Войны XXI века Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Войны XXI века

Герфрид Мюнклер*

В своей работе «О войне», которой комментаторы не уделили того внимания, которого она заслуживает1, прусский военный теоретик Карл фон Клаузевиц (1780—1831) описывал войну как ««подлинного хамелеона», всегда изменчивого и меняющего свой облик в зависимости от различных социо-политических условий, в которых она ведется. Клаузевиц пояснил эту метафору, выделив три элемента войны: насилие — как первоначальный ее элемент, творчество стратегов и рациональность политиков, принимающих решения. Первый из них, ««насилие — как первоначальный ее элемент, ненависть и вражда, которые следует рассматривать, как слепой природный инстинкт», он приписывает населению; второй, «игру вероятностей и случая, обращающих ее [войну] в аренду свободной духовной деятельности», относится, по его мнению, к полководцам; и, наконец, третий — ««подчиненность ее в качестве орудия политики, благодаря чему она подчиняется чистому рассудку», делает войну инструментом правительства2. Социальные достижения, меняющиеся политические отношения, технологический прогресс и, наконец, культурные изменения постоянно придают новые формы каждой из этих областей. В результате война также принимает все новые, различные формы. С точки зрения Клаузевица, взаимозависимость первоначального насилия, стратегической изобретательности и политической рациональности является фактором, вызывающим наиболее глубокие и значительные изменения в формах, которые принимает война.

* Герфрид Мюнклер (Herfried MunkLer) - профессор, преподаватель политологии в университете Гумбольдта, Берлин, Германия. Недавно опубликовал книгу о новых войнах - «Die neuen Kriege» (Rowohtt, Reinbek bei Hamburg, 2002).

8

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ КРАСНОГО КРЕСТА СБОРНИК СТАТЕЙ 2003

Ассиметрия как выдающаяся черта новых войн

Стратегическая изобретательность и теория скорости

В свете определения войны Клаузевица особая изобретательность Мао Цзедуна как теоретика партизанской войны заключается в его открытии, состоящем в том, что медленный подход, затормаживание хода событий предоставляет возможность успешного вооруженного сопротивления неприятелю, имеющему превосходство с точки зрения военных технологий и военной организации. Этому открытию предстояло поднять мелкие войны, ранее считавшиеся лишь сопутствующими методами ведения крупномасштабных войн, до уровня самостоятельной политико-военной стратегии. Военный аппарат, обладающий технологическим и организационным превосходством, склонен ускорять ход войны, поскольку для него это наилучший способ сохранить свое превосходство. Примерами могут служить стремительное преследование и уничтожение кавалерией Мюрата неприятеля, разбитого Наполеоном на поле боя; использование танками Гудериана небольших прорывов для создания глубоких брешей в обороне неприятеля; а также то, как истребители-бомбардировщики и крылатые ракеты Шварцкопфа во время второй войны в Персидском заливе парализовали командование и систему снабжения Ирака еще до того, как началась война на суше. Совершенное стратегическое искусство Хельмута фон Мольтке-старшего, проявившееся во время войн за объединение Германии в 1866 и 1870—1871 гг, в немалой степени выражалось в том, что он лучше, чем его противники, умел использовать ресурсы для ускорения событий. Подобным же образом, поразительное превосходство вооруженных сил США над всеми возможными противниками, которого они добились за последние два десятилетия, во многом обязано способности использовать разнообразные возможности для ускорения темпа на различных уровнях боя.

Можно доказывать (такой точки зрения придерживаются Поль Вири-лио, французский теоретик скорости, и его сторонники1 2 3), что развитие войны постоянно следует за велениями ускорения, и что в любом конфликте победа будет принадлежать тому, кто имеет больший потенциал для ускорения и спо-

1 Исключением является Andreas Herberg-Rothe, Das Ratsel Clausewitz: Politische Theorie im Wilderstreit, Munich, 2001, esp. pp. 98 ff.

2 Carl von Clausewitz, Vom Kriege, 19th ed., Werner Hahlweg, Bonn, 1980, pp. 212 ff.

3 Среди многочисленных работ Вирилио см., в частности La vitesse de liberation, Paris, 1995.

ГЕРФРИД МЮНКЛЕР

9

собен эффективно его использовать. Однако метафора Клаузевица, сравнивающая войну с хамелеоном, напоминает о том, что история войн не следует по пути, соответствующему таким моделям одностороннего развития, в общем основанным на технологическом прогрессе, но подчиняется взаимодействию гораздо более сложных факторов. За ускорение приходится платить; прежде всего оно влечет за собой постоянное увеличение расходов на материально-техническое обеспечение, соответственное уменьшение доли боевых частей в общем количестве войск, все возрастающие затраты на снабжение войск современными видами оружия и, наконец, появление все более и более уязвимых и подверженных возникновению проблем вооруженных сил4.

