CC BY
84
Вестник ПСТГУ
И: История. История Русской Православной Церкви.
2011. Вып. 6 (43). С. 70-82
Вопрос о призвании служителей Церкви в эпоху гонений: два взгляда современников
Свящ. Александр Мазырин
В статье рассматриваются взгляды ряда видных представителей Русской Православной Церкви 1920-1930-х гг. на вопрос о призвании церковных служителей в период гонений. Показываются два полюса в спектре этих взглядов, проявившихся и в практической деятельности участников событий тех лет.
Время гонений, пережитое в ХХ в. Русским Православием, особым образом поставило вопрос о миссии Церкви и призвании ее служителей. Ее стремительное внешнее умаление, переходящее в конце 1930-х гг. в угрозу полной физической ликвидации, настоятельно требовало решить: чем Церковь, оставаясь собою, может пожертвовать и какие компромиссы с гонителями допустимы, а за что должна держаться до конца неотступно. Что из ее достояния является сущностным, а что привнесенным извне. Вопросы эти ставились не теоретически, для многих ответ на них имел характер жизненного выбора.
Довольно быстро у представителей Русской Церкви выявились два основных подхода в вопросе об образе действий в условиях гонений. Наиболее ярко они обозначены священномучеником митрополитом Петроградском Вениамином в письме, написанном из заключения перед расстрелом в августе 1922 г.: «За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше надо иметь ее нам, пастырям. Забыть свою самонадеянность, ум, ученость и дать место благодати Божией. Странны рассуждения некоторых, может быть, и верующих пастырей (разумею Платонова): "Надо хранить живые силы, т. е. их ради поступиться всем". Тогда Христос на что? Не Платоновы, Вениамины и т. д. спасают Церковь, а Христос. Та точка, на которую они пытаются встать, погибель для Церкви. Надо себя не жалеть для Церкви, а не Церковью жертвовать ради себя»1. Иными словами, позиция священномученика Вениамина заключалась в том, что призвание служителей Церкви — быть во всем верными Христовой Истине, не лукавить, а просто довериться Богу, уповая на неодолимость вратами ада Его наследия. На этой позиции он остался до конца, явив один из наиболее значительных примеров святости в ХХ в. Упомянутый же в письме священно-
* Доработанный вариант доклада, сделанного на конференции «Миссия Церкви. Взгляд через века» (Украина, г. Бердянск, 30 августа 2011 г.).
1 Цит. по: «Уставшие» и «неуставшие» // Церковная жизнь. 1933. № 6. С. 107.
мученика протоиерей Николай Платонов в 1922 г. избежал участи митрополита Вениамина и его единомышленников ценой перехода в так называемую Живую Церковь и принятия на себя обязанностей осведомителя ГПУ. Эти обязанности он исполнял столь усердно, что дослужился в 1930-е гг. до обновленческого «митрополита Ленинградского». Однако в период «Большого террора», в 1938 г., это не спасло его от ареста. Тогда он, сохраняя собственную «живую силу», объявил, что более не имеет к Церкви никакого отношения, и устроился на работу хранителем ленинградского музея атеизма2.
Наиболее видным из архиереев, поспешившим, как и Платонов, после ареста Патриарха Тихона признать самозванное обновленческое «Высшее церковное управление» (ВЦУ), был митрополит Владимирский Сергий (Страгородский), объявивший его в июне 1922 г. «единственной канонически законной верховной церковной властью»3. К этому заявлению митрополита Сергия присоединились архиепископы Нижегородский Евдоким (Мещерский) и Костромской Серафим (Мещеряков). Священник, ездивший в Нижний Новгород сразу же после их заявления, рассказывал: «Был у Пр[еосвященного] Сергия. С[ергий] подписал из желания сохр[анить] места для работы, обольстившись обещанием ввести их — Сергия, Евдокима, архиеп[ископа] Серафима — в ВЦУ. <...> Подписывали в местн[ой] ЧК»4. Положение дел летом 1922 г. было таким, что расстрел Патриарха казался неизбежным. Владимирский же митрополит не мыслил Церковь без органов управления, пусть и дефективных, но функционирующих (тем более с его собственным участием). Расчеты митрополита Сергия тогда оказались несостоятельными. В состав ВЦУ его не ввели, «законной верховной церковной властью» это детище ГПУ не стало, а Патриарх Тихон после годичного заключения был освобожден и вернулся к управлению Церковью. Тогда и митрополит Сергий, покаявшись, возвратился в Патриаршую Церковь.
В конце 1925 г. митрополит Сергий в должности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя временно встал во главе Русской Православной Церкви. При этом от своего убеждения, что главное для Церкви — это устройство церковного управления, он не отказывался. В мае 1926 г. он писал второму кандидату в Местоблюстители митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому): «Мы оба одинаково заинтересованы в том, чтобы осталось незыблемым каноническое основание власти нашего первого епископа, потому что на законности этой власти зиждется и всё наше церковное благосостояние»5. На последние слова стоит обратить особое внимание. Конечно, нельзя сводить всю экклезио-логию митрополита Сергия к идее, что всё церковное благосостояние зиждется на законной епископской власти, в первую очередь высшей, но тенденция к
2 См.: Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М., 1996. С. 630-631.
3 См.: Живая Церковь. 1922. № 4/5. С. 1.
4 Цит. по: Журавский А. В. Во имя правды и достоинства Церкви: Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений ХХ века. М., 2004. С. 512.
5 Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917-1943 / Сост. М. Е. Губонин. М., 1994. С. 465.
этому в его суждениях и действиях явно прослеживается. Весной 1927 г., после трех с половиной месяцев заключения, движимый заботой о внешнем положении Церкви, митрополит Сергий пришел к кажущемуся соглашению с ОГПУ об условиях легализации церковного аппарата. В результате при Заместителе Местоблюстителя был организован так называемый Временный Патриарший Священный Синод, который в мае 1927 г. предписал всем епархиальным архиереям подать «заявление местной власти о регистрации их, Преосвященных, с состоящими при них епархиальными советами <...>, а равно и о регистрации Преосвященных викариев»6.
Задуманная митрополитом Сергием кампания легализации всей системы церковно-административного аппарата от высшего управления до благочин-нических советов, однако, на деле не продвинулась далее справки от НКВД о его Синоде, что «препятствий к деятельности органа, впредь до утверждения его не встречается»7. Тем не менее по поводу этой справки Заместитель совместно со своим Синодом обратился с посланием, более известным как «Июльская декларация 1927 г.», в котором радостно сообщал: «Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление; а мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т. д. Едва ли нужно объяснять значение и все последствия перемены, совершающейся таким образом в положении нашей Православной Церкви, Ее духовенства, всех церковных деятелей и учреждений... Вознесем же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако благоволившему о святой нашей Церкви. Выразим всенародно нашу благодарность и Советскому Правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения, а вместе с тем заверим Правительство, что мы не употребим во зло оказанного нам доверия»8. Результаты проявления «внимания» советской власти к Церкви были тогда у всех перед глазами: тысячи замученных священнослужителей, десятки тысяч сосланных, в том числе и глава Русской Православной Церкви Патриарший Местоблюститель митрополит Крутицкий Петр (Полянский), разоренные храмы и монастыри, оскверненные святыни. Разумеется, не за это всё митрополит Сергий призывал «выразить всенародно благодарность советскому правительству», а именно за объявляемую легализацию Синода (которой в действительности не было). В этой легализации он видел великое благоволение Божие к святой Церкви. Позднее, в марте 1928 г., Заместитель Местоблюстителя должен был разъяснить по поводу своей декларации: «В нашем послании речь идет не о Церкви, как теле Христовом, как Царстве Божием, как Невесте Христовой, как таинственно-благодатном учреждении, а только о церковном обществе, об организации людей, исповедующих православную веру. Не Церковь Христова, не Царство Божие вступает в известные отношения с советской властью, а мы, граждане Советского государства, добиваемся известных гражданских прав для
6 Акты... С. 499-500.
7 См.: Мазырин А., свящ. Легализация Московской Патриархии в 1927 году: скрытые цели власти // Отечественная история. 2008. № 4. С. 114-124.
8 Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1927. 19 авг.
нашего религиозного общества»9. Таким образом, митрополит Сергий предлагал рассматривать совершенно отдельно Церковь как таинственно-благодатное учреждение и Церковь как организацию людей, исповедующих православную веру, как религиозное общество. В отношении последнего сохранение управленческого аппарата виделось в качестве важнейшей задачи.
Каким образом предлагалось обеспечить выживание церковного аппарата? «Нам нужно не на словах, — говорилось в июльской декларации, — а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской Власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом»10. Иными словами, власти обещалась полная лояльность при условии сохранения православной веры «со всеми догматами и преданиями». Нужно, однако, иметь в виду, что догматы и предания Церкви советскую власть совершенно не волновали, ей было безразлично, сколько, к примеру, Церковь исповедует природ и ипостасей во Христе или сколько поет стихир и тропарей за богослужением (если только в них вдруг не звучала царская тематика11). Власти требовалось полное политическое подчинение духовенства, расплывчатое понятие «лояльность» должно было наполниться совершенно конкретным содержанием, а именно известного рода отношениями с ОГПУ (НКВД). Можно было, конечно, попытаться имитировать сотрудничество с органами. Митрополит Сергий и его окружение, насколько позволяют судить документы, пошли по этому пути. Власть, однако, преследовала собственные цели и достигала их последовательно и жестоко.
Члену Синода при митрополите Сергии, управляющему Московской епархией архиепископу Филиппу (Гумилевскому) в 1928 г., приписывались слова: «Мы будем делать всевозможные уступки, но когда дело коснется веры, тогда ничего не уступим»12. «Всевозможной уступкой» архиепископа Филиппа стало то, что он принял на себя обязанности специального осведомителя ОГПУ. В 1930 г., однако, он в частном порядке опроверг содержание опубликованных в «Известиях» «Интервью» митрополита Сергия и членов Синода, в которых отрицался факт гонения на Церковь в СССР и осуждались те, кто об этих гонениях говорил. За это в феврале 1931 г. архиепископ Филипп был арестован. Обвинительное заключение по его делу гласило: «Гумилевский, будучи нашим спец. осве-домом, двурушничал»13. Архиепископ Филипп, разумеется, был тогда далеко не единственным секретным сотрудником ОГПУ из числа архиереев Московской
9 Акты...С. 592.
10 Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1927. 19 авг.
11 Так, например, в июне 1927 г. епископ Романовский Вениамин (Воскресенский) был арестован после того, как, согласно обвинительному заключению по его делу, «архиерейский дьякон на возгласах поминал царя, а именно "господи силою твоею да возвеселится царь и о спасении твоем возрадуется зело"» (Архив УФСБ РФ по Ярославской обл. Д. С-7211. Л. 111). В действительности, указанное диаконское возглашение является словами прокимна, взятыми из двадцатого псалма, но представители власти не стали в это вникать.
12 ГА РФ. Ф. 5919. Оп. 1. Д. 1. Л. 272.
13 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-38766. Л. 37.
Патриархии. С 1927 г. тесный контакт с органами госбезопасности становился все более обязательным для лиц, занимавших ответственные церковные посты. В 1937 г. архиепископ Питирим (Крылов) — в прошлом управляющий делами Синода при митрополите Сергии — дал такие показания: «Митрополит Сергий Страгородский сам давал установки архиереям не только не отказываться от секретного сотрудничества с НКВД, но даже искать этого сотрудничества». Далее тот же архиепископ Питирим раскрывал, зачем митрополит Сергий так поступал: «Это делалось в интересах церкви, т. к. митрополит Страгородский понимал, что архиерей, заручившийся доверием местного органа НКВД, будет поставлен в более благоприятные условия по управлению подведомственной ему епархией, у него не будет особых неприятностей с регистрацией и вообще создастся какая-то гарантия от возможности ареста». Протокол допроса передает изумление следователя от такого откровения: органы госбезопасности совсем не для того вербовали себе секретных агентов, чтобы те работали в интересах Церкви. «Но ведь секретная связь с НКВД предполагала борьбу с контрреволюционным элементом в церковной среде, — резонно заметил допрашивающий. — Какие установки давал митрополит Страгородский в этом отношении?» На это архиепископ Питирим ответил: «Установок в борьбе с контрреволюцией в церковной среде митрополит Сергий Страгородский не давал и давать не мог, так как и сам он настроен антисоветски. Само собой разумеется, что архиереи понимали установки Страгородского как маневр, направленный к сохранению церкви в тяжелых для нее условиях»14. Другой бывший управляющий делами Синода, протоиерей Александр Лебедев, осужденный по тому же делу, что и архиепископ Питирим, показал: «О своем сотрудничестве с органами Главного Управления Государственной Безопасности в разное время Страгородскому рассказали епископы и митрополиты: <...>»15. Далее следовал список из 12 имен, в частности упоминались Алексий (Симанский), Константин (Дьяков), Николай (Ярушевич).
На одном из собраний в тесном кругу, согласно показаниям протоиерея Александра Лебедева, митрополит Сергий «заявил, что его отношение к сов. власти основано на маневрировании — с целью сохранить церковь в тяжелых для нее современных условиях»16. «Необходимо перейти через эту грязную лужу, и хотя сам он замарается, но все же сможет сохранить хоть что-то от полного и беспощадного разгрома», — говорил, по воспоминаниям архиепископа Леонтия (Филипповича), митрополит Сергий епископу Димитрию (Любимову)17. «Вы спасаете Церковь?» — спросили митрополита Сергия представители петроградской оппозиции в декабре 1927 г. «Да, я спасаю Церковь!» — ответил он. «Церковь не нуждается в спасении, — заметили ему, — а Вы сами через Нее спасаетесь». «Ну, да, конечно, — был ответ, — с религиозной точки зрения бессмысленно сказать: "Я спасаю Церковь", но я говорю о внешнем положении Церкви»18.
14 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49429. Л. 151-152.
15 Там же. Л. 77.
16 Там же. Л. 38-39.
17 ПсаревА. В. Архиепископ Леонтий Чилийский (1904-1971 гг.): Материалы к жизнеописанию архипастыря гонимой Церкви Российской // Православная жизнь. 1996. № 3 (555). С. 15.
18 Акты. С. 538.
Таким образом, по митрополиту Сергию, в условиях гонений главная задача Церкви, понимаемой в качестве «организации людей, исповедующих православную веру», — это самосохранение. Путь к самосохранению предлагался политический. Братья-архиепископы Пахомий и Аверкий (Кедровы) писали в 1929 г. по этому поводу: «Несомненно <...> митрополит Сергий не ставил себе злостных целей в отношении Св. Церкви. Конечно, он надеялся достигнуть мира церковной жизни, освобождения заключенных церковных деятелей и спокойного существования не заключенных. Словом, доверчивый человек уповал устроить (когда он выполнит предъявленные ему требования и будут исполнены данные ему обещания) внешнее благополучие Церкви, ожидая от того и внутреннего благоустроения религиозной жизни». Приоритет внешнего над внутренним, отмеченный здесь, для явления, получившего наименование «сергианство», весьма характерен. «Но слабовольный, хотя и не злонамеренный наш Предстоятель, — продолжали архиепископы Пахомий и Аверкий, — подвергаясь настойчивому внешнему воздействию, не удержался в церковных границах <...>, переоценив значение для религиозной жизни внешних условий, и средством для своей правильной цели избрал не исповедание церковной истины, а личную хитрость, неискренность, политиканство. Поднявши такое неподходящее в церковной деятельности оружие, митрополит Сергий сам от него пострадал, ибо сыны века сего всегда бывают искуснее сынов света в пользовании этим оружием»19.
Действительно, «сохранить от полного и беспощадного разгрома» митрополиту Сергию удалось чрезвычайно мало. «Сыны века сего» действовали хитрее и злее, так что даже своих ближайших сотрудников митрополит Сергий в итоге не сумел спасти. Попытка использовать органы госбезопасности в интересах Церкви оказалась несостоятельной. Показательна в этом плане судьба главного сподвижника митрополита Сергия на Украине. Согласно протоиерею Александру Лебедеву, «митрополит украинский Константин Дьяков на нелегальном совещании у Страгородского, состоявшемся в январе месяце 1937 г., заявил, что он примет меры к использованию Управления Государственной Безопасности НКВД Украины для того, чтобы, как он выразился, "провернуть вопрос о выборе Страгородского патриархом"»20. Однако вскоре УГБ НКВД Украины стало «проворачивать» с митрополитом Константином совсем другие вопросы: в ноябре 1937 г. он был забит там насмерть во время допроса21. Девять иерархов, членов Синода, подписали июльскую декларацию 1927 г. Из них во время «Большого террора» 1937-1938 гг. уцелели только два будущих Патриарха — Сергий и Алексий. Кто-то из окружения митрополита Сергия, как архиепископ Филипп (Гумилевский), подвергся арестам еще до «Большого террора». В общей же сложности уберечь от физического уничтожения удалось лишь несколько процентов православных священнослужителей, а от закрытия — несколько процентов существовавших храмов. Церковное управление было парализовано, и управлять было практиче-
19 Послание братьев-архиепископов Пахомия и Аверкия (Кедровых) об отношении к политике митрополита Сергия (Страгородского) / Публ. и вступ. ст. иер. А. Мазырина // Вестник ПСТГУ. II. 2007. Вып. 4 (25). С. 157.
20 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49429. Л. 79-80.
21 См.: Доненко Н., прот. Наследники Царства. Ч. 2. Симферополь, 2004. С. 308-324.
ски некем. В призрачном виде, однако, Московская Патриархия тогда уцелела. Некоторые считают, что в этом была победа митрополита Сергия.
Путь политического приспособления, по которому попытался повести Церковь Заместитель Местоблюстителя в 1927 г., многим сразу же показался неприемлемым, как повторение обновленческого пути. В декабре 1927 г. с резкими заявлениями против втягивания Церкви в пробольшевистскую политику выступил епископ Виктор (Островидов). «Пусть узнают все, — писал он, — что последняя декларация-воззвание от 16/29 июля с. г. митрополита Сергия есть явная измена истине <...>. "Кого предали подписавшие «воззвание» и от кого они отреклись..." <...> Они отреклись от Святейшей Церкви Православной, которая всегда во всем чиста и свята <...>. Ей они вынесли открытое пред всем миром осуждение, ими оная связана и предана на посмеяние "внешним", как злодейка, как преступница, как изменница своему Святейшему Жениху Христу <...>. Церковь Христова по самому существу своему никогда не может быть какою-либо политической организацией, а иначе она перестает быть Церковью Христовой, Церковью Божией, Церковью вечного спасения. И если ныне через это "воззвание" Церковь объединяется с гражданской властью (имеется в виду в политическом отношении. — свящ. А. М.), то это не простой внешний маневр, но вместе с тяжелым поруганием, уничтожением Церкви Православной здесь совершен и величайший грех отречения от Истины Церкви, какового греха не могут оправдать никакие достижения земных благ для Церкви»22. Епископ Виктор готов был даже усмотреть проявление догматического неправомыслия в действиях митрополита Сергия: «"Воззвание" есть удаление от истины Спасения. Оно смотрит на спасение как на естественное нравственное совершенствование человека (языческое философское учение о спасении), а для осуществления его, безусловно, необходима внешняя организация. По моему мнению, это заблуждение, которое я обличал в лице митрополита Сергия и известного Антония Храповицкого еще в 1911 году, предупреждая, что они этим своим заблуждением потрясут Церковь Православную. <...> Мы веруем, что спасение во Христе Иисусе Благодатию Божией; эта Благодать Божия присуща только Православной Церкви и преподается нам через Св. Таинства, и что сама Церковь есть Дом вечного благодатного спасения от сей жизни-погибели, а не внешняя какая-либо организация политическая»23. Примечательно, что митрополит Антоний, председатель Зарубежного Архиерейского Синода, епископом Виктором рассматривался как «еретик» одного толка с его политическим антиподом митрополитом Сергием, поскольку он тоже по-своему был сосредоточен преимущественно на организационной стороне церковной жизни. Можно заметить, что затронутый епископом Виктором вопрос о соотнесении учения Высокопреосвященных Сергия и Антония о спасении с их церковно-административной деятельностью
22 Цит. по: Польский М., протопресв. Новые мученики Российские: В 2 кн. Джорданвилль, 1957. Кн. 2. С. 75-76.
23 Ответы епископа Виктора (Островидова) на пятнадцать вопросов ОГПУ / Публ. и вступ. ст. иер. А. Мазырина // Вестник ПСТГУ. II: История. История Русской Православной Церкви. 2006. Вып. 3 (20). С. 142-143.
заслуживает, конечно, отдельного обстоятельного рассмотрения, но едва ли ответ на него столь прост.
Другие оппоненты Заместителя, как правило, не пытались обвинять его в каком-то еретичестве, но также отмечали недооценку им значения благодатной помощи Божией в жизни Церкви и ее служителей. Архиепископ Серафим (Са-мойлович) писал митрополиту Сергию в феврале 1928 г.: «Раньше мы страдали и терпели молча, зная, что мы страдаем за Истину и что с нами несокрушимая никакими страданиями сила Божия, которая нас укрепляла и воодушевляла надеждою, что в срок, ведомый Единому Богу, Истина Православия победит, ибо ей неложно обещана и, когда нужно, будет подана всесильная помощь Божия. Своей декларацией и основанной на ней церковной политикой Вы силитесь ввести нас в такую область, в которой мы уже лишаемся этой надежды, ибо отводите нас от служения Истине, а лжи Бог не помогает»24. «Но понадеялся митрополит Сергий, — писали в своем послании архиепископы Пахомий и Аверкий (Кедровы), — на свою мудрость, на мирские средства вместо того, чтобы всецело уповать на милость и помощь Божию, на силу Истины Христовой, вооружившись подвигами чистоты и исповедничества и постоянной готовности терпеть скорби и гонения, каковыми подвигами верующих Церковь Божия украшается и вечно обновляется, а не радостями жизни, как проповедуют обновленцы»25.
Смысл всех этих суждений: Церковь спасает Сам Христос, стояние в спасительной Христовой Истине — вернейший путь к сохранению Церкви, какие бы испытания ей ни посылались. Епископ Виктор, архиепископы Серафим, Пахомий, Аверкий и многие другие исповедники стояли на той же позиции, что и священномученик Вениамин Петроградский в 1922 г. Отступление же от Христовой Истины, какими бы благими целями оно ни прикрывалось, разрушительно для Церкви, в том числе и в организационном плане. «Церковная дисциплина, — писал в 1929 г. первый, согласно завещанию Патриарха Тихона, кандидат в Местоблюстители Патриаршего Престола священномученик митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), — способна сохранять свою действенность лишь до тех пор, пока является действительным отражением иерархической совести Соборной Церкви; заменить же собою эту совесть дисциплина никогда не может. Лишь только она предъявит свои требования не в силу указания этой совести, а по побуждениям, чуждым Церкви, неискренним, как индивидуальная иерархическая совесть непременно станет на стороне соборно-иерархического принципа бытия Церкви, который вовсе не одно и то же с внешним единением во что бы то ни стало. Тогда расшатанность церковной дисциплины становится неизбежной, как следствие греха. Выход же из греха может быть только один — покаяние и достойные его плоды»26. Таким образом, по митрополиту Кириллу, внешнее (дисциплина) должно основываться на внутреннем (совести). Митрополит Сергий же и его единомышленники расставляли приоритеты в обратном порядке. «Боязнь потерять Христа, — говорилось в послании Синода
24 Цит. по: Положение Православной Церкви в советской России (По официальным документам, актам и письмам) // Церковные ведомости. 1928. № 5-6. С. 6.
25 Послание братьев-архиепископов Пахомия и Аверкия (Кедровых). С. 158.
26 Акты. С. 636.
митрополита Сергия от 31 декабря 1927 г., — побуждает христианина не бежать куда-то в сторону от законного священноначалия, а наоборот, крепче за него держаться и от него неустанно искать разъяснений по всем недоумениям, смущающим совесть»27. То есть смущенная совесть должна находить успокоение в укреплении дисциплины. Член Синода при митрополите Сергии архиепископ Вятский Павел (Борисовский) в послании к своей епархии в декабре 1927 г. писал: «<...> убедительно призываю всех вас и каждого в отдельности верного сына Православной церкви содействовать в меру свою скорейшему восстановлению во вверенной мне епархии внутренней служебной дисциплины и церковной организации, на основе канонов Церкви. Эта дисциплина, эта организация, ведь есть необходимейший остов, костный стан мистического тела Церкви»28. В этих словах видно явное превалирование организационного аспекта жизни Церкви над духовно-мистическим.
Один близкий в 1920-е гг. митрополиту Кириллу священник объяснял его и свое несогласие с митрополитом Сергием следующим образом: «Мы во главу угла ставим внутреннюю суть, организацию беззаконного "синода" и подмену тем евангельской идеи душепастырствования (гл. 10, Ин.) идеей чиновничества церковного, идеей Церкви "в мундире и при регалиях". "Теперь мы можем писать резолюции за столом и в кабинете", — сказал один из иерархов Сергиева "синода", когда появился этот "синод". Да, если идея спасения души в резолюциях, то они правы, но я с этим в корне не согласен и вижу в этом грань к ереси и, пожалуй, ересь "гасителей духа церковного", противников апостола Павла, сказавшего: "духа не угашайте", противников идеи евангельской, сказанной апостолу Петру "паси агнцы Моя", а не "пиши агнцам резолюции". Когда появился ВЦУ, м[итрополит] Кирилл высказался: "Туда пойдут те, кому дороги номера входящие и исходящие, а нам они не нужны, будем учиться не бумагопи-санию, а посту, молитве, богомыслию и окормлению душ ко Христу". Вот эта-то разница миросозерцания м[итрополита] Кирилла и Сергиева иерарха и является той основной причиной — пропастью, которая нас разделяет, и лишь перемена м[итрополитом] Сергием направления в сторону отмены бумажного "синода" может привести его к идее душепастырства, а затем и к примирению с нами»29.
Действительно, смысл архиерейского служения митрополиты Кирилл и Сергий понимали по-разному. Для последнего «номера входящие и исходящие» являлись неотъемлемой частью церковной жизни, и он был в числе первых, как уже отмечалось, кто признал обновленческое ВЦУ в 1922 г. Для священномуче-ника Кирилла же архиерей — это не высокопоставленный церковный чиновник, а архипастырь. Когда в 1930 г. Заместитель уволил Казанского святителя с его кафедры, он ответил: «Я в деле нравственно-архипастырского служения святой Церкви, определяемого в своем внутреннем содержании не писанием резолюций и указов, а христианским душепастырствованием (1 Пет 5. 2-3), остаюсь по-прежнему митрополитом Казанским и Свияжским для всех православных
27 Акты. С. 551.
28 Вслед за июльской Декларацией / Публ., вступ. и примеч. А. В. Мазырина и О. В. Ко-сик // Богословский сборник. 2002. Вып. 9. С. 320.
29 ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 6. Л. 255.
чад Церкви, не могущих разделять Ваши воззрения на церковные полномочия Ваши и на пути осуществления Церковью своего призвания в здешнем мире, ибо воззрения эти нарушают Правду Церкви и искажают ее православное лицо»30. Строки из Послания Апостола Петра, упоминаемые священномучеником Кириллом, содержали призыв: «Пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принужденно, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду». Быть во всем верным Христу и подавать в этом пример другим — призвание архиерея в понимании митрополита Кирилла и единомысленных с ним архипастырей-исповедников, низведение же Церкви до уровня общественно-политической организации есть измена Правде и искажение ее православного лица.
Все увещания по адресу митрополита Сергия не возымели действия, он продолжал вести свою линию. «Что же можем сделать мы при настоящих условиях? — писал близкий митрополиту Кириллу епископ Дамаскин (Це-дрик) архиепископу Серафиму (Самойловичу) в 1934 г. — Добиваться удаления м[итрополита] С[ерги]я? — Поздно, да и бесполезно. Уйдет м[итрополит] С[ерги]й — остается сергианство, т. е. то сознательное попрание идеала Св[ятой] Ц[ерк]ви ради сохранения внешнего декорума и личного благополучия, которое необходимо является в результате т[а]к наз[ываемой] легализации. <...> Нечего нам мечтать и стремиться к кафедрам, — каждый из нас уже сделал свое. Мы теперь "Самим Богом потушенные свечи" <...> Внешнее наше противостояние царству зла может выразиться разве в том, что мы имеющимися еще в нашем распоряжении средствами будем утверждать, подкреплять вместе с нами предстоящих суду меньших братьев наших единых с нами по духу, уясняя им путь наш, как правильный и со стороны канонической, как благословенный предстоятелем Росс[ийской] Правосл[авной] Ц[еркв]и, который из своего заточения поручил передать одному из собратий наших: "Скажите Вл[ады]ке Х, что если он с м[итрополи]том С[ерги]ем, то у меня нет с ним ничего общего"». Чуть ниже епископ Дамаскин, упреждая возможное недоумение по поводу «потушенных свечей», пояснил: «Потушены свечи только в отношении "начальствования", а не благодатного горения, которое необходимо продолжается по мере свободы от личных грехов наших. Ни распоряжаться, ни приказывать теперь кому-либо мы не можем и не должны. Мы можем лишь быть "правилом веры и образом кротости" яко да стяжем "смирением высокая, нищетою богатая"»31.
Исповедников, не принимавших политики митрополита Сергия, весьма укреплял тот факт, что действительный Предстоятель Русской Церкви Патриарший Местоблюститель митрополит Петр, в отличие от своего заместителя, не пошел на поводу у врагов Церкви. Из своего заключения он призывал митрополита Сергия «исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшую в ней раздоры и разделения и омрачившую репутацию ее предстоятелей»32. Власть предлагала митрополиту Петру вернуться
30 Цит. по: Журавский А. В. Во имя правды и достоинства Церкви. С. 326.
31 Косик О. В. Истинный воин Христов: Книга о священномученике епископе Дамаскине (Цедрике). М., 2009. С. 317-319.
32 Акты. С. 681.
к управлению Церковью примерно на тех же условиях, которые были приняты митрополитом Сергием, получить свободу в обмен на секретное сотрудничество с органами госбезопасности. С таким предложением к Местоблюстителю обратился Е. А. Тучков, бывший в 1920-е гг. начальником «церковного» отделения Секретного отдела ОГПУ. Митрополит Петр от предложения Тучкова отказался, предпочтя новые тюремные муки. В письме председателю ОГПУ В. Р. Менжинскому он так объяснил свой отказ: «Расстроенное здоровье и преклонный возраст не позволили бы мне со всею серьезностью и чуткостью отнестись к роли осведомителя, взяться за которую предлагал тов. Е. А. Тучков. Нечего и говорить, что подобного рода занятия несовместимы с моим званием и к тому же несходны моей натуре»33. Как видно, «натуры» у иерархов Русской Церкви были разные, равно как и представления о том, что совместимо со званием православного архиерея, а что — нет. Лишенный всякой связи с внешним миром, годами содержавшийся в подвальной одиночной камере, Патриарший Местоблюститель оставался символом внутренней непорабощенности Русской Церкви безбожной власти, вдохновляя на подвиг и других исповедников веры. В своих записях, которые затем попали в руки его мучителей, священномученик Петр писал: «Держусь непоколебимого христианского настроения и идеалов и потому не могу в свое служение Церкви вложить какое-либо раздвоение или пожертвовать им в пользу личного благополучия. Я считал бы себя бесчестным не только перед верующими, но и перед самим собою, если бы личные интересы предпочел своему долгу и любви к Церкви. — Веруй и умей нести свой крест. Отдаюсь на волю провидения, памятуя, что всякое незаслуженное страдание является залогом спасения. <...> Единственное, что для меня, вероятно, осталось — это страдать до конца с полной верой в то, что жизнь не может быть уничтожена тем превращением, которое мы называем смертью»34.
В 1937 г. священномученик митрополит Петр был расстрелян. Его судьбу разделили и священномученики митрополит Кирилл, архиепископ Серафим, епископ Дамаскин и многие другие святые, до конца пребывшие в Христовой Истине, сохранившие совесть чистой и ни в чем не уронившие достоинства Православной Церкви. Тогда же были расстреляны и многие последователи митрополита Сергия, пошедшие другим путем. Ряд его ближайших сотрудников был приговорен к высшей мере по одинаковому обвинению: «Принадлежал к антисоветской организации и вел контрреволюционную агитацию. Кроме того, будучи секретным сотрудником НКВД, расшифровался и двурушничал»35. Последнее означало: пытался использовать сотрудничество с НКВД в интересах Церкви, был не до конца верен органам госбезопасности. Власть такого не прощала.
Таким образом, несмотря на то, что конец земной жизни у большинства оппонентов и сторонников митрополита Сергия и даже обновленцев в годы «Большого террора» был одинаковым (расстрел), можно говорить о полюсах во взглядах на призвание служителей Церкви в эпоху гонений (были, конечно, и те, кто стоял на серединных позициях). Одни, как и Платонов в 1922 г., считали, что
33 Акты. С. 883.
34 Архив УФСБ РФ по Тюменской обл. Д. 1740. Л. 69 а.
35 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-49429. Л. 1, 141, 161.
главная задача — это «хранить живые силы», спасать видимые церковные структуры от полного разгрома. Основным средством в борьбе за внешнее положение Церкви виделось политическое приспособление к большевистской власти, в том числе и имитация сотрудничества с органами госбезопасности. Было бы неверно записывать всех, кто шел на такое сотрудничество, в предатели Церкви (впрочем, откровенные предатели и отступники тоже встречались). Находились те, кто таким соблазнительным способом пытался отстаивать церковные интересы, сохраняя, как выразился архиепископ Павел (Борисовский), «костный стан мистического тела Церкви». Другие же, кому претил образ действий митрополита Сергия, уповали на то, что о теле церковном в нужный момент позаботится Сам Христос. Путь неискренности, лжи и политиканства рассматривался ими как абсолютно не приемлемый, не оправдываемый никаким «внешним декорумом». Церковь для них — столп и утверждение Истины (1 Тим 3. 15). Если Церковь как тело Христово и как таинственно-благодатное учреждение — это одно, а Церковь как церковное общество и как «организация людей, исповедующих православную веру», — совсем другое, то можно ли такую организацию вообще именовать Церковью?
Следует заметить, что в конце своей жизни, пережив «Большой террор» и убедившись в своем бессилии человеческими средствами спасти Церковь, митрополит Сергий, ставший уже Патриархом, в форме полемики с католическим учением изложил во многом такой же взгляд на значение внешнего строя для Церкви, что и его прежние оппоненты: «Много значит для Церкви и ее внешний канонический строй, усердие и мудрость ее земных правителей. Недаром же "Дух Святый поставил их пасти Церковь" (Деян 20. 28). Однако все это лишь до тех пор, пока с ними Сказавший: "Аз есмь с вами". С удалением Его остается лишь форма Церкви, пустая, безблагодатная и неспасительная, чему церковная история представляет немало примеров. <...> Церковная история делает нам и суровое предостережение против особых надежд на внешнюю систему. Достаточно вспомнить имена Нестория, Диоскора и им подобных, возглавлявших па-триархаты, или римских пап последующего времени. Целые народы, когда-то блиставшие православием, славные мученичеством и подвижничеством, а теперь отпавшие от Церкви, остаются печальными памятниками человеческого несовершенства системы при всей ее мудрости. Как учреждение Божественное и с задачами вышемирными, Церковь не может существовать лишь человеческими средствами и человеческой мудростью. Поэтому Божественный Глава не оставляет жизнь Церкви без Своего непосредственного вмешательства»36.
Не полагавшиеся сверх меры на внешний строй и человеческую мудрость новомученики и исповедники Российские, уповавшие лишь на Сказавшего: «Аз есмь с вами», отстояли в итоге Русскую Церковь. К концу 1930-х гг., несмотря на всё «маневрирование» митрополита Сергия, Православная Церковь в СССР была почти полностью физически уничтожена, и немного оставалось времени до полной ликвидации ее организационной составляющей. В этот момент в ответ на подвиг мучеников за веру Господь Сам промыслительно вмешался в ход
36 Сергий, Патриарх. Есть ли у Христа наместник в Церкви? // Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Изд. МП, 1947. С. 66-67, 69-70.
истории и направил ее так, что начавшаяся великая война заставила богоборческую власть отказаться от планов по уничтожению Церкви. Тогда оказались востребованными и остатки церковной структуры, возглавляемой Московской Патриархией, и те, кто в наибольшей мере смог приспособиться к враждебной Церкви власти. Но не они спасли Церковь.
«Не человецы спасают Церковь, и ничтоже пользует согласие со враги Ея, но Церковь спасает человеки силою Христовою, якоже подвиг ваш показа. О непоколе-бимии новомученицы Российстии, воистину есте слава Церкве, о Ней же прилежно молитеся, да непоколеблему утвердит Ю Христос»1.
Ключевые слова: гонения на Церковь, новомученики и исповедники Российские, экклезиология.
The Question About the Vocation of Clergymen in the Epoch of Persecution: the Two viewpoints of contemporaries
Priest Alexander Mazirin
The author examines the viewpoints of some famous members of the Russian Orthodox Church on the problem of the vocation of the clergymen in the epoch of persecution in 1920-1930s. He distinguishes two kinds of the viewpoints manifesting through practice of contemporaries.
Keywords: persecution against the Church, the new martyrizes and confessors of Russia, ecclesiology.
37 Служба святым новомученикам и исповедникам Российским. Джорданвилль, [б. г.]. Стихира на «Господи воззвах».
