CC BY
108
Н. А. КРИНИЧНАЯ*
Карельский научный центр РАН, г. Петрозаводск
"ВСЕМ ТРАВАМ МАТИ..."
(ФОЛЬКЛОРНО-ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ К ОБРАЗУ ПЛАКУН-ТРАВЫ В ПОЭЗИИ А. БЛОКА И Н. КЛЮЕВА)0
Реминисценции народно-христианских представлений о плакун-траве в литературном творчестве встречаются не часто. Впрочем, и в самой фольклорной традиции (в мифологических рассказах и поверьях, в духовных стихах и заговорах), где эти представления сформировались, они сравнительно редко находят себе место. Тем не менее в произведениях таких крупных поэтов начала текущего столетия, как Александр Блок и Николай Клюев1, плакун-трава фигурирует в качестве некоего сакрального знака-символа. Вспомним, к примеру, блоковские стихи:
Залег здесь камень бел-горючий, Растет у ног плакун-трава.
("На смерть Комиссаржевской")
По сути эти же мифологемы обнаруживают свое присутствие и в поэзии Н. Клюева:
Я — мраморный ангел на старом погосте, Где схимницы-ели да никлый плакун.
("Я — мраморный ангел...")
Или:
В тот год уснул навеки Павел, Он сердце в краски переплавил И написал икону нам: Тысячестолпный дивный храм, И на престоле из смарагда, Как гроздь в точиле вертограда, Усекновенная глава.
© Криничная Н. А., 1998
* Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (код проекта: 96—04—06151).
1 О наличии образа плакун-травы в поэзии Н. Клюева нам сообщила литературовед Е. И. Маркова.
113
Вдали же никлые березы, И журавлиные обозы, Ромашка и плакун-трава.
("Погорельщина")
В цитируемых произведениях разрабатывается тема смерти и покровительства
^ Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (код проекта: 96-04-06151).
усопшим со стороны божественных сил. При этом в качестве устойчивых атрибутов фигурируют сакральный камень и сакральное растение: у А. Блока это бел-горючий камень, у Н. Клюева — мраморный ангел, т. е. камень, которому приданы антропоморфные формы, или смарагд (изумруд), из которого изготовлен престол в храме и на котором лежит усекновенная глава, также наделяющая его человеческими очертаниями; у А. Блока — плакун-трава, у Н. Клюева — никлый плакун + ели, плакун + никлые березы. В мифологическом смысле все эти растения эквивалентны друг другу как по функциональному назначению, так и по семантике.
И все же в конкретных реализациях данных мифологем в творчестве названных поэтов есть немаловажное различие. У Н. Клюева, в соответствии с его общим поэтическим кредо, высвечен в первую очередь христианский (либо христианизированный) пласт используемых мифологических образов: на могиле не просто камень, хотя бы и бел-горючий, а изваянный из мрамора ангел, назначение которого служить Богу и противостоять его врагам; в храме, изображенном на иконе, престол из смарагда, составляющего, по словам Откровения, одно из оснований духовного Иерусалима (Апок. 21:19) и служащего в данном случае пьедесталом для усекновенной главы пророка Иоанна Предтечи, Крестителя Господня. В этот же круг христианских представлений Н. Клюев вписывает и образ плакуна. Показательно, что в стихотворении "Я — мраморный ангел..." это чудесное растение, находящееся в одном ряду с елями, которые уподоблены схимницам, близким к кончине земной жизни или уже преставившимся ко Господу, соседствует с ангелом. А в поэме "Погорельщина" плакун вместе с никлыми березами составляет основной фон, на котором вырисовывается дивный храм, одухотворенный присутствием Иоанна Предтечи (голова, согласно анимистическим верованиям, — одно из вместилищ души).
Если в поэзии Н. Клюева образы сакрального камня и сакрального растения уже христианизированы, то в стихотворении А. Блока они не утрачивают своих изначальных языческих признаков, не обнаруживают соотнесенности с христианскими
114
верованиями. Однако в используемых поэтом мифологемах заключена потенция к их христианизации.
