70
• • •
Известия ДГПУ, №4, 2013
sredstva oformlenija v sintaksise. Stavropol', 1988. 11. Lomonosov M.V. Polnoe sobranie sochi-
nenij. T. U11. M.-L., Izd-vo AN SSSR, 1952. 12. Meshhaninov I.I. Obshhee jazykoznanie. L.: Uch-
pedgiz, 1940. 13. Peshkovskij A.M. Russkij sintaksis v nauchnom osveshhenii. 7-e izd., 1956.
14. Russkaja grammatika M., 1982. 15. Cheshko L.A. Russkij jazyk. Uchebnoe posobie dlja podgo-tovitel'nyh otdelenij vysshih uchebnyh zavedenij. M.: Vysshaja shkola, 1981. 16. Shanskij N. M.,
Sovremennyj russkij jazyk. V 3-h chastjah. Ch.II. 1981. 17. Shahmatov A.A. Sintaksis russkogo
jazyka. L., 1941.
Статья поступила в редакцию 14.08.2013 г.
УДК 82 (470.67)
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ СТИХА И ПРОЗЫ В МАЛЫХ ФОРМАХ К. МАЗАЕВА
© 2013 Магомедова М.А. Дагестанский государственный педагогический университет
Статья посвящена взаимодействию стиха и прозы в малых формах К. Мазаева. Важным и показательным фактом, свидетельствующим о внутреннем проникновении лирики в прозу, является то, что один и тот же автор обращается к созданию произведений как прозаических:, так и лирических:. В статье описываются лирические миниатюры К. Мазаева, которые выросли не только из чисто художественной жажды запечатления жизни, но и из глубокого раздумья над ней.
The article deals with the verse and prose interaction in K. Mazaev’s small forms. The important and indicative fact testifying to the internal penetration of lyrics into the prose is the fact that the same author addresses to creation of works both prosaic, and lyrical. The author of the article describes Mazayev’s lyrical miniatures which grew not only from purely art thirst of imprinting of life, but also from deep thought over it.
Stat’ja posvjashhena vzaimodejstviju stiha i prozy v malyh formah K. Mazaeva. Vazhnym i pokazatel’nym faktom, svidetel’stvujushhim o vnutrennem proniknovenii liriki v prozu, javljaetsja to, chto odin i tot zhe avtor obrashhaetsja k sozdaniju proizvedenij kak prozaicheskih, tak i liricheskih. V stat’e opisyvajutsja liricheskie miniatjury K. Mazaeva, kotorye vyrosli ne tol’ko iz chisto hudozhestvennoj zhazhdy zapechatlenija zhizni, no i iz glubokogo razdumja nad nej.
Ключевые слова: ахронность, жанр, лирика, литературоведение, миниатюра, проза, ритм, темп, тембр, фабула.
Key words: achronysm, genre, lyrics, literary criticism, miniature, prose, rhythm, tempo, tone, plot.
Kljuchevye slova: ahronnost’, zhanr, lirika, literaturovedenie, miniatjura, proza, ritm, temp, tembr, fabula.
Основным типологическим разграничением, устоявшимся в литературоведении, является разделение литературы на поэзию и прозу, понимаемое с точки зрения структурной организации художественной речи. Однако уже с начала XX века в дагестанской литературе наметилась тенденция к размыванию границ между стихом и прозой - про-заизации поэзии и поэтизации прозы, активному поиску новых жанров, языковых, стилистических форм. Еще В. Белинский заметил наметившуюся тенденцию к сближению литературных родов: «Хотя все эти три рода поэзии су-
ществуют отдельно один от другого, как самостоятельные элементы, однако ж, проявляясь в особенных произведениях поэзии, они не всегда отличаются один от другого резко определенными границами» [2. С. 179].
История дагестанской прозы подтверждает мнение о том, что формируется она не изолированно от поэзии, а в тесном с ней взаимодействии и вбирает лучшие ее достижения, что лиризм, как стихия, входит в смежные жанры и меняет их облик. В рамках этого поиска в лакской литературе заметно стремление к взаимодействию и взаимопроникно-
Общественные и гуманитарные науки
• ••
71
вению поэзии и прозы. Появляются новые приемы работы с текстом: поэзия прозаизируется, проза поэтизируется и ритмизуется.
Важным и показательным фактом, свидетельствующим о внутреннем проникновении лирики в прозу, является то, что один и тот же автор обращается к созданию произведений и прозаических, и лирических. Причем в творчестве многих лакских писателей обращение к произведениям разных родов происходит одновременно. Владение в равной степени искусством поэзии и прозы, отмеченное еще у С. Габиева и Г. Саидова, получило дальнейшее свое продолжение в творчестве К. Закуева, И.-Х. Курбаналиева, М. Чаринова, М. Магомедова, А. Гусейнаева, Б. Рамазанова, М.-З. Аминова, А. Мудунова, М. Давыдова, С. Увайсова, Р. Башаева, Х. Ильясова и др., которые свою писательскую деятельность начали со стихов, а затем стали писать прозу.
Лирическая поэзия взаимодействует с прозаическими жанрами, и в результате проникновения лирической стихии рождается проза, окрашенная яркой эмоциональностью, отличающаяся глубоким проникновением во внутренний мир человека. В прозе важно уже не только событие, а «чувство, которое оно возбуждает в нас» [2. С. 84]. Прозаики заботятся о том же, о чем думают лирические поэты, - о передаче душевных состояний и настроений.
Анализируя дагестанскую лирическую прозу, П. Хизриева отмечает: «Лиричность, как одно из существенных качеств повести 1960-х годов, обусловлена характерным для прозы этого времени усилением роли художественного субъекта, стремлением писателя к открытости и откровенности в выражении не только своей идейно-политической позиции, но и своих взглядов и представлений о социально-этических нормах и принципах поведения человека нового общества» [15]. Действительно, в дагестанской прозе находят отражение популярные поэтические жанры: отчетливо звучит элегическая нота, сказавшаяся в сложном комплексе ощущений, чувств, тончайших поэтических настроений, едва уловимых психологических состояний. В произведения дагестанских прозаиков все настойчивее проникают темы личных переживаний человека, внимание авторов все более
привлекают самые простые чувства, но при этом личное жизнеощущение осложняется восприятием эпохи, обогащается новыми оттенками лирического чувства. Именно с элегией в значительной мере связаны стремление выразить в прозе напряженность чувства с трагической окрашенностью, подлинная искренность, тончайший психологический рисунок.
Лирическая струя привносит в прозаическое произведение особую поэтическую атмосферу, интерес к «внутреннему человеку». Писатель пытается проникнуть в самые потаенные уголки человеческого сознания, рождает веру в человека, в возможности его духовного преображения. Но в прозе лирическая стихия, естественно, приобретает новые черты, сохраняя тяготение к вдохновенной исповеди, ищущей форму для выражения мира чувств, жизни сердца.
На взаимосвязь поэзии и прозы указывали многие русские писатели. Интересна в этой связи точка зрения А. Блока: «Как бы ни относились друг к другу поэзия и проза, можно с уверенностью сказать одно: мы часто видим, что прозаик, свысока относящийся к поэзии, мало в ней смыслящий и считающий ее «игрушкой» и «роскошью», мог бы владеть прозой лучше, чем он владеет, и обратно: поэт, относящийся свысока к «презренной прозе», как-то теряет под собой почву, мертвеет и говорит неполным голосом, даже обладая талантом» [3. С. 531]. И. Бунин писал: «Поэтический язык должен приближаться к простоте и естественности разговорной речи, а прозаическим слогом должна быть усвоена музыкальность и гибкость стиха» [4. С. 36].
В лакской литературе еще 20-30-е годы активизировался интерес к формам, так или иначе синтезирующим стих и прозу в классическом понимании этих понятий. Именно в это время в лакской поэзии появилась первая «серия» верлибров, например, в творчестве И.-Х. Курбаналиева, М. Чаринова, А. Омар-шаева, М. Алиева. «Очевидно, требования эпохи, необходимость в агитационно-боевых произведениях вызвали появление свободных стихов «Трактор», «Свобода» И.-Х. Курбаналиева, «Счастье, «Свобода», «Вольность», «Москва» М. Алиева, «Моей жизни 15 лет» А. Омаршаева и т.д., носящих публицистический, иллюстративный характер»
72
• • •
Известия ДГПУ, №4, 2013
[1]. Взаимодействие стиха и прозы можно проследить в творчестве М. Ча-ринова, ему принадлежат первые стихотворения в прозе, а также первый образец того, что мы называем теперь «проза поэта» - лирическая повесть «Первая любовь» («Оьр1нийрасса ччаву»). Стихотворения в прозе можно выделить в «Дагестанских тетрадях» и «Записных книжках» Э. Капиева. Стихотворения в прозе стали одним из излюбленных жанров и современных лакских прозаиков: «Записи, сделанные на рассвете» («Чархний дурсса чичрурду», 1988) М.-
З. Аминова, «Радуга моей души» («Ттул дак1нил ссурулккуртта», 2001) Р. Рамазанова, «Бабочка в огне» («Ч1имуч1али ц1араву», 2006) X. Ильясова, «И те, и эти» («Тайгу, вайгу», 2012) С. Касумова.
