ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ПРАВА ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА И КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВА ГОСУДАРСТВ-ЧЛЕНОВ: ПЛЮРАЛИСТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 341.17(4-672ЕС) DOI: 10.12737/jflcl.2021.027

Взаимодействие права Европейского Союза и конституционного права государств-членов: плюралистические подходы

Я. И. Лебедева

Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, Москва, Россия, lebedeva.ioanna@yandex.ru, https://orcid.org/0000-0002-2982-5642

Аннотация. Современное развитие права Европейского Союза демонстрирует, что наднациональный правопорядок находится в ситуации конфликта с конституционными системами государств-членов. Многочисленные дела, рассмотренные в Суде справедливости и национальных судах, со всей очевидностью демонстрируют указанные тенденции. В плоскости позитивного права не предпринимаются какие-либо попытки согласовать нормативные системы, каждая из которых претендует на конституционный статус. Высшие суды последних выносят решения о характере такого взаимодействия, лишь изредка вступая в процесс неформального обмена правовыми позициями. В то же время в зарубежной теории права отмечается прямо противоположная тенденция. С начала 2000-х гг. наиболее влиятельным теоретическим направлением становится правовой плюрализм, который с течением времени приобретает все больше сторонников. Понятия «плюрализм» и «конституционный плюрализм» являются тождественными, поскольку в рамках данного направления рассматривается взаимодействие только тех субъектов, которые имеют конституционный статус. Несмотря на значительное разнообразие выдвигаемой плюралистами аргументации, их объединяет положительное отношение к юридическим конфликтам, разрешение которых позволяет разграничить сферу действия правовых систем, лучше выявить границы конституционных идентичностей. Общим для плюралистов является представление о том, что диалог правовых систем и их судебных органов способен обеспечить искомую совместимость, не прибегая к идее субординации и верховенства. В статье последовательно рассматриваются теории радикального конституционного плюрализма Н. МакКормика, эпистемиологического плюрализма Н. Уолкера, материального (субстантивного) конституционного плюрализма Дж. Вейлера, контрапунктуального права М. Мадуро, а также институционального плюрализма М. Кумма, дополненного идейными воззрениями В. Комеллы. Несмотря на отсутствие единой синтетической теории правового плюрализма, каждый из авторов наполняет плюралистическое измерение новым содержанием, будь то процедурные требования (Н. МакКормик, Н. Уолкер), материальные критерии (Дж. Вейлер, М. Мадуро) или же действующие в рамках диалога правовых систем акторы (М. Кумм). Вышеуказанное свидетельствует о том, что идея о парамаунтной структуре права в Европе больше не является доминирующим взглядом юридической науки и требует переосмысления в целях сохранения Европейского Союза в качестве политического объединения.

Ключевые слова: Европейский Союз, наднациональное право, европейское право, конституционное право, конституционный плюрализм, конституционная идентичность, транснациональный гуманизм, диалог судов

Для цитирования. Лебедева Я. И. Взаимодействие права Европейского Союза и конституционного права государств-членов: плюралистические подходы // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2021. Т. 17. № 3. С. 19—35. DOI: 10.12737/jflcl.2021.027

Interaction of European Union Law and Constitutional Law of the Member States: Pluralistic Approaches

Iana I. Lebedeva

Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation, Moscow, Russia, lebedeva. ioanna@yandex.ru, https://orcid.org/0000-0002-2982-5642

Abstract. The modern development of European Union law demonstrates that the supranational legal order is in conflict with the constitutional systems of its member states. Numerous cases considered by the Court of Justice and national courts clearly demonstrate these tendencies. In the plane of positive law, there are no attempts to harmonize normative systems, while each of it claims to possess constitutional status. The higher courts of the latter make decisions on the nature of such interaction and only occasionally engage in the process of an informal exchange of legal positions. At the same time, the opposite tendency is noted in the foreign theory of law. Since the beginning of the 2000s the most influential theoretical trend is legal pluralism, which over time is gaining more and more supporters. The concept of pluralism and constitutional pluralism are identical, since within the framework of this direction the interaction of only those subjects that have a constitutional status is considered. Despite the significant diversity of the argumentation put forward by the pluralists, they are united by a positive attitude towards legal conflicts, which resolution makes it possible to delimit the scope of legal systems and to better outline the boundaries of constitutional identities. In addition, what is common to pluralists is the idea that a dialogue between legal systems and their judicial bodies can provide the desired compatibility without resorting to the idea of subordination and supremacy. The article consistently examines

the theories of N. McCormick's radical constitutional pluralism, N. Walker's epistemological pluralism, J. Weiler's material (substantive) constitutional pluralism, M. Maduro's counterpunctual law, as well as M. Kumm's institutional pluralism, supplemented by V. Comella's ideological views. Despite the absence of a unified synthetic theory of legal pluralism, each of the authors fills the pluralistic dimension with new content, either it is procedural requirements (N. McCormick, N. Walker), material criteria (J. Weiler, M. Maduro) or action within the framework of a dialogue of legal systems by actors (M. Kumm). The above indicates that the idea of a paramount structure of law in Europe is no longer the dominant view of legal science and requires rethinking in order to preserve the European Union as a political entity.

Keywords: European Union, supranational law, European law, constitutional law, constitutional pluralism, constitutional identity, transnational humanism, dialogue of courts

For citation. Lebedeva I. I. Interaction of European Union Law and Constitutional Law of the Member States: Pluralistic Approaches. Journal of Foreign Legislation and Comparative Law, 2021, vol. 17, no. 3, pp. 19—35. (In Russ.) DOI: 10.12737/jflcl.2021.027

Радикальный конституционный плюрализм Нила МакКормика. Первым автором, который развивал идею плюрализма применительно к взаимодействию права ЕС и конституционного права государств-членов, становится английский юрист Нил МакКормик (1941—2009)1. Статьи Н. МакКормика были опубликованы в 1993, 1995, 1998 гг. и вдохновлены созданием Европейского Союза2. В 1999 г. был издан его центральный монографический труд «Вопрос о суверенитете: закон, государство и нация в Европейском содружестве»3.

Отправной точкой правовой философии Н. МакКормика становится мысль о тесной взаимосвязи идей о иерархичности права и его верховенстве с теорией государственного суверенитета4. При этом автор подвергает критике «неоправданное предпочтение», которое отдается государственному суверенитету в ущерб иным формам проявления власти. Понятие «делегирование суверенитета» является традиционной концепцией для английского права. На протяжении веков парламент Великобритании

1 Основная научная деятельность Н. МакКормика прошла в стенах Эдинбургского университета, где в последующем он стал заведующим кафедрой публичного права и права природы и наций. В 1999 г. он избран депутатом Европейского парламента, а позже — участником Конвента о будущем Европы 2004 г.

2 См.: MacCormick N. Beyond the Sovereign State // Modern Law Review. 1993. No. 56. P. 1—18; MacCormick N. The Maastricht-Urteil: Sovereignty Now // European Law Journal. 1995. No. 1. P. 259—266; MacCormick N. Risking Constitutional Collision in Europe? // Oxford Journal of Legal Studies. 1998. No. 18. P. 517.

3 MacCormick N. Questioning Sovereignty: Law, State, and Nation in the European Commonwealth. Oxford, 1999. 224 p.

4 В статье «За пределами суверенного государства» приводится одна из самых известных цитат автора: «Суверенитет и суверенные государства, а также неумолимая связь права с суверенитетом и государством были всего лишь мимолетными явлениями нескольких веков, и их уход ни в коем случае не вызывает сожаления, а нынешние события в Европе демонстрируют возможность выйти за его рамки». Цит. по: Flynn T. The Triangular Constitution: Constitutional Pluralism in Ireland, the EU and the ECHR. Bloomsbury Publishing, 2019. P. 25.

делегировал свою абсолютную суверенную власть иным субъектам права — церкви, общинам, городам и торговым объединениям. Согласно традиционной теории правовых приказов Джона Остина акты делегированного законодательства представляют собой непрямые приказы самого Парламента.

Н. МакКормик рассматривает вопрос о том, кому действительно принадлежит суверенитет в Европе, на примере родной страны — Великобритании. Парламент может inter alia делегировать суверенитет и такому субъекту права, как международная организация. Однако это не затрагивает абсолютную природу суверенитета Парламента, поскольку последующие акты Парламента имеют приоритет над актами международной организации согласно принципу lex posteriori derogat priori, а делегирование может быть в любое время отозвано.

Автор указывает, что принятие Акта о Европейских сообществах 1972 г.5 и решения Суда справедливости по делу Factortame 1989 г.6 кардинально меняют ситуацию. В соответствии с Актом 1972 г. делегирование суверенитета Европейским сообществам является безотзывным, а правило lex posterior в отношении норм права Сообществ не применяется7. На основании решения Суда справедливости по делу Factortame Суд прямо указал, что британский суд обязан не применять (to set aside) акт Парламента в конкретном деле, если он противоречит положениям права ЕС.

Н. МакКормик сделал вывод, что передача полномочий Европейским сообществам (а затем и Союзу) является не просто делегированием, а ограничением абсолютного суверенитета Парламента8. Тем не менее автор рассматривает ограничение суверените-

5 European Communities Act 1972. URL: http://www. legislation.gov.uk/ukpga/1972/68/contents (дата обращения: 16.02.2021).

6 Case C-213/89 The Queen v. Secretary of State for Transport, ex parte: Factortame Ltd and others ECR 1990 I-02433.

7 Указанный подход был выражен Судом ЕС еще в 1964 г. в отношении Итальянской Республики в деле «Коста против Энел». Case-6/64 Costa v. ENEL [I964] ECR-585.

