CC BY
65
3. Горшкова К.В., Хабургаев Г.А. Историческая грамматика русского языка. М., 1981. С. 209211.
4. Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. К истории нормирования русского письменного языка в конце XVIII в. М., 1959. С. 163.
Поступила в редакцию 26.05.2008 г.
Dubrovina S.Yu. Unacknowledged liberties of Derzhavin’s poetry. In this article the lingual innovations of the great Russian poet G.R. Derzhavin are analyzed. Special attention is paid to the poetic manner of the stylization of adjectives due to the creation of the artificial truncated forms.
Key words: the history of the Russian literary language, post-Lomonosov’s period, Derzhavin’s innovative ideas, the truncated forms of adjectives.
ВОЗВРАЩЕНИЕ КУМИРА. АВТОР И ЕГО ГЕРОЙ В РОМАНЕ Ю.О.ДОМБРОВСКОГО «ДЕРЖАВИН»1 Н.Ю. Желтова
В статье обозначаются основные вехи возвращения творческой личности Г.Р. Державина в разные художественно-идеологические реальности русской литературы первой половины века. В этой связи впервые в отечественной филологической науке комплексно анализируется художественнобиографический роман Ю.О. Домбровского «Державин».
Ключевые слова: Домбровский, Державин, русская литература ХХ в.
Творчество Г.Р. Державина на протяжении всей первой половины ХХ в. было одним из тех цементирующих оснований, которое позволило русской литературе сохранить свое единство. Поэт стоял у истоков создания русского литературного языка, выступал как национальноориентированный писатель, заложивший многие духовные, философско-этические, художественно-эстетические традиции великой русской литературы. Не случайно именно в первой половине ХХ в. обозначился такой пристальный и устойчивый интерес к творчеству Г.Р. Державина, коснувшийся всех художественно-идеологических эпох и реальностей.
В эпоху «серебряного века» пришло понимание того, что влияние творческого гения Державина на становление и развитие великой русской литературы еще не вполне осознано. В 1907 г. Б.А. Садовской в статье «Державин» констатировал: «... Державинский кумир остается не оцененным и доныне» [1]. В 1914 г. известный литературовед Б.А. Грифцов в одноименном очерке, опубликованном в журнале «София», впервые заговорил о необходимости освобождения представлений о творчестве великого рус-
1 Работа осуществлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 08-04-71481 г/Ц.
ского поэта от разнообразных штампов, клише и стереотипов, которые успели сложиться в XIX столетии. Речь шла о том, что весьма авторитетные критики того времени (В.Г. Белинский, А.Н. Пыпин, Н.Г. Чернышевский и др.) отказывали Державину в художественном профессионализме («Ничего не может быть слабее художественной стороны стихотворений Державина»; «...Поэтические его произведения не имеют ровно никакой цены»; «. В его стихах одно только безвкусие»), личностной состоятельности («Он был дикарь с добрым от природы сердцем....»; «Державин оставил после себя в казенных архивах массу официальных кляузных бумаг») [1, с. 350].
«Кол за колом вколачивали в могилу Державина исследователи его поэзии и его жизни» [1, с. 350], - справедливо отмечал писатель и критик Б. А. Садовской. Необходимо заметить, что его статья послужила своеобразным импульсом к возникновению устойчивого интереса к творчеству Г.Р. Державина, продержавшегося на протяжении всей первой половины ХХ ва. Особенно активизировался он в 1916 г., когда отмечалось столетие со дня смерти поэта. На эту дату великолепными критическими работами откликнулись Ю.И. Айхенвальд, Б.М. Эйхен-
баум, В.Ф. Ходасевич, вышел юбилейный державинский номер «Вестника образования и воспитания» (Казань, май - июнь 1916).
Во всех статьях единогласно констатировалась необходимость восстановления исторической справедливости в отношении творчества Г.Р. Державина. В этой связи Б.М. Эйхенбаум писал: «Наука наша была к Державину невнимательна, несправедлива -не от злого умысла, а от бессилия. Она билась над тем, что есть в Державине непоэтического, обусловленного временем, а сверх-временные, т. е. настоящие, поэтические ценности ускользали из рук <...> я думаю. что на нашем поколении лежит долг - изменить направление, установившееся в нашей истории литературы» [2]. Причем по признанию самого критика, именно со статьи о Державине он начал свой «эволюционный» путь «сквозь литературу». В этой работе Эйхенбаум впервые обращается к методологическим проблемам искусства, способам его научного изучения, особое внимание уделяет материалу и композиции, поэтике художественного произведения в соответствии имманентным подходом к искусству, выдвинутым им в 1916 г., в противоположность господствовавшим генетическому и публицистическому. Можно говорить о том, что статья Эйхенбаума о Державине и высказанные в ней идеи легли в основу формального метода в литературоведении и деятельности Опояза.
Тем более, что в 1929 г. в связи с формированием формальной школы вновь обозначилась фигура Г.Р. Державина. Ю.Н. Тынянов фактически назвал Державина первым новатором в области художественной формы, который сумел реформировать оду как жанр: «Путь Державина был уничтожением оды, как резко замкнутого, канонического жанра» [3].
Новации Г.Р. Державина в области поэтической формы, не понятые и не принятые современниками, оказали большое влияние на языковые эксперименты русской поэзии первой половины ХХ в. По наблюдениям современных исследователей, В.В. Маяковский именно от Державина воспринял пристрастие к языковому новаторству, приверженность к т. н. «телеграфному стилю», что обуславливает общность их индивидуального слога. К личности Державина обращались поэты самой разной художественно-идеоло-
гической направленности: А. Ахматова.
А. Белый, А. Блок, Н. Гумилев, О. Мандельштам, Б. Пастернак, И. Северянин, М. Цветаева и др.
Для В.Ф. Ходасевича масштабная фигура Г.Р. Державина стала и вовсе определяющей творческую судьбу. В 1916 г. Ходасевич опубликовал статью, в которой Державин показан как ярко национально выраженный художник: «Бессмертный и домовитый,
Державин - один из величайших поэтов русских» [4, с. 223]. Именно эта его ипостась оказалась актуальной для русской эмиграции первой волны и для самого В.Ф. Ходасевича. Кроме того, с подачи своего друга Б.А. Садовского поэт воспринял идею о реформаторской сущности личности и творчества Г.Р. Державина: «Он был первым поэтом русским, сумевшим и, главное, захотевшим выразить свою личность такой, какова она была, -нарисовать портрет свой живым и правдивым, не искаженным условной позой и не стесненным классической драпировкой» [4].
Именно под влиянием художественной идеологии Державина сформировался творческий принцип В.Ф. Ходасевича - неоклассицизм, подразумевавший синтез державинских прозаизмов, традиционных приемов русской поэзии с новыми поэтическими средствами. Кроме того, поэт ХХ в. ощущал родство с духовно-философскими исканиями Г.Р. Державина. Видимо, поэтому его роман «Державин» (1931) возможно рассматривать не только в рамках биографического жанра, но и автобиографического. Поскольку явно прослеживаются мотивы типологической общности между двумя художниками в понимании эстетической природы поэзии, экзистенциальных проблем бытия, идеи Долга, трагического образа Поэта, познавшего силу и тайну поэтического Слова, но вынужденного замолчать. После выхода романа В.Ф. Ходасевич неоднократно возвращался к имени Державина в своих критических работах «Дмитриев» (1937), «Богданович» (1939), «Памяти Гоголя» (1939).
Роман В.Ф. Ходасевича вызвал волну откликов в эмигрантской печати1 и, после пуб-
1 См., например, статьи П. Муратова («Возрождение». 1931. № 2137), А. Кизеветтера («Руль». 1931. № 3150), Р. Словцова («Последние новости». 1931. № 3662), П. Бицилли, М. Алданова («Современные записки». 1931. № 46), А. Левинсона (Je suis partout. 1931. Mai 30).
ликации на родине в конце 1980-х гг. до сих пор находится в центре внимания исследователей.