Изобретательность Мао заключается в его отказе присоединиться к гонке за все большее ускорение военных действий, поскольку его крестьянское войско не смогло бы выиграть подобную войну. Вместо этого он отверг принцип ускорения и, превратив свою слабость в силу, сделал своим лозунгом медлительность, определяя партизанскую войну как «долгую войну на вынос-ливость»5. Стратегия партизанской войны также состоит в использовании всех возможных средств, направленных на то, чтобы заставить неприятеля заплатить настоящую цену за ускорение, такую, что война, в конце концов, станет ему не по средствам. Реймонд Эрон сформулировал это следующим образом: «Партизаны выигрывают войну, если не проигрывают, а те, кто сражается против партизан, проигрывают войну, если не выигрывают ее»6. У каждой из сторон свои временные рамки. Во Вьетнаме американцы на собственном опыте убедились, насколько эффективным может быть такой подход. Асимметричность, характерная черта новых войн последних десятилетий, в большой степени основана на разнице в скорости, с которой стороны воюют друг с другом: асимметрия сил основывается на способности к ускорению, превосходящей такую способность неприятеля, тогда как асимметрия слабости основана на готовности и способности замедлить ход войны. Эта

4 В своей, впоследствии широко обсуждавшейся, книге «Трансформация войны» (Martin van Crevetd, The Tranformation of War, Simon & Schuster Inc., New York, 1991), опубликованной на немецком языке под названием Die Zukunft des Krieges (Munich, 1998), Мартин ван Кревельд делает вывод о том, что войны будущего более не будут вестись традиционными армиями, доказательством чего, если не считать существования атомной бомбы, служат, прежде всего, ставшие непомерно громоздкими системы материально-технического обеспечения современных армий.

5 Более подробно см. Herfried Munkter, Uber der Krieg: Stationen der Kriegsgeschicchte im Spiegel ihrer theoretischen Reflexion, Weiterswist, 2002, pp. 173 ff.

6 Raymond Aron, Derpermanente Krieg, Frankfurt/M., 1953, p. 48.

10

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ КРАСНОГО КРЕСТА СБОРНИК СТАТЕЙ 2003

стратегия обычно связана со значительным увеличением числа потерь собственной стороны. Симметричную войну, с другой стороны, как показали войны XVIII, XIX и даже XX веков, можно определить как войну, ведущуюся сторонами с одинаковой скоростью. В симметричной войне победу от поражения отделяло обычно лишь небольшое различие в ускорении.

Высокотехнологичные и простые виды оружия

Войны XXI столетия — как мы увидим из стратегического значения замедления в век ускорения — вряд ли станут непосредственным продолжением тенденций XX века. Большие материальные ресурсы и более развитые технологии сами по себе не гарантируют победы. Огромное превосходство США в области военных технологий не является гарантией того, что США выиграют все войны, которые они, кажется, готовы вести. Однако экономически высоко развитые общества Запада, основанные на принципе господства права, политическом партнерстве и «постгероическом» менталитете (т.е. когда «героическая война» и жертвование жизнью больше не являются идеалом), будут вынуждены стремиться к техническому развитию своих армий, если эти страны хотят сохранить способность дать военный отпор.

Западные демократии попросту неспособны вести «долгую войну на выносливость» Мао Цзедуна. Поскольку они запрограммированы, скорее, на взаимный обмен, а не на жертвование — именно это отличает «постгероические» общества от обществ «героической» эпохи, — они сделают все возможное, чтобы избежать боевых потерь или сократить их до минимума, а этого позволят добиться лишь лучшие военные технологии. В качестве примера можно привести войну в Заливе 1991 г, в которой иракские силы потеряли 100 тысяч человек против 140 человек из состава сил Коалиции под предводительством США, а самым разительным примером является конфликт в Косово, который вошел в военную историю как первая война, в которой победители не потеряли в бою ни одного человека. Соответственно, гонка вооружений XXI века больше не будет симметричной, как в XIX и XX веках, когда Германия и Англия соревновались в постройке военных кораблей, а США и СССР — в создании систем доставки ядерного оружия к цели. Напротив, она станет асимметричным соперничеством между высокотехнологичными и простыми видами оружия. После 11 сентября 2001 г. мы знаем, что любую супердержаву можно потрясти до основания с помощью обычного ножа, если использовать его для того, чтобы угонять авиалайнеры и направ-

ГЕРФРИД МЮНКЛЕР

11

лять их на городские здания. Правда, в этом случае не одно «замедление» позволило террористам напасть на США, а, точнее, сочетание скорости и медлительности. Инфраструктура подвергшейся нападению стороны была использована тайной группой, которая смогла, не привлекая к себе внимания, подготовить нападение, а затем превратить самолеты в ракеты, а топливо для реактивных двигателей — во взрывчатку. Мохаммед Атта и его сообщники напали на США, использовав в качестве оружия против них их собственную скорость: от сосредоточенности и интенсивности воздушного сообщения — до средств массовой информации, которые в реальном времени показали всему миру катастрофу, случившуюся 11 сентября.