Исследуя особенности таланта К. Ма-заева, его творческую манеру, нельзя не отметить взаимосвязь в его творчестве поэзии и прозы. Как мы уже отмечали, он принадлежит к числу писателей, обладающих в равной степени и прозаическим, и поэтическим талантом. Однако по складу своей творческой натуры, которой было присуще ассоциативное звуковое восприятие действительности, К. Мазаев - несомненно, поэт, поэтому его прозу отличает глубокий лиризм, ритмичность, напевность, то есть свойства, превалирующие в поэзии. Поэзия продолжает жить в текстах К. Мазаева, сугубо прозаических по способу организации речи. Сознательно придерживаясь принципа неразделенности поэзии и прозы, К. Мазаев искал и находил стилистические приемы, расширившие композиционные, лексико-семантические, художественно-изобразительные, ритмико-синтаксические возможности прозы. Тонкое поэтическое повествовательное мастерство отличает его от современных писателей.
В течение всей творческой жизни К. Мазаев, без сомнения, занимается поисками новых художественных форм. Экспериментируя в области стиха и прозы, он создал цикл лирических миниатюр, стихотворений в прозе, вошедших в прозаический сборник К. Мазаева «Камышовая свирель» («Ч1ах1лул щют1уххи», 1979), в которых осуществляется синтез лирического и эпического, стихотворного и прозаического начал. Подчеркивая неразделенность и взаимосвязь стихов и прозы, писатель даже поместил в едином сборнике «Я пришел
к тебе» («На увк1ра вич1ан», 1986) небольшие и изящные миниатюры, объединенные автором в циклы «Стихотворения в прозе» («Насрулийсса назмур-ду»), «Лирические записки» («Ли-рик1ийсса чичрурду»).
К творчеству К. Мазаева приложимы слова Ю.Б. Орлицкого, сказанные в отношении И.С. Тургенева: «Он (И.С. Тургенев - М.М.) словно бы исследует «проницаемость» стиховой структуры одновременно «изнутри» - как поэт «со стажем» - и «снаружи» - как прозаик, мастер гармонической, лирически окрашенной прозы», «проницаемость» стиховой структуры» доказана им на практике: став прозаиком, Тургенев до конца своих дней остался верным поэтическому мировосприятию» [10, 11]. Малые прозаические формы дают неограниченный простор воображению, а главное - полную возможность выражать поэтическое настроение и философские идеи. Безусловно, этот прием, как способ самораскрытия и обрисовки души человека, - дань традиции русской классической и мировой литературы. На создание прозаической поэзии К. Мазаева определенное влияние оказали стихотворения в прозе И.С. Тургенева. Однако лакский прозаик внес столько национального своеобразия, столько своего мироощущения в этот жанр, что о «стихотворениях в прозе» К. Мазаева можно говорить как о вполне самобытных и оригинальных произведениях, в которых процесс сближения и взаимодействия стиховых и прозаических форм виден наиболее отчетливо.
Исследователи стихотворений в прозе отмечают наличие в них ряда признаков лирического стихотворения: характерный круг образов, идей, мотивов, свойственных для поэзии данного времени, небольшой объем, бессюжетная композиция, общая установка на выражение объективного впечатления и переживания, эмоциональная окраска речи [5, 205]. Лирические миниатюры и «стихотворения в прозе» К. Мазаева -это небольшие по объему произведения, вдохновленные одной какою-то мыслью, кратким, но глубоким раздумьем, минутным настроением. «Истинное произведение искусства, произведения слова в особенности, есть всегда изобретение по форме и открытие по содержанию» [8. С. 77]. Структура прозаических стихотворений К. Мазаева
Общественные и гуманитарные науки
• ••
73
подчинена задаче выражения тончайших чувств и переживаний. Среди лирических приемов, свойственных поэзии, исследователи выделяют отсутствие «напряженности, требующей фабульного разрешения» [14. С. 231], причинно-временной цепи событий. Именно эти два приема, свойственные поэтическим текстам, присущи и малым формам К. Мазаева. В них нет четко очерченного традиционного сюжета, содержащего интригу или столкновение человеческих характеров, на первом плане в них поток мыслей и чувств лирического героя, тонко чувствующего и рефлектирующего.
Ведущей особенностью лирических миниатюр К. Мазаева является то, что писатель опирается на свой чувственноэмоциональный опыт, лишая свои произведения фабулы, вносит ахронность в повествование.
