CC BY
262© С.Б. Калашников, 2008
СООБЩЕНИЯ
«...ВО ВТОРНИК ЗВАН Я НА ФОРЕЛИ»:
О ВРЕМЕНИ ДЕЙСТВИЯ КОМЕДИИ А.С. ГРИБОЕДОВА
«ГОРЕ ОТ УМА»
С.Б. Калашников
В статье «Сюжет “Горя от ума”» Ю. Тынянов первым из исследователей грибоедов-ского произведения говорит о бесперспективности изучения комедии с точки зрения конкретно-исторических реалий начала XIX века, аргументированно ссылаясь на неудачный исследовательский опыт И.Д. Гарусова: «Надеясь в изучении живых исторических остатков прошлого получить верное разрешение вопроса, сделать пьесу понятною для зрителя, Га-русов много лет изучал прототипы действующих лиц. <...> Обрекая пьесу на временное, быстро забывающееся понимание, Гарусов опирался на живую речь и характеры прототипов. У этого историка пьесы, требовавшего непосредственного воспроизведения грибо-едовской правды изображения, не было будущего, перспективы»1. Эти замечания вполне оправданны и, на первый взгляд, верны, особенно в свете признания, сделанного самим А.С. Грибоедовым в письме к Катенину от января 1825 году в ответ на замечания о «пор-третности характеров»: «Портреты и только портреты входят в состав комедии и трагедии, в них однако есть черты, свойственные многим другим лицам, а иные всему роду человеческому настолько, насколько каждый человек похож на своих двуногих собратий. Карикатур ненавижу, в моей картине ни одной не найдешь»2. Изображение буквального сходства с реальными людьми, таким образом, в авторские намерения не входило. Ровно на-
оборот: писатель сам предлагает ту степень обобщенности, которая исключает возможность сугубо прототипического истолкования сюжета. Последующие интерпретаторы текста успешно избегают конкретно-биографических истолкований, сосредоточив исследовательское внимание именно на собирательности характеров и подвергая тщательному пересмотру любые сближения с действительными историческими лицами. Так, например, Н.К. Пиксанов убедительно опровергает возможность прямых биографических сближений Чацкого и Чаадаева, поспешно допущенных сначала современниками писателя, а затем и пристрастными исследователями комедии 3. Яркая типичность Скалозуба также поощряла современников к бесчисленным предположениям об его оригинале. В то же время не менее выразительная характерность Молча-лина не нашла сколько-нибудь убедительных прототипических сближений 4.
В этом отношении Ю. Тынянов, действительно, прав, утверждая, что быстрое забвение главного «затемнялось в изучении пьесы ложной точностью, касавшейся действующих лиц, и повело к полному ее непониманию»5. Однако все же следует признать, что точность «Горя от ума» не ограничивается лишь прототипичностью персонажей. Она проявляется не столько в соответствии или несоответствии действующих лиц историческим персонам, сколько в повышенной степени детали-
зации конкретно-бытовых реалий. Совершенно очевидно, что, например, подробное воспроизведение «послужного списка» Скалозуба, осуществленное Грибоедовым с точным указанием дат и номеров частей, в которых персонажу довелось отличиться, играет существенную роль в организации сюжета произведения. Равно как и точное указание чина и места службы Молчалина (Московский архив коллегии иностранных дел, то есть Молчалин -«архивный юноша») не является «мелочностью». Функция такой детализации двояка: с одной стороны, она обусловливает характеры персонажей - социально, психологически, исторически; а с другой - синхронизирует время действия произведения с предельно конкретным моментом эпохи. Эффект, достигнутый Грибоедовым в комедии, в какой-то мере сопоставим с задачами, решенными Пушкиным в «Евгении Онегине»: «создать произведение литературы, которое, преодолев литературность, воспринималось бы как сама вне-литературная реальность, не переставая при этом быть литературой»6.
Однако, несмотря на очевидную значимость конкретно-бытовых деталей в структуре «Горя от ума», сколько-нибудь убедительных исследований в этом аспекте по отношению к комедии в последнее время не предпринималось. Исключением могут считаться, пожалуй, работы Е.Н. Цимбаевой 7, в которых, тем не менее, культурно-исторический комментарий слабо соотнесен с сюжетной организацией произведения и его поэтикой в целом. Отечественная научная традиция в изучении комедии считает давно разрешенным вопрос о точной датировке времени действия, выработав мнение о его преднамеренной неопределенности. Так, например, С.А. Фомичев, подытоживая результат более чем вековых исследований, отмечает: «Драматург не стремился к точному обозначению времени действия - для него было достаточно воссоздать дух эпохи начала 1820-х годов, которая последующими поколениями воспринималась как преддекабристская»8. Возможность более точного определения времени действия подвергается исследователем сомнению и оправдывается эстетической установкой автора на хронологическую приблизительность (хотя, заметим попутно, самим автором она нигде не
декларируется): «В критической литературе
о “Горе от ума” были попытки точно определить время действия комедии. В издании пьесы 1875 года под редакцией И.Д. Гарусова, на основании некоторых списков комедии, помечено: “Действие происходит... спустя десять лет после войны 1812 года, то есть в
1822 году”. С этим определением нельзя согласиться по той причине, что в комедии мы находим отклики на события более поздних лет, 1823 и даже 1824 года»9.
Как ни странно, разрешить это противоречие, как и комплекс некоторых других, уже давно обозначаемых «недостатками сценария», позволяет точно установленная мотивация бала в доме Фамусова. Например, один из авторитетнейших исследователей жизни и творчества Грибоедова, Н.К. Пиксанов, не видит в произведении достаточно убедительного истолкования этой причины: «Софья приглашает Скалозуба на вечер. В первоначальном тексте Музейного автографа приглашение формулировано так:
С. Вы вечером к нам будете? Скал. Как рано?
С. Пораньше: съедутся домашние друзья,
Потанцевать под фортепьяно.
Великий пост, так балу дать нельзя.
Потом “Великий пост” зачеркнуто, и сверху Грибоедов надписал: “Дом невелик ’; потом и эта поправка уничтожена, и снизу вписано: “Мы в трауре”. Трудно объяснить внутренние мотивы этих переделок; можно даже утверждать, что вся фраза о причинах, почему нельзя дать балу, вовсе излишняя, прямо вредна для понимания и сценического воплощения третьего акта»10. Однако учитывая столь тщательную работу Грибоедова над произведением, нельзя согласиться с тем, что мотивация эта произвольна, тем более «вредна».
Действие комедии, неоспоримо, происходит зимой. Многочисленные упоминания героев произведения красноречиво свидетельствуют об этом. В частности, сам Чацкий признается в первом действии, что «знобил» людей и лошадей, что несся по снежной буре (возможно даже, что сам уподобляет себя ей): «Верст больше седьмисот пронесся, - ветер, буря». И далее: «...и день и ночь по снеговой пустыне, / Спешу к вам голову сломя». С этим упоминанием о
«снеговой пустыне» вполне соотносится признание героя из четвертого действия, где ощущения от прожитого дня он сравнивает с путевыми впечатлениями:
В повозке так-то на пути
Необозримою равниной, сидя праздно,
Все что-то видно впереди
Светло, сине, разнообразно;
И едешь час и два, день целый; вот резво
Домчались к отдыху; ночлег: куда ни взглянешь,
Все та же гладь и степь, и пусто и мертво!..11
Очевидно, имеется в виду зимняя мертвенность природы. В сочетании с эпитетами «светло» и «сине» этот ассоциативный ряд упрочивается: вряд ли эти тропы можно использовать для описания иного времени года. Той же семантикой «зимнего пути» обладает и предыдущий стих: «Все что-то видно впереди...». Можно предположить, что видимость ограничена снежной замятью, легкой поземкой. Причем упоминание повозки нисколько не противоречит авторскому указанию на зимнее время года. Повозка, или кибитка, - понятие очень широкое и означает любое полу-крытое, то есть с отверстием спереди, летнее или зимнее транспортное средство 12.
В пятом явлении первого действия Фамусов предлагает Скалозубу:
Сергей Сергеич, к нам сюда-с.
Прошу покорно, здесь теплее;
Прозябли вы, согреем вас;
Отдушