CC BY
114
^^^ [лингвистические заметки] Т. И. Попова
ВОСПРИНИМАЕМОСТЬ
КАК БАЗОВАЯ КАТЕГОРИЯ ТЕКСТОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
TATIANA I. POPOVA
PERCEPTIBILITY AS A BASIC CATEGORY OF TEXT ACTIVITY
В статье рассматривается одна из базовых категорий текстовой деятельности — категория воспринимаемости. Определяется ее своеобразие в ряду соотносимых понятий — «образ адресата», «фактор адресата», «образ аудитории» и «адресованность». Выделяются обобщенные характеристики адресата, обеспечивающие общность кода восприятия: когнитикон, прагматикон, социодиалект. Теоретические положения иллюстрируются примерами из романа С. Минаева «The Тёлки».
Ключевые слова: текстообразующие категории, фактор адресата, воспринимаемость текста, ориентация на образ читателя, взаимодействие автора и читателя.
In the article it is examined one of the basic categories of text activity — the category of perceptibility. Its peculiarity is determined among the correlated conceptions — "the figure of the addressee", "the factor of the addressee", "the figure of the audience" and "addresseement". It is emphasized the generalized characteristics of the addressee , that secure the commonness of the code perceptibility: cogniticon, pragmaticon, sociodialect. The theoretical positions are illustrated with the examples from the novel S. Minaev "The Tiolki".
Keywords: Textforming categories, factor of the addressee, perceptibility of the text, the orientation on the figure of the reader, interaction of the author and the reader.
Определение понятия «воспринимаемость» и соотносимые термины
Воспринимаемость — одно из семи свойств текста, наряду с коге-зией, когерентностью, интенциональностью, информативностью, ситуа-тивностью и интертекстуальностью, которое, по теории Р.-А. де Богранда и В. Дресслера, делает коммуникативное событие текстом1. Данный термин пришел из теории речевых актов. Под воспринимаемостью Р.-А. де Богранд и В. Дресслер понимают «ожидание реципиента получить связный и содержательный текст <...>. Эти ожидания реципиента основываются на знакомстве с типами текста, социальным и культурным контекстом, избирательностью целей. <...> Воспринимаемость, кроме всего прочего, поразумевает также уместность в той или иной коммуникативной ситуации применяемых языковых средств (выделено
Татьяна Игоревна Попова
Доктор филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного университета ► [email protected]
нами. — Т. П.)»2. Таким образом, в определении Р.-А. де Богранда и В. Дресслера подчеркивается активная роль реципиента в формировании содержания и формы текста, реципиент признается равноправным участником общения, поскольку автор текста должен учитывать при его создании индивидуальные особенности реципиента.
Помимо термина «воспринимаемость» в лингвистике и других смежных дисциплинах используются соотносимые термины: образ адресата (в теории речевых жанров Т. В. Шмелевой, 1990), «фактор адресата» (термин Н. Д. Арутюновой, 1981), «образ аудитории» (термин Ю. М. Лотмана, 1996), адресованность и др.3
Текстовая деятельность, как и любая деятельность, связанная с планрованием результата, базируется на явлении антиципации, изучаемом в психологии. Антиципация [лат. апйарайо — предвосхищение] — «способность системы в той или иной форме предвидеть развитие событий, явлений, результатов действий. В психологии различают два смысловых аспекта понятия „А.": 1) способность человека представить себе возможный результат действия до его осуществления (В. Вундт), а также возможность его мышления представить способ решения проблемы до того, как она реально будет решена; 2) способность организма человека или животного подготовиться к реакции на какое-либо событие до его наступления. Это ожидание (или „опережающее отражение") обычно выражается в определенной позе или движении и обеспечивается механизмом акцептора результатов действия (П. К. Анохин). А. особенно значима в творческой, научно-исследовательской деятельности»4.
Смежным понятиям в данной парадигме, несомненно, является «образ автора» (В. В. Виноградов, 1980), «авторское начало». Авторское начало — «смысловая часть текста, в которой проявляется речевое поведение автора и его рефлексия по поводу своего текста; она может включать и указание на адресата, представляя собой путеводитель по тексту»5. Авторское начало может присутствовать в тексте эксплицитно и имплицитно. Имплицитность — «способ присутствия смысла в высказывании — скрытый,
неявный, но безусловно понимаемый адресатом; противоположна эксплицитности»6.