Многие качества лирической прозы, а именно: тематическую, эмоциональную, временную многоплановость, неожиданную смену настроений, отсутствие строгой логической последовательности и мотивированности - исследователи обычно связывают со способом изображения главного героя. Лирический герой «не столько развивается во времени, как в произведениях эпического жанра, сколько вскрывается, раскрывается перед читателем в различных своих гранях» [12. С. 176]. В «стихотворениях в прозе» как бы «отсутствует сама временная протяженность, без которой немыслимо эпическое повествование, жизнь пишется целиком, сосредоточенная в одно мгновение, и потому действие движется с немыслимой для эпоса стремительностью, минуя все перегородки во времени и пространстве» [12. С. 176].
Лиризм, исповедальность, ассоциативность, напряженный психологизм -ведущие качества лирического героя в стихотворениях в прозе и в лирикофилософских миниатюрах К. Мазаева. Мы сознательно употребляем термин «лирический герой» применительно к прозаическим произведениям К. Мазаева. Необходимым условием возникновения лирического героя, по мнению Л. Гинзбург, является «единство авторского сознания», сосредоточенного «в определенном кругу проблем, настроений» [6. С. 155]. Образ лирического героя выявляется не в отдельном стихотворении
в прозе, а в контексте всего творчества К. Мазаева.
Лиричность прозы некоторые критики видят в исповедальности, однако чем больше в произведении необработанных фактов жизни, тем оно становится ближе к документальному, а не к художественному осмыслению действительности. Чтобы произведение воспринималось как лирико-философский рассказ, нужно широкое обобщение, в котором выявится оценка действительности. Это возможно в том случае, когда герой или рассказчик выражает идеал автора, является композиционным центром и создает психологическую атмосферу произведения. Лирические миниатюры К. Мазаева выросли не только из чисто художественной жажды запечатления жизни, но и из глубокого раздумья над ней. Переживания лирического героя связаны с опустением родных мест, с увяданием природы: «Оголились нивы, стало пасмурным небо. Беспечные вершины опустили головы. Уехали из Лакии «дачники». Заполнив сором луг Мачайна, утих ветер, успокоился» [9. С. 165] («К1ач1а хьунни кьурду, гъав-ларгунни ссав. Алвагь барзунтталгу був-тунни ябак1. Ларгунни Лаккуя циняв «дачниктал». Ц1инц1ал дуц1ин дурну Маччайннал дара, пахъ багьунни марч-гу, паракьат хьунни») [9. С. 165] Элегически размышляет К. Мазаев об опустевшем, брошенном селе и горестно констатирует, что «улетают на юг журавли, бегут к морю, шумя, родники, летят, летят неизвестно куда» («Най бур, аьт1ий кьиблалийнмай кьурукьру, най бур хьхьирийн, къявхъа т1ий, ща-ращивгу, лерххун най дур варанттул гъамардугу, най дур лерххун чуннивра-гу къак1улну») [9. С. 166]. В этой миниатюре все увиденное, услышанное подано с такой сдержанностью, погружением в тишину, что напоминает сдавленное чувство потери чего-то очень дорогого, навсегда ушедшего, отсюда и такое бережное отношение к слову, любовь к тому, что рождается из созвучий этих слов.
Мотив сна в психологическом «дыхании» мазаевской миниатюры переводит ее смысл в иную плоскость. Весь лирический пафос миниатюры устремлен вверх, к чистоте, к высокому пониманию единства сущего на земле, но одна деталь - жирная лягушка - переводит разговор на земную плоскость: «Инте-
74
• • •
Известия ДГПУ, №4, 2013
ресно, видит сны камышовая свирель? Например, одна жирная лягушка пришла к ней свататься» («Каккайривав
ч1ах1лул шют1уххунгу мак1? Учиннуча: бувк1ун ца пяду оьрват1и цихьва щар-хьу т1ий») (с. 166). Лирический герой напоминает: в мире есть не только возвышенное, надличностное, но и материальное, корыстное, подчас темное. Он не говорит напрямую, что так называемые «дачники» приезжают в горы, чтобы получить удовольствие, отдохнуть, не ощущая истинной глубинной привязанности к этим местам, однако концовка миниатюры, ее подтекст, недосказанность приводит к дальнейшим размышлениям читателя.