8 Также автор не без доли иронии отмечает, что «вместо

того, чтобы быть делегатами британского суверена, британ-

та в качестве позитивного явления: ситуация разделенного суверенитета позволяет избежать того, что «все право исходит от одного источника власти, такого как суверен, и позволяет взглянуть на право в более общем виде»9.

Признание поражения идеи абсолютного суверенитета приводит к отказу от существования единой и окончательной власти, которая являлась бы материальным источником всех правовых приказов. В результате на территориальном пространстве каждого европейского государства возникает не один, а как минимум два правовых порядка, каждый из которых располагает собственными основаниями действительности (validity). Так, национальное право в теории опирается на Grundnorm, а на практике — на положения национальных конституций, в то время как право ЕС — на статьи учредительных договоров при отсутствии какой-либо конституирующей нормы высшего порядка. Взаимодействие указанных систем должно строиться на началах координации, что косвенно указывает в одном из своих первых дел Суд ЕС: «Сообщества представляют собой новый правовой порядок, который должен координироваться (coordinate) c правопорядком государств-членов»10.

Автор указывает, что одной из целей правовой науки может стать разработка политико-правового устройства, основанного на существовании в Европе рассеянных центров власти и влияния, в основе которых лежат различные материальные источники и источники легитимности. При этом ни один из таких центров не сосредоточивал бы полноту политической власти. Указанный подход в отличие от идеи о верховенстве национального права государств-членов или права ЕС автор изначально именует «боковой ход» (sideways move).

Боязнь «расщепления государственного суверенитета» происходит оттого, что ощущается опасность утраты той ценности, которая лежит в его основе, а именно — самоопределения народа. Именно народ является источником власти на определенной территории, что находит отражение в большинстве современных европейских конституций. По этой причине федералистская идея о построении единой Европы не является истинной, поскольку вместе с национальными границами устранению подлежит и та ценность, которая за ними скрывается.

Возникает закономерный вопрос: во имя каких других ценностей государство может отказаться от абсолютной власти? Такие ценности могли бы предстать в качестве основы легитимности общеевропейского источника власти. Н. МакКормик указывает, что такими ценностями выступает «культурное, ре-

ские власти являются просто делегатами евро-суверена». MacCormick N. Beyond the Sovereign State. P. 4.

9 Flynn T. Op. cit. P. 29.

10 Case 6/64 Costa v. ENEL. P. 593, 602—603.

лигиозное и гуманистическое наследие Европы», упоминание о котором можно встретить в преамбуле Договора о Европейском Союзе. Статья 2 развивает понятие о таком наследии, указывая, что речь идет об «уважении человеческого достоинства, свободе, демократии, равенстве, верховенстве права и соблюдении прав человека, включая права лиц, принадлежащих к меньшинствам»11. Таким образом, сохранение указанного наследия представляет собой искомую «дополнительную ценность», которую разделяют все государства Европы и для сохранения которой готовы поделиться частью суверенитета.

Несмотря на столь равновесный подход «бокового хода», он не дает ответ на вопрос о том, как могут быть разрешены конфликты, возникающие между правом ЕС и конституционным правом государств-членов. По этому поводу Н. МакКормик лишь добавляет, что «не каждая правовая проблема может быть разрешена нормативными средствами»12. Автор настаивает, что плюрализм и идея о гетерархии13 конституционных систем выступают непременным условием разрешения, что подсказывает более позднее название его теории — «радикальный конституционный плюрализм». Позднее Н. МакКормик отошел от радикального плюрализма в пользу «плюрализма под эгидой международного права», в соответствии с которым базовым условием разрешения межсистемных конфликтов становится всеобъемлющий авторитет международного права.

Эпистемологический плюрализм Нила Уол-кера. Скептицизм Н. МакКормика по отношению к притязаниям какого-либо центра власти на абсолютный суверенитет разделял и его последователь Нил Уолкер14. Автор характеризует современный конституционный дискурс как «государство-центрирован-ный» и нарекает конституционным фетишизмом игнорирование иных механизмов, посредством которых может осуществляться власть. Догмой конституционного права является утверждение, что только государство обладает достаточно развитым демосом, чтобы иметь конституционный статус. Однако развитие Европейского Союза может поставить вопрос о возможности придания конституционного статуса иному субъекту права, нежели государство. Н. Уол-

11 Договор о Европейском Союзе (новая редакция) (перевод А. И. Четверикова). URL: https://eulaw.ru/treaties/teu/ (дата обращения: 16.02.2021).

12 MacCormick N. Questioning Sovereignty ... P. 119.

13 Гетерархия—система, образованная пересекающимися, разнообразными и одновременно сосуществующими структурами управления. Термин введен в работе нейропсихоло-га и кибернетика У. Маккаллока «Гетерархия ценностей, обусловленная топологией нервных сетей» 1943 г.

14 В 2000-х гг. на исходе яркой международной карьеры

Н. Уолкер сменяет Н. МакКормика в качестве заведующего кафедрой в Университете Эдинбурга.

кер последовательно развивает «семь минимальных стандартов» признания конституционного статуса за политическим образованием15.

Далее Н. Уолкер выдвигает «три фундаментальных утверждения»: объяснительное, нормативное и эпистемологическое. Объяснительное утверждение состоит в том, что существование нескольких конституционных властей в Европе уже стало частью правовой реальности. Нормативное — что плюрализм является «нормативно желательным состоянием права», поскольку сообщает праву плюралистический дух взаимного уважения между центрами власти.

Эпистемологическое утверждение представляется наиболее сложным и будет рассмотрено подробнее. В самом общем смысле «эпистема» означает какое-либо отношение к порядку вещей или даже проще — «парадигму», «видение». Когда на одной территории сосуществуют два конституционных порядка, каждый из которых обладает собственными основаниями действительности и легитимности, они формируют комплекс правил поведения, которые являются логически непротиворечивыми, завершенными и иерархичными. Еще Г. Кельзен указывал, что в данном отношении правовые системы являются «самореферентными», т. е. обращенными внутрь, «вещами-в-себе». Внутри себя правовые системы логически непротиворечивы, однако вовне они представляют лишь одно из субъективных видений конституционализма — собственную конституционную эписте-му. Это делает такие эпистемы «не более и не менее правильными», иными словами — «эпистемологиче-ски несоизмеримыми». Ситуация осложняется тем, что в современном мире отсутствует некая «эпистема высшего порядка», которая представляла бы некий барометр, определяющий, чья правовая позиция является более верной. Это приводит автора к методологии «эпистемологического скептицизма», которая основана на принципиальной невозможности найти истину среди несоизмеримых требований конституционных порядков.

Европейский Союз, который соответствует «семи минимальным стандартам», организует собственную конституционную систему и предлагает эпистемо-

15 Так, в семь минимальных стандартов входят: 1) развитие у людей конституционного самосознания и ощущения тесной связи с политическим образованием; 2) такое образование должно выражать притязания на «основополагающую юридическую власть»; 3) наличие определенных способов организации власти; 4) установление автономии на толкование; 5) существование конституции или иного акта, который организует власть на определенной территории; 6) наличие гражданства или иных правил принадлежности лиц к такому образованию; 7) существование механизмов, в соответствии с которыми мнение граждан может быть доведено до сведения власти.

логическое видение конституционализма. Однако это видение является не более чем одной из субъективных и подверженных изменениям эпистем. Такой взгляд на Европейский Союз открывает пространство вариантов для проведения дебатов о будущем Европы, которая зажата между «Сциллой и Харибдой» государственного суверенитета и идеей о единой Европе.

Указанная вариативность является искомой целью конституционного плюрализма Н. Уолкера. Отказ от «абсолютной эпистемологической истины», которая принадлежала бы только одному из правовых порядков, «обеспечивает рамки, в которых они (дебаты. — Я. Л) могут быть признаны общими прениями с управляемыми границами и исключенными полярными вариантами»16. Ценность такого плюралистического диалога заключается в том, что он позволяет народам пройти самоопределение до конца. Не в этом ли заключается искомая цель конституционализма?

Н. Уолкер констатирует, что единственной жизнеспособной и приемлемой этикой политической ответственности за новую конфигурацию Европы становится гетерархия — «взаимное признание и взаимопроникновение конституционных порядков, расположенных на разных уровнях»17. В данном случае плюрализм начинает представлять собой принципиальный взгляд, который отвергает верховенство любой из правовых систем в качестве решения.

Помимо «семи минимальных стандартов» признания конституционного порядка, Н. Уолкер разрабатывает два минимальных процедурных правила для ведения плюралистической дискуссии. Более общее правило предполагает: политические акторы должны принять аксиому, что ни одно из противоречащих утверждений не может быть понято как правильное в объективном, межсистемном (внешнем) смысле. Более конкретное правило сводится к призыву взаимно корректировать принимаемые решения. Навязывание чего-то большего рассматривалось Уолкером как идея, противоречащая духу конституционного плюрализма и гетерархии конституционных порядков. Бывший судья Конституционного суда Словении К. Яклич, автор одного из самых авторитетных исследований, посвященных правовому плюрализму, указывает, что «два минимальных правила были единственным объективным, межсистемным, внешне обоснованным, метаконституционным содержанием эпистемологического плюрализма»18.

16 Walker N. Europe's Constitutional Momentum and the Search for Polity Legitimacy // Altneuland: The EU Constitution in a Contextual Perspective / ed. by J. Weiler, C. Eisgruber. Jean Monnet Working Paper. 2004. No. 5/04. P. 52.

17 Walker N. Op. cit.

18 Jaklic K. Constitutional Pluralism in the EU. Oxford, 2014.

P. 75.

Материальный (субстантивный) конституционный плюрализм Джозефа Вейлера. Главным достоинством и в то же время недостатком предшествующих теорий является попытка избежать установления правил проведения и содержания плюралистической дискуссии, что воспринимается как попытка навязывания дискурса. Американский автор Дж. Вейлер пытается решить вопрос субстантивно (по существу), что определяет название его теории в качестве субстантивного (материального) плюрализма. Однако предусмотренная Вейлером модель не может являться обязательной, поскольку добровольность представляет методологическую основу плюрализма.

Вейлер указывает, что в XX в. в Европе происходит чрезмерное усиление национальной, этической, религиозной и иной идентичности. Конституционные изменения направлены на защиту такой идентичности с позиции «абсолютного суверенитета, автономии, независимости», а также «неустанной защиты и максимизации» национальных интересов. Это «создает благоприятную среду для укрепления высоких границ внутри Старой Европы»19. В отличие от сугубо территориальных новые границы являются идеологическими и политическими, а значит, представляют большую опасность в контексте поддержания мира.

В качестве противоположной идеи возникает план обеспечения мира через экономическую интеграцию в качестве противоядия от негативных черт такого государственного общения. Он состоит в постепенном переходе от экономической интеграции к возможному «полному политическому союзу»20, который знаменует окончательное исчезновение суверенных государств21. Фактически это означает, что конституционный монизм суверенного государства заменяется версией европейского конституционного монизма. Эта идея является не менее радикальной.

Идеологической основой общего европейского конституционного монизма становится идея транснационального гуманизма или, по выражению Вейлера, — «сущностного человечества» (essential humanity). Данная идея «благородна, поскольку включает в себя... устранение предрассудков, представления о том, что между людьми существует разница, которую невозможно преодолеть»22. В этом отношении Вейлер опасается, что новая «европейская идентичность» в слу-

19 Weiler J. The Constitution of Europe: "Do the New Clothes Have an Emperor?" and Other Essays on European Integration. Cambridge, 1999. P. 91.

20 Ibid.

21 Cm.: Weiler J. Does Europe Need a Constitution? Demos, Telos and the German Maastricht Decision // European Law Journal. 1995. No. 1. P. 219, 248.

22 Weiler J. Europe: The Case against the Case of Statehood // European Law Journal. 1998. No. 4. P. 61.

чае ее навязывания может превратить Европу в «плавильный котел» по американскому типу, который с нетерпимостью относится к любым национальным особенностям. Это способно свести на нет те благородные мотивы, которыми руководствовались отцы-основатели Союза. Итог указанной политики, по мнению Вейлера, может «казаться ироничным, поскольку политическая организация, созданная как средство борьбы со злоупотреблениями этатизма, в конечном итоге совершит полный круг и превратится в супер-государство»23, что представляет собой самоотрицание европейской идеи.

Таким образом, обе правовые системы предлагают радикальные «монистические стратегии», которые стремятся превратиться в доминирующую силу. По этой причине необходима дискуссия в духе «конституционной толерантности» с целью поиска возможной альтернативной «плюралистической стратегии». По мнению Вейлера, она «состоит в том, чтобы признать действительность ограниченных форм (национальной. — Я. Л) идентичности, но одновременно выйти за пределы (государственных. — Я. Л..) границ. Мы признаем и уважаем различия (и то, что является особенным и уникальным в нас самих как индивидуумах и группах), и все же мы преодолеваем различия в признании нашей сущностной человечности...»24.

Дух конституционной толерантности должен пронизывать всю общественную структуру, начиная с отношений между государствами и Союзом, государствами друг с другом, распространяться на взаимоотношения народов и влиять на правоотношения внутри сообщества и между индивидами25. В отношениях между государствами и Европейским Союзом Вейлер предполагает предусмотреть принцип конституционной толерантности в качестве «самого фундаментального или основополагающего принципа Союза»26. Методология «конституционной толерантности» предполагает, что Европейский Союз остается лишь одним из субъектов самоидентификации «среди различных народов, различных политических идентичностей, разных политических сообществ»27.

К сожалению, многие авторы рассматривают теорию конституционной толерантности поверхностно,

23 Weiler J. Europe: The Case against the Case of Statehood. P. 341.

24 Weiler J. In Defence of the Status Quo: Europe's Constitutional Sonderweg // European Constitutionalism beyond the State / ed. by J. Weiler, M. Wind. Cambridge, 2003. P. 19—22.

25 cm.: Weiler J. The Constitution of Europe ... P. 93.

26 Weiler J. Why Should Europe Be a Democracy: The Corruption of Political Culture and the Principle of Constitutional Tolerance // The Europeanisation of Law: The Legal Effects of European Integration / ed. by F. Snyder. Oxford, 2000. P. 217.

27 Ibid.

обвиняя Вейлера в том, что он «не развивает (свой. — Я. Л) идеал»28. С ними не соглашается П. Элефтериа-дис, который указывает, что «более внимательное и целостное прочтение его разнообразного вклада рисует богатую и детальную картину его центральной концепции»29.

Применение методологии «конституционной толерантности» предполагает «взаимноое укрощение» (taming) крайностей, возникших в результате злоупотребления «границами идентичности» (the identity boundaries). В результате такого укрощения возможно обнаружить этические «строительные блоки» (the building blocks), которые составят ядро «европейской метаконституции». Указанные уточненные ценности в виде строительных блоков должны связывать все конституирующие власти в Европе. При этом демократия как возможность высказаться о ценностях является лишь средством, а не целью.

Первой важнейшей границей, которая должна быть подвергнута существенному уточнению, являются национальность и этничность. Интенсивность, с которой государства отстаивали национальные и этнические границы, привела к появлению злоупотреблений в виде чрезвычайно жестких политических и идеологических границ на трех уровнях30. На первом была легализована физическая и иная агрессия одного государства в отношении другого. На втором уровне «государство перестает быть инструментом по отношению к отдельным людям и обществу, а вместо этого становится самоцелью»31. На третьем, наиболее неопределенном, возросшая коллективная солидарность внутри государства провоцирует чувство собственного превосходства над «другим»32. Правильная конституция для новой Европы должна предотвращать, а не поощрять серьезные национальные и этнические злоупотребления.

Интересно, что «трехуровневый анализ» Вейлер применяет и к оценке иных базовых ценностей, таких как религия, которая на европейском пространстве подчинялась монистическому принципу "une foi, un loi, un roi" («одна вера, один закон, один король»). Этот принцип породил видение, которое сопряжено с насилием на трех уровнях33: (1) войны между католическими и протестантскими государствами в XVI и первой половине XVII в., борьба между Священной римской империей и турками, мусульманский халифат и последующая Реконкиста

28 EleftheriadisP. The Idea of a European Constitution // Oxford Journal of Legal Studies. 2007. No. 27. P. 18.

29 Ibid.

30 Cm.: Weiler J. The Constitution of Europe: "Do the New Clothes Have an Emperor?" P. 340.

31 Ibid.

32 Ibid.

33 European Constitutionalism beyond the State / ed. by J. Weiler,

M. Wind. P. 77.

на территории современной Испании и Португалии;

(2) государства и суверены нарушали религиозные границы по отношению к своему народу: длительное время каждый правитель определял вероисповедание в своих владениях в соответствии с принципом cuius regio eius religio («чья страна, того и вера»)34;

(3) глубинное религиозное насилие, когда коллективная идентичность «вызывает чувство превосходства и снисходительности или презрения к другому»35: еврейские погромы, неприятие христиан по отношению к мусульманам и наоборот.

Европейские государства сохраняют различия по линии разного символического одобрения светских и религиозных основ государственности. Вейлер обращает внимание на преамбулу Конституции Франции, которая является в высшей степени светской, поскольку основана на историческом антиклерикализме как результате Великой французской революции. В то же время в конституциях других государств упоминается имя Бога, например в Основном законе Германии или Святой Троицы в Ирландии. Такие государства — члены ЕС, как Греция, Мальта и Дания предусматривают национальную, официальную или государственную церковь. Каждое государство выстраивает собственные религиозные границы, в том числе с помощью положений национальных конституций. При этом в каждом европейском государстве на практике обеспечивается свобода религиозных убеждений, в том числе «свобода от религии».

Таким образом, религиозное наследие в контексте современной Европы может рассматриваться как «строительный блок», который обладает адекватными границами идентичности. Кроме того, теория «сущностной человечности», границы которой охраняются Европейским Союзом, также могут служить одной из искомых правовых гарантий. При этом сущностная человечность не должна пониматься как «нейтральность», т. е. неприятие каких-либо религиозных особенностей, которые получили распространение в тех или иных государствах-членах.

Кроме религиозности, Дж. Вейлер указывает на другие человеческие ценности, которые трудно представить без существования государственных границ: принадлежность и оригинальность. Так, национальность индивида указывает на его «социальный дом», к которому он «принадлежит независимо от достижений — просто существуя»36. Автор рассматривает нацию как ценность, которая позволяет человеку ощущать себя принятым и научиться принимать других37. В этом смысле принадлежность противо-

34 European Constitutionalism beyond the State / ed. by J. Weiler, M. Wind. P. 77.

35 Weiler J. The Constitution of Europe ... P. 340.

36 Ibid. P. 338.

37 Ibid.

стоит чувству экзистенциального отчуждения, которое ощущает современный человек.

Другой ценностью национального государства является оригинальность, поскольку человеческие возможности наилучшим образом реализуются в среде нации «с ее бесконечно богатыми особенностями»38. Национальный код способствует реализации человека «подлинными, оригинальными способами»39.