Таким образом, текстовая категория «воспринимаемость», объединяя в себе деятельность автора как создателя текста и читателя или слушателя/собеседника как интерпретаторов смысла текста, непосредственным образом оказывается связанной с категорией информативности текста и проблемой адекватности передачи смысла сообщения. Владение адресантом и адресатом идентичными кодами, по мысли Ю. М. Лотмана, способствует адекватности передачи сообщения. При этом под идентичным кодом Ю. М. Лотман понимает не только использование одного и того же естественного языка, но и «единство языкового опыта, тождественность объема памяти», «единство представлений о норме, языковой референции и прагматике»7.
Воспринимаемость как текстообразующая категория
При речепорождении у автора, несомненно, существует образ адресата и составляющие этого образа (параметры адресата). Выбирая стратегию достижения цели, говорящий/пишущий должен их учитывать. Какие параметры характеризуют адресат? Или, что обеспечивает общность кода?
1. Картина мира. Фреймовая структура. Когнитикон.
Фрейм-структура — это «когнитивная единица, формируемая клише/штампами сознания и представляющая собой „пучок" предсказуемых валентных связей (слотов), векторов направленных ассоциаций» (выделено нами. — Т. П.)8. Поэтому, назвав только часть слотов, говорящий/ пишущий может быть уверенным, что остальное будет домыслено в нужном направлении и сделаны правильные выводы. На этом принципе построены, например, некоторые телеигры: взрослые должны угадать слово, которое описывают дети. Разница в картине мира взрослого и ребенка вызывает у последнего ложные ассоциации и приводит зачастую к коммуникативной неудаче. Для телезрителей эта телеигра интересна комическим эффектом, возникающим на основе эффекта обманутого ожидания.
2. Система ценностей, связанная со статусно-ролевыми характеристиками адресата. Мотивы деятельности. Прагматикон.
Говорящий/пишущий, создавая текст, должен учитывать систему ценностей, обусловленную статусно-ролевыми характеристиками слушающего/читающего. Помимо индивидуальных черт слушающего/читающего необходимо принимать во внимание и его национально-культурные ценности. Данное положение особенно важно в условиях межкультурной коммуникации. «Сложная природа межличностного дискурса раскрывается как целостное взаимодействие „мира слов", „мира личности" и „жизненного мира". Поэтому его изучение не может ограничиваться уровнем развивающейся „речевой цепи" (горизонтальный план). Проникновение в дискурсивную практику сопряжено с осмыслением характерных для данного языка «глубинных структур» и усвоенных ценностных представлений и идеалов, уходящих корнями в далекое прошлое (вертикальный план)»9.
3. Социодиалект, на котором говорит адресат.
Социодиалект оказывается опознавательным знаком в системе координат «свой—чужой». Функция воздействия обычно связывается с ориентацией говорящего/пишущего на речевой опыт адресата. В речевой опыт адресата, несомненно, входит освоенный им набор речевых жанров. Использование говорящим/пишущим адекватного речевого жанра оказывается в этой ситуации гарантией правильного понимания.
Посмотрим, как реализуется образ адресата в массовой литературе, где приемы обнажены в высшей степени. Возьмем для анализа речь рассказчика (нарративный режим), ориентирующегося на образ читателя, и речь персонажей (коммуникативный режим) в романе С. Минаева «ТНЕ тёлки» (М., 2008).
Одна из основных функций рассказчика — представить героев романа. Каким образом он это делает?
Во-первых, перечисляет внешние атрибуты (что и где ест, что носит, на чем ездит, чем занимается, как говорит и т. д.). При этом при помощи
метатекстовых элементов рассказчик делит читателей на «своих» и «чужих»: на тех, кому данные атрибуты говорят многое, и тех, кому они ничего не говорят. Например: «Лена ест фаланги краба в кисло-сладком соусе, я — спагетти с мясом краба и томатным соусом (странное сочетание, но довольно вкусно). До этого у нее был тартар из тунца, а у меня сашими из лосося с кресс-салатом. И все это в сопровождении Vermentino из Bolgheri от Antinori. Потом будет кофе, а от десерта мы, скорее всего, откажемся.