В миниатюрах К. Мазаева отражены сиюминутные впечатления, связанные с ограниченной протяженностью во времени (летний день, тополь на вершине, глаза любимой, звуки камышовой свирели, ритмы гитары и бубна т.д.). В них как в художественно воссозданных мгновениях и впечатлениях жизни господствуют лирическая стихия и субъективное начало: намеки на состояние героя, оттенки и нюансы его психологии; эмоционально окрашенное ощущение природы. К. Мазаеву свойственно умение, описывая быстротекущие мгновения жизни, оживляя их цветом, запахом, звуком, выразить душевное и психологическое состояние своих героев. Лирический герой в прозаическом стихотворении «Тополь» («Х1ави») полон гордости за столетний тополь, который стал своеобразным старожилом села: «Мое отцовское село расположено на небольшой возвышенности, перед которой течет река. На вершине, на самом высоком месте села расположен огромный камень, который называют камень Гаджи, а рядом с ним растет высокий тополь. Ах, как украшает этот тополь наше село. Как старики рассказывают, этому тополю больше ста лет. Не знаю, каким крепким, каким сердцем чистым, любящим все красивое человеком оно было посажено» («Ттул буттал шяравалу Къян дуссар хьхьич1ух рат1гу нанисса ца хъун бакъасса бак1уй. К1а щарнил кьа-бак1раву к1ийгу буссар, Х1ажил кьун т1ий, ца хъунмасса кьун, к1анил ч1аравгу буссар ца бюхттулсса х1ави. Ца авурну ч1алач1и дайхха к1а х1авилул жул шяравару. Къужрал бусласаврил бувну, к1а х1авилул ттуршлихъайсса шину хьуну дур. Цик1улли ци дугърис-
са. С. 167]. Для многих земляков это дерево - как живое, и их всегда интересует, как оно поживает, на прежнем ли оно месте. Сила таланта К. Мазаева проявляется и в емкости языка, в умении создать подтекст, что создает ощущение недосказанности. Лирический герой не обвиняет своих земляков, что они давно уже не были на своей родине, что их мало интересует судьба родного края, сельчан. Живя своими личными интересами, эгоистическими желаниями, они давно забыли дорогу домой. Однако по прочтении этой миниатюры читателя не оставляют вопросы: почему все это происходит? Что случилось с нашими земляками? Что же делать?
Каждое жанровое образование мазаев-ского цикла - как бы психологическая поэма, микро-эпос, в которых поэтически спрессован напряженный жизненный сюжет. Так, например, борьба со смертью маленькой куропатки в миниатюре «Смерть куропатки» («Бак1хъахъул бивк1у», 1977) вызывает благоговейное смятение у лирического героя. «Куропатка умирала, однако я был поражен ее мужеством перед смертью, ее достоинством, ее силой перед жизненным концом. Пока у нее были силы, она старалась встретить смерть, стоя на ногах, не повалиться на бок, не склонить голову» («Бак1хъахъу бивк1лай бия, амма на мах1аттал хьуну ливч1унав ганил бивк1улул хьхьич1сса чувшиврий, ганил къириятрай, ганил цила ажалда-нухьхьун къабуллалисса мададрай. Га цивува ссих1 буссаксса, харач1ат буллай бия ликкурттай бавц1унма жан дулун, чулийнмай жард къаучин, бак1 лах1ан къадан») (с. 173). К. Мазаева отличает пантеистический взгляд на мир, умение увидеть и показать душу природы, очеловечить окружающий мир: «Ее глаза цвета агата с черными зрачками, ее закругленный клюв, ее черные, как горох, как у человека, ресницы, ее клок густой, жесткой бороды, ее морщинистые, как у старинного мастера, лапы - все это напоминало в ней человека» («Ганил лух1исса жавгьардащалсса кагьрубалул рангирайсса яругу, ганил ккуртта бивк1сса къеппигу, ганил, хъуруч1 кун-на, лух1исса, инсанналминнуха лархьхьусса иттац1анттугу, ганил кьян-кьясса ццунсса ч1ирттарал къунчгу, ганил къючкъучанттарисса, аьвзал-заманнул муххал усттарнал каруннаха лархьхьусса ххяпригу - вай цимурцан-
Общественные и гуманитарные науки
• ••
75
нул га мяйжаннугу инсаннаха лащан буллай бия») [9. С. 176]. Все эти отрывки связаны между собой минорной тональностью, проникновенным лиризмом, внутренней музыкальностью, сочетающейся с лаконизмом, строгостью и простотой формы. Детали, вплетаемые К. Мазаевым в повествование, очень конкретны, ясны, легко представимы. Может создаться впечатление, что он выражается излишне ясно, прибегая к различным подробностям, на первый взгляд непоэтичным. В этом и проявляется талант К. Мазаева как мастера прозы - в простом увидеть сложное, через незначительную деталь передать глубокое чувство.
