына УВС ГУГШ должно было устанавливать надзор за подозрительными иностранцами. В военном округе УВС было представлено офицером Генерального штаба в должности заведующего передвижением войск округа, несколькими его помощниками-офицерами и подчиненными заведующему передвижением войск округа военными комендантами на железнодорожных станциях в пределах округа. Для обмена информацией о проезжавших подозрительных иностранцах, шпионах, разведчиках заведующие службами передвижения войск соседних округов установили тесное взаимодействие.
Однако с течением времени практика показала, что по разным объективным и субъективным причинам (из-за нехватки денежных средств, необходимости постоянного нахождения комендантов на закрепленных за ними железнодорожных станциях, отсутствия возможности вести оперативную работу и др.) служба военных сообщений с контрразведывательными функциями
не справляется. Несмотря на то что заведующие передвижением войск направляли в ГУГШ собранные ими материалы по наблюдению под названием «Сведения о проследовании иностранных разведчиков», а один раз в три месяца - более обзорные донесения с комментариями, ничего существенного для контрразведывательного дела данные сведения не содержали.
Кроме того, одним из факторов низкой эффективности организации негласного наблюдения за иностранцами службой военных сообщений войск в округах являлись натянутые отношения с жандармской железнодорожной полицией. Местные структуры УВС никак не могли достичь взаимопонимания с железнодорожной жандармерией по совместному решению данной проблемы. В конце концов в ходе долгих прений между УВС и ШОКЖ, к которым пришлось привлечь и Министерство путей сообщения (МПС), эти три ведомства пришли к общему знаменателю. Были разработаны положения взаимодействия и обмена сведениями между заведующими передвижением войск, станционными жандармами, кондукторскими бригадами, дежурными по станциям и железнодорожными агентами по установлению контроля над подозрительными иностранцами на железной дороге в азиатской России, положенные в основу циркулярных распоряжений МПС от 3 мая 1910 г. и ШОКЖ от 18 мая 1910 г. [6].
Тем временем после Русско-японской войны расстановка сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе изменилась. Япония, 23 августа 1905 г. заключив с Россией Портсмутский мирный договор на выгодных для себя условиях, а также получив господство над Кореей и Южной Маньчжурией, стала претендовать на роль политического лидера данного региона. Как отмечают исследователи, в первые послевоенные годы деятельность японской разведки на Дальнем Востоке, в частности в Приамурском генерал-губернаторстве, стала разворачиваться с новой силой в том числе из-за «алармистских настроений» внутри самой Японии. При этом цель заключалась не только в добывании какой-либо информации, но и в организации массированной антироссийской пропаганды среди корейского и китайского населения. Для этого создавались нелегальные японские, корейские и китайские патриотические объединения и общества взаимопомощи, в том числе возглавляемые кадровыми японскими разведчиками, открывались японские начальные школы во Владивостоке, на Камчатку регулярно отправлялось большое количество японских судов. С удвоенной активностью продолжили начатую еще до войны разведывательную деятельность в Приамурье японцы -ювелиры, лавочники, прачки, фотографы, врачи, содержатели гостиниц и «домов терпимости» [7].
На Дальнем Востоке России после Русско-японской войны организация наблюдения за иностранцами принципиально ничем не отличалась от установленной на других территориях, но были некоторые особенности. Взаимодействие местных дальневосточных полицейских и военных структур по борьбе с иностранным шпионажем, в первую очередь японским, стали налаживать еще до учреждения в штабе Приамурского военного округа разведывательного отделения. Временным командующим войсками Приамурского военного округа генерал-лейтенантом А. Муравьевым по указанию командующего войсками на Дальнем Востоке генерала от инфантерии Н.И. Гродекова 3 февраля 1906 г. было отдано распоряжение военному губернатору Приморской области путем взаимодействия местных полицейских властей и соответствующих войсковых начальников учредить строгий полицейский негласный надзор за подозрительными японцами. Особенно в таких важнейших пунктах, как Владивостокская крепость, крепость в Николаевске-на-Амуре, гор. Никольске-Уссурийском и т. д. Военный губернатор Приморской области генерал-майор В.Е. Флуг исполнил приказ А. Муравьева. Он отдал распоряжения местным органам общей полиции и велел принять командиру над Владивостокским коммерческим портом изложенное к руководству, подчеркнув, что в случае необходимости они могут обращаться за помощью к военным начальникам.
Однако организовать широкомасштабную борьбу с иностранным шпионажем на территории Приамурского края силами только общей полиции и военных подразделений, в том числе через установление всеобщей слежки за японцами, проживавшими в генерал-губернаторстве, как того хотели в ГУГШ и штабе войск Дальнего Востока и требовали этого от штабов Приамурского военного округа и Владивостокской крепости, было затруднительно. Как сообщало руководство органов городской и уездной полиции военному губернатору Приморской области, все сведения о расширяющейся деятельности японской разведки в Приамурском генерал-губернаторстве, поступавшие к ним из всевозможных источников, в том числе и от военных чинов, им также были известны. Но регулярно предпринимать какие-либо меры против шпионажа, в частности осуществлять постоянный негласный контроль над японцами, корейцами и китайцами, они не могли ввиду нехватки сил и денежных средств на содержание агентуры. К тому же мешал языковой барьер, поскольку из чинов общей полиции мало кто владел японским, китайским и корейским языками.
Возможностей у военного губернатора Приморской области решить указанные проблемы в организации наблюдения за японцами также не было, в связи с этим он советовал руководству органов общей полиции обращаться за помощью в наблюдении к военному начальству, как это было оговорено ранее. Но начальство военных подразделений мало чем могло помочь в деле установления негласного надзора за японцами. В итоге губернатор указывал руководству органов общей полиции, чтобы они продолжали вести негласное наблюдение за японцами и обо всех результатах
доносили ему. В регулярных докладах в штаб Приамурского военного округа или коменданту Владивостокской крепости о шпионской деятельности японцев военный губернатор Приморской области постоянно подчеркивал, что нужны дополнительные средства на борьбу со шпионажем [8].
Из-за отсутствия финансирования даже приходилось прекращать слежку за подозреваемыми. Например, по поручению военного губернатора Приморской области генерал-майора В.Е. Флуга велось наблюдение за одним японцем, проживавшим во Владивостоке. В один из дней он выронил свернутые в трубку бумаги. Агент, осуществлявший за японцем наблюдение, поднял этот сверток. Там оказались фотография и «выкипировка» юго-восточной оконечности Русского острова с верстной картой с нанесенными на ней батареями и промерами глубины моря у берега. В доме, где жил японец, 19 марта 1908 г. был произведен обыск, но сам он там обнаружен не был. В начале апреля вследствие израсходования аванса на «контршпионство» негласное наблюдение за подозреваемым распоряжением военного губернатора Приморской области было прекращено. 25 апреля 1908 г. Флуг передал все материалы коменданту Владивостокской крепости на его усмотрение.
Периодически велось скрытое наблюдение за служащими японского консульства во Владивостоке, но, как было подмечено 24 апреля 1908 г. начальником штаба Приамурского военного округа в телеграмме обер-квартирмейстеру ГУГШ генерал-майору М.В. Алексееву, для непрерывного дальнейшего слежения за подозрительными японцами у губернатора нет финансовых средств [9]. Однако в штабе округа денег на нужды «контршпионажа» также не было.
Руководство морского ведомства при этом не оставалось в стороне от проблемы шпионажа на Дальнем Востоке России. Управление Морского генерального штаба (МГШ) 3 июня 1906 г. отдало распоряжение командиру Владивостокского порта сообщать все сведения о задержанных шпионах в крепости, а также собирать данные о японских рыбаках, которые появляются у российского побережья, в том числе с помощью службы охранных судов [10]. Начальник Морского генерального штаба контр-адмирал Л.А. Брусилов писал в записке от 3 ноября 1907 г. № 3400 начальнику штаба Ф.Ф. Па-лицыну, что деятельность японцев приносит «несомненный вред и ущерб обороне наших дальневосточных рубежей», а потому, несмотря на то что на данный момент для ведения контрразведки в его ведомстве достаточных средств нет, в случае надобности оно окажет любое содействие тем мероприятиям, какие военное ведомство посчитает необходимыми в этом направлении [11].
Все же функцию контрразведки для МГШ и подчиненных ему учреждений и органов, в том числе морских агентов, в те годы с трудом можно было отнести даже к второстепенной ввиду отсутствия специальных сил и средств. Не лишним будет сказать, что после Русско-японской войны у дальневосточных органов местного управления и штаба округа еще долгое время не было прямых контактов с морским агентом в Японии. 25 августа 1906 г. и. д. начальника МГШ сообщил командиру Владивостокского порта об изменении процесса доставки секретных пакетов морскому агенту в Японии. Ранее она осуществлялась через посредничество российского МИД и французского посольства в Японии. При таком способе на пересылку корреспонденции уходило около двух месяцев, поэтому в целях ускорения всю секретную почту для морского агента в Японии было решено отправлять в двойных пакетах на имя командира Владивостокского порта (имеется в виду военного порта. - А.С.). Тот в свою очередь должен был передавать их через командиров отходивших в Японию пароходов Добровольного Флота или других надежных лиц Российскому Императорскому консулу в Нагасаки. Уже он полученный материал доставлял морскому агенту [12].
Чуть позже, 17 ноября 1906 г., командира Владивостокского порта попросили из Главного морского штаба доставить морскому агенту в Японии пакет, в котором был экземпляр «Правил хранения ключа военного времени для секретной переписки в Военном ведомстве» [13]. Лишь гораздо позднее, 22 апреля 1909 г., после личной просьбы Приамурского генерал-губернатора П.Ф. Унтербергера на правах командующего Приамурским военным округом от морского министра С.А. Воеводского было получено одобрение, чтобы морской агент в Японии и Китае высылал главному начальнику Приамурского края копии материалов, поступавших от него как в МГШ, так и в Главный морской штаб [14]. В итоге с момента учреждения 5 июня 1895 г. официальной должности морского агента в Японии [15] до установления прямых контактов с дальневосточными органами местного управления и штабом Приамурского военного округа прошло 14 лет!
Ввиду того что на Дальнем Востоке России не было ГЖУ, для организации наблюдения за иностранцами, прибывавшими в Приамурское генерал-губернаторство на короткий срок или проезжавшими по его территории, штаб округа мог обратиться только к начальникам жандармских полицейских управлений Уссурийской железной дороги (ЖПУ УЖД), в железнодорожное полицейское управление КВЖД (жел. ПУ КВЖД, до 31 августа 1908 г. - Временное жандармское полицейское управление КВЖД (Вр. ЖПУ КВЖД)) и жандармское полицейское управление Амурской железной дороги (ЖПУ АЖД с 17 июня 1910 г.), а также через военного коменданта к начальникам крепостных жандармских команд Владивостока (6 октября 1895 г.) и Николаевска-на-Амуре (с июля 1911 г.).
Например, 2 мая 1908 г. из-за наплыва иностранцев, особенно японцев, в Приамурское генерал-губернаторство и частого их проезда по Сибирской железной дороге с остановками генерал-квартирмейстер ГУГШ генерал-лейтенант Н.В. Дубасов попросил товарища МВД А.А. Макарова отдать распоряжение о вменении в обязанность чинам корпуса жандармов и наружной
сыскной полиции Приамурского и Омского военных округов содействия по делу борьбы с иностранной разведкой. А именно - устанавливать негласный надзор по указаниям штабов округов за лицами, подозреваемыми в разведывательной деятельности, как на местах, так и в пути, кроме того, сообщать сведения о всех иностранцах и «русско-подданных», в отношении которых есть основания подозревать их в разведывательной работе на иностранные государства.
Как отметил Дубасов, незадолго до этого точно такие же указания чинам корпуса жандармов были сделаны Департаментом полиции в отношении Иркутского военного округа. Из МВД Дубасову 16 июня 1908 г. было направлено письмо, в котором сообщалось, что по его просьбе соответствующие распоряжения были отданы чинам корпуса жандармов, наружной и сыскной полиции в Приамурском генерал-губернаторстве, а также в Тобольской и Омской губерниях [16].
Таким образом, в первые годы после Русско-японской войны борьба с иностранной разведкой в Российской империи осложнялась тем, что в ходе реформы военной системы так и не были учреждены центральные и местные контрразведывательные органы. Обязанность по контрразведке легла на плечи разведывательных отделений штабов военных округов. Отсутствие сил и средств на содержание агентурного аппарата и слабое знание основ оперативно-разыскной деятельности приводили к тому, что борьба с иностранной разведкой ограничивалась установлением негласного наблюдения за подозрительными иностранцами. За помощью в организации такого наблюдения руководство разведывательных отделений обращалось к местным губернаторам, начальникам гЖу и органов политического розыска. В том числе к этой деятельности были подключены местные органы УВС ГУГШ.