Насилие - первоначальный элемент войны

Стратегическая изобретательность не может, конечно, развиваться отдельно от двух других элементов триады Клаузевица, а именно, подлинного насилия войны и политической рациональности высокопоставленных лиц, принимающих решения. Таким образом, принцип систематического замедления насилия — например, во время партизанской войны — можно успешно применять лишь тогда, когда подавляющее большинство населения не видит другого средства разрешить социальные, экономические и политические проблемы, кроме как развязать войну, которая повлечет за собой многочисленные потери и крупные разрушения. Только в этом случае люди оказывают партизанским отрядам материально-техническую помощь, воздерживаются от сотрудничества с неприятелем и продолжают допускать, чтобы все новые молодые мужчины и женщины уходили на войну. Если ситуация складывается иначе, партизаны не могут свободно как рыба в воде передвигаться среди соотечественников, они оказываются выброшенными из своей стихии и становятся легкой добычей для неприятеля. Долгое время это непременное условие ограничивало применение асимметричной стратегии партизанской войны. Она была известна в описанной выше форме с начала XIX века, поскольку, в принципе, ее можно было использовать только в целях обороны и лишь в том случае, если население было готово многим пожертвовать.

Особенно угрожающим аспектом тех форм международного терроризма, которые появились в последнее время, является то, что они вышли за рамки ограничений использования асимметричной войны, столь долго остававшихся эффективными (пользуясь терминологией Клаузевица, ««ограниченности ненависти и враждебности и вытекающих из нее ограничений исполь-

12

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ КРАСНОГО КРЕСТА СБОРНИК СТАТЕЙ 2003

зования войны в качестве политического средства»), поскольку террористы обнаружили, что неприятельская гражданская инфраструктура может служить функциональным эквивалентом их собственного гражданского населения и его готовности приносить жертвы7.

Более того, современные тенденции также подводят нас к тому, что в XXI веке большая часть населения вполне может увидеть свой единственный шанс на будущее в том, чтобы вести и выигрывать войны. Ухудшение экологии, ведущее, например, к нехватке воды, возрастающему опустыниванию и подъему уровня моря; возрастающее всеобщее неравенство в распределении потребительских товаров, возможностях получить образование и условиях жизни; дисбаланс в темпах демографического роста и связанные с ним волны миграции; нестабильность международных финансовых рынков и сокращающаяся способность государств регулировать собственную валюту и экономику; и, наконец, в некоторых частях света, быстрый распад государств, — все это дает достаточные основания, чтобы предположить, что многие люди сочтут насильственные изменения, а не мирное развитие лучшей возможностью обеспечить себе будущее. Таким образом, использование силы во имя лучшего будущего станет ключевым элементом их политической аргументации, и они будут готовы не только сражаться за жизненно необходимые ресурсы, но и вести асимметричные войны с превосходящим их противником.

Уязвимость развитого мира

Именно благодаря своему высокому уровню социально-экономического развития эти превосходящие противники сами чрезвычайно уязвимы, и, как бы ни было велико их военное превосходство, они не могут избавиться от этой уязвимости. Цель США при разработке различных проектов создания системы ракетной обороны заключается в том, чтобы сделать страну неуязвимой. Такие системы ракетной обороны в настоящее время направлены, конечно, не против стран бывшего Советского Союза, а против врагов, пусть небольших и относительно слабых, но представляющих серьезную угрозу, поскольку они обладают ядерными боеголовками и несколькими системами их доставки. Вместе с тем, надежды, возлагавшиеся на эти проекты, были рассеяны нападениями, совершенными 11 сентября 2001 г. В принципе, война стала не только политически, но и экономически непривлекательной для раз-

7 См. Herfried Munkler, Die neuen Kriege, Reinbek bei Hamburg, 2002, p. 175.

ГЕРФРИД МЮНКЛЕР

13

витых стран. Затраты не сопоставимы с результатами. В «постгероических» обществах наивысшей ценностью является сохранение человеческой жизни, а вместе с этим — умножение и усиление индивидуальных ощущений благополучия.

Поэтому, по крайней мере со времени окончания Второй мировой войны, западные общества оправдывали каждый тип оружия соображениями обороны, цель такого наращивания вооружений — не подготовка к войне, а ее предотвращение. Если бы весь социо-политический мир состоял только из таких обществ, кантовская концепция вечного мира давно бы стала реальностью8. Однако для этого потребовалось бы, чтобы все общества развивались по образцу западного пути, в основе которого лежат секуляризация политики, социальная индивидуализация и, наконец, умножение ценностей. Но именно против такой модели борются различные фундаменталистские движения. Они не просто защищают остатки прошлых традиций — напротив, они противостоят реконструкции по западному образцу. Эта дилемма, уже определившая социально-политическое развитие в 1980—1990 гг., сохранит большое значение и в XXI веке. Дело в том, что мир, где общество развивается благодаря взаимному обмену и сотрудничеству, основан на предпосылках, которые можно принять лишь в случае существенного выравнивания характерных особенностей, порожденных религией, культурой и цивилизацией. Таким образом, помимо борьбы за установление новых правил распределения экономических ресурсов, образовательных возможностей и предметов первой необходимости, достаточной причиной для ведения войны может стать защита культурной самобытности. Прежде всего, теория развития, в которой оптимистично предвкушается мир, склонна игнорировать тот факт, что, не в последнюю очередь — благодаря социально-экономическому развитию, происходящему в последние десятилетия, у развивающихся стран появились новые возможности получать прибыль с помощью войны и насилия.

8 Клаус-Юрген Ганцель, например, отстаивает теорию о том, что, когда капиталистическое общество установится во всем мире, война как средство приобретения товаров и услуг исчезнет. Klaus-Jurgen Gantzel, «Kriegsursachen: Tendenzen und Perspektiven», Ethik und Sozialwissenschaften, VoL. 3, No. 8, 1997, pp. 257-266.

14

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ КРАСНОГО КРЕСТА СБОРНИК СТАТЕЙ 2003

Приватизация и коммерциализация войны

Исторический обзор доходности войны

Как же случилось, что война снова стала явно прибыльным делом? Во-первых, надо вспомнить, что ведение войны не всегда было убыточным предприятием. Напротив, в различные периоды европейской истории, при располагающих к тому обстоятельствах, содержание частных армий вполне могло приносить доход. Иначе и невозможно объяснить появление таких наемнических сил, как итальянские кондотьеры, швейцарские наемники или немецкие ландскнехты. Все они, по-видимому, рассматривали войну как средство заработать себе на жизнь. Согласно аксиоме, bellum se ipse alet — война питается войной. Италия в XIV и XV веках была для этого особенно плодотворной почвой. Значительные финансовые ресурсы, сосредоточенные в итальянских торговых городах, делали их соблазнительной мишенью для вооруженной агрессии. В то же время городские аристократы не желали сами воевать. Поскольку в сельских областях работы было гораздо меньше, чем работников, которые были способны сражаться, не составляло труда заключить на определенный срок договор личного найма, называвшийся condotta. Крупная городская буржуазия нанимала выходцев из сельских низших классов, чтобы те сражались вместо них. Последние быстро поняли, какая им предоставляется возможность для обретения власти и обогащения. За участие в войне хорошо платили. Спустя несколько лет те, кто начал без гроша за душой, жили в роскоши; многие мелкие дворяне, ставшие кондотьерами, получили герцогский или княжеский титул.

Одной из характерных черт поставленных на коммерческую основу войн, которые вели правители в конце Средних веков и в начале современного исторического периода, было то, что воюющие стремились избегать крупных и даже, насколько возможно, решающих сражений. Подобные битвы подорвали бы их интерес к длительным кампаниям и, что гораздо важнее, в них можно было погибнуть или потерять руку или ногу, что вряд ли устраивало тех, кто жил за счет войны, но вовсе не собирался умирать на ней. Армии кондотьеров старались перекрыть друг другу пути снабжения, тем самым вынуждая противника сдаться без боя. Такой образ действий был гораздо привлекательней, чем кровопролитие, а выкуп, который можно было получить за захваченных офицеров и солдат, был весьма желанной наградой. Если выкуп выплачивался, пленных можно было отпустить, и война могла начинаться с начала.

ГЕРФРИД МЮНКЛЕР

15

Как правило, от ведения войны в такой форме страдали города и знать, предоставлявшая наемникам работу. Им редко удавалось добиться достижения своих целей и приходилось постоянно добывать средства для финансирования своих войн. Поэтому они облагали население подвластных им земель особыми пошлинами и военными налогами. Можно определить это как цивилизованную войну против населения, поскольку, пока соглашение выполнялось, т.е. пока командиру и его солдатам регулярно платили, они щадили население тех областей, где действовали. Положение быстро менялось, если они не получали платы. Тогда наемники начинали нецивилизованную войну против населения, т.е. грабили и мародерствовали, поджигали деревни, убивали мужчин и насиловали женщин, чтобы всем стало понятно, что лучше регулярно платить, чем подвергнуться такой чрезвычайной форме взимания долга.

Постоянное повышение стоимости военной машины в XVI—XVII веках сделало войны слишком дорогими для частных лиц, и владельцы собственных армий в начале современного исторического периода постепенно сошли со сцены. Альбрехт фон Валленштейн, последний великий предводитель армии того времени, сначала добился значительных успехов, но был обречен на неудачу по политическим причинам.

