CC BY
177
М. Д. Воейкова
ИЛИ РАН, Санкт-Петербург
ВВЕДЕНИЕ. ПЕТЕРБУРГСКАЯ ШКОЛА ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ ГРАММАТИКИ: ИСТОРИЯ, СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И НАПРАВЛЕНИЯ РАЗВИТИЯ1
Этот сборник объединяет полные, а в некоторых случаях — расширенные и дополненные по сравнению с первоначальным текстом доклады участников Всероссийской конференции «Глагольные и именные категории в системе функциональной грамматики», которая проводилась отделом теории грамматики ИЛИ РАН 9-12 апреля 2013 г. В виде исключения в сборник включены несколько статей, которые не были представлены на конференции, а были написаны позднее, но имеют отношение к дальнейшему развитию затронутых во время обсуждений вопросов. Основная цель этой конференции состояла в том, чтобы обсудить современные тенденции в развитии функционального направления, одна из разновидностей которого (грамматика функционально-семантических полей (ФСП) и категориальных ситуаций (КС)) разрабатывается в отделе теории грамматики ИЛИ РАН под руководством А. В. Бондарко в течение последних 25 лет. Между тем, в современных лингвистических описаниях относительно функционализма нет единого мнения: сосуществуют как слишком широкое, так и слишком узкое понимание этого направления, к тому же ему приписывают различные, иногда произвольные признаки.
1 Анализ данных Национального корпуса русского языка (далее — НКРЯ) проводится в рамках проекта «Развитие корпусной справочной системы по синтаксису русского языка», поддержанного Программой фундаментальных исследований Президиума РАН «Корпусная лингвистика» (Направление 1. Создание и развитие корпусных ресурсов по современному русскому языку). Общая теоретическая концепция разрабатывается в рамках Петербургской школы функциональной грамматики, поддержанной Фондом Президента РФ, грант НШ-3135.2014.6. Приношу искреннюю благодарность С. С. Саю за подробный анализ первого варианта введения, который позволил избежать многих неточностей. Конечно, оставшиеся ошибки на моей совести.
В современной лингвистической традиции к функционализму в широком понимании относят различные теоретические течения, противопоставленные формальным, в первую очередь, генеративной грамматике. А. А. Кибрик и В. А. Плунгян, описывая основные функциональные направления американской лингвистики, выделяют следующие существенные признаки функционализма: принципиальная типологическая направленность, эмпиризм, использование количественных методов и мультидисциплинарность [Кибрик, Плунгян 2010: 278-282]. Под типологической направленностью можно понимать ориентацию исследований на типологическое разнообразие языков, по сути, отказ от универсализма в грамматических описаниях. Эмпиризм оказывается существенным для большинства направлений функциональной грамматики, так как она обычно отталкивается от конкретных языковых фактов, зафиксированных в речевой продукции. Не случайно, функциональный анализ тесно сплетается с развитием корпусной лингвистики (эта черта ярко проявляется и в данном томе). С опорой на факты языка связано особенное внимание к количественным методам, которое, однако, не является обязательным для функционального исследования. Наконец, мультидисциплинарность, вероятно, в наименьшей степени является свойством функционализма: хотя для этого направления характерен учет психологических и социальных факторов, они играют роль лишь в части работ. Таким образом, в отличие от генерати-вистов, представители функциональных школ исходят из анализа материала, придерживаются индуктивного направления описания и принципиально учитывают разнообразие языков. Комбинация этих признаков составляет широкое понимание функционального подхода к лингвистическому описанию.
Как в русской, так и в европейской, лингвистической традиции функциональное направление сложилось не в борьбе с генеративиз-мом, а, скорее, как противовес структурализму, поэтому и развитие этого направления связано с другими установками. В европейских функциональных исследованиях речь идет не о различных проявлениях эмпиризма, а о принципиально другой постановке вопроса по сравнению с исследованиями структуралистского направления. Б. Ю. Норман справедливо отмечает, что «функционализм (функциональный подход) в лингвистике предстает в виде совокупности субъективных попыток научно объяснить, оправдать именно такую,
а не иную структуру языка, вскрыть внутреннюю логику его существования и устройства» [Норман 2008: 266]. Иными словами, узкое понимание функционализма связано с попытками объяснить особенности языковой структуры ее функциями [Dressler 1995: 13-14]. При этом функции понимались разными авторами неодинаково. Так, В. У. Дресслер предлагал исключить семантическую функцию из рассматриваемого набора объяснительных функций, так как, по его мнению, оно частично или полностью пересекается с понятием значения [Дресслер 1990: 60-63]. Однако для грамматики ФСП и КС семантическая функция остается основным объектом описания (см. развернутое обоснование в работе [Бондарко 2011: 206-244]). Первоначально функциональные грамматики противопоставлялись грамматикам формальным по принципу организации — в них совместно рассматривались средства выражения одной и той же семантической функции, в то время как в традиционных грамматиках описание опиралось на гомогенные маркеры грамматических различий. В мире известно несколько функционально-грамматических школ, которые характеризуются общими принципами описания языковых явлений, но различаются частными способами представления языкового материала. К ним принято относить функциональную грамматику С. Дика [Dik 1989], системно-функциональную грамматику М. А. К. Хэллидея [Halliday 1994], референциально-ролевую грамматику, предложенную Р. Ван Валином-младшим и У. Фоли [Foley, Van Valin 1984]. Попытка сравнительного анализа теории ФСП и КС в сопоставлении с системно-функциональной лингвистикой М. А. К. Хэллидея представлена в нашем сборнике статьей Цзян Хун (Шанхай).
Разрабатываемая в 70-80-ые годы ХХ века в Ленинграде теория ФСП и КС разделяет с перечисленными теориями основные принципы функционализма, но отличается от них как терминологически, так и по способу моделирования языковой системы. Если большинство авторов перечисленных функциональных моделей отталкивается в своих рассуждениях от семантики синтаксических единиц, то данная модель в основу описания помещает семантические поля, опирающиеся на систему морфологических категорий. Таким образом, теория ФСП и КС оказывается особенно приспособленной для анализа языков с богатой морфологической системой. Остановившись на том, что является общим для исследований функцио-
нального направления, перейдем к особенностям модели, разрабатываемой Петербургской школой функциональной грамматики. Первоначально ее отличительным признаком считалось направление анализа от семантики к средствам ее выражения [Бондарко 1983: 3439; 1984; 1996], поэтому данное направление называют исходно-семантическим в отличие от традиционного, исходно-формального, способа анализа. Иными словами, грамматика ФСП и КС ориентируется на моделирование речевой деятельности говорящего, который выбирает адекватные выражения из целого набора возможных, в то время как исходно-формальные, уровневые грамматики скорее моделируют деятельность слушающего по дешифровке конкретного сообщения.
Популярно излагая основные принципы функциональных грамматик, Ф. Кристи отмечает, что они рассматривают языковую систему как набор возможностей (ресурсов), выбор из которых осуществляется говорящим [Christie 1991: 106-107]. В разрабатываемой в Санкт-Петербурге модели функциональной грамматики сочетаются оба направления анализа и описания языкового материала — исходно-семантическое и исходно-формальное, — однако основной принцип построения грамматики связан с подходом «от семантики к средствам ее выражения». Утверждение этого принципа в 80-ые годы прошлого века было важным шагом в развитии всего грамматического направления.
Вторым признаком грамматик функционального направления можно считать учет широкого контекста и ситуации общения, иными словами, исследование языка в его реальном употреблении. В этом отношении они противостоят формальным грамматикам (как структурно-ориентированным, так и генеративным), так как опираются на зафиксированные образцы речи, а не на придуманные примеры, на отрезки текстов, связанные определенными семантическими отношениями, а не на изолированные предложения.
Не случайно функциональная грамматика получила самое непосредственное применение в практике преподавания русского языка как иностранного. Создавались десятки новых учебников русского языка, такие как «Темп», «Старт», «Грамматика русского языка в иллюстрациях», в которых был применен функциональный принцип описания языка на основе конкретных типовых употреблений языковых единиц. В настоящее время в лингвистике все чаще
встречается термин «теории, основанные на употреблении» (usage-based theories), который также объединяет разнородные концепции на основе того, что они отказываются от выявления грамматических правил в пользу описания типичных употреблений [Barlow, Kemmer (eds.) 2000]. По сути дела, тот раздел грамматики ФСП и КС, который связан с описанием категориальных ситуаций, примыкает к теориям, основанным на употреблении, так как описывает наиболее частотные модели, воспроизводимые речевые клише с элементами правил или схем заполнения отдельных валентностей.
Третьей особенностью функциональных грамматик считается то, что они не просто исследуют соответствия между семантикой и языковыми средствами ее выражения, но и рассматривают язык как орудие формирования мысли. Существенно то, что грамматики этого типа специализируются на анализе семантических различий между грамматическими структурами как внутри одного языка, так и в разных языках, утверждая своеобразие некоторых лексических и грамматических значений каждого конкретного языка. Разработанная система уровней и единиц дает возможность описать тонкие различия в семантике высказываний, что определяет широкую область практического применения функционально-грамматических исследований. Все эти особенности в той или иной мере были характерны уже для первых функциональных грамматик, появление которых относится к 80-90-ым гг. двадцатого столетия.
С теоретической точки зрения рассматриваемая здесь разновидность анализа разработана в трудах основоположника данного направления А. В. Бондарко в 70-80-ые годы XX века [Бондар-ко 1971а,б; 1978; 1983; 1984]. Вопросы функциональной грамматики русского языка получили отражение в серии сборников, созданных в 1970 г. проблемной группой «Функциональный анализ грамматических категорий» при кафедре русского языка РГПУ им. А. И. Герцена. Основные результаты этого направления анализа систематически изложены в серии «Теория функциональной грамматики» [ТФГ 1987; 1990; 1991; 1992; 1996а,б] и продолжающейся серии «Проблемы функциональной грамматики» [ПФГ 2000; 2003; 2008; 2013]. Эти разработки стали основой научного направления, которое впоследствии получило наименование Петербургской школы функциональной грамматики. Важно заметить, что к этой школе примыкает широкий круг лингвистов, которые разделяют общее направление исследо-
ваний, но не обязательно в деталях следуют всем его понятийно-терминологическим особенностям. В сериях, посвященных функциональной грамматике, принимали участие более 50 авторов из разных городов России, Украины, Белоруссии и из других стран.
Исследования Петербургской школы функциональной грамматики нацелены на описание системы семантических категорий, представленной в виде ФСП, которые, как и КС, являются основными единицами анализа в работах этого направления. ФСП определяется как совокупность разноуровневых средств выражения одной и той же семантической категории в системе языка, в то время как КС представляет собой типовую реализацию элементов одного или нескольких ФСП в конкретном высказывании [Бондарко 2011: 39-59]. Так, в описании ФСП посессивности в русском языке перечислены все лексические и грамматические средства, которые задействованы в оформлении отношений обладания, а также рассматривается распределение этих средств между центром и периферией ФСП. Говоря же о посессивных ситуациях (КС), рассматривают типовые содержательные структуры с функцией передачи указанного значения, которые обычно встречаются в речи [ТФГ 1996б]. Таким образом, в данном направлении разрабатываются и системно-структурные, и поверхностно реализуемые элементы языка, а данная разновидность функциональной грамматики может применяться как для описания языкового строя и его потенциальных возможностей, так и для анализа речи, дискурса, реализованных вариантов речевого взаимодействия.
По своим исходным установкам петербургское направление функциональной грамматики ближе всего к проекту «Кельнских языковых универсалий» (UNITYP) Х. Зайлера с той разницей, что Кельнский проект был изначально направлен на типологическое сравнение языков [Raible 2001; Seiler 2001a], в то время как теория ФСП и КС создавалась для анализа, в первую очередь, фактов русского языка, хотя и предполагала элементы типологического сравнения. Точки соприкосновения между теорией ФСП и КС и направлением анализа Х. Зайлера отмечались и ранее, например, в обзоре Л. Дэже [1990:4748] и в критической статье В. У. Дресслера [1990: 59-60] в одном и том же номере «Вопросов языкознания». Семантические категории, лежащие в основе ФСП, сопоставимы с «концептами» и «димензиями» в трактовке Х. Зайлера, хотя и имеют свои особенности. Совпадение
происходит тогда, когда ФСП опирается в большей степени на понятийную, чем на языковую основу (ср., например, описание ФСП посессивности и концепт посессивности в работе [Seiler 2001b]).
Большая роль в грамматике ФСП и КС отводится описанию грамматической синонимии. Например, анализ ФСП темпораль-ности объединяет не только грамматическое выражение времени в рамках одноименной морфологической категории, но и «строевую лексику», без которой описание временной семантики было бы неполным.
Система терминов и понятий теории ФСП и КС отличается как от терминологии формальных грамматик, так и от других разновидностей функционализма, который в современной лингвистике понимается исключительно широко. В последние годы приобрела широкую известность функционально-синтаксическая модель А. Му-стайоки [Мустайоки 2006]. Ключевыми элементами описания в ней являются 1) внеязыковая ситуация действительности, 2) особым образом представленное в сознании говорящего «положение дел», отражающее данную ситуацию, 3) переход к семантическим структурам рассматриваемого языка, 4) выбор поверхностных языковых структур, наиболее подходящих для выражения определенной семантики. Как видно, новая функциональная теория А. Мустайоки, при определенных отличиях от вышеупомянутых моделей, совпадает с ними в главном — она особым образом интерпретирует отражаемую в высказывании ситуацию, рассматривая различные уровни ее отражения в речи и в мыслительной деятельности. Однако основное внимание А. Мустайоки уделяет синтаксису, в то время как в теории ФСП и КС принципом описания является, скорее, опора на морфологические категории как на потенциальные центры ФСП.
В грамматике ФСП и КС, разрабатываемой петербургской группой исследователей во главе с А. В. Бондарко, большое внимание уделяется «стратификации семантики» [Бондарко 2002]. Под этим термином понимают разграничение и соотнесение языкового значения и смысла на разных уровнях описания языковых фактов [Бондарко 2011: 281-299]. Идея стратификации семантики в работах функционального направления рассматривается как на уровне языковой системы, так и на уровне ее речевых реализаций. Такая трактовка предполагает углубленное интегративное исследование потенциальных возможностей языковой системы, ср. понятия функции-потенции
и функции-реализации в [Бондарко 2011: 209]. При этом в первую очередь разграничиваются понятия значения и смысла, причем значение «представляет собой содержание единиц, классов и категорий данного языка», а смысл «трактуется как передаваемое и воспринимаемое в речи содержание, заключающее в себе то общее, что объединяет синонимические высказывания и высказывания, сопоставляемые при переводе с одного языка на другой...» [Там же: 281]. Иными словами, в задачу грамматического описания включается как анализ потенциальных семантических функций языковых единиц, так и описание типичных контекстов их употребления, то есть системы таких, отчасти клишированных, синтагматических последовательностей, которые чаще всего связаны с реализацией данной семантики. Такая направленность, как уже говорилось, соответствует развивающимся в последние десятилетия теоретическим подходам, которые ориентируются на употребление языковых единиц (usage-based theories). Это направление в западной лингвистике интенсивно противопоставляется формальному синтаксису. В России анализ типичных употреблений граммем и конструкций является традиционным методом грамматического описания.
Предлагаемое читателям собрание научных статей, с одной стороны, дает представление об истории и современной стадии разработки ФГ, с другой стороны, предлагает возможные пути развития. Современный этап развития ФГ освещается в работе А. В. Бондарко, посвященной проблемам изучения системы глагольных категорий русского языка. Особенное внимание уделяется описанию системы ФСП, центром которых служат морфологические категории глагола, такие как категория вида, времени, лица. В статье М. Я. Дымарско-го рассматривается теоретическая природа понятия предикации и приводится языковая типология предикативных отношений, выраженных различными способами. В статье Е. Н. Никитиной исследуются видо-временные формы рамочных глаголов в нарративных текстах последних двух столетий. Выбор видовой формы связан, по мнению автора, с точкой зрения говорящего.
Общую картину дополняют исследования конкретных групп глаголов и их грамматических характеристик. Так, в статье И. П. Матхановой анализируются аспектуальные характеристики глаголов «социального образа жизни», таких как бедствовать, нищенствовать и т. д. Отмечается особенное соотношение в семан-
тике этих глаголов признаков процессности и кратности, отсутствие предельности; «бесперспективность» протекания действия определяет их сочетание с разнообразными показателями длительности, которые и выступают в роли ограничителей «положения дел». Е. Э. Пчелинцева изучает аспектуальную семантику длительности в существительных, являющихся результатом номинализации. Оказалось, что отглагольные имена в наибольшей степени способны к выражению определенных видов длительности, т. е. семантика глагольного слова при номинализации претерпевает некоторые семантические изменения.
Аспекты описания глагольных категорий в различных языках традиционно относятся к излюбленным темам функционально-грамматического исследования. В статье Е. В. Горбовой проанализированы проблемы, связанные с изучением испанского перфекта. Употребление перфекта и аориста сопоставляется с качественной и количественной точки зрения, для того чтобы сделать вывод о наличии или отсутствии в испанском языке «аористического дрейфа». Работа А. Ю. Урманчиевой посвящена анализу семантики эвиден-циальности в тазовском диалекте селькупского языка. Устанавливается связь этой семантики с дискурсивным дейксисом. В статье И. В. Недялкова рассматривается система конвербов (причастий и деепричастий) в орокском (уйльтинском) языке. Приводятся параметры типологизации конвербов, в соответствии с которыми кон-вербы распределены по семантическим и референтным подтипам. Таким образом, функциональное описание служит надежной базой для типологического сравнения.
Явления грамматической синонимии и различной функциональной насыщенности, присущей, казалось бы, одинаковым по смыслу высказываниям, исследуются в статье Т.М.Николаевой. Внимание автора сосредоточено на функциональных различиях между конструкциями вспоминать о тебе и вспоминать тебя с предлогом и без предлога соответственно.
В работе И. М. Кобозевой рассматривается вопрос о границах ФСП посессивности в русском языке на базе сопоставления приименного генитива с конструкциями У Х-а (есть) У и предикатом иметь; выявляются коммуникативно-прагматические, семантические и лексические ограничения на выражение несобственно посессивных отношений при помощи этих конструкций.
В статье Д. Н. Сатюковой предметом рассмотрения являются случаи повтора предлога в конструкциях с однородными определениями. Тип союза, синтаксические связи между элементами сочиненного ряда, семантика определений и их связь с определяемым словом привлекаются для объяснения причин возникновения подобных употреблений. При анализе грамматической синонимии авторы в качестве доказательства своих основных идей приводят количественные подсчеты на основе поиска в НКРЯ.
Об этом необходимо сказать особо. На наш взгляд, современный этап развития лингвистики связан не столько с теоретическими прорывами, сколько с существенным и заметным уточнением методов лингвистического анализа, значительным повышением его достоверности и верифицируемости. Речь идет о гораздо более широком и обоснованном применении в языкознании количественных методов, которое для русского языка было ранее невозможно из-за отсутствия сбалансированного и обширного Национального корпуса. Конференция 2013 года — это первая конференция по функциональной грамматике, проходившая в условиях сформировавшегося НКРЯ и сложившихся принципов его использования, ср. этапы этого процесса [НКРЯ 2005; 2009]. Не удивительно поэтому, что значительная часть работ или прямо посвящена анализу корпусных данных, или привлекает их в большом объеме. Это относится, в первую очередь, к серии работ проекта РУСГРАМ (rusgram.ru), одной из целей которого является эмпирическая проверка основных положений «Русской грамматики» [1980]. В статье Д. В.Сичинавы рассматривается история и современный статус компаративов с приставкой по-. Привлечение данных Исторического корпуса НКРЯ дает возможность установить стабильный рост продуктивности префиксальных компаративов; данные же современного русского языка позволяют продемонстрировать лексические и грамматические предпочтения говорящих при выборе этих форм. В работе В. В. Казаковской и М. В. Хохловой речь идет о вопросо-ответных единствах, инициативная реплика которых обращена к точке зрения адресата и содержит различные элементы эксплицитного (ментального) модуса. При помощи количественного анализа авторы показывают, что модели модусных диалогических единств существенно различаются по степени успешности ответов и их обязательности, что обусловлено не столько типом вопросительного слова инициативной реплики, сколько ее структурой и прагматической ролью.
М. А. Холодилова анализирует русские модальные глаголы мочь и хотеть с точки зрения теории грамматикализации, отмечая у них такие признаки грамматикализованных форм, как дефектность парадигмы, ограничения на образование номинализаций, ограничения на именные зависимые и т. д. Автор подчеркивает, что степень грамматикализации зависит от того, в каком значении употребляется глагол. Статья ^ С. Сая посвящена случаям употребления частицы бы с инфинитивом, причастиями и деепричастиями. На основе анализа парадигматических связей таких сочетаний и степени их обязательности в различных синтаксических контекстах обсуждается проблема статуса этих сочетаний в грамматике. Делается вывод о том, что для инфинитива необходимо признать существование форм «сослагательного наклонения», а для причастий и особенно для деепричастий грамматическое противопоставление по наклонению нехарактерно.
Статья Ю. П. Ремизовой содержит анализ русских и английских конвербов предшествования, зависящих от глаголов речи. Автор обнаруживает ряд различий в употреблении русских и английских конвербов предшествования, причем причина этих различий кроется в том, что наиболее употребительные в данной позиции кон-вербы относятся к разным лексико-семантическим группам в сравниваемых языках. Соотношение лексической семантики глаголов эмоций и их синтаксического поведения стало предметом анализа в статье М. А. Овсянниковой. Русские глаголы эмоций обнаруживают ряд различий в распределении своих употреблений по признакам лица экспериенцера, одушевленности стимула и его коммуникативного статуса. Автор статьи соотносит эти различия с дискурсивными функциями глаголов эмоций. В статье А. А. Степихова рассматриваются пути формирования родовой принадлежности у ряда заимствований в русском языке. Автор указывает на существенную роль формальных показателей при определении рода в русском языке. В работе С. В. Рябушкиной анализируются особенности узуального формообразования русских числительных. Приводимые автором статистические данные подтверждают, в частности, характерное для сложных и составных числительных стремление к лексикализации, к цельнооформленности неоднокомпонентной единицы.
Учет ситуации общения, типа текста и личности говорящего всегда был особенно актуален для функционально-грамматических
исследований. В них находится место анализу различных типов текста, а также «нестандартным говорящим», которые отличаются от идеальных носителей языка. К нестандартным говорящим, с одной стороны, можно отнести детей, находящихся на различных стадиях усвоения устной и письменной речи, взрослых и детей, у которых наблюдаются нарушения речевой способности, а также инофо-нов, осваивающих русский язык как неродной. С другой стороны, к нестандартным говорящим относятся эталонные авторы поэтических и прозаических текстов. Анализ поэтических текстов представлен в этой книге работой Л. В. Зубовой о неузуальных страдательных причастиях настоящего времени. Автор связывает распространение таких причастий в языке современной поэзии с усилением семантической области потенциального.
В сборнике широко представлен анализ речи нестандартных говорящих, языковые способности которых ограничены. Это связано с традиционно развивающимся в нашем отделе направлением исследования детской речи, с возросшим теоретическим интересом к усвоению второго языка, а также к явлениям языковой утраты — так называемому «херитажному», или унаследованному, владению языком. Последний случай рассматривается в статье А. С. Марушки-ной и Е. В. Рахилиной. Авторы показывают, что «унаследованный» русский язык не похож на язык иностранцев ни по характеру ошибок, ни по тем навыкам, которые оказываются наиболее устойчивыми. С. Н. Цейтлин в своей статье сопоставляет ошибки детей, овладевающих русским языком как родным и как иностранным. Ей удается выявить существенные различия в процессах воспроизводства и конструирования форм: если при конструировании русскоязычные дети и инофоны ведут себя сходным образом, то воспроизведенные формы в их речи функционируют по-разному. Письменная речь взрослых инофонов анализируется в статье Я. Э. Ахапкиной. Она демонстрирует, что при высоком уровне владения неродным языком говорящие (пишущие) допускают ошибки, объяснимые с точки зрения системы усваиваемого языка.
Особенности детской речи анализируются в нескольких статьях. С. В. Краснощекова описывает процесс становления системы рода местоимений в речи маленьких детей. Ей удается показать, что род местоимений в основном усваивается по аналогии с системой родового согласования прилагательных. Однако некоторые формы
(например, ср. род) в системе местоимений могут предшествовать появлению среднего рода у прилагательных. Исследования М. Д. Воейковой и К. А. Ивановой связаны с анализом императивной модальности. М. Д. Воейкова рассматривает формы императива, фактически уже превратившиеся в дискурсивные маркеры в речи детей и взрослых. К. А. Иванова анализирует зависимость появления императивных форм в речи маленьких детей от акционального класса глагола. Статья А. Н. Корнева и его соавторов представляет попытку корпусного исследования данных детской речи в норме и в патологии. Данные речи детей, имеющих различные задержки речевого развития, сопоставляются с данными здоровых детей младшего возраста.
Хотя теория ФСП и КС декларирует привлечение к анализу средств всех языковых уровней, фонетические особенности речи ранее редко попадали в поле зрения грамматистов. В последние годы интенсивно изучаются акцентные характеристики высказываний. В статье Н. Д. Светозаровой и А. В. Павловой описываются факторы, влияющие на выбор места фразового ударения при чтении коротких фраз вне контекста. Авторы демонстрируют, что место фразового ударения влияет на значение высказывания. Статья Т. Е. Янко рассматривает просодические средства выражения дискурсивной незавершенности. В русском языке просодика взаимодействует с порядком слов, создавая сложное функциональное сочетание средств выражения незаконченности речевого отрезка, которое нехарактерно для других языков.
Мы надеемся, что круг проблем, представленный в сборнике, отражает современные направления развития функциональных исследований и показывает их актуальность.
Литература
Бондарко 1971а — А. В. Бондарко. Вид и время русского глагола (значение
и употребление). М.: Просвещение, 1971. Бондарко 1971б — А. В. Бондарко. Грамматическая категория и контекст. Л.: Наука, 1971.
Бондарко 1978 — А. В. Бондарко. Грамматическое значение и смысл. Л.: Наука, 1978.
Бондарко 1983 — А. В. Бондарко. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Л.: Наука, 1983.
Бондарко 1984 — А. В. Бондарко. Функциональная грамматика. Л.: Наука, 1984.
Бондарко 1996 — А. В. Бондарко. Проблемы грамматической семантики и русской аспектологии. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1996.
Бондарко 2002 — А. В. Бондарко. Теория значения в системе функциональной грамматики: На материале русского языка. М.: Языки славянской культуры, 2002.
Бондарко 2011 — А. В. Бондарко. Категоризация в системе грамматики. М.: Языки славянских культур, 2011.
Дресслер 1990 — В. У. Дресслер. Против неоднозначности термина «функция» в «функциональных» грамматиках//Вопросы языкознания 2, 1990. С. 57-64.
Дэже 1990 — Л. Дэже. Функциональная грамматика и типологическая характеристика русского языка//Вопросы языкознания 2, 1990. С. 42-57.
Кибрик, Плунгян 2010 — А. А. Кибрик, В. А. Плунгян. Функционализм // А. А. Кибрик, И. М. Кобозева, И. А. Секерина (ред.). Современная американская лингвистика. Фундаментальные направления. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. С. 276-339.
Мустайоки 2006 — А. Мустайоки. Теория функционального синтаксиса: От семантических структур к языковым средствам. М.: Языки славянской культуры, 2006.
НКРЯ 2005 — Национальный корпус русского языка: 2003-2005. Результаты и перспективы. М.: Индрик, 2005.
НКРЯ 2009 — Национальный корпус русского языка: 2006-2008. Новые результаты и перспективы. СПб.: Нестор-История, 2009.
Норман 2008 — Б. Ю. Норман. Функционализм в языке, в лингвистике и в лингводидактике // J. Lindstedt et al. (eds.). Festschrift in Honour of Professor Arto Mustajoki on the Occasion of his 60th Birthday [Slavica Helsingiensia 35]. Helsinki: University of Helsinki, 2008. P. 262-276.
ПФГ 2000 — А. В. Бондарко, С. А. Шубик (ред.). Проблемы функциональной грамматики: Категории морфологии и синтаксиса в высказывании. СПб.: Наука, 2000.
ПФГ 2003 — А. В. Бондарко, С. А. Шубик (ред.). Проблемы функциональной грамматики: Семантическая инвариантность/вариативность. СПб.: Наука, 2003.
ПФГ 2008 — А. В. Бондарко, С. А. Шубик (ред.). Проблемы функциональной грамматики: Категоризация семантики. СПб.: Наука, 2008.
ПФГ 2013 — А. В. Бондарко, В. В. Казаковская (ред.). Проблемы функциональной грамматики: Принцип естественной классификации. М.: Языки славянской культуры, 2013.
Русская грамматика 1980 — Н. Ю. Шведова (ред.). Русская грамматика: В 2 т. М.: Ин-т русского языка АН СССР, 1980.
ТФГ 1987 — А. В. Бондарко (ред.). Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. Л.: Наука, 1987.
ТФГ 1990 — А. В. Бондарко (ред.). Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. Л.: Наука, 1990.
ТФГ 1991 — А. В. Бондарко (ред.). Теория функциональной грамматики: Персональность. Залоговость. СПб.: Наука, 1991.
ТФГ 1992 — А. В. Бондарко (ред.). Теория функциональной грамматики: Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность/неопределенность. СПб.: Наука, 1992.
ТФГ 1996а — А. В. Бондарко (ред.). Теория функциональной грамматики: Качественность. Количественность. СПб.: Наука, 1996.
ТФГ 1996б — А. В. Бондарко (ред.). Теория функциональной грамматики: Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб.: Наука, 1996.
Barlow, Kemmer (eds.) 2000 — M. Barlow, S. Kemmer (eds.). Usage Based Models of Language. Stanford, CA: CSLI Publications, 2000.
Christie 1991 — F. Christie. What is functional grammar? //Teaching English Literacy. Darwin, N. T.: Centre for Studies of Language in Education, 1991. P. 106-107. (http://anenglishpage.tripod.com/christie.html)
Dik 1989 — S. C. Dik. The Theory of Functional Grammar. Parts 1, 2. Berlin: Mouton de Gruyter, 1989.
Dressler 1995 — W. U. Dressler. Wealth and poverty of functional analysis, with special reference to functional deficiencies//S. Millar, J. Mey (eds.). Form and Function in Language. Proceedings of the First Rasmus Rask Colloquium, Odense University, November 1992. Odense: Odense University Press, 1995. P. 11-39.
Foley, Van Valin 1984 — W. A. Foley, R. D. Van Valin. Functional Syntax and Universal Grammar. Cambridge: Cambridge University Press, 1984.
Halliday 1994 — M. A. K. Halliday. Introduction to Functional Grammar. London: Edward Arnold, 1994.
Raible 2001 — W. Raible. Language universals and language typology // M. Haspelmath et al. (eds.). Language Typology and Language Universals: An International Handbook. Vol. 1. Berlin — New York: Walter de Gruyter, 2001. P. 1-24.
Seiler 2001a — H. Seiler. The Cologne UNITYP project // M. Haspelmath et al. (eds.). Language Typology and Language Universals: An International Handbook. Vol. 1. Berlin — New York: Walter de Gruyter, 2001. P. 323-343.
Seiler 2001b — H. Seiler. The operational basis of possession: A dimensional approach revisited//1. Baron, M. Herslund, F. S0rensen (eds.). Dimensions of Possession [Typological Studies in Language 47]. Amsterdam — Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 2001. P. 27-41.