Так или иначе образ плакун-травы, равно как и другие образы-символы, привносит в произведения А. Блока и Н. Клюева некую тайну, загадочность, недосказанность, без чего, собственно говоря, нет и самой поэзии. И все же посредством исследования тайна может быть приоткрыта. Для этого необходимо соотнести поэтический образ с его мифологическим прототипом, бытовавшим в живой фольклорно-этнографической традиции и укоренившимся в подсознании. Последний не утрачивает своего изначального смысла и в литературном творчестве, а лишь трансформируется соответственно авторскому замыслу, в конечном счете — соответственно новым общественным запросам и эстетическому вкусу.
Так что же представляет собой плакун-трава в фольклорно-этнографической традиции?
В мифологической флоре плакун-траве принадлежит особое место. Не случайно, по свидетельству современников, ее едва ли не вплоть до XX века продавали в самой Москве, у Москворецких ворот и на Глаголе, "за хорошую цену". "А без него никаких трав не рви, хоть и вырвешь, а пользы не будет"2, — утверждается в одном из "травников", имевших хождение на территории Олонецкой губернии. Согласно
* * *
поверьям, лишь тот, у кого уже есть цветок папоротника и корень плакуна, может добыть любые чудодейственные растения и направить их магические силы на достижение желаемой цели. (В других локальных традициях ключом к отысканию чудесных трав служит некое растение арарат.)
И в рукописных "травниках", и в устных поверьях, а также в духовных стихах и мифологических рассказах обозначается характер местности, где якобы можно отыскать плакун. При всей видимости достоверности такое описание, как правило, расплывчато, неопределенно, псевдореально. Чудесная трава растет "по лугам и подле рек, и по пескам и подле болот"3.
2 Самолечение простого народа по травникам // Олонецкие губернские ведомости. 1884. № 41. С. 396.
3 О народных травниках в Олонецкой губернии // Олонецкие губернские ведомости. 1896. № 33. С. 2.
115
В духовном же стихе о Голубиной книге она локализуется "по горам", а не по "болотам и озерам". Впрочем, в мифологических рассказах приводятся случаи, когда она вырастает прямо во дворе. Столь же псевдореально и описание внешних признаков плакуна, по которым предстоит опознать его среди множества луговых, лесных, болотных, полевых и даже горных трав. По свидетельству рассказчиков, ствол этого необычайного растения вышиной в аршин (0,71 м), но бывает и больше, и меньше. Он "ростет о пяти и о четырех, о трех и о двух и об одной стволине"4. Эта трава на четверть аршина по стволу "отрасли имеет малы"5. Или же четверть аршина от всей высоты плакуна составляет его "красно-вишневый" цветок. Такими же цветами могут увенчиваться и другие "стволины" или "отрасли малы". Но самой ценной частью, ради которой и добывается плакун, считается корень (иногда и цветы), который "столь крепок, что топором насилу урубишь"6. У него, как и у ствола, также "отраслей" много. Чудесным, однако, признан лишь плакун с белым корнем, с черным же он, в представлении крестьян, ни на что не годен.
"Знающие" люди, а то даже, согласно духовному стиху, и "отцы преподобные", пытаются отыскать эту мифическую траву среди различных реальных растений. Так, за плакун принимается то иван-чай (Epilobium angustifolium), то луговой зверобой (Hipericum), то иволистый дербенник (Lithrum salicaria), то спирея (Spiraea), то медуница (Pulmonaria) и другие травы. Как видим, плакуну приписываются признаки и того, и другого, и третьего реального растения, потому что на самом деле он ни то, ни другое, ни третье. Аналог ему скорее обнаружится в орнаментике вышивки, а также в "травной" росписи прялок, сундуков, филенок дверей, традиционной посуды. Он же может присутствовать и в декоре фронтона ("чела") северных крестьянских домов, донцев балконов, наличников окон, равно как и в "травной" росписи тябл иконостасов деревянных храмов русского Севера, например, лучшей шатровой церкви Успения Божией Матери, что в Кондопоге (1774 г.). Процветшие растения (деревья и травы) — довольно устойчивый образ, включенный в средник — основную часть композиции иконы, организующий ее пространство и нередко пластически комментирующий ее содержание. Травный орнамент применяется изографами в иллюминовании
4 Самолечение простого народа по травникам. С. 395—396.
5 Там же.
6 О народных травниках в Олонецкой губернии. С. 2, 3. 116
богослужебных книг, прежде всего старообрядческих рукописных. Но что в данном случае особенно показательно, так это то, что аналогичный растительный образ встречается и на надгробных старообрядческих памятниках ("голбцах"). Причем и
сам намогильный памятник, и изображенное на нем диковинное растение, увенчанное цветком, зачастую имеет очертания человеческой фигуры.
Мифологическая природа этой травы выявляется из рассказов и поверий о ее происхождении. Плакун зарождается на крови, на слезах — как говорят в народе, "на обидящем месте". У добродетельных людей он может вырасти у самого дома: "Одна барыня такая добрая, благочестивая купила дом; не успела купить, как плакун-трава и выросла на дворе"7. В духовном стихе о Голубиной книге плакун-трава зарождается от крови распятого Христа и слез его матери, пролитых в скорби. Его "слезное" происхождение зашифровано и в самом названии "плакун-трава", "трава плакунная", "трава плакущая":
Когда вели Христа на распятие, Тогда плакала мать Пресвятая Богородица, Ронила слезы из ясных оцей на сыру землю; От нёи ли от слез от пречистыих Выростала на землю Плакун трава8.
Или:
Мать Пречистая Богородица По Исусу Христу сильно плакала, По своем сыну по возлюбленном; Ронила слезы пречистыи На матушку на сырую землю; От тех от слез от пречистыих Зарождалася Плакун трава9.
Интересно, что в Богемии дикая гвоздика, которой приписывают те же свойства, что и плакуну, так и называется slzicky Panny Marie (Богородицыны слезки). Об этом цветке у чехов бытует рассказ, во многом схожий с соответствующим мотивом духовного стиха о Голубиной книге: в то время, когда св. Мария оплакивала своего сына, из ее светлых
7 Якушкин. Народные сказания о кладах, разбойниках, колдунах и их действиях // Москвитянин. 1844. Ч. VI. № 12. Смесь. С. 41, 42.
8 Калеки перехожие: Сб. стихов и исследование П. Бессонова. М., 1861. Вып. 2. № 80. С. 291.
9 Там же. № 82. С. 303.
117
очей капали слезы, и там, куда они падали, вырастала дикая гвоздика, на которой и поныне заметны следы этих божественных слез.
И кровь, и слезы осмысляются в народных верованиях как вместилища души. Вот почему плакун-трава воплощает в себе душу того, кому эти кровь и слезы принадлежат. Соотнесенный с кровью Христа и слезами Богородицы, он имеет божественное происхождение, интерпретация которого в данном случае уже христианизирована. Плакун в народных верованиях причисляется к травам, получившим силу от Бога. Изначально же божественное происхождение чудесного растения обусловлено тем, что оно является прародительницей или прародителем всех трав: "Плакун трава всем травам мати"10; "Плакун всем травам отец"11.
Его добывают в день Ивана Купалы (24 июня по ст. ст.; 7 июля по нов. ст. — русская православная церковь отмечает в этот день Рождество Иоанна Предтечи), на ранней утренней заре, до восхода солнца, или же загибают верхушку плакуна на праздник Иоанна Богослова: св. апостол и евангелист почитается церковью 8 (21) мая. Согласно христианским религиозно-мифологическим представлениям, именно Иоанну Богослову, своему любимому ученику, завещал, умирая, Христос сыновние обязанности по отношению к Деве Марии. Вследствие особой "освященности" и посвященности этот апостол оказывается более других
способным воспринять и возвестить особенно глубокие тайны веры и тайны будущего12. Вот почему божественная по своему происхождению трава, будучи соотнесенной с именем Иоанна Богослова, претерпевает вторичную сакрализацию. Ее, оставленную с загнутой верхушкой (знак закрепления в ней магических свойств) до Троицы (это пятидесятый день после Пасхи), полагалось брать с корнем именно в этот праздник. Последний был связан с культом растительности, равно как и с переходным ("пороговым") временем: Троица с Семиком, составлявшие "зеленые святки", приравненные по своему значению к рождественским, знаменовали в народных верованиях конец весны — начало лета13. Независимо от того, добывали плакун
10 Там же. № 88. С. 335.
11 Там же. № 84. С. 313.
12 Аверинцев С. С. Иоанн Богослов // Мифы народов мира. М., 1980. Т. 1. С. 551.
13 Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. М., 1979. С. 188.
118
в Иванов или в Троицын день, корень его выкапывали без применения каких бы то ни было железных орудий.
Добытый плакун заново подвергался освящению. В Иванов или в Троицын день его приносили в церковь, к обедне, с тем, чтобы священник "дал травам молитву", благодаря чему, по верованиям, в растении закреплялась и приумножалась его чудодейственная сила. Владелец же плакуна, войдя с обретенной травой в церковь, старался встать у алтаря (или в алтаре) лицом к востоку (или корень в руке был обращен на восток) и произносил магические слова заговора. Посредством их "слезная" сила чародейского растения направлялась против различных вредоносных существ для защиты его владельца: "Плакун, Плакун! Плакал ты долго и много, а выплакал мало. Не катись твои слезы по чисту полю, не разносись твой вой по синю морю. Будь ты страшен злым бесам, полубесам, старым ведьмам Киевским. А не дадут тебе покорища — утопи их в слезах. А убегут от твоего позорища — замкни в ямы преисподние. Будь мое слово при тебе крепко и твердо. Век веком!"14 Вообще, над плакун-травою совершалось множество обрядов, описания которых, однако, к сожалению, до нас не дошли.
Из плакуна, прошедшего освящение, изготовляли крест (или же носили его корень на кресте), о чем повествуется в духовных стихах, основанных на народно-христианских представлениях:
Из того Плакун из кореня У нас режут на земли цюдны кресты, А их носят старцы-инохи, Мужие их носят благоверные — Оны тем, сударь, больше спасаются15.
Или:
И ходят отцы преподобные, И копают коренья плакунные, И делают крест поклонения16.
И в самой действительности наблюдались случаи, когда крест, изготовленный из корня плакуна, вручал прихожанину не кто иной, как священнослужители. Свидетельство этому, в частности, мы находим в послании архиепископа Геннадия
14 Сахаров И. Сказания русского народа о семейной жизни своих предков. СПб., 1836. Ч. 1. С. 124, 125.
15 Калеки перехожие... № 80. С. 291.
16 Там же. № 89. С. 337, 338.
Новгородского епископу Нифонту Суздальскому, которое датировано январем 1488 года: "Да с Ояти привели ко мне попа да диака, и они крестиянину дали крест телник древо плакун"17. Как видим, в осмыслении священной травы в очередной раз проявились элементы народно-христианских представлений.
Что же касается "попа да диака", давших своему прихожанину "крест телник древо плакун", то они поступили в полном соответствии с народными верованиями и обычаями. "Сделай из него (корня плакуна. — Н. К.) крест и носи при себе"18, — предписывает поверье. Или же корень плакуна привязывают к кресту на гайтан. Впрочем, его навешивают и на шелковый пояс. В этом контексте корень плакуна и крест, подобно поясу и гайтану, эквивалентны.
Так или иначе, получив в свое распоряжение корень плакуна либо крест, изготовленный из него, "знающий" человек обретает могущественную магическую силу. Да и сами травы в его руках оказываются наделенными такими потенциями, каких они не имели в руках простых смертных. В условиях же христианизированного осмысления актов "травоволхвования" чудодейственная сила растения приумножается благодаря обряду, совершаемому священником, и молитве, им прочитанной.
Прежде всего, плакун-трава осмысляется как оберег: "И тот корень добр от всякого ухищрения бесовского: бегают от него бесове"19. Он приводит в смятение и страх злых духов, изгоняет домовых, кикимор и иных мифических существ, развенчанных и дискредитированных, заставляет их плакать (это одна из версий происхождения названия травы) или же смиряет духов, трансформировавшихся в нечистую силу, делает их покорными, подчиняет своей воле, превращая по сути в сказочных чудесных помощников. Посредством корня плакуна спасаются от "диавольского" искушения и наваждения, снимают уже насланные колдунами и ведьмами чары. К человеку, носящему крест, изготовленный из корня плакуна, "отнюдь вражие прикосновение никакое не прикоснется", даже когда он будет спать один "в храмине", или идти в одиночестве
17 Послание архиепископа Геннадия Новгородского епископу Нифонту Суздальскому // Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI века. М.; Л., 1955. С. 313.