Между тем на Дальнем Востоке России военное руководство и органы местного управления в целях борьбы с иностранной разведкой самостоятельно пытались через взаимодействие местных полицейских властей и соответствующих войсковых начальников учредить строгий полицейский негласный надзор японцами, но при этом сталкивались с теми же проблемами, что были присущи и остальной территории Российской империи: нехваткой финансирования, людских ресурсов и опытных кадров для ведения контрразведки. В то же время усилившийся миграционный поток и участившиеся поездки иностранцев в Приамурский край, особенно японцев, беспокоили центральные и местные военные власти. Ввиду нехватки собственных сил и средств они вынуждены были обращаться в МВД с просьбой о том, чтобы чинов корпуса жандармерии, общей и сыскной полиции обязали оказывать содействие штабу Приамурского военного округа в установлении негласного надзора за иностранцами.
Ссылки и примечания:
1. Взаимодействие - взаимообусловленная в рамках конкретной деятельности и необходимая для исполнения принятых на соответствующем уровне решений связь всех участников, выражающаяся в согласованном по задачам, направлениям и времени использовании всех имеющихся возможностей для достижения поставленной цели. Упрощенная дефиниция «взаимодействия» - согласованные действия всех сил и средств по задачам, направлениям и времени ради достижения конкретной цели. Подробнее см.: Шаваев А.Г., Лекарев С.В. Разведка и контрразведка. Фрагменты мирового опыта и теории. М., 2003. С. 189-191.
2. Очерки истории российской внешней разведки : в 6 т. Т. 1: От древнейших времен до 1917 года. М., 1995. С. 205 ; Сизенко А. Г. Все о спецслужбах России и СССР. Ростов н/Д., 2010. С. 132-134.
3. Греков Н.В. Русская контрразведка в 1905-1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы. М., 2000. С. 109-112 ; Яковлев Л.С. Российской контрразведке - 100 лет // Исторические чтения на Лубянке. 2002. М., 2003. С. 93 ; Кирмель Н.С. «...Японские прачки и парикмахеры открыли... много магазинов с целью конспирации шпионской деятельности» // Военно-исторический журнал. 2001. № 3. С. 55 ; Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 102. Оп. 316. Д. 39 (1913 г.). Л. 87 об. - 88.
4. Соколенко А.В. Взаимодействие ведомств и органов Российской империи в борьбе со шпионажем в Приамурском генерал-губернаторстве до начала Русско-японской войны 1904-1905 гг.: особенности и проблемы // Власть и управление на Востоке России. 2015. № 3 (72). С. 158-161 ; Кравцев И.Н. Тайные службы империи. М., 1999. С. 87-90.
5. Васильев И.И., Зданович А.А. Военной контрразведке быть! // Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. М., 2008. Т. 4. С. 31-33.
6. Греков Н.В. Указ. соч. С. 97-104.
7. См.: Дубинина Н.И. Приамурский генерал-губернатор П.Ф. Унтербергер. Документально-историческое повествование. Хабаровск, 2008. С. 268-282 ; Пестушко Ю.С. Российско-японские отношения в годы Первой мировой войны (1914-1917 гг.). Хабаровск, 2008. С. 119-120, 125-130, 132-137 ; Алепко А.В. Некоторые аспекты разведывательной деятельности иностранных держав в Дальневосточном приграничье (1900-1917 гг.) // Пограничная политика: практика и особенности ее реализации в Дальневосточном регионе : материалы четвертой региональной научно-практической конференции от 23 мая 2001 г. / сост.: В.А. Прохоров, В.А. Удалов. Хабаровск, 2001. С. 67-69 ; Сини-ченко В.В. Правонарушения иностранцев на востоке Российской империи во второй половине XIX - начале XX веков. Иркутск, 2003. С. 150-154.
8. См.: Государственный архив Хабаровского края (ГАХК). Ф. И-16. Оп. 1. Д. 2. Л. 3-7 об., 12, 16-19 об., 22-23, 3030 об., 33-33 об., 278-279а, 282-283, 286, 289-294, 299-305.
9. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2000. Оп. 15. Д. 13. Л. 55, 57 ; Д. 51. Л. 4-5 ; Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (РГИА ДВ). Ф. 87. Оп. 1. Д. 1608. Л. 48-48 об.
10. Российский государственный архив военно-морского флота (РГАВМФ). Ф. 967. Оп. 1. Д. 233. Л. 295-295 об., 339.
11. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 51. Л. 6.
12. РГАВМФ. Ф. 967. Оп. 1. Д. 233. Л. 304-304 об.
13. Там же. Л. 323.
14. РГАВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 2893. Л. 15, 18.
15. См.: Емелин А. Военно-морские агенты России // Морской сборник. 2007. № 2. С. 66.
16. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 51. Л. 16-18.
References and notes:
1. Interaction - interdependence within a particular activity and is necessary for the fulfillment of adopted decisions on the appropriate level of communication of all participants, expressed in the agreed on objectives, time lines and the use of all available opportunities to achieve this goal. A simplified definition of "interaction" - a concerted action of all forces and resources on tasks and time lines in order to achieve a specific goal. See: Shavaev, AG & Lekarev, SV 2003, Intelligence and counterintelligence. Fragments of the world experience and theory, Moscow, p. 189-191.
2. Sketches of the Russian Foreign Intelligence Service history: 6 vols. 1995, vol 1: From the earliest times until 1917, Moscow, p. 205; Sizenko, AG 2010, All of the special services of Russia and the USSR, Rostov-on-Don, p. 132-134.
3. Grekov, NV 2000, Russian counterintelligence in 1905-1917: spy and real problems, Moscow, p. 109-112; Yakovlev, LS 2002, 'Russian counterintelligence - 100 years', Historical reading on Lubyanka, Moscow, 2003, p. 93; Kirmel, NS 2001, '"...Japanese laundresses and barbers ... opened a lot of stores for the purpose of espionage conspiracy"', Military History magazine, no. 3, p. 55; State Archive of the Russian Federation (SARF), f. 102, op. 316, d. 39 (1913), l. 87 ob. - 88.
4. Sokolenko, A 2015, 'Interaction of departments and agencies of the Russian Empire in the struggle against espionage in the Amur General Government before the start of the Russian-Japanese War of 1904-1905: features and problems', Power and control in Eastern Russia, no. 3 (72), p. 158-161; Kravtsev, IN 1999, The secret service of the empire, Moscow, p. 87-90.
5. Vasiliev, II & Zdanovich, AA 2008, 'Military counterintelligence be!', Proceedings of the Society for the Study of history of domestic intelligence services, Moscow, vol. 4, p. 31-33.
6. Grekov, NV 2000, Russian counterintelligence in 1905-1917: spy and real problems, Moscow, p. 97-104.
7. See: Dubinin, NI 2008, Amur Governor-General PF Unterberger. Documentary-historical narrative, Khabarovsk, p. 268-282; Pestushko, YS 2008, Russian-Japanese relations during the First World War (1914-1917), Khabarovsk, p. 119-120, 125130, 132-137; Alepko, AV 2001, 'Some aspects of the intelligence activities of foreign powers in the Far Eastern borderland', Border Policy: Practice and especially its implementation in the Far East: Proceedings of the Fourth Regional scientific-practical conference on May 23, 2001, Khabarovsk, p. 67-69; Sinichenko, VV 2003, Offences of foreigners in the east of the Russian Empire in the second half of XIX - early XX centuries, Irkutsk, p. 150-154.
8. See: State Archives of Khabarovsk Krai (SAKK), f. i-16, op. 1, d. 2, l. 3-7 ob., 12, 16-19 ob., 22-23, 30-30 ob., 33-33 ob., 278-279a, 282-283, 286, 289- 294, 299-305.
9. Russian State Military History Archive (RGVIA), f. 2000, op. 15, d. 13, l. 55, 57; d. 51. l. 4-5; Russian State Historical Archive of the Far East (DV RSHA), f. 87. op. 1. d. 1608. l. of 48-48.
10. The Russian State Archive of the Navy (RGAVMF), f. 967. op. 1. d. 233. l. 295-295 ob., 339.
11. RGVIA, f. 2000. op. 15. d. 51. l. 6.
12. RGAVMF, f. 967. op. 1. d. 233. l. 304-304 ob.
13. RGAVMF, f. 967. op. 1. d. 233. l. 323.
14. RGAVMF, f. 418. op. 1. d. 2893. l. 15, 18.
15. See: Emelin, A 2007, 'Naval agents of Russia', Sea collection, no. 2, p. 66.
16. RGVIA, f. 2000. op. 15. d. 51. l. 16-18.