Несмотря на ценности принадлежности и оригинальности, идея суверенитета является ошибочной в той мере, в какой она приводит к злоупотреблениям национальностью и этничностью. Поэтому наднациональная власть должна «не уничтожать национальное государство», а лишь частично «укрощать национальный интерес»40. В результате этого процесса могут быть найдены «чистые и неповрежденные»41 границы государственности, в которых нация могла бы реализовать свой потенциал.

По этой причине концепция «сущностного человечества», на котором основан Европейский Союз, не может быть понята правильно только при условии сосуществования с ценностями национального государства, такими как национальное понимание религии, принадлежность и оригинальность. Укрощенный европейский источник конституционной власти предполагает возникновение «чувства смирения» (выражение Дж. Вейлера), которое отличается от высокомерной стратегии «таяния границ», практикуемой Европейским Союзом в сфере совместной компетенции.

В противоположность любому из монистических видений плюрализм Вейлера требует, чтобы оба монистических источника взаимно укрощали друг друга в целях достичь сбалансированноого примирения существенных этических блоков, которые вытекают из них соответственно и объединяются в утонченное плюралистическое целое. Проведенные Вей-лером первичные поиски указывают на существование как минимум четырех метаконституционных «строительных блоков» — сущностной человечности, религиозного многообразия, принадлежности и оригинальности. Ни один из них не стоит иерархически выше — каждый должен приспосабливаться к ценностям другого.

Контрапунктуальный плюрализм Мигеля Ма-дуро. Следующим видным представителем плюралистического направления является португальский ученый и бывший генеральный адвокат Суда ЕС Мигель Поарес Мадуро. В отличие от предшественников учение автора не основано на солидном теоретическим дискурсе, а содержит практические рекомен-

38 Weiler J. The Constitution of Europe ... P. 339.

39 Ibid.

40 Ibid. P. 341.

41 Ibid.

дации, как, «выигрывая от разнообразия, в то же время не порождать конфликтов, которые в итоге могут разрушить эти правовые порядки и ценности, которые они питают»42.

По теории Мадуро, общий метаконституциона-лизм в Европе включает два плюралистических измерения: толковательный плюрализм и плюрализм участия.

Толковательный плюрализм представляет собой набор «рамочных принципов», которыми необходимо руководствоваться, чтобы задать правильный предварительный «вопрос толкования» (interpretative question), представляющий собой призму, через которую будут рассматриваться более конкретные вопросы толкования.

Указанные принципы «разделяются всеми участниками, которые уважают их конкурирующие требования власти и гарантируют согласованность и целостность европейского правопорядка»43. Поскольку теория Мадуро является плюралистической, соблюдение этих принципов является добровольным, однако искомый «выигрыш» от гетерархии правовых систем может быть достигнут, если все конституционные субъекты в Европе будут их придерживаться.

Первым рамочным принципом является уважение национальной, европейской и любой возникшей на европейском пространстве идентичности. Такая идентичность определяется конституционным субъектом самостоятельно. Определение собственной идентичности не должно осуществляться через ограничение идентичности других политических образований, в том числе посредством оспаривания издаваемых ими правовых приказов44. В процессе толкования конституционные субъекты принимают во внимание наличие других правовых систем и приспосабливаются к различным, но одинаково законным требованиям друг друга45. Ответами на вопрос, как обеспечить такое принятие во внимание и приспособление, становятся два других рамочных принципа толковательного плюрализма.

Вторым рамочным принципом является требование соблюдать «согласованность правового порядка» (coherent legal order). Каждый конституционный субъект, участвующий в процессе толкования, в максимально возможной степени «обязан аргументировать и обосновывать свое решение в контексте последовательного и интегрированного правопорядка»46. Указанный принцип представляет собой базовую мо-

42 Maduro M. Contrapunctual Law: Europe's Constitutional Pluralism in Action // Sovereignty in Transition / ed. by N. Walker. Oxford, 2003. P. 523—524.

43 Ibid. P. 524.

44 Ibid. P. 526.

45 Ibid.

46 Maduro M. The Heteronyms of European Law // European

Law Journal. 1999. No. 5. P. 160, 167.

дель, обеспечивающую универсализацию европейского конституционного порядка.

Мадуро указывает, что такая согласованность может быть обеспечена как вертикально, так и горизонтально. «Когда национальные суды применяют законодательство ЕС... они должны делать это таким образом, чтобы эти решения соответствовали решению, принятому Судом ЕС (вертикально. — Я. Л), но также и другими национальными судами (горизонтально-вертикально. — Я. Л.)»47. Последнее требование горизонтальной согласованности считается крайне важным, поскольку такой прямой обмен между национальными судами, который не является общепринятой практикой, способен привести к значительной фрагментации европейского конституционного порядка48.

Цель толкования согласно Мадуро заключается не в поиске решения, которое было бы лучшим для конкретного конституционного строя (идентичности). Скорее, такое решение должно быть лучшим для всех европейских конституционных правопоряд-ков — как национальных, так и наднациональных, в вертикальном и горизонтальном измерениях. Подобная методология должна представлять собой новое «золотое правило» конституционного толкования. Отметим, что такая согласованность предполагает высокий дух плюрализма, внимательности и ответственности со стороны органа конституционного толкования.

Таким образом, правовые позиции других систем оказывают влияние на формирование собственной позиции, однако на практике может возникнуть несогласие с отдельными аспектами иных конституционных идентичностей, которые невозможно изменить. Мадуро не предполагает окончательного разрешения подобной ситуации, однако устанавливает третий «дальнейший рамочный принцип» (futher framework principle), направленный на преодоление ограничений второго.

Третий принцип предполагает последовательную стандартизацию правовой терминологии. Автор описывает содержание и значение третьего принципа следующим образом: «Любой судебный орган (национальный или европейский) обязан обосновывать свои решения... в универсальных терминах... Такие решения должны основываться на доктрине, которая может быть применена любым другим национальным судом в схожих ситуациях. Если национальные суды будут осведомлены о том, что решения, которые они принимают, становятся частью европейского права как вынесенное "сообществом" европейского и национальных судов, они будут учитывать в своих решениях последствия для будущих дел в дру-

47 Maduro M. Contrapunctual Law: Europe's Constitutional Pluralism in Action. P. 528.

48 Ibid. P. 529.

гих национальных судах и в системе в целом. Это не позволит национальным судам использовать автономию своих правовых систем в качестве формы уклонения и безнаказанности, а также привлечет различные национальные суды и Суд ЕС к истинному обсуждению и последовательному построению правопорядка ЕС»49.

Данная универсализация, по мнению М. Мадуро, может быть и не абсолютной, однако решения судов будут несравненно более инклюзивными, чем в системе без такой универсализации50. Это предполагает некий уровень «выше базового», который распространен в Европе.

Плюрализм участия. Помимо «толковательного» Мадуро развивает идею о необходимости усиления демократического участия на уровне общеевропейского конституционного дискурса. Так, переназначением конституционализма выступает самоопределение народов, без которого он лишается искомого содержания. Как указывает автор, именно в демократии и самоопределении народов «мы обнаруживаем основу легитимности требования Европы на независимую политическую власть и на статус сообщества открытых и неопределенных политических целей»51. Мадуро указывает на три сферы конституционного правопорядка Европы, где демократическое представительство должно быть усилено.

Первой из них является европейская транснациональная сфера, поскольку принятие решений постепенно становится достоянием бюрократической элиты институтов ЕС. В частности, деятельность Суда ЕС, сопряженная со значительными издержками, «способствует участию определенной, элитарной группы сторон в строительстве права Союза»52. Указанные «элитарные группы» чаще представлены транснациональными корпорациями, которые осуществляют международно-правовое планирование в собственных интересах53. Национальные демократии и суды больше не контролируют многие процессы принятия решений, которые принимаются за пределами государств-членов. Однако именно в задачу институтов ЕС входит нахождение новых демократических форм участия с целью восполнить «демократический дефицит» на уровне Союза. Важным для Мадуро является именно то, чтобы «все нацио-

49 Maduro M. Contrapunctual Law: Europe's Constitutional Pluralism in Action. P. 530.

50 cm.: Maduro M. European Constitution: What if This is as Good as It Gets? // European Constitutionalism Beyond the State / ed. by J. Weiler, M. Wind. Cambridge, 2003. P. 99—100.

51 Maduro M. Where to Look for Legitimacy? // Constitution Making and Democratic Legitimacy / ed. by E. Eriksen et al. Arena Working Paper. 2002. No. 5/2002. P. 106.

52 Maduro M. Contrapunctual Law: Europe's Constitutional Pluralism in Action. P. 531.

53 Ibid. P. 527.

нальные суды имели равные возможности для ведения диалога»54, а не сводились к привилегированным партнерам в лице наиболее влиятельных национальных (в том числе конституционных) судов в Европе.

В рамках первой сферы М. Мадуро концентрирует основное внимание на обеспечении представительства посредством деятельности национальных судов. К. Яклич, комментируя высказывание автора, подчеркивает, что «современный гражданин также должен иметь право голоса, причем равное, если к демо -кратии следует относиться серьезно»55.

Демократическое представительство должно быть усилено и во второй сфере — «между национальными демократиями», что предполагает создание новых «каналов демократии» на уровне, который уже освоен элитарными группами.

Свобода передвижения лиц как одна из свобод экономической интеграции способствует тому, что европейцы «больше не являются заложниками первоначального государства... и могут выбирать среди множества политик»56. Национальные демократии также не могут «предотвратить наше желание принимать участие в различных демократиях»57. Мадуро утверждает, что право выбирать среди политик является «новой формой демократического участия», предполагающего прямое усиление правом Европейского Союза конституционных прав на участие в делах любого национального государства, в котором человек решает проживать58.