В советской же литературе в сложные 1930-е гг. также имело место обращение к жанру историко-биографического романа, посвященного личности Г.Р. Державина. Роман написал арестованный по политическому обвинению и высланный в Алма-Ату Ю.О. Домбровский. Это произведение стало первым опытом «смиренной прозы» начинающего писателя, писавшего до этого только стихи.
В 1937 г. в журнале «Литературный Казахстан» были опубликованы несколько глав «Державина». В 1938 г. в том же журнале под названием «Крушение империи» публикация романа, существенно автором переработанного, продолжилась. Отдельным изданием «Державин» вышел в 1939 г. в Алма-Ате в издательстве КИХЛ. Однако роман остался не оконченным. В 1939 г. Домбровский был снова арестован и отправлен в Колымские лагеря, откуда вернулся только в 1943 г. истощенным и больным, но не сломленным тяжелыми испытаниями. И видимо, в этом ему помог духовный пример Г.Р. Державина, личность которого оставалась для него на протяжении всей жизни творческим и нравственным ориентиром. Не случайно заключенный Домбровский, не имея возможности писать прозу, свою лагерную тетрадь начал большим трехчастным стихотворением «Державин». Его идейно-философским
лейтмотивом являются строки: «Таким рожден я - гордым и простым» [5], которые стали жизненным девизом и самого художника.
Впоследствии Ю.О. Домбровский неоднократно признавался, что его «Державин» носил следы его писательского «ученичества». Опыт создания первого - сорокастраничного - варианта романа запомнился ему как своеобразное посвящение в художники. В результате последующей долгой работы над романом он сделал себя как писателя, пройдя через все мыслимые и несмыслимые творческие мучения и сомнения.
Молодой Домбровский прекрасно понимал, что с грандиозной задачей, которую поставил перед собой его старший коллега -эмигрант В.Ф. Ходасевич - «попытаться приблизить к сознанию современного читателя образ великого русского поэта» [4,
с. 121] - ему пока не справиться: не хватит ни душевных сил, ни писательского мастерства. В этой связи цель создания романа у Домбровского была принципиально иной, чем у Ходасевича: рассказать о Державине -«до поэзии», «молодом карьеристе». На вопрос одного из первых критиков романа: «Где же лицей? Пушкин-то где?», - Домбровский ответил, что «это еще не тот Державин, мой Державин стихов не пишет. Разве так что-то кропает себе в тетрадь. <...> Тут он еще не старик, а молодой, ему не стукнуло и тридцати» [5, с. 295].
Однако другие составляющие задачи романа Ходасевича: «по-новому рассказать
о Державине» и воскресить для людей 1930-х гг. «образ отчасти забытый, отчасти затемненный широко распространенными, но неверными представлениями» [4, с. 121], были актуальными и для Домбровского. Уже набор ассоциаций от имени Державина, возникший у редактора алма-атинского альманаха «Литературный Казахстан», куда преподаватель литературы старших классов Домбровский принес рукопись романа, говорит о том, что и по «советскую» сторону берега отношение к личности великого русского поэта было весьма однозначным: «“Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил”. Ну как же, как же, еще у Репина есть такая картина! В этом году был юбилей! <...> Да, да, теперь его опять проходят в школе. “Науки юношей питают, отраду старцам подают” и еще там что-то о Не-втонах... - Я ответил, что это не Державин, а Ломоносов. - Да? - добродушно удивился он (редактор. - Н. Ж). - Все забыл!» [5, с. 294].
Дело здесь, конечно, не в забывчивости редактора, а в том, что и для времени и места написания романа Домбровского актуализи-рованность личности Державина исчерпывалась традиционными стереотипами, на которые указывал и Ходасевич. Роман молодого писателя также был призван их разрушить, но при этом он навсегда определил жизненное и творческое поприще самого Домбровского: «.Судьба моя уже была решена, и я смутно почувствовал это» [5, с. 296]. Несовершенство слога и шероховатости стиля начинающего прозаика с лихвой компенсировались его несомненной талантливостью, неуемной жаждой творчества и упорным стремлением реализовать в себе дар писа-
тельства. В этой связи личность Державина была близка Домбровскому. Оба они достаточно поздно и примерно в одном возрасте -после тридцатилетия - приступили к главному занятию своей жизни, имея за спиной серьезный жизненный опыт, оба испытали на себе последствия «крушения империи», оба были ненасытными в своей жажде действия и оставались до конца дней неравнодушными ко всему происходящему.
Не случайно Домбровский так хорошо представлял себе яркий характер своего героя и мотивацию его поступков, делая их основой лихо закрученной сюжетной линии романа: «.Тут он (Державин. - Н. Ж.) у меня поручик. Родился, живет и служит в Казани. Хочет сделать карьеру, попасть в «случай». А время-то подходящее: пугачевщина, паника, войска бегут, и вот поручик предлагает генералу Бибикову, который возглавляет правительственную комиссию, похитить Пугачева. Подослать к нему лазутчиков, заманить и схватить. Из этого, как известно, ничего не вышло. Державин ловчил, хитрил, интриговал, а в результате совсем запутался, рассорился со всеми, насвоевольничал, а тут и его покровитель Бибиков умер, и новый генерал обещал повесить поручика на одном суку с Пугачевым. К счастью, и из этого тоже ничего не получилось. Державин бросил все и уехал в Петербург» [5, с. 295].
Действительно, роман выстроен в весьма динамичном ритме. Всего в нем восемь глав, разделенных на небольшие подглавки, которые внутри изобилуют короткими диалогами и глаголами движения. Описательная часть в романе практически сведена к необходимому минимуму. Художественная ткань произведения такая же порывистая, резкая и легкая, «в ощущении незримого полета» [5, с. 212], как и личность молодого Державина. Главный лейтмотив его характера - это бесконечная жажда действия, удачи. В его портрете преобладают черты, отражающие внешнюю динамику и сильную внутреннюю целеустремленность: «Державин рывком поворачивает свое тяжелое, длинное лицо.»; «рывком вскочил с места»; «говорил так отрывисто и резко»; стоял «прямой и серьезный»; «быстрый, легкий, стройный» [5, с. 19, 189, 28, 33, 179]. Державин отлично ездит на лошади, «незаурядный стрелок».
Интересно заметить, что только в первой и последней главах романа характер Державина показан через восприятие его сторонними лицами (в основном Бибикова и Кре-четникова), а в остальных главах произведения герой характеризуется автором через его поступки. Неслучайно, что сюжетная канва романа выстроена серией отдельных, вполне законченных эпизодов, которые по определению самого Домбровского, данного им в последней главе романа, вполне можно назвать «рассказами (выделено мной. - Н. Ж) о поэте, следователей и подпоручике Гаврииле Романовиче Державине» [5, с. 199]. Несмотря на то, что все они объединены хронотопом событий Пугачевского восстания, рассказы, каждый по-своему, характеризуют неуемную и чрезвычайно деятельную натуру Державина: от прагматизма во время следственных действий до авантюрноромантического стремления найти старинный клад.
Кроме того, образ Державина выступает движущей силой раскрытия других характеров романа, своеобразным импульсом к цепочке действий других героев: будь то главнокомандующий Бибиков, губернатор Кре-четников, бургомистр Халевин или крестьянин Дюпин, старик Иов, казак Черняй. Получается, что вся система персонажей организована вокруг центрального действующего лица - Гаврилы Державина. В жанровом отношении такого типа «геройная» конструкция Домбровского близка к «портретным романам» И.С. Тургенева.
Синтаксис также весьма своеобразно организован. Он тоже подчинен порывистой личности Г.Р. Державина. В произведении нет длинных периодов. Наоборот, много коротких предложений-абзацев, которые иногда в единственном числе как бы подводят черту сказанному, иногда серией располагаются друг над другом. Особенно много таких предложений в первой главе. Получается своеобразный свернутый абзац, акцентирующий нужные кадры в постоянно движущейся картинке романного действия. Например, о Державине:
«Государство распадалось, охваченное антоновым огнем измены и мятежа.
В хорошую эпоху он живет!
Ну что же, отлично! Он не из боязливых» [5, с. 59].
Характер Державина не лишен романтических черт, он позиционируется писателем как исключительный, действующий в исключительных обстоятельствах пугачевского восстания. Ему присущи юношеская горячность, «дерзость и смелость» и, вместе с тем, «открытый честный взгляд молодого офицера» [5, с. 42]. Неоднократно подчеркиваются его «непокорные мальчишеские брови»; «удлиненное мальчишеское лицо с большим ртом и широкими челюстями» [5, с. 19, 39].
Однако инфантилизм во всех проявлениях совершенно не свойственен Державину. Наоборот, он сохранил надежду на перемены в жизни и «заражен таким бешеным оптимизмом» [5, с. 18]. Он не желает подчиняться судьбе, а стремится попасть «в случай», иными словами, «решил попытать счастья» [5, с. 22]. Интересно, что смысловые комплексы судьбы и счастья, видимо, сознательно разводятся автором в характере Державина, хотя в русской ментальности эти два концепта чрезвычайно схожи в своих проявлениях. И в первом своем значении в Словаре
В.И. Даля счастье объясняется через слова «рок, судьба, часть и участь, доля» [6]. Однако во втором значении счастье есть «случайность, желанная неожиданность, талант, удача, успех» [6].
По определению В.В. Колесова: «Счастье противоположно судьбе: счастье не судит, и оно не суждено. Счастье выпадает, его по-луч-ают по с-луч-аю» [7]. Счастье выпадает так же, как жребий. В прошлом Державину он выпадал исключительно «несчастливый»: «Десять лет, проведенные в солдатчине, дали ему опыт и закалку, но не дали ни денег, ни чинов, ни чести» [5, с. 18]. Это означает, что, по представлениям Державина, он еще не нашел настоящего Дела, где бы мог раскрыть свои таланты и обрести некое личностное и жизненное удовлетворение.
Ведь согласно тому же Словарю
В.И. Даля и наблюдениям В.В. Колесова, изначально под счастьем в русской национальной традиции понималось участие в деле, которое спорится, удачно совершается (спо-рина - успех). От не имения этого-то успеха у Державина все страдания, что Домбровский неоднократно подчеркивает: то оставляя заветные чаяния главного героя в арсенале авторских оценок, то передоверяя их внутреннему монологу Державина: «Люди в
мои годы <. > имеют чины, деньги, почет, знатность, а я играю в карты - благопристойно, благопристойно, <. > - но играю. Пью водку, пишу скверные любовные стихи, езжу по балам - разве так живут? А если б я был в случае - какие дела бы я сделал!» [5, с. 24]. Случай, Дело и Счастье в сознании главного героя выступают как синонимы. Нельзя сказать, что Державин по жизни был неудачником. Наоборот, исключительная удача ему сопутствовала, но совсем не там, где он хотел: не в службе, но в игре. И за это он даже понес наказание: «попал под следствие за слишком счастливую игру в карты (выделено мной. - Н. Ж.)» [5, с. 51].
Но как только генерал Бибиков дал возможность Державину попасть «в случай», тот бросил все свои развлечения, перестал ходить по гостям: «Он сразу отгородил себя от света тонким и острым делом (выделено мной. - Н. Ж.)» [5, с. 24]. Через весь роман Домбровским проводятся параллели сходства между характерами Бибикова и Державина. Знаменитый генерал когда-то поднялся на вершину карьерной лестницы именно благодаря Делу-Случаю, которое ему заказала сама императрица. Поэтому Бибиков увидел себя в молодом поручике, хотя в начале знакомства подлинные мотивы служебного рвения Державина, его дерзкие упреки в преступном бездействии самому генералу, оставались ему неясными: «Он не понимал этого длиннолицего, нелепого юнца, который десять лет прожил в казарме, <. > и все-таки продолжал писать стихи и мечтать о славе» [5, с. 51]. Но в то же время Бибиков по достоинству оценил характер Державина, когда предложил ему ехать на подавление восстания с реальным риском для собственной жизни. Тут уж к радостному удовольствию генерала «нелепый юнец» «не дрогнул, не сделал испуганных глаз, не изменился ни в чертах лица, ни в голосе.» [5, с. 51]. Бибиков отправлял его с секретными бумагами и наделил самыми высокими властными полномочиями, ибо был абсолютно уверен в своем представителе. Он убедился в том, что самый страшный нравственный изъян для Державина - это измена: «Юнцу - Бибиков это почувствовал с первой же минуты свиданий - можно довериться» [5, с. 40].