18 Самолечение простого народа по травникам. С. 396.
19 Там же.
120
путем-дорогой, или "прилучится (ему. — Н. К.) на пусте месте ночевать и на поле или в лесу" — везде "опочивает тот человек спокойно"20. Этот же амулет — первое средство и от ночной бессонницы детей или от беспокойства домашнего скота, который вертится и не стоит на месте.
Известно и целебное (восстановительное) воздействие плакун-травы, приравниваемое в сущности к изгнанию бесов: "а пригодна она ко многим лекарствам", "и от падучей немощи добро есть велми"21, "корень добр, кто болен черною немочью"22, и т. д. Причем бесноватый, на которого надевается подобный амулет, по словам рассказчиков, "страшно ревет". В этом свете выявляется смысл действий тех самых "попа и диака", о которых упоминает архиепископ Геннадий. Они поступили строго следуя народной традиции: надели крест, изготовленный из корня плакуна, на больного с целью его излечения — изгнания болезни.
В плакуне видели защитное средство и от природных стихий. Человека, который вырежет из его корня крест и станет носить на себе, "гром не бьет"23.
Вместе с тем плакун-траве приписывается и роль предметного медиатора: с его помощью, по народным верованиям, устанавливаются контакты между мирами.
Плакун-трава, согласно поверьям и мифологическим рассказам, используется кладоискателями для обнаружения "зачарованных" сокровищ и овладения ими. Намеревающийся найти клад берет с собой немого петуха и, привязав ему на шею плакун-траву, отпускает. Как только птица достигнет того места, где лежит клад, она сразу же закричит. Предполагается, что при добывании "зачарованных" сокровищ священное растение и священная птица нейтрализуют вредоносное воздействие нечистой силы, охраняющей клады. Не случайно в фольклорных произведениях, уже подвергшихся христианизации, кладоискатель, помимо использования магических свойств освященного в церкви плакуна, призывает к себе на подмогу архангела "Уриила" (Гавриила) и Илью-пророка, которыми со временем сменяются соответствующие персонажи языческого пантеона, в том числе и растительные. Дублированием функционально тождественных атрибутов обеспечивается успех в добывании "зачарованного" ("заклятого") клада
20 О народных травниках в Олонецкой губернии. С. 2, 3.
21 Там же.
22 Самолечение простого народа по травникам. С. 395, 396.
23 О народных травниках в Олонецкой губернии. С. 2, 3.
121
как средоточия магической силы его владельца (осмысление сокровищ в качестве материальных ценностей сформируется позднее, с установлением товарно-денежных отношений)24. В этом смысле чародейское растение приравнивается к чудесному металлу.
Итак, наложив образ плакун-травы, интерпретированный в литературном творчестве, на соответствующий мифологический прообраз, мы можем в какой-то мере высветить сокровенный смысл поэтического тропа. В произведениях А. Блока и Н. Клюева плакун-трава предстает как атрибут похоронной обрядности и вместе с тем как некий персонаж, связанный с идеей смерти. Это сакральный знак-символ освященности усопших и покровительства им со стороны божественных сил. Это своего рода оберег и медиатор между мирами, "этим" и "тем", земным и потусторонним, и, наконец, между жизнью и смертью, сиюминутным и вечным. Не случайно плакун-траве приписывается способность давать утешение сильноплачущим об умерших и в то же время предохранять живых от вторжения усопших, благодаря чему поддерживается устойчивое равновесие в мироздании, не допускаются силы хаоса.
24 Подробнее об этом см.: Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 196— 199; Криничная Н. А. Русская народная историческая проза: Вопросы генезиса и структуры. Л., 1987. С. 109—118.
* * *