Таким образом, право экономической интеграции «должно рассматриваться как предоставляющее европейскому гражданину не только экономические, но и политические права для того, чтобы его интересы учитывались во вненациональных политических процессах»59. Указанное плюралистическое понимание конституционализма способно гарантировать «конституционный идеал полного представительства и участия»60. В настоящее время принцип свободы передвижения в совокупности с принципом недискриминации могут обеспечить базовый уровень такого участия. Максимальным воплощением этой идеи могло бы стать право выбора человеком идентичности и соответствующей ей конституционной системы, что предполагает новую форму сильного демократического участия людей в конституционном дискурсе.

Третьей сферой, где должна быть обеспечена большая степень демократического участия, — это вну-

54 Maduro M. Contrapunctual Law: Europe's Constitutional Pluralism in Action. P. 531.

55 Jaklic K. Op. cit. P. 110.

56 Maduro M. European Constitution: What if This is as Good as It Gets? P. 85.

57 Maduro M. Where to Look for Legitimacy? P. 107.

58 Ibid. P. 108

59 Maduro M. European Constitution: What if This is as Good as It Gets? P. 85.

60 Ibid.

тригосударственная сфера61. Так, национальный демократический процесс также является несовершенным, поскольку политические процессы могут стать заложниками определенных ценностей и интересов.

Мадуро иллюстрирует эту тему тремя взаимосвязанными моментами, которые необходимо принимать во внимание при оценке современных демократических процессов. Во-первых, традиционные парламентские политические процессы, внешне весьма демократичные, «могут быть захвачены небольшими концентрированными интересами» контролирующей группы национальных интересов за счет «дремлющего национального большинства»62. Во-вторых, коллективное принятие решений часто происходит вне рамок официальных политических процессов63. В-третьих, истинное демократическое представительство и участие на самом деле зависят от переменных, более сложных, чем простой механизм политического участия через выборы64.

Одним из спорных способов обеспечения плюрализма, который вряд ли возможен на практике, является создание на европейском метаконституционном уровне возможности для включения иностранных интересов в национальные политические процессы. Теоретически можно согласиться с М. Мадуро, что это «во многих случаях привело бы к удовлетворению разрозненных национальных интересов, которые ранее были недостаточно представлены в национальном процессе»65 за счет участия в политическом процессе других стран. Однако в настоящее время такая степень взаимного проникновения правовых систем может привести к утрате идентичности, превратив национальную политику в «плавильный котел» различных интересов, многие из которых не принадлежат проживающему на территории народу. В данном отношении может быть применена методология Н. Уолкера в отношении того, что любая ценность, в том числе демократическое участие, должна иметь адекватные границы.

Таким образом, конституционный плюрализм М. Мадуро предполагает открытый метод координации между государствами без установления в правовой теории всеобъемлющих конституционных правил. Обратное представляет собой «слишком серьезное внешнее вторжение и чрезмерно компрометируют его видение истинного плюрализма»66.

61 Cm.: MaduroM. Where to Look for Legitimacy? P. 109.

62 Ibid.

63 Cm.: Maduro M. How Constitutional Can the European Union Be? The Tension between Intergovernmentalism and Constitutionalism in the European Union // Altneuland: The EU Constitution in a Contextual Perspective / ed. by J. Weiler, C. Eisgruber. Jean Monnet Working Paper. 2004. No. 5/04. P. 27.

64 Ibid. P. 29.

65 Maduro M. Where to Look for Legitimacy? P. 109.

66 Uht. no: Jaklic K. Op. cit. P. 113.

Плюрализм участия также не устанавливает конкретных метаконституционных правил, а представляет собой «возможные примеры, к которым такой плюрализм потенциально может привести»67. Путь установления таких правил должен быть пройден государствами и их судебными органами в соответствии с процедурными требованиями, установленными толковательным плюрализмом.

Институциональный плюрализм Маттиаса Кумма. Следующей концепцией выступает институциональный плюрализм профессора Нью-Йоркской школы права Маттиаса Кумма, который в отличие от других плюралистов, изучавших процессуальное или материальное содержание плюрализма, ставит вопрос: кто имеет юрисдикцию по принятию решений? Следующей стадией является выяснение вопроса: кто имеет право принятия окончательного решения (the ultimate say), когда юрисдикцией по рассмотрению вопроса обладают и Суд ЕС, и высшие (в том числе конституционные) суды государств-членов?

М. Кумм выделяет три принципа, которые лежат в основе его теории. Обеспечение баланса указанных принципов осуществляется различными судебными органами.

Первым является принцип расширения верховенства права (principle of expanding the Rule of Law), который предполагает единообразное, стабильное и предсказуемое применение права68. Этот аргумент лежит в основе монистической позиции Суда ЕС и предполагает следование курсу интеграции со стороны остальных судебных инстанций.

Одним из наиболее значимых воплощений принципа расширения верховенства права является запрет для национальных судов государств-членов подвергать наднациональные нормы конституционному контролю или иначе оспаривать их применение69. Кроме того, наивысшим воплощением этого принципа является окончательная власть Суда ЕС (the ultimate say) по вопросу конституционности на европейском уровне70.

Второй ценностью выступает «либерально-демократическое правление», или принцип демократической легитимности (principle of democratic legitimacy)71. Этот принцип учитывает законные национальные чувства в отношении защиты основных идеалов прав личности и демократического самоопределения от посягательств неправомерных форм наднационального права. В данном смысле указанный принцип является сдерживающим в отношении

67 Uht. no: Jaklic K. Op. cit. P. 113.

68 Cm.: KummM. Who is the Final Arbiter of Constitutionality in Europe? // Common Market Law Review. 1999. Vol. 36. No. 2. P. 375—376.

69 Ibid.

70 Ibid. P. 382.

71 Ibid. P. 376.

первого принципа — расширения верховенства права. Ему соответствует «чувствительность, лежащая в основе концепции национальной государственности (этатизма)»72, которую национальные суды имеют возможность защищать.

Третьим и ключевым для Кумма является принцип обеспечения конституционного соответствия (principle of Constitutional Fit)73, который предполагает, что судьи должны выносить решения, основываясь не только на национальной конституции или праве ЕС, а осуществлять поиск «адекватных отношений между национальным и европейским право-порядками, руководствуясь наилучшим толкованием принципов, которые лежат в основе (конституции или права ЕС. — Я. Л.)»74.

Примерами правильного предварительного вопроса толкования является: «как лучше всего понять отношения между национальными и европейскими конституциями с учетом позитивного права, лежащего в основе правовой практики в Европе, рассматриваемой в целом?»75 и «что представляет собой наилучшая национальная и европейская конституционная практика?»76.

Указанные три ценности, по мнению Кумма, обеспечивают «нормативную основу для оценки любого набора доктрин, касающихся вопроса о взаимоотношениях между Европейским судом и судами государств-членов»77. Такая реализация должна осуществляться в максимально возможной степени, однако также предполагает необходимость учета всех обстоятельств.

После рассмотрения принципов необходимо остановиться на двух вопросах, которые лежат в основе плюрализма М. Кумма: «кто наделен компетенцией?» и «кто имеет право принятия окончательного решения (the ultimate say)?»

Кто наделен компетенцией — Суд ЕС или высшие суды государств-членов? Автор указывает: ответом на этот вопрос должна являться презумпция о том, что национальные суды не имеют необходимой компетенции подвергать право ЕС конституционному пересмотру78. Это следует из принципа расширения верховенства права, что предполагает автономность и верховенство европейского правового порядка79.

72 Kumm M. Who is the Final Arbiter of Constitutionality in Europe? P. 382.

73 Ibid. P. 375.

74 Kumm M. The Jurisprudence of Constitutional Conflict: Constitutional Supremacy in Europe before and after the Constitutional Treaty // European Law Journal. 2005. No. 262. P. 266—267, 301.

75 Ibid. P. 287.

76 Ibid. P. 286.

77 Kumm M. Who is the Final Arbiter of Constitutionality in Europe? P. 376.

78 Ibid. P. 378.

79 Ibid. P. 377—378.

Однако могут существовать обоснованные причины, которые имеют столь большой вес, что способны опровергнуть общую презумпцию. Такие причины могут вытекать из второго принципа — демократической легитимности.

Как пишет Кумм, «если правовая практика Суда ЕС, принятая на европейском уровне, не обеспечивает достаточных гарантий того, что основные принципы конституции защищены, распространение юрисдикции (национальных судов. — Я. Л) на европейские законодательные акты может быть оправданным»80. В частности, анализируя решения серии Solange, автор указывает, что немецкие суды, применяющие европейское право на своей территории, связаны основополагающими принципами Конституции Германии, в том числе каталогом основных прав (ст. 1—19 Основного закона), а также принципом демократии (ст. 20, разд. 2 Основного закона). По этой причине если «практика Суда ЕС не обеспечивает достаточных гарантий того, что именно эти принципы в целом соблюдаются в достаточной степени, тогда юрисдикция (высших национальных судов. — Я. Л.) должна быть утверждена в тех областях, где такая опасность сохраняется»81. В такой ситуации в отношении юрисдикции судов возникает ситуация институционального дублирования (institutional overlap).