В большей части миниатюр К. Мазаева звучит мотив порыва человеческой души к сверхземному, высокому, откуда человек получает свои возвышенные помыслы и свои лучшие чувствования. В своих миниатюрах писатель раскрыл перед читателями лучшую половину своего «я», свое возвышенное парение в области чистых идеалов, в мире красоты. Напряженная устремленность в этот высший мир поэтических грез и философских дум и составляет сущность лиризма К. Мазаева. Любовь -бесценное украшение человеческой жизни. Сколько счастья может дать человеку одна минута свидания с любимым существом! Свой опыт юности, свои первые робкие мысли о любимой переданы в миниатюре «Твои глаза» («Вил яру», 1976): «Вдруг ты посмотрела на меня своими темно-синими глазами с длинными острыми ресницами. Моим сердцем завладело сладостное чувство. Такое сладостное чувство возникает у только что раскрывшейся фиалки, на которую за нектаром в первый раз сел юноша-пчела» («Ина ттух цакуну ми лахъисса иттархъеннала вила тунтну няк1сса, кьут1лат1исса яру бивтуна. Ттул дак1нингу ца нац1усса гъеди асар хьуна. Укун нац1усса гъеди асар шай-хьунссар дахьра хъякусса банавша т1ут1унгу, цийва - цалчин нарза ласун -оьрч1 най ливккукун») [9. С. 175]. С поэзией это стихотворение в прозе, действительно, сближает краткость формы, эмоциональность речи, лирический сюжет, лаконичность изложения, разбивка на части, напоминающие строфы, разнообразные повторы, широкая палитра изобразительно-выразительных средств.
Лирическая проза - особый тип художественной речи. «Стих есть особый тип речи, своеобразная выразительная система, существенно отличающаяся и от обиходной речи, и от художественной прозы, - полагает Л.И. Тимофеев, -корни стиха уходят в речь эмоционального типа, то есть речь, в которой максимально повышено субъективноэмоциональное отношение говорящего к тем или иным явлениям жизни. Стих и представляет собой предельно сгущенную, сконцентрированную, так сказать, гиперболизированную форму эмоционально окрашенной речи, где предельно ощутимы каждое слово, каждая пауза, звук и темп речи. Основой стихотворной речи является эмоционально повышенный строй переживаний, подчеркивающий в речи все формы передачи тончайших оттенков мысли и чувства» [13. С. 262].
В стихотворении в прозе последовательно не сохраняются ритмические признаки. От собственно стихотворения оно отличается тем, что его звуковая организация не выдерживается как система, свободна от размера, рифмы и строфы, то есть текст графически представлен как проза. «Стихотворение в прозе, как писал А. Квятковский в своем «Поэтическом словаре», это «произведение поэтическое по содержанию и прозаическое по форме» [7. С. 287]. Некоторые фрагменты прозаического стихотворения «Камышовая свирель»
(«Ч1ах1лул щют1уххи», 1978) вписываются в равносложный ритм. Например, «Ах, моя камышовая свирель, еще одна к тебе просьба: не обращай внимания на мои мелочные желания. Если есть во мне свойственные многим мысли, только тогда восприми их, потому что твой голос может вечно смеющегося заставить смотреть вперед, твой голос может вечно грустящего хоть немного успокоить» («Агь, ттул ч1ах1лул щют1уххий, ялагу вихь ца миннат: мадара хъис къулагъас ттул мюрш-кьюршсса кьайгъурдал. Агар духьурча ттуву ч1явучин хасъсса дардру, анжагь му ч1умал ина лаласи гай ттувату, бюхъайссарча вил ч1унил даиман хъяхъимагу чансса хьхьич1ун урган ан, бюхъайссарча вил ч1унил даиман пашманмагу чансса рах1ат ук-кан ан») [9. С. 165] может быть графически изображен как традиционный семисложный размер:
76
• • •
Известия ДГПУ, №4, 2013
«Агь, ттул ч1ах1лул щют1уххий, ялагу вихь ца миннат: мадара хъис къулагъас ттул мюрш-кьюршсса къайгъурдал. Агар духьурча ттуву ч1явучин хасъсса дардру, анжагь му ч1умал ина лаласи гай ттувату, бюхъайссарча вил ч1унил даиман хъяхъимагу чансса хьхьич1ун урган ан, бюхъайссарча вил ч1унил даиман пашманмагу чансса рах1ат уккан ан.