Я рассказываю все это не с тем, чтобы продемонстрировать, как хорошо мы разбираемся в гастрономии, а просто, чтобы вы поняли, что мы — молодые профессионалы, yuppie, если хотите, которые могут себе позволить оставить триста долларов за ужин на двоих в ресторане „Золотой" на Кутузовском проспекте города-героя Москвы»10.
Помимо экспликации атрибутов, сопровождающих героев, рассказчик называет атрибуты, для них не характерные. Например: «Я выгляжу так, как и должен выглядеть преуспевающий менеджер среднего звена. На мне серый, в бледно-розовую полоску костюм от „Canali", однотонная розовая рубашка от „Pal Zileri", запонки, коричневые ботинки „инспектор", также от „Zileri" (ботинок в зеркало не видно). Я не ношу часов, предпочитая следить за временем с помощью Nokia 8800 за тысячу долларов. Последние четыре года я устраиваю в гостиницах скандалы, если не нахожу в ванной любимой пасты „Lacalut". Мне двадцать семь лет. Я ни разу в жизни не ел вермишели „Роллтон"...»11 Метатекстовый комментарий в виде многоточия расставляет дополнительные акценты в отношениях автор-читатель.
Метатекстовый комментарий может «поощрять» догадливых читателей: «Ездит Лена на шестой Mazda, взятой в кредит. Ну, это вы и без меня поняли»12.
Итак, метатекстовые комментарии рассказчика по поводу «внешних атрибутов» героев направлены тем читателям, кто разделяет описываемые социальные ценности, таким образом они выполняют функцию объединения позиций рассказчика и читателей в оценке героев.
По ходу повествования рассказчик начинает противопосталять себя описываемым героям, давая эксплицитные оценки их поведению. Он демонстрирует читателям способы, при помощи которых герои позиционируют себя. Это атрибуты социального статуса: места обитания, круг знакомств, одежда, дом, машина.
Рассказчик подчеркивает, что герои сознательно позиционируют себя при помощи этих атрибутов. Например, Лена «предпочитает рестораны японской или итальянской кухни, скорее из-за социального статуса, нежели из-за вкуса»; «Рита стремится выглядеть продвинутой рекламщицей, настоящим профессионалом с западным подходом и одновременно профессиональной моделью».
Одним из атрибутов социального статуса является и речевая манера героя.Ср.: «(Рита) — Bay! Нереально! И кто это устраивает? Тарико? Класс! — Рита поворачивается ко мне, не отрывая LG Prada от уха, и поднимает левой рукой бокал с „мохито", будто бы чокаясь со мной на расстоянии, хотя мы сидим рядом. Последние полчаса ей звонят каждую минуту. В те редкие моменты, когда не звонят, звонит она. Диалоги стандартные: она рассказывает подругам, где находится, подруги рассказывают, где находятся они. Между приветствиями — описание присутствующих, смешки, междометия, восклицания „ВауГ, „Класс!", „Супер!" и „Бред какой-то". Разговор сопровождается отчаянной, киношной жестикуляцией»; «Лена не замужем и не обременена детьми, потому что последние пять лет сосредоточена на карьере аудитора то ли в PriceWaterHouse, то ли в Deloyf, или где-то еще — никак не могу запомнить. Она стремится выглядеть как настоящая европейская бизнесвумен, оплачивая свою часть ресторанного счета золотой AmEx. В тридцать лет она занимает пост заместителя начальника департамента и, должно быть, получает около четырех тысяч долларов в месяц. Ее речь изобилует англицизмами. Например — „это слишком overestimated проблема", говорит она подруге, оплакивающей убежавшего любовника».
Знание картины мира, системы ценностей и социодиалекта, присущее собеседнику, позво-
ляет герою романа вести двойную игру, поддерживая связь с двумя женщинами одновременно и выдавая себя в соответствии с социальными ценностями собеседника то за менеджера крупной фирмы, то за деятеля шоу-бизнеса.
Главный прием, которым он пользуется, — социальная мимикрия. Герой придумал себе две истории, две линии поведения: места общения, темы общения, форма общения при этом не пересекаются. С Леной он говорит о бизнесе и карьере, с Ритой — о творческих планах. При этом свою речь он подстраивает под речь подруг. Ср. диалог с Леной (бизнес-вумен), которая любит включать в свою речь английские слова:
«— И ты уже все решил для себя?
— Да. Absolutely... абсолютно.
— И когда ты собираешься уехать в Штаты?
— Еще пару лет, honey. Получу пост head of purchasing, осуществлю some investments, и все. Быстро делать карьеру и состояние можно только в России, you know... а делать investments и жить я хочу в America...
— Наверное, ты прав. — Она отпивает из бокала вино. — Скорее всего, прав. Мать русская, отец американец. Ты думаешь по-английски, а говоришь по-русски. И еще у тебя такой приятный акцент. — Она дотрагивается до моего запястья кончиками пальцев. — Тебе тяжело здесь?
— You know... — Я согласно киваю, поднимаю бокал на уровень глаз и смотрю сквозь него на пламя свечи. — Смотря как себя позиционировать. Иногда я чувствую, что застрял где-то in between, понимаешь? Между Америкой и Россией. Как-то сложно все, понимаешь?»
Таким образом, рассказчик управляет «воспринимаемостью» героев читателями, пользуясь метатекстовыми комментариями, эксплицитными оценками поведения героев и отбором ситуаций, в которых герой меняет свое речевое поведение в соответстви с собеседником, тем самым демонстрируя неискренность своих намерений.
Рассмотрим теперь реализацию категории воспринимаемости в коммуникативном режиме, а именно в диалоге героев. Герои романа, как уже было показано выше, с успехом учитывают образ
адресата в выборе стратегии речевого поведения. Они хорошо усвоили техники ведения диалога и понимают, что успешность общения напрямую зависит от того, как они будут себя позиционировать и отвечает ли их имидж ценностным установкам адресата. Рассмотрим планирование речевого поведения в ситуации «Знакомство с девушками». Молодые люди хотят познакомиться с девушками на Конкурсе красоты для последующего возможного сексуального контакта. Основная стратегия — заинтересовать девушек выгодным знакомством. Они полагают, что девушек может заинтересовать знакомство с кинорежиссером и продюсером, поэтому решают представиться им людьми из мира кино:
«— Чего втираем? Как обычно? — скорее для галочки, нежели из интереса, уточняю я.
— Ну да. „Мое кино — это мое кино. Мое кино — это мое кино. Важнейшим из искусств для нас является кино", — кивает Антон.
<...>
— Значит так: я — режиссер нового фильма, а ты — продюсер „Атлантик".
— Ты режиссер? Ты хотя бы один термин профессиональный знаешь? Или имя великого режиссера?
— „Снято!" „Дубль два!" Спилберг! Буслов!
— Так, все понятно. У тебя познания в области кино хуже, чем у конкурсанток. Продюсером будешь ты, а я про Антониони и Бергмана поговорю.
— Как скажешь. — Я поднимаю руки вверх. — Сдаюсь. Только давай быстро: подошли, сняли и отъехали. Про Бэкхема будешь дома рассказывать.
— Бергмана.
— Ну Бергмана...»
Планируя свое речевое поведение, пытаясь обмануть девушек, герои определяют те атрибуты, по которым девушки могут опознать их как людей из мира кино. Это, во-первых, когнитикон — знания из области истории кино (имена режиссеров — Антониони, Бергман), знания современной ситуации в области кино (названия проектов), знание прецедентных текстов (Важнейшим из искусств для нас является кино); во-вторых, узна-
ваемые мотивы профессионального поведения (поиск типажей, кинопробы), в третьих, правдоподобная речевая манера, или то, как обычно говорят о себе люди искусства («Мое кино — это мое кино»).
Выбирая объект знакомства, герои исходят из системы ценностей адресата: кто скорее пойдет на контакт. С их точки зрения, это могут быть проигравшие иногородние конкурсантки, стремящиеся завести выгодные знакомства в Москве:
«— Значит, на этот раз план такой: подходим к двум самым заплаканным.
— Или к двум с самыми алчными глазами?
— Как правило, это одно и то же».
Выбор тактик речевого поведения для знакомства предопределен ситуацией: проигравшие конкурсантки расстроены, поэтому герои выбирают тактики утешения, комплимента, обещания успешной карьеры:
« — Девушки, ну зачем вы так расстраиваетесь? — как можно более доброжелательно улыбаюсь я.
— Ты посмотри, какой натурализм! — встревает Антон. — Настоящая Клаудиа Кардинале в „Сладкой жизни"!
„. Ни фига себе познания!" — мелькает в моей голове, и я говорю вполне веско:
— Да, в этой сцене, на ...
— На пляже,— заканчивает Антон, — когда она плачет на пляже. Девушки, вам не плакать нужно, а быстрее контракты подписывать! Нет, ты посмотри, я уже десятые пробы делаю, а тут такие экземпляры!
— Настоящие итальянки, — соглашаюсь я. Брюнетка моментально успокаивается и поднимает на нас свои растекшиеся глаза. Ее подруга настороженно нас изучает.
— Подумаешь, в финал не вышли! Какая глупость, — продолжаю я. — У вас в кино перспективы получше, чем у победительниц. Вы уж мне поверьте».
Дальнейший сценарий жанра «Знакомство» рассказчик описывает в нарративном режиме. Перечислим узловые моменты: «В течение двадцати минут мы знакомимся. <...> Влив в обеих еще по паре бокалов шампанского, мы быстро объ-
ясняем про наш новый проект „Три сестры". <...> В конце концов, мы дружно решаем продолжить разговор о тяжелом труде кинематографистов в ресторане, предварительно заехав ко мне домой („документы оставить и переодеться"). <...> Дома мы долго пьем кофе, шампанское ,ДитатГ и белое вино и через какое-то время решаем, что уютные домашние посиделки гораздо лучше выхолощенной ресторанной кухни, <...> Антон поражает всех, в том числе и меня, историями из жизни режиссеров, актеров и продюсеров мирового и отечественного кинематографа. <...> мы по ролям разыгрываем перед ними будущий фильм „Три сестры". <...> В таком темпе мы осваиваем две бутылки белого вина, доходя наконец до того момента, когда никто особо не парится, чья рука лежит на чьем колене. Кто-то предлагает сыграть в карты, кто-то — включить музыку и потанцевать, но ни тому, ни другому так и не суждено сбыться, потому что на часах полвторого ночи, а девушкам еще нужно попасть в гостиницу до девяти утра, ведь там остались вещи. <...> В итоге пары оказываются в разных комнатах, моя подружка разворачивает полотенце, ложится в кровать».
Кульминацией сцены становится разоблачение героев, выдававших себя за «киношников»:
«— Хорошие вы ребята, Андрюша, только ни фига вы не продюсеры и не киношники.
— Что за недоверие! — вздымаю я левую
бровь.
— Продюсеры не таскают случайных знакомых по своим квартирам. Даже в Кемерове.
— В Кемерове есть продюсеры? — недоверчиво спрашиваю я.
— Есть, Андрей. Даже в Кемерове есть. Только они таких, как мы, актрис сначала ведут в ресторан, потом в баню.
— Ты на самом деле хочешь стать актрисой?
— Я на самом деле хочу любым путем свалить из Кемерова. Куда угодно, — тоскливо говорит она.
— Что мешает?
— Отсутствие продюсера, — криво усмехается Наташа».
Таким образом, причиной разоблачения послужило то, что герои не учли социодиалект
адресата, в социальный опыт которого входило представление о речевом жанре «Приглашение актрисы на роль продюсером». Ошибочными оказываются и представления героев о мотивах деятельности адресата, обусловленых желанием вырваться из провинциальной жизни, а не целью стать актрисой. Тем не менее цель знакомства для героев оказывается достигнутой, они — в постели с девушками. Их не постигла коммуникативная неудача благодаря тому, что героини оказываются не такими «алчными», как их представляли герои, и готовы идти на контакт безо всякой материальной выгоды. Для героинь ценность общения оказывается выше прагматических интересов, а для героев общение — только способ достичь цели. Автор при этом не дает эксплицитных оценок и не комментирует поведение героев, предоставляя им возможность проявить себя в прямой речи. В то же время нельзя сказать, что автор не планирует воспринимаемость поведения героев читателями. Наблюдая над речевым поведением героев в коммуникативном режиме (режиме диалога), читатели могут сами сделать самостоятельный вывод о системе ценностей героев.
Итак, категория воспринимаемости в художественном тексте по-разному реализуется в нарративном и коммуникативном режимах текста. В нарративном режиме (речь рассказчика) рассказчик управляет воспринимаемостью поведения героев читателями при помощи эксплицитных средств, давая метатекстовые комментарии, эксплицитные оценки и выбирая ситуации, характеризующие поведение героев. В коммуникативном режиме категория воспринимаемости реализуется имплицитно — через демонстрацию стратегий и тактик речевого поведения героев, которые требуют интерпретации и домысливания. Оба способа управления воспринимаемостью героев читателями художественного произведения — и эксплицитный, и имплицитный — строятся на опознавании или распознавании (интерпретации) трех составляющих этой категории: картины мира, системы ценностей и социодиалекта, на котором говорит адресант. Как уже было сказано в начале статьи, категория воспринимаемости организует как деятельность
создателя текста, так и его адресата: адресат воспринимает, в первую очередь, то, что закладывает в текст его автор, и в той степени, в какой автор сумел представить себе потенциального адресата, ориентируясь на его картину мира, систему ценностей и предполагаемый социодиалект.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Beaugrande R.-A.de, Dressler W. U. Einführung in die Textlinguistik. Tübingen,1981.
2 Филиппов К. А. Лингвистика текста: Курс лекций. СПб., 2003. С. 126.
3 См. обзор исследований фактора адресата в филологической науке в монографии: Каминская Т. Л. Адресат в массовой коммуникации. Великий Новгород, 2008. С. 10-21.
4 Карпенко Л. А.Общая психология. Словарь. — http:// slovari.yandex.ru/dict/psychlex2/article/PS2.
5 Шмелева Т. В. Текст как объект грамматического анализа. Красноярск, 2006. С.39.
6 Там же. С. 45.
7 Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров: человек — текст — семиосфера — история. М., 1996. С. 13-14.
8 Красных В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М., 2003. С. 289.
9 Владимирова Т. Е. Призванные в общение: Русский дискурс в межкультурной комуникации. М., 2007. С. 76.
10 Здесь и далее цитаты приводятся по кн.: Минаев С. The Тёлки. Повесть о ненастоящей любви: роман. М., 2008.
11 Там же.
12 Там же. С. 9.
[представляем новые книги. рецензии]
James Muckle. The Russian Language in Britain: A historical survey of learners and teachers. — Ilkeston, Derbyshire: Bramcote Press, 2008. — 275 p.
В Великобритании опубликована книга «Русский язык в Британии». Ее автор Джеймс Макл изучал русский язык в Кембриджском и Лидском университетах, долгое время преподавал его в средней и высшей школе, а также на курсах повышения квалификации учителей. Он был президентом Ассоциации преподавателей русского языка Великобритании и руководителем коллектива исследователей российской педагогики. Дж. Макл активно участвовал в деятельности Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ) и в 1994 году был награжден медалью А. С. Пушкина. В настоящее время он занимает должность почетного профессора педагогики в Ноттингемском университете.
Дж. Макл — известный специалист по истории педагогики, автор статей и книг по проблемам преподавания русского языка в России и Великобритании. Его новая книга представляет собой аналитический обзор истории изучения и преподавания русского языка в Великобритании. В ней собраны уникальные данные о британцах — исследователях и преподавателях русского языка — с XVI века до наших дней, описаны периоды возрастания и спада интереса британцев к русскому языку в зависимости от состояния экономических, политических и культурных отношений между Россией и Великобританией. Большой интерес представляет глава, посвященная анализу современного состояния изучения и преподавания русского языка в учебных заведениях Великобритании в наши дни. Исследование Дж. Макла содержит большой список опубликованных статей и книг по данной проблеме, список архивных и неопубликованных материалов, отчетов Министерства образования Великобритании, список опубликованных словарей и учебников русского языка для англоговорящих (с 1696 по 2008 год).
Книга Дж. Макла, вне всякого сомнения, будет полезна для всех, интересующихся преподаванием русского языка как иностранного, и особенно для специалистов по истории педагогики.
Л. В. Московкин