Однако если характеры Бибикова и Державина строятся на основе их идеологиче-
ского сходства, то образы молодого поручика и губернатора Кречетникова организуются только на контрасте. Эти люди как бы противопоставляются в судьбе Державина: Бибиков дал шанс «нелепому юнцу», а Кречетни-ков - загубил ему всю карьеру. Интересно, если образы Бибикова и Державина в основном ярко взаимодействуют между собой в начале романа, то образы Кречетникова и Державина сравниваются уже в последней главе. Видимо, Домбровскому было чрезвычайно важно именно в финале на прямом контрасте, еще сильнее, еще отчетливее сак-центировать главные черты характера Державина на основе противопоставления молодости и зрелости, бедности и богатства, знатности («дворянство родовитое») и захудалости рода («дворянство служилое»), отваги и трусости, ответственности и беспринципности.
В этом случае писатель использует интересный прием, приводя в пример контрастное содержание косвенных внутренних монологов Державина и Кречетникова. Причем Кречетников сравнивает себя в пользу Державина («Грубый, прямой, властный, нерс-четливый, он буквально пасовал перед этим мальчишкой») [5, с. 205], а Державин себя -в пользу Кречетникова («Грубый, упорный, бездеятельный, ничем не рискуя и ничего не ставя на карту, он всегда будет главенствовать над ним») [5, с. 219].
Однако в идейно-философском отношении в романе прослеживается мысль о том, что все-таки не Кречетников помешал служебной карьере молодого Державина, а неверное понимание им истинного счастья. Ведь в русской картине мира стержнем является духовно-нравственное начало, которое должно пронизывать все сферы бытия. По справедливым наблюдениям В.В. Колесова получается, что «благо-получ-ие может быть и личным, и материальным, но с-часть-е есть духовный подъем в у-част-ии многих, всех, при-част-ных делу» [7, с. 103].
Молодому же Державину присущ исключительно индивидуалистический дух, он думает о деле только ради собственного счастья и уже поэтому не испытывает никакого духовного подъема. Уже в начале романа генерал Бибиков заметил в молодом поручике несовместимые и не понятные для него нравственные противоречия: «Он честен, добр,
горяч, но, пожалуй, нет такого жестокого, кровавого и просто бесчестного дела, которое он отказался бы взять на свою ответственность, если того потребует ближайший начальник» [5, с. 40].
Вообще, в русской национальной духовной традиции счастье (если оно не «со-часть-е, со-вместная доля многих») нарушает существующих порядок вещей, жизнь других людей. Согласно этой логике, Державин, с особым рвением работая следователем, с особым рвением и разрушал счастье других людей, жестоко вторгаясь в их идеалы, мировоззрение, представления о жизни: «Он слыл беспощадным, и его боялись не хуже пыточного огня, а он мало чем отличался от других
и, собственно говоря, не был даже особенно жестоким. <...> И хотя он никогда не преувеличивал вину преступников, но зато и никогда не отпускал на свободу ни одного из подследственных. <. > На чудовищное возрастание бумаги, исписанной пыточными речами, он смотрел как на вырастание своей карьеры. Поэтому не ленился» [5, с. 75].
Однако за этой жаждой послужить государыне и государству, которая называлась стремлением к карьерному росту, скрывается, однако, безумная жажда деятельности, реализации того творческого потенциала, который жег сердце и душу Державина изнутри. Но подавление восстания не предполагало никакого творчества. Поэтому, почти на бессознательном уровне, он не взял собой самое дорогое - тетрадь со стихами, с которой никогда не расставался. В Самаре именно после страшных пыток и беспощадных следственных действий у Державина вдруг пробудилось яростное желание писать стихи: «Но он просидел всю ночь и все-таки ничего не написал»; «стихи не вязались» [5, с. 130, 131]. В эту ночь он понял, что не может быть своего счастья за счет другого, что «твердые прожекты на будущее» «двойного изменника» бургомистра Халевина имеют такое же право на жизнь, как и его собственные, что счастье, карьера - это всего лишь сон, ради которого умный человек может неосмотрительно пожертвовать своей жизнью.
А жизнь свою Державин совершенно не жалеет и с такой же легкостью играет жизнями других людей. Поэтому его характер в романе включает весь комплекс качеств русской удали. В одиночку с командой из три-
дцати человек он решает идти на Яик и снять с него осаду: «Конечно, то, о чем, не переставая, думал он целую ночь, было очень похоже на безумие, даже храбростью нельзя было назвать этот план, имеющий очень мало шансов на успех, но обязательно связанный с нарушением воинской дисциплины. И однако, и все-таки.» [5, с. 201]. В романе на примере характера Державина возможно удивительно точно проследить реализацию русского концепта удаль. Но это тема для отдельного большого разговора.
Известно, что последующие книги романа так и не были написаны. Закончить работу Домбровскому помешал арест. К сожалению, «Державин» до сих пор не нашел своих исследователей, а между тем его изучение позволяет восполнить еще одну из лакун русской литературы первой половины ХХ столетия, четче и яснее обозначить способы существования в ней традиций русской классики, выявить пути и формы раскрытия русского национального характера и, конечно, осмыслить особую актуальность личности Г.Р. Державина для потомков в ХХ и XXI вв.
1. Писатели о писателях. Державин. М., 1988.
С. 342.
2. Эйхенбаум Б.М. Сквозь литературу. Л., 1924.
С. 5.
3. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 75.
4. Ходасевич В.Ф. Собр. соч.: в 4 т. М., 1997. Т. 3. С. 121.
5. Домбровский Ю.О. Собр. соч.: в 8 т. М., 1992. Т. 1. С. 326.
6. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1994. Т. 4. С. 371.
7. Колесов В.В. «Судьба» и «счастье» в русской ментальности // Размышления о философии на перекрестке второго и третьего тысячелетий. СПб., 2002. С. 102.
Поступила в редакцию 26.05.2008 г.
Zheltova N.Yu. Idol’s return. Author and his hero in Yu.O. Dobrowski’s novel “Derzhavin”. The article represents basic landmarks of the Derzhavin’s creative personality return to different artistic-ideological realities of the Russian literature. In this connection, for the first time in the domestic philological science Yu.O. Dom-browski’s novel “Derzhavin” is analyzed complexly.
Key words: Dombrowski, Derzhavin, the Russian literature of the ХХ century.
Г.Р. ДЕРЖАВИН: БИБЛИОМЕТРИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ДОКУМЕНТАЛЬНО-ИНФОРМАЦИОННОГО ПОТОКА ЕГО ПРОИЗВЕДЕНИЙ И ЛИТЕРАТУРЫ О НЕМ Л.А. Пронина, Н.Е. Копытова, Н.В. Шаталова
В статье анализируется документально-информационный поток произведений Г.Р. Державина и литературы о нем с использованием библиометрического метода.
Ключевые слова: Г.Р. Державин, документально-информационный поток, библиометрия.
Российская наука способна создать необходимые условия для преодоления технологического разрыва с развитыми странами. В современных условиях целесообразна модернизация ее организации, научной политики государства, стратегии финансирования исследований. В связи с этим возрастает важность адекватных оценок состояния научного комплекса страны, определения тенденций его развития, выделения приоритетных научных направлений. Среди средств, которые могут быть использованы для реше-
ния проблем оценок развития таких сложных социальных систем как наука, библиографическая информация занимает одно из важнейших мест. Современный уровень развития информационных технологий и коммуникаций позволяет более полно использовать потенциальные возможности массивов библиографической информации, которые все чаще используются для оценки состояния и прогнозирования развития научных исследований. Именно поэтому нами ставилась цель показать возможности формализованных ме-