Особая ритмическая организация повествования, специфический поэтический синтаксис, «внутренние рифмы» и повторы придают мазаевским прозаическим стихотворениям «музыкальность», лирическую притягательность. В свое время К. Паустовский сделал интересное наблюдение: «У подлинной прозы всегда есть свой ритм. Я думаю, что ритмичность прозы никогда не достигается искусственным путём. Ритм прозы зависит от таланта, от чувства языка, от хорошего писательского слуха. Этот хороший слух в какой-то мере соприкасается со слухом музыкальным» [11. С. 190]. Для прозы К. Мазаева характерны не только ритм, лад, но и особая тональность звучания. Читателя восхищают прозрачная легкость ритма, мелодики, красок стихотворений в прозе. В его художественно-прозаической речи определённую роль играют звуковая «инструментовка», интонация, разнообразные тропы, синтаксические фигуры.
У каждого прозаического «стихотворения» - своя психологическая нота, своя тональность, своё звучание, свой нравственно-этический императив. Свое философско-поэтическое раздумье о любви и жизни К. Мазаев выразил в небольшом «стихотворении в прозе» «Я хотел бы» («Ттун ччива», 1977), полном художественной грации, теплого чувства и возвышенной мысли. Лирический герой, объятый любовью, в самом себе заключает вселенную. Обращаясь к любимой, он мечтает о взаимной любви, о счастливой семейной жизни в родном селе, где можно жить, растить детей и удивлять всех своей любовью: «Я хотел бы оказаться вдвоем с тобой в далеком, глухом селе, на родине наших отцов, где воздух чище родниковой воды. Хотел бы дом из пиленого камня, высокую веранду.
Хотел бы один фруктовый сад. Хотел бы, чтобы в этом саду ты посадила цветы: кучерявую гудрарахай, цвета крови дубки, нежные цветы фиалки...» («Ттун ччива жива к1ивагу ца архсса, кюк1сса зунттал шяраву, щаращул щинаяр марц1сса гьава бусса жула буттахъал миналий. Ччива жула ц1увц1у чарил къатригу, бюхттулсса ларзугу. Ччива жула ца ахъулссаннул багъгу. Ччива га багъраву ина т1ут1ив дугьлай: хъюрухъ багьсса гундарах1ай, оьттул рангсса хъунк1ул т1ут1ив, ттюнгъасса банавша т1ут1ив...») [9. С. 170].
Итак, стихотворения в прозе К. Мазаева - литературные творения «пограничной» художественной природы, содержащие черты лирики и эпоса, поэзии и прозы, пронизаны и одухотворены глубинным симфонизмом, музыкальностью, в них выражено неподдельное чувство. В стихотворениях в прозе К. Мазаева всегда есть какое-то волнение, грустное или радостное чувство, чаще всего связанное с какой-либо развернувшейся перед ним картиной природы, каким-нибудь образом, человеческим чувством.
По-особому проявляется в прозаических стихотворениях К. Мазаева личность автора. Автор - единственный полноправный субъект лирического высказывания, и в этом состоит основное условие эмоциональной выразительности стихотворной прозы. Личность автора, его психологические «составляющие», нравственно-духовный эстетический идеал, творческая индивидуальность проявляются в автобиографическом повествователе-рассказчике. Это возможно в том случае, когда лирический герой выражает идеал автора, является композиционным центром и создает психологическую атмосферу произведения. Его позиция выявляется в лирико-философских обобщениях, в оценке действительности.
Для стихотворений в прозе К. Мазаева характерны не только ритм, лад, но и особая тональность звучания. Поэтизации прозаического произведения способствует использование эпиграфа, цитирование поэтических фрагментов в тексте. Особая ритмическая организация повествования, специфический поэтический синтаксис, «внутренние рифмы» и повторы придают мазаев-ским прозаическим стихотворениям особую «музыкальность» и ритмич-
Общественные и гуманитарные науки
• ••
77
ность. Интерес К. Мазаева к возможностям миниатюрного жанра, равно как и многих других новаций на стыке стиха
и прозы, оживили лакскую литературу 1970-х годов и нашли отклик у современников прозаика.
Примечания
1. Аминова Х.М. К вопросу о свободном стихе в лакской поэзии 20-30-х гг. // Проблема жанра в филологии Дагестана // Мат-лы Межрегиональной научной конференции (ноябрь 2009 г.). Махачкала,
2009. Вып. V. 2. Белинский В.Г. Избранные сочинения. М., 1948. 179 с. 3. Блок А.А. Без божества, без вдохновенья // Блок А.А. Собр. соч. в 6-ти томах. М., 1971. Т. 5. 531 с. 4. Бунин И.А. Собр. соч.: в 6-ти томах М., 1987. T. I. 36 с. 5. Гаспаров М.Л. Современный русский стих: метрика и ритмика. М.: Наука, 1974. 205 с. 6. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л., 1974. 155 с. 7. Квятковский А.П. Поэтический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1966. 287 с. 8. Леонов Л. Литература и время. М., 1976. 77 с. 9. Мазаев
К. Камышовая свирель. Махачкала, 1979. 10. Орлицкий Ю.Б. Взаимодействие стиха и прозы: типология переходных форм: Автореф.... дисс. ... д-ра филол. наук. М., 1992. 11 с. 11. Паустовский К. Собр. соч. в 6 тт. М., 1958. Т. 2. 190 с. 12. Словарь литературоведческих терминов / ред.-сост. Л.И. Тимофеев и С.В. Тураев. М., 1974. 176 с. 13. Тимофеев Л. Очерки теории и истории русского стиха. М., 1958. 262 с. 14. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1996. 231 с. 15. Хизриева П.Р. Лирическая проза и лиризм дагестанской прозы: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. Махачкала, 2005. Notes
I. Aminova Kh.M. The issue of a free verse in the Lak poetry of the 20-30s // The genre problem in philology of Dagestan: materials of Interregional scientific conference, November 2009. Makhachkala, 2009. Issue V. 2. Belinsky V.G. Col. works. M, 1948. 179 p. 3. Blok A.A. Without deity, without inspiration// Blok A.A. Coll. works in 6 volumes. M, 1971. Vol. 5. 531 p. 4. Bunin I.A. Col.works in 6 volumes. M., 1987. Vol. l. 36 p. 5. Gasparov M.L. Modern Russian verse: metrics and rhythmics. M.: Nauka, 1974. 205 p. 6. Ginzburg L.Ya. The lyrics. L. 1974. 155 p. 7. Kvyatkovsky A.P. Poetic dictionary. M.: Soviet encyclopedia, 1966. 287 p. 8. Leonov L. Literatura and time. M, 1976. 77 p. 9. Mazaev K. Cane pipe. Makhachkala, 1979. 10. Orlitsky Yu.B. Verse and prose interaction: typology of transitional forms: Autoabstract .... diss. ... Doctor of Philology. M, 1992. 11 p.
II. Paustovsky K. Coll.works in 6 vol. M., 1958. T.2. 190 p. 12. The dictionary of literary terms / Editors-compilers L.I. Timofeev and S.V.Turaev. M, 1974. 176 p. 13. Timofeev L. Sketches of the theory and history of the Russian verse. M., 1958. 262 p. 14. Tomashevsky B.V. Literature theory. Poetics. M, 1996. 231 p. 15. Khizrieva P.R. Lyric prose and lyricism of Dagestan prose: Autoabstract of diss. Candidate of Philology. Makhachkala, 2005.
Primechanija
1. Aminova H.M. K voprosu o svobodnom stihe v lakskoj poezii 20-30-h gg. // Problema janra v philology Dagestana: materiali Mejregionalnoj nauchnoj conferenciaj, Noajbr 2009. Makhachkala, 2009. Вып. V. 2. Belinsky V.G. Izbr. soch. M., 1948. Page 179. 3. Block A.A.. Bez bojestva, bez vdohnovenja // A.A Block. Sobr. soch v 6-ти tomah. M., 1971. T. 5 . Page 531. 4. Bunin I.A.
Sobr.soch. : in 6 volumes. M., 1987. T.l. S. 36. 5. Gasparov M.L. Sovremennij russkij stih: metrica i rhythmica. M.: Nauka, 1974. S. 205. 6. Ginzburg L.Ya. O lyrice. L. 1974. S. 155. 7. Kvyatkovsky
A.P. Poetichesky slovar. M.: Sovetskaaj encyclopedia, 1966. S. 287. 8. Leonov L. Literatura i vre-maj. M., 1976. S. 77. 9. Mazaev K. Kamishovaaj svirel. Makhachkala, 1979. 10. Orlitskij Yu.B.
Vzaimodeistvie stiha i prozi: typologia perehodnih form. M., 1992. S. 11. 11. Paustovsky K. Sobr.
soch. v 6 vol. M., 1958. T. 2. S. 190. 12. Slovar literaturovedcheskih terminov / Red.-sost. L.I. Timofeyev i S.V. Turayev. M., 1974. Page 176. 13. Timofeyev L. Ocherki teorii I istorii russkogo stiha. M., 1958. Page 262. 14. Tomashevsky B.V. Teoriay literature. Poetica. M., 1996. S. 231. 15. Hiz-riyeva P.R. Liricheskaya prosa i lyricism dagestanskoj prosi. Makhachkala, 2005.
Статья поступила в редакцию 29.09.2013 г.