Кумм предусматривает одно уточнение (assertion) для установления юрисдикции национальных судов в ситуации возможного институционального дублирования. Так, автор указывает, что такая юрисдикция может быть установлена только при отсутствии «достаточных гарантий» (sufficient guarantees) соблюдения конституционных ценностей. Иными словами, установление юрисдикции представляет собой крайний шаг и осуществляется только в тех областях, где на уровне Европейского Союза существуют «структурные недостатки» (structural deficiencies). Далее автор отмечает существование «двух фундаментальных конституционных сфер» (two fundamental constitutional areas), где высшие национальные суды могут заявить о своей юрисдикции, что предполагает применение теста «существенных гарантий».

Первой из указанных сфер являются основные права. При этом высший национальный суд должен обращать внимание не на обстоятельства конкретного дела, а на «общую практику обеспечения прав на европейском уровне»82. Европейские стандарты должны быть «по существу сопоставимыми» (essentially comparable) со стандартами защиты основных прав в рамках национального конституционного режима и практики83. В данной ситуа-

80 Kumm M. Who is the Final Arbiter of Constitutionality in Europe? P. 378.

81 Ibid.

82 Ibid.

83 Ibid.

ции высший национальный суд может установить свою юрисдикцию, что не отменяет наличие соответствующей юрисдикции у Суда ЕС.

Второй фундаментальной конституционной сферой является наличие компетенции по изданию общеобязательных актов — «законодательной компетенции» (legislative jurisdiction)84. Кумм уточняет, что «основной принцип, который здесь защищается, — это политическое самоопределение на национальном уровне» или проще — демократия. Данный принцип «нарушается, если законодательство, издаваемое на европейском уровне, по определенному вопросу не имеет юрисдикционной основы». В данном случае автор также предлагает использовать тест «достаточных гарантий»: «(высший национальный суд. — Я. Л) обладает юрисдикцией только в том случае, если отсутствуют достаточные гарантии, установленные на европейском уровне, которые бы предотвращали необоснованное злоупотребление законодательными полномочиями»85.

Кто имеет право принятия окончательного решения (the ultimate say)? После того как произошла ситуация институционального дублирования, необходимо определить, решение какого из институтов — Суда ЕС или высших национальных судов — должно быть окончательным. М. Кумм разрабатывает «наиболее подходящий стандарт проверки» (the most appropriate standard of review), которую они должны осуществить сразу после решения вопроса об установлении юрисдикции86.

Для высшего национального суда, юрисдикция которого очерчена вопросами прав человека и законодательной компетенцией, необходимо, чтобы рассматриваемое дело (1) представляло собой нарушение права ЕС, а также (2) являлось нарушением национального конституционного принципа.

В отношении первого пункта высший национальный суд должен в полной мере признавать Суд ЕС в качестве первичного арбитра по вопросам европейского правового порядка. В данном смысле автор идет еще дальше, указывая, что «[национальный] суд [государства-члена] не должен выносить решения до тех пор, пока Суд ЕС сам не выскажется по рассматриваемому вопросу». Уровень проверки высшего национального суда, который осуществляется вслед за Судом ЕС, не должен быть более взыскательным, кроме наличия явных и серьезных нарушений, которые выражают структурные недостатки европейского правового порядка.

Затем М. Кумм добавляет еще один принцип толкования в отношении высших национальных судов — «критерий универсальности», который на-

84 Kumm M. Who is the Final Arbiter of Constitutionality in Europe? P. 379.

85 Ibid.

86 Ibid. P. 380.

правлен на обеспечение согласованности европейского правопорядка. Это означает дополнительное требование к суду «осуществлять проверку таким образом, чтобы это было совместимо с судами других государств-членов, применяющих сопоставимую практику проверки»87.

Второй пункт теста предполагает, что одной констатации нарушения права ЕС недостаточно, чтобы высший национальный суд мог выносить окончательное решение в конкретном деле. Суд государ-ства-члена должен установить, что решение является достаточно «явным и серьезным» для национального правопорядка, т. е. представляет собой нарушение конституционных прав граждан или принципа демократии.

Указанное нарушение должно носить «несоразмерно серьезный характер» (be disproportionately grave). Иными словами, когда высший суд обосновывает свое право окончательного решения, он должен «применить тест пропорциональности». Указанный тест предполагает «обеспечение баланса между интересами личности и коллективного блага»88 как для национального, так и для европейского сообщества. Такое взвешенное толкование основано на том факте, что высший национальный суд является не только защитником национального интереса, суверенитета и национальной идентичности, но и членом сообщества европейских судей.

Тест пропорциональности также применим к ситуации превышения законодательной компетенции Союза. М. Кумм пишет: «Нет конституционно достаточной основы для законодательства, принятого на европейском уровне, если потеря демократического самоопределения, вызванного передачей законодательной власти, не компенсируется вескими причинами, которые оправдывали бы (указанные. — Я. Л) действия Сообщества»89.

Именно результаты применения теста пропорциональности являются ответом на вопрос, кому будет принадлежать окончательное слово — Суду ЕС или высшему национальному суду. Кроме того, национальный суд обязан соблюсти иные вспомогательные критерии толкования, чтобы признание им юрисдикции и права окончательного слова было признано обоснованным.

Комментируя методологию М. Кумма, благодаря которой определяется право выносить окончательное решение по спорному вопросу, словенский профессор К. Яклич вносит очень важное уточнение. Понятие окончательного решения (the ultimate say) имеет действие только в отношении того правового порядка, к которому относится издающий решение суд.

87 Kumm M. Who is the Final Arbiter of Constitutionality in Europe? P. 381.

88 Ibid. P. 383.

89 Ibid. P. 384.

По уточнению автора, «ни один из правопорядков не имеет некоей Окончательной Власти (ultimate Final Authority) над обоими порядками»90. Такая юридическая сила означала бы возвращение плюрализма к монистической системе, которая предусматривает возможность существования только одного юридического источника власти. М. Кумм также уточняет используемое им понятие «окончательное решение»: «в плюралистических рамках не имеет смысла говорить об Окончательном Арбитре по вопросам конституционности в Европе. В изложенном подходе Суд ЕС задуман как высший арбитр конституционности на уровне европейского правопорядка, а конституционные суды государств-членов — как высшие арбитры конституционности на национальном уровне»91.

В последующем творчество М. Кумма получило дальнейшее развитие, что напрямую связано с дебатами вокруг Конституции для Европы, в результате принятия которых конституционные конфликты могли существенно обостриться. Несмотря на то что проект Конституции так и не был принят, Лиссабонский договор наследует большинство ее положений, что делает выводы Кумма актуальными в контексте современного развития Европейского Союза. Кроме того, его рассуждения задают некоторую «перспективу на будущее» в контексте федерализации Союза.

В статье, изданной в 2004 г. в соавторстве с известным испанским ученым-конституционалистом Виктором Комеллой92, уточняется, что после принятия Конституции интенсивность конституционно-правовых конфликтов изменится благодаря трем группам факторов: 1) указания принципа верховенства (примата) права ЕС в качестве обязательной нормы Конституции для Европы; 2) природы процесса ратификации; 3) структурных реформ Европейского Союза, которые будут осуществлены благодаря принятию Конституции.

Принцип верховенства. По мнению М. Кумма и В. Комеллы, кодификация Конституцией (ст. I-6) принципа верховенства значительно усиливает позиции права ЕС. Во-первых, верховенство представляло собой юридическую доктрину, основанную на прецедентном праве Суда ЕС. Однако, становясь частью Конституции, которая является обязательным актом высшей юридической силы, предполагается, что положение будет обладать «большей легитимностью и авторитетом»93. Во-вторых, если государства-члены коллективно согласились на что-либо, то высшие национальные

90 Jaklic K. Op. cit. P. 135.

91 Ibid. P. 384.

92 Cm.: Kumm M., Comella V. The Future of Constitutional Conflict in the European Union: Constitutional Supremacy after the Constitutional Treaty // Altneuland: The EU Constitution in a Contextual Perspective / ed. by J. Weiler, C. Eisgruber. Jean Monnet Working Paper. 2004. No. 5/04.

93 Ibid. P. 6.

суды будут менее склонны отказываться от применения права ЕС, основываясь на положениях национальных конституций94. Это в значительной степени привело бы к сужению пространства для толкования, которым бы обладали высшие национальные суды.

Тем не менее конфликтогенный фактор, связанный с наличием или отсутствием «законодательных полномочий», остается даже после принятия Конституции. Так, в сформулированном положении о верховенстве признается, что им обладают «Конституция и правовые акты, принятые институтами Союза при осуществлении возложенных на него полномочий». Это говорит о том, что вторичное право ЕС имеет приоритет только в той степени, в которой Союз действует в пределах своей компетенции. При этом положение о верховенстве не делает уточнения в отношении того, что должен разрешать вопрос, являются ли акты Союза принятыми ultra vires95. Таким образом, ситуация «институционального дублирования» в данной сфере сохраняется.

Авторы также отмечают сохраняющуюся двусмысленность фразы «имеет приоритет в отношении права (law) государств-членов». В частности, указывается, что «технически... национальная конституция является частью "права" государства-члена»96. Учитывая, что приоритет права ЕС в отношении обычного законодательства является достаточно устоявшейся практикой, именно вопрос о верховенстве над национальными конституциями продолжает сохраняться, как и судебное дублирование в данной сфере.

Новая сфера возможных конфликтов также отмечается в связи с формальным закреплением положения о национальной идентичности, присущей «фундаментальным конституционным структурам государств-членов» в ст. I-5 Конституции для Европы, а затем в ст. 4(2) Договора о ЕС. Указанное положение имеет потенциальную возможность для возникновения конституционно-правовых коллизий и может быть истолковано высшими национальными судами (что потом и продемонстрировала практика) как разрешающее не применять вторичное право, опираясь на положение о национальной идентичности, которое признано на уровне учредительных договоров.

Природа процесса ратификации Конституции также наделяет принцип верховенства высоким уровнем легитимности, поскольку такой процесс включает прямое выражение воли европейских народов. Кроме того, ратификационный процесс может потребовать внесения изменений в национальные конституции, что сделает принцип верховенства права ЕС конституционным принципом ряда государств-членов.

Второй аргумент Кумма и Комеллы связан с тем, что «решение о ратификации в некоторых странах

94 См.: Kumm M, Comella V. Op. cit. P. 7.

95 Ibid. P. 7—8.

96 Ibid. P. 8.

вполне может квалифицироваться как реализация "учредительной власти"»97 с учетом прямого волеизъявления граждан. Таким образом, ратификация может быть рассмотрена как акт национального конституционного права. По этой причине высшие национальные суды будут с меньшей вероятностью ссылаться на конституции государств-членов в качестве основания для неприменения права Союза.

Третьим аргументом является то, что «авторитет права ЕС может быть усилен качеством ратификационных процедур в Европе, рассматриваемой в целом»98, что предполагает необходимость высокого процента участия населения и общность дискурса, связанного с принятием конституционного договора.

Таким образом, ратификационный процесс может способствовать уменьшению числа конфликтов между правовыми порядками, однако Конституция для Европы не имела потенциала для их полной ликвидации. Учитывая, что положение о верховенстве в Лиссабонском договоре содержится в виде декларации, а договор не получил абсолютной поддержки со стороны населения, этот потенциал становится еще меньше, что приводит к сложному характеру взаимодействия Суда ЕС и высших национальных судов государств-членов.

Структурные реформы в Европейском Союзе. По мнению Кумма и Комеллы, принятие Конституции для Европы устраняет множество «структурных недостатков» в области основных прав и законодательной юрисдикции, что приводит к устранению потенциальных конфликтов. В то же время авторы указывают, что основной областью конфликта становится национальная (конституционная) идентичность. Конституционный договор «в целом сможет обеспечить структурные гарантии, которые национальные суды могут счесть достаточными»99. В свою очередь, это должно привести к отказу национальных судов рассматривать вопросы превышения Союзом законодательной компетенции.

Основным структурным нововведением, о котором упоминают авторы, является положение о том, что «парламенты должным образом проинформированы о законодательных положениях ЕС, и что они могут выразить свое осознанное мнение о том, соответствует ли предлагаемый закон принципу субсиди-арности»100. В соответствии с нововведениями национальные парламенты получают контроль за соблюдением Союзом принципа субсидиарности101. Так,

97 Kumm M., Comella V. Op. cit. P. 11.

98 Ibid. P. 12.

99 Ibid.

100 Ibid. P. 13.

101 Абзац 3 ст. 5 Договора о Европейском Союзе: «Согласно принципу субсидиарности Союз в сферах, которые не относятся к его исключительной компетенции, действует лишь тогда и в такой степени, в какой цели предполагаемого дей-

одновременно с передачей законодателю Союза Комиссия передает национальным парламентам предложения законодательных актов Союза, которые могут принять в отношении проекта мотивированное заключение. Квалифицированным меньшинством голосов (одна треть) национальные парламенты могут в течение шести недель направить проект акта в Комиссию для осуществления повторной экспертизы на соблюдение принципа субсидиарности. Возникновение указанных «заградительных полномочий» национальных парламентов значительно снижает вероятность правового конфликта, поскольку «в этих обстоятельствах национальные суды не решатся пересмотреть законодательство ЕС по юрисдикцион-ным основаниям»102.

С 1980-х гг. общепризнанным становится мнение, что Суд ЕС обеспечивает уровень защиты основных прав, аналогичный тому, который предоставляется национальными судами в соответствии с положениями национальных конституций. Придание Хартии ЕС об основных правах 2000 г. статуса, равного по юридической силе учредительным договорам, а также предложения по включению ее текста в Конституцию для Европы положительно влияют на уровень защиты основных прав на уровне Союза103. После присоединения Европейского Союза к ЕКПЧ будет создан дополнительный институциональный уровень защиты прав человека. Это приводит авторов к выводу, что «больше не существует причин для национальных судов подменять своей оценкой позицию Суда ЕС, интерпретирующего Хартию ЕС об основных правах»104.

В заключение кратко и системно изложим основные идеи каждого плюралистического подхода о взаимодействии права ЕС и конституционного права государств-членов.

1. Правовой плюрализм как теоретическое направление возник в 1993 г. в трудах английского ученого Н. МакКормика. Будучи свидетелем сохранения идеи об абсолютном государственном суверенитете в теории и экспоненциального расширения компетенции Сообществ на практике, он впервые задается вопросом: кому принадлежит суверенитет в Европе? В 1999 г. окончательный ответ автора получает воплощение в работе «Вопрос о суверенитете: закон, государство и нация в Европейском содружестве». Автор обращает внимание на то, что создание Европейских сообществ и принятие Великобританией Европейско-

ствия не могут достаточным образом быть достигнуты государствами-членами на центральном, региональном или местном уровне, но, ввиду масштабов или последствий предполагаемого действия, могут быть лучше достигнуты на уровне Союза».

102 Kumm M., Comella V. Op. cit. P. 24.

103 Ibid. P. 14.

104 Ibid.

го акта 1972 г. приводит к отказу от традиционных механизмов реализации власти Парламента и фактическому отказу от идеи абсолютного суверенитета. МакКормик рассматривает это в качестве позитивного явления, которое приводит к созданию «гетерар-хии» — системы скоординированных центров власти и правовых приказов, что может стать значимым механизмом борьбы со злоупотреблением властью. Каждый из указанных центров принадлежит какому-либо конституционному порядку, который обладает собственными основаниями действительности (validity) и ценностями (values), лежащими в основе их легитимности. По этой причине целью теории права на рубеже XXI в. должна стать разработка такого политико-правового устройства, которое бы обеспечило наилучшую координацию конституционных субъектов. Возникающие конфликты между ними должны разрешаться «в духе плюрализма» при всеобъемлющем авторитете международного права.

2. Основатель эпистемологического плюрализма Н. Уолкер ставит под сомнение догму конституционного права о том, что только государство обладает достаточно развитым демосом для наличия конституционного статуса. Автор разрабатывает «семь минимальных стандартов» признания конституционного статуса за политическим объединением. При этом Европейский Союз потенциально обладает каждым из них. Далее автор развивает «три фундаментальных утверждения». «Объяснительное утверждение» — существование нескольких конституционных властей в Европе является правовой реальностью. «Нормативное утверждение» — плюрализм является «нормативно желательным состоянием права», поскольку придает ему плюралистический дух взаимного уважения между центрами власти. «Эпистемологическое утверждение» — каждая из систем внутри себя является логически завершенной и основана на принципе иерархии. Однако вовне каждая из них предлагает не более чем субъективное видение конституционализма — собственную «эпистему». Внешней, высшей по отношению к ним эпистемы не существует. Субъективность и изменчивость конституционной эпистемы Европейского Союза предполагает возможность проведения открытых дебатов о будущем интеграционного объединения. Подобные дебаты являются искомой целью плюрализма и позволяют народам Европы осуществить самоопределение до конца. В целях создать управляемые границы подобной дискуссии и исключить полярные варианты Н. Уолкер разрабатывает два «минимальных процедурных правила»: 1) ни одно из видений конституционализма не может быть принято как истинное в межсистемном смысле; 2) стороны должны координировать собственные позиции и принимаемые на их основе решения. Установление более конкретных процедурных правил рассматривается Н. Уолкером как противоречие основам правового плюрализма.

3. Дж. Вейлер, основатель материального (субстантивного) плюрализма, пытается предложить методо -логию и содержание плюралистических дебатов. Тем не менее все утверждения автора являются рекомендательными для сторон диалога, что соответствует духу конституционного плюрализма. Автор отмечает, что обе правовые системы, национальная и наднациональная, предлагают радикальные «монистические стратегии», которые стремятся превратиться в доминирующую силу. Дебаты в духе конституционной толерантности необходимы с целью поиска взаимоприемлемой плюралистической стратегии. Такие дебаты должны проводиться в духе «конституционной толерантности» и пронизывать общественный дискурс на всех уровнях. Назначение плюралистических дебатов — сохранение важных ценностей, которые присутствуют в «национальном и наднациональном» при устранении диктата и радикального восприятия таких ценностей государствами и народами. Применение методологии «конституционной толерантности» предполагает «взаимное укрощение» крайностей, возникших в результате злоупотребления «границами идентичности». Маркером неправильно установленных границ обычно является насилие или агрессия. В результате такого «укрощения» можно обнаружить этические «строительные блоки», которые составляют содержание «европейской метаконституции». Указанные уточненные ценности в виде строительных блоков должны связывать все конституирующие власти в Европе. Проведенные Вейлером первичные поиски указывают на существование как минимум четырех метаконсти-туционных «строительных блоков» — «сущностной человечности», религиозной самобытности, принадлежности и оригинальности в духе «конституционной толерантности».