Войны между государствами и сокращение приватизации

Три основные причины объясняли постоянное удорожание войны: развитие артиллерии, использование которой имело решающее значение в бою; превращение пеших солдат в дисциплинированную и обученную тактике пехоту, строившуюся в линейном боевом порядке и все чаще вооруженную огнестрельным оружием; и, наконец, численный рост армий, в которых для достижения победы в бою необходимо было сочетать использование пехоты, кавалерии и артиллерии. Любой участник войны, который не мог воспользоваться техническими и организационными достижениями «военной революции» начала современного исторического периода9, вскоре начинал отставать и выходил из рядов тех, кто вел войну в соответствии с принципами симметрии. Но поскольку пехота, артиллерия и кавалерия, т.е. многочисленная, хорошо вооруженная армия стоила больших денег, то собрать необходимые для этого средства стало под силу лишь государствам. Полный

9 См. Geoffrey Parker, The Military Revolution: Military Innovation and the Rise of the West, 1500-1800, Cambridge University Press, Cambridge, 1988.

16

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ КРАСНОГО КРЕСТА СБОРНИК СТАТЕЙ 2003

комплект артиллерии с орудиями различного калибра был не по карману частным нанимателям. Укрупнение армии, необходимость учений для согласования действий трех разных родов войск и, в особенности, требование проведения постоянной подготовки пехоты в течение длительного времени — все это делало содержание войск все дороже, а ведение войны — уже не столь привлекательным деловым предложением для частных лиц. Война и подготовка к войне уже были не связаны с логикой амортизации капитала и переданы в непосредственное ведение государства.

Переход войны под контроль государства, прежде всего, повлек за собой укорочение в большинстве случаев периода военных действий, поскольку обе стороны были заинтересованы в быстром и решающем исходе. Для этого необходимо было сражение; таким образом, возник тип войны, рассчитанной на то, чтобы вызывать сражения в целях окончания войны и заключения мира. Хотя это привело к резкому росту насилия на европейских фронтах, в то же время были установлены четкие временные и пространственные границы использования насилия. Такая война была войной солдат против солдат, а гражданские лица, в основном, были избавлены от насилия и разрушений, за исключением тех случаев, когда они имели несчастье или проживать в тех местах, которые располагались на пути наступающей армии, или находиться на поле боя. Четкое различие, проводимое между комбатантами и некомбатантами в современном международном праве, во многом основано именно на этом изменении; в любом случае, иначе оно не было бы признано и не применялось бы.

Таким образом, благодаря, не в последнюю очередь, развитию технологии вооружений и военной организации, война и мир получили четкий юридический статус (и переход из одного состояния в другое отмечается юридическим актом, т.е. объявлением войны и заключением мирного договора); война между государствами и гражданская война рассматриваются как отдельные и явно различные формы войны (первую ограничивают конвенции, а вторую — нет); и, наконец, в войнах между государствами проводится четкое различие между комбатантами и некомбатантами в соответствии с положениями Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1899/1907 гг. и Женевской конвенции 1864 г, а от воюющих сторон требуется сделать все возможное, чтобы защитить некомбатантов от последствий военных действий.

ГЕРФРИД МЮНКЛЕР

17

Возвращение приватизации в войнах нового времени

В войнах нового времени все иначе. Большинство этих войн ведется не хорошо оснащенными армиями, а отрядами, наспех набранными и вооруженными вождями племенами, главами кланов, полевыми командирами и т.п. Прежде всего, в современных войнах используется дешевое оружие: стрелковое оружие, автоматы, противопехотные мины и пулеметы, установленные на грузовых автомобилях. Тяжелое оружие сейчас применяется редко; если же это происходит, то его, скорее всего, не покупают, а берут из запасов, оставшихся после ««холодной войны». Определенная эффективность таких войн объясняется, главным образом, тем, что их исход не решается между двумя армиями на поле боя, — они тянутся бесконечно, проявляясь в насилии, направленном против гражданского населения. Тогда как в условиях симметричного конфликта даже подготовка к войне, не говоря уж о ее ведении, становится все дороже, стратегам новых войн удалось сделать непосредственное ведение войны столь дешевым, что оно вновь превращается в многообещающий бизнес.

Это явно не означает, что все социальные издержки войны также незначительны. Напротив, долгосрочные последствия внутригосударственной войны огромны: инфраструктура разрушена, сельское хозяйство разорено, дороги и поля полны мин, вырастает поколение детей, не знающих ничего, кроме войны и насилия10. Однако эти издержки не приходится нести сторонникам войны. Перефразируя старое изречение, можно сказать, что полевым командирам и руководителям военизированных группировок удалось самым возмутительным образом приватизировать прибыли от войн, которые они ведут, и национализировать их издержки. То, что это стало возможным, во многом связано с неудачным созданием государств на обширных территориях ««третьего мира». В так называемых «несостоятельных» государствах нет действующих институтов, способных положить конец национализации издержек или, по крайней мере, ограничить их. Гражданское население и природные ресурсы страны приносятся в жертву тем, кто осуществляет над ними контроль с помощью своих вооруженных сторонников. Таким образом,

10 См. Anne Jung (ed.), Ungeheuer ist nur das Normale: Zur Okonomie der «neuen» Kriege, medico international, Frankfurt/M., 2002; Mats Berdal and David M. Malone (eds), Greed and Grievance: Economic Agendas in Civil Wars, Lynne Rienner Publishers, Boulder/London, 2000; Fran3ois Jean and Jean-Christophe Rufin (eds), Economie des guerres civiles, Paris, 1996.

18

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ КРАСНОГО КРЕСТА СБОРНИК СТАТЕЙ 2003

насилие, распространяемое полевыми командирами, все шире захватывает общество. И это продолжается до тех пор, пока, в конце концов, единственным спасением не остается вмешательство внешних сил. Но остается под вопросом, смогут ли эти силы принести мир стране или они сами будут втянуты в военные действия, и конфликт, еще более обострившийся в результате их вмешательства и возможных ответных действий, станет транснациональным. События в Анголе, Конго, Сомали, Афганистане и на Кавказе настойчиво напоминают об этой опасности.

Отличительным признаком все большего числа новых войн, наблюдавшихся примерно за последние два десятилетия, в основном является то, что в них практически исчезло различие между прибыльной деятельностью и открытым применением силы, — различие, которое возникло в связи с национализацией войны и является необходимым условием для любой стабильной экономики, основанной на мире. В новых войнах для тех, кто обладает оружием и готов его использовать, сила стала источником дохода, служащего как средством к существованию, так и, зачастую, накопления богатства. Таким образом, в новых войнах вновь возрождается старая аксиома: война питается войной, так что ее должно питать войной. Соответственно, эти новые войны характеризуются появлением командиров, которые контролируют территорию с помощью силы оружия, с тем чтобы разрабатывать ее природные ресурсы (от нефти и полезных ископаемых до драгоценных металлов и алмазов) или выдавать лицензии на их разработку. В то же время не только увеличилось число наемников, хорошо оплачиваемых «работников» для ведения этих войн, но также увеличилось и число случаев использования в качестве солдат детей, которые оказались дешевым и эффективным орудием ведения войны. Безразличие этих детей к опасности, их безжалостность и жестокость по отношению к неприятелю, затруднения, которые создает необходимость сражаться с ними, в частности, для международных миротворческих сил, тот факт, что наркотиков и продовольствия достаточно, чтобы обеспечить их повиновение, — все это сделало детей-солдат одним из излюбленных «видов оружия» полевых командиров. С другой стороны, нищета и страдания, царящие на обширных территориях третьего мира, достигли таких масштабов, что многие дети готовы поступить на службу к полевому командиру, чтобы регулярно получать пищу или, если это невозможно, приобретать все необходимое путем грабежей. По оценкам ООН, сейчас по всему миру насчитывается около 300 тысяч детей-солдат — по определению, это дети в возрасте от вось-

ГЕРФРИД МЮНКЛЕР

19

ми до четырнадцати лет, поступившие на постоянную службу к воюющей стороне, носящие оружие и использующие силу от лица этой стороны.

Не только распад государств во многих частях так называемого третьего мира вновь сделал войну, ведущуюся на частной основе и за собственный счет, выгодным делом, но и, в особенности, та легкость, с которой во время гражданской войны можно получить доступ к потокам капитала и товаров на мировом рынке. Помимо нефти и стратегического сырья, такого как руда и полезные ископаемые, золото и алмазы, полевые командиры, прежде всего, используют незаконные или поддельные товары для финансирования своих войн, зачастую накапливая громадные состояния. Торговля наркотиками и, все в большей мере, молодыми женщинами также оказалась чрезвычайно доходной из-за высокого спроса на них, существующего в богатых странах. Экономические институты стран ОЭСР также частично виновны в том, что война вновь стала прибыльной.

Два фактора играют решающую роль в появлении новых войн: возможность финансировать их из потоков товаров и капиталов, порожденных глобализацией, и, что еще важнее, дешевизна ведения войн. Война, к которой Восток и Запад готовились более сорока лет, с тем чтобы предотвратить ее, была весьма дорогостоящим противостоянием. Можно сказать, что в какой-то степени сами затраты на беспрестанную гонку вооружений вызвали распад одной из сторон, СССР. Пока институты, исследовавшие вопросы мира и конфликта, были все еще заняты восстановлением и измерением симметрии гонки вооружений между Востоком и Западом, планировщикам и стратегам новых войн уже удалось отойти не только от растущей гонки вооружений, но и от принуждения готовить и вести симметричные войны. Этот процесс, которому до сих пор уделялось слишком мало внимания, прокладывает путь описанным выше приватизации и коммерциализации войны, которые могут, в долгосрочной перспективе, оказаться еще более важными и судьбоносными, чем конфликт между Востоком и Западом.

Вряд ли эти новые войны всегда будут ограничены теми регионами, где они происходят сейчас, т.е. частями Центральной и Южной Америки, районами Африки к югу от Сахары и Средней и Южной Азией. Различными путями они будут распространяться и на богатые районы Северного полушария, на те регионы, которые Юг не может атаковать с помощью традиционных военных средств. И здесь уместно вспомнить наше краткое вступление, касающееся Клаузевица: война — это хамелеон, меняющий облик

20

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ КРАСНОГО КРЕСТА СБОРНИК СТАТЕЙ 2003

в зависимости от социо-политической обстановки; ее единственной постоянной чертой является насилие как первоначальный ее элемент. События 11 сентября дали представление о том, какие новые формы может принять война, и каких масштабов может в конце концов достигнуть постепенная демилитаризация войны.

Демилитаризация войны

Демилитаризация войны означает, что войны XXI века лишь частично будут вести солдаты и что, в основном, они не будут направлены против военных объектов. Уже можно наблюдать возвращение к тем формам войны, которым национализация ведения войны положила конец в XVI—XVII веках, заменив их дисциплинированной военной организацией. Во многих регионах гражданские цели занимают место военных объектов, начиная с городов и деревень, опустошенных и разграбленных руководителями военизированных группировок и полевыми командирами, и заканчивая символами политической и экономической мощи, которые подверглись террористическому нападению 11 сентября. Даже средства, используемые при этих нападениях, все реже носят истинно военный характер. Например, в войнах в Африке и Средней Азии гражданский автомобиль, пикап «тойота», стал символизировать появление военизированных группировок и полевых командиров. Подобным же образом, террористические нападения 11 сентября стали возможными лишь за счет превращения гражданских устройств в оружие нападения.

События 11 сентября, серия террористических взрывов в Израиле выдвинули на первый план новую конкретную угрозу: смертников, которые превращают собственное тело в оружие и, таким образом, связывают успешное использование силы с собственной неминуемой смертью. Подобные нападения возможны лишь в том случае, когда отвергаются любые средства спасения. Другими словами, террористы-самоубийцы компенсируют свою военную слабость тем, что отказываются от какого-либо шанса выжить11. По целому ряду веских причин подобное поведение можно считать по меньшей мере предосудительным с точки зрения морали, однако трудно отрицать, что

11 Исчерпывающее перечисление старых и новых форм так называемых самоубийственных нападений можно найти в Cristoph Reuter, Mein Leben ist eine Waffe: Selbstmordattentater - Psychogramm eines Phanomens, Munich, 2001.

ГЕРФРИД МЮНКЛЕР

21

возникла новая форма «героизма», которая очень опасна для «постгероического» западного общества не только из-за используемых орудий действия, но и из-за лежащей в ее основе символичности. Помимо того что они являются кровавым доказательством уязвимости подвергающихся нападениям стран, эти новые формы террористической деятельности призваны свидетельствовать этим, ориентированным на сохранение жизни странам, о том, что они будут, в конечном счете, побеждены теми, кто готов пожертвовать собой. Акт самоубийства является выражением презрения к обществу, которое, следуя принципам социальной самоорганизации, отвергло такое самопожертвование или прибегает к его использованию лишь метафорически12. Стратеги террора признали, что «постгероические» общества, с их образом жизни и самоуверенностью, особенно уязвимы перед отдельными лицами, исповедующими ценности мученичества. Это еще один пример стратегической изобретательности, которую Клаузевиц считал существенно важной чертой войны-хамелеона.

От асимметричных стратегий...

От стратегического использования замедления против военной машины, основанной на ускорении военных действий до вновь открытого самоубийства как угрозы построенному на взаимном обмене обществу, последние изменения в ведении войны почти всегда характеризуются асимметричными стратегиями. Поэтому представляется, что войны XXI века будут в основном асимметричными, в отличие от так называемых классических войн, отмечавшихся в европейской истории с XVII века, которые почти всегда были симметричными. Чтобы взаимное применение силы было симметричным, должны выполняться многочисленные условия, первым из которых является признание сторон, что они находятся на одном уровне. Однако это признание, которое может осуществляться путем обоюдного включения противных сторон в одну систему ценностей, считающуюся, таким образом, обязательной для них обеих (рыцарство), или их общего согласия соблюдать правовые нормы (международное право, законы войны), зависит от предположения равенст-

12 См. также Herfried Munkter and Karsten Fischer, «"Nothing to kilt or die for..." - Ubertegungen zu einer potitischen Theorie des Opfers», in Leviathan 28, 2000, Vot. 3, pp. 343-362, and Herfried MunkLer, «Terrorismus als Kommunikationsstrategie: Die Botschaft des 11 September», Internationale Politik 56, 2001, Vot. 12, pp. 11-18.

22

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ КРАСНОГО КРЕСТА СБОРНИК СТАТЕЙ 2003

ва, которое должно в значительной степени удовлетворяться: аналогичное в широком смысле оружие, отсутствие стратегических несоответствий в области информации и социально сходные формы набора и подготовки комбатантов. На такой основе возможно ограничение применения силы, т.е. сила используется лишь между равными, которые способны определить друг друга как комбатантов. Те, кто не подпадают под это определение, будут избавлены от намеренного применения к ним силы, правда, лишь при условии, что они, со своей стороны, воздерживаются от использования силы. Таким образом, применение силы может быть ограничено конкретными местами и районами: местом дуэли, полем боя, фронтом. Поэтому симметричные войны обычно характеризуются ограниченным использованием силы. В асимметричных войнах, напротив, есть тенденция к тому, чтобы насилие распространялось и проникало во все области общественной жизни13. Это происходит потому, что в асимметричной войне более слабая сторона использует население как прикрытие и общество — как материально-техническую базу при совершении нападений на превосходящие ее вооруженные силы. Этот процесс начинается с партизанской войны и заканчивается — что мы и наблюдаем в настоящее время — международным терроризмом.

...к транснациональным войнам

Основной чертой симметричной войны в современной европейской истории являлось то, что это была война международная. Когда войны стали монополией государства и, следовательно, велись только между государствами, необходимые для ведения симметричной войны равенство и взаимное признание были гарантированы изначально. Только во время Второй мировой войны, в ходе которой на Востоке шла война на уничтожение и осуществлялись стратегические бомбардировки городских жилых районов, установленные на этом основании ограничения были в конце концов нарушены. До тех пор государство ставило рамки, проводя различие между внутренними и внешними делами, другом и врагом, войной и миром, военными и полицией, верностью и предательством и т.д. Многие годы в соответствующей литературе признавался и использовался термин «внутренняя», или «гражданская война» в качестве антонима международной войны или войны между госу-

13 Это различие подробно рассматривается Мэри Калдор: Mary KaLdor, Neue und alte Kriege: Organisierte Gewalt im Zeitalter der Globalisierung, Frankfurt/M., 2000.

ГЕРФРИД МЮНКЛЕР

23

дарствами. Но даже в этом случае этот антоним зависел от государственной системы координат — он получал свое значение в зависимости от рамок, поставленных государством. Термин «гражданская война» является симметричной противоположностью термина ««международная война»; асимметричным антонимом будет ««транснациональная война», т.е. война, в которой поставленные государствами рамки больше не играют никакой роли. Война этого типа выходит за национальные границы, не превращаясь при этом в войну между государствами, — таковы войны в Анголе, Конго, Сомали, Афганистане и вокруг них. Этот тип войны характеризуется тем, что друзья и враги постоянно меняются, а институты власти (такие как вооруженные силы и полиция), ответственные за отдание приказов об использовании силы и ее использование, распадаются. В подобной ситуации военные и преступные действия становятся неразличимыми, и война тянется без всякой надежды на мирное соглашение, которое положило бы ей конец. Очевидно, такие войны, число которых особенно возросло в 1980—1990 гг, вместе с партизанско-террористическими войнами и будут определять ход применения насилия во многих частях света в XXI веке.

Заключение

Есть ли какой-либо способ остановить или хотя бы затормозить описанную выше ««эволюцию»? Вероятно, возвращение к стабильности государственности на мировом уровне было бы единственным эффективным средством обуздать приватизацию войны, растущую асимметрию стратегий использования силы и демилитаризацию войны, т.е. приобретение автономности элементами, которые ранее были составными частями военно-политических стратегий. В конце концов, государственность определяется критериями политической рациональности, которые несовместимы с подобными процессами14. Однако, учитывая тенденции, объединяемые понятием ««глобализация», какое-либо возрождение национализации политики на мировом уровне представляется сомнительным. Прежде всего, желаемого результата можно было бы добиться лишь в том случае, если бы к власти в этих государствах пришла элита, способная противостоять коррупции. Учитывая наблю-

14 Этот вопрос более подробно освещен в Herfried Munkler, «Die Kriege der Zukunft und die Zukunft der Staaten» in Wolfgang KnObl/Gunnar Schmidt (eds), Die Gegenwart des Krieges: Staatliche Gewalt in der Moderne, Frankfurt/M., 2000, pp. 52-71.

24

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ КРАСНОГО КРЕСТА СБОРНИК СТАТЕЙ 2003

даемые в настоящее время события, это также кажется маловероятным. Таким образом, войны XXI века в большинстве случаев не будут вестись с помощью массированной огневой мощи и с использованием огромного военного потенциала. Скорее, они будут тлеть, не имея четкого начала и конца, в то время как граница, разделяющая воюющие стороны и международную организованную преступность, будет становиться все более расплывчатой. По этой причине некоторые уже сейчас оспаривают тот факт, что эти ситуации представляют собой войну15. Они забывают, что до того как война стала в Европе монополией государств, между наемниками и бандитами было много общего. Кажется, в течение XXI столетия война-хамелеон будет все более изменчивой, напоминая во многих отношениях войны, которые велись в XIV-XVII веках.

15 Например, Erhard Eppler, Vom Gewaltmonopol zum Gewaltmarkt: Kommerzialisierung der Gewalt, Frankfurt/M., 2002.

Die Privatisierung und