4. Контрапунктуальное право М. Мадуро сосредоточено на подготовке практических рекомендаций в отношении того, как выиграть от разнообразия и гетерархии правовых систем, сведя к минимуму возможности возникновения между ними правовых конфликтов. Его учение имеет два направления — толковательный плюрализм и плюрализм участия. Рамочными принципами толковательного плюрализма являются: 1) уважение любой идентичности, возникающей на европейском пространстве; 2) обеспечение «согласованности правового порядка», которая предполагает, что наилучшее решение — это решение, которое является приемлемым для всех европейских конституционных субъектов: 3) обоснование принимаемых решений в универсальных терминах — «стандартизация правовой терминологии». Плюрализм участия предполагает усиление демократического участия на трех уровнях: 1) на уровне ЕС, что предполагает обеспечение равных возможностей для национальных судов в налаживании диалога с Судом ЕС, а также соз-

дание новых «каналов демократии», которые были бы отличны от тех, которые уже освоены элитарными группами; 2) на транснациональном уровне, что предполагает усиление прав участия в делах европейского государства проживания, отличного от государства происхождения; 3) на внутригосударственном уровне, поскольку политические процессы и там могут являться заложниками определенных ценностей и интересов.

5. В основе теории институционального плюрализма М. Кумма лежат три принципа, баланс между которыми является необходимым при обеспечении конституционного толкования на всех уровнях. Первым является принцип расширения верховенства права, который предполагает единообразное, стабильное и предсказуемое применение права ЕС. Соблюдение этого принципа предполагает признание за позициями Суда справедливости первичности и окончательного характера, а также общий запрет для высших национальных судов подвергать нормы права ЕС конституционному контролю. Иной принцип — демократической легитимности — предполагает учет законных национальных интересов народов Европы от неправомерных посягательств со стороны норм наднационального права. Установление юрисдикции национального суда над вопросами, регулируемыми правом ЕС, возможно лишь в случае, когда на уровне Европейского Союза существуют «структурные недостатки» (structural deficiencies) в сфере основных прав, или в случае превышения институтами Союза законодательной компетенции. В более поздних произведениях М. Кумм в соавторстве с В. Комеллой отмечает, что положения Конституции для Европы, а затем и Лиссабонского договора способны в значительной степени преодолеть такие «структурные недостатки», а значит, снизить юрисдикционные возможности национальных судов. Третьим и ключевым для Кумма является принцип «обеспечения конституционного соответствия», который предполагает, что всегда должен осуществляться поиск взаимоприемлемого варианта, обеспечивающего в максимально возможной степени баланс вышеуказанных ценностей. По общему правилу право окончательного решения (ultimate say) в случае возникновения судебного дублирования безусловно принадлежит Суду ЕС, а национальные суды могут высказать свою точку зрения только после него и только в случае, если нарушено как право ЕС, так и национальные конституционные принципы. Уровень проверки национального суда должен ограничиваться только «явными и серьезными» нарушениями. Понятие «окончательное решение» не означает распространение решения на все уровни власти, поскольку Суд ЕС задуман как высший арбитр конституционности на уровне европейского правопорядка, а конституционные суды государств-членов — как высшие арбитры конституционности на национальном уровне.

Список литературы

Eleftheriadis P. The Idea of a European Constitution // Oxford Journal of Legal Studies. 2007. No. 27.

Flynn T. The Triangular Constitution: Constitutional Pluralism in Ireland, the EU and the ECHR. Bloomsbury Publishing, 2019. Jaklic K. Constitutional Pluralism in the EU. Oxford, 2014.

Kumm M. The Jurisprudence of Constitutional Conflict: Constitutional Supremacy in Europe before and after the Constitutional Treaty // European Law Journal. 2005. No. 262.

Kumm M. Who is the Final Arbiter of Constitutionality in Europe? // Common Market Law Review. 1999. Vol. 36. No. 2. Kumm M., Comella V. The Future of Constitutional Conflict in the European Union: Constitutional Supremacy after the Constitutional Treaty // Altneuland: The EU Constitution in a Contextual Perspective / ed. by J. Weiler, C. Eisgruber. Jean Monnet Working Paper. 2004. No. 5/04.

MacCormick N. Beyond the Sovereign State // Modern Law Review. 1993. No. 56.

MacCormick N. Questioning Sovereignty: Law, State, and Nation in the European Commonwealth. Oxford, 1999. MacCormick N. Risking Constitutional Collision in Europe? // Oxford Journal of Legal Studies. 1998. No. 18. MacCormick N. The Maastricht-Urteil: Sovereignty Now // European Law Journal. 1995. No. 1.

Maduro M. Contrapunctual Law: Europe's Constitutional Pluralism in Action // Sovereignty in Transition / ed. by N. Walker. Oxford, 2003.

Maduro M. European Constitution: What if This is as Good as It Gets? // European Constitutionalism Beyond the State / ed. by J. Weiler, M. Wind. Cambridge, 2003.

Maduro M. How Constitutional Can the European Union Be? The Tension between Intergovernmentalism and Constitutionalism in the European Union // Altneuland: The EU Constitution in a Contextual Perspective / ed. by J. Weiler, C. Eisgruber. Jean Monnet Working Paper. 2004. No. 5/04.

Maduro M. The Heteronyms of European Law // European Law Journal. 1999. No. 5.

Maduro M. Where to Look for Legitimacy? // Constitution Making and Democratic Legitimacy / ed. by E. Eriksen et al. Arena Working Paper. 2002. No. 5/2002.

Walker N. Europe's Constitutional Momentum and the Search for Polity Legitimacy // Altneuland: The EU Constitution in a Contextual Perspective / ed. by J. Weiler, C. Eisgruber. Jean Monnet Working Paper. 2004. No. 5/04.

Weiler J. Does Europe Need a Constitution? Demos, Telos and the German Maastricht Decision // European Law Journal. 1995. No. 1. Weiler J. Europe: The Case against the Case of Statehood // European Law Journal. 1998. No. 4.

Weiler J. In Defence of the Status Quo: Europe's Constitutional Sonderweg // European Constitutionalism beyond the State / ed. by J. Weiler, M. Wind. Cambridge, 2003.

Weiler J. The Constitution of Europe: "Do the New Clothes Have an Emperor?" and Other Essays on European Integration. Cambridge, 1999.

Weiler J. Why Should Europe Be a Democracy: The Corruption of Political Culture and the Principle of Constitutional Tolerance // The Europeanisation of Law: The Legal Effects of European Integration / ed. by F. Snyder. Oxford, 2000.

References

Eleftheriadis P. The Idea of a European Constitution. Oxford Journal of Legal Studies, 2007, no. 27.

Flynn T. The Triangular Constitution: Constitutional Pluralism in Ireland, the EU and the ECHR. Bloomsbury Publishing, 2019. Jaklic K. Constitutional Pluralism in the EU. Oxford, 2014.

Kumm M. The Jurisprudence of Constitutional Conflict: Constitutional Supremacy in Europe before and after the Constitutional Treaty. European Law Journal, 2005, no. 262.

Kumm M. Who is the Final Arbiter of Constitutionality in Europe? Common Market Law Review, 1999, vol. 36, no. 2. Kumm M., Comella V. The Future of Constitutional Conflict in the European Union: Constitutional Supremacy after the Constitutional Treaty. Altneuland: The EU Constitution in a Contextual Perspective. Ed. by J. Weiler, C. Eisgruber. Jean Monnet Working Paper, 2004, no. 5/04.

MacCormick N. Beyond the Sovereign State. Modern Law Review, 1993, no. 56.

MacCormick N. Questioning Sovereignty: Law, State, and Nation in the European Commonwealth. Oxford, 1999. 224 p. MacCormick N. Risking Constitutional Collision in Europe? Oxford Journal of Legal Studies, 1998, no. 18. MacCormick N. The Maastricht-Urteil: Sovereignty Now. European Law Journal, 1995, no. 1.

Maduro M. Contrapunctual Law: Europe's Constitutional Pluralism in Action. Sovereignty in Transition. Ed. by N. Walker. Oxford, 2003.

Maduro M. European Constitution: What if This is as Good as It Gets? European Constitutionalism Beyond the State. Ed. by J. Weiler, M. Wind. Cambridge, 2003.

Maduro M. How Constitutional Can the European Union Be? The Tension between Intergovernmentalism and Constitutionalism in the European Union. Altneuland: The EU Constitution in a Contextual Perspective. Ed. by J. Weiler, C. Eisgruber. Jean Monnet Working Paper, 2004, no. 5/04.

Maduro M. The Heteronyms of European Law. European Law Journal, 1999, no. 5.

Maduro M. Where to Look for Legitimacy? Constitution Making and Democratic Legitimacy. Ed. by E. Eriksen et al. Arena Working Paper, 2002. No. 5/2002.

Walker N. Europe's Constitutional Momentum and the Search for Polity Legitimacy. Altneuland: The EU Constitution in a Contextual Perspective. Ed. by J. Weiler, C. Eisgruber. Jean Monnet Working Paper, 2004. No. 5/04.

Weiler J. Does Europe Need a Constitution? Demos, Telos and the German Maastricht Decision. European Law Journal, 1995, no. 1. Weiler J. Europe: The Case against the Case of Statehood. European Law Journal, 1998, no. 4.

Weiler J. In Defence of the Status Quo: Europe's Constitutional Sonderweg. European Constitutionalism beyond the State. Ed. by J. Weiler, M. Wind. Cambridge, 2003.

Weiler J. The Constitution of Europe: "Do the New Clothes Have an Emperor?" and Other Essays on European Integration. Cambridge, 1999.

Weiler J. Why Should Europe Be a Democracy: The Corruption of Political Culture and the Principle of Constitutional Tolerance. The Europeanisation of Law: The Legal Effects of European Integration. Ed. by F. Snyder. Oxford, 2000.

Информация об авторе

Яна Игоревна Лебедева, младший научный сотрудник отдела научного обеспечения деятельности секретариата делегации Российской Федерации в Европейской комиссии за демократию через право (Венецианской комиссии) Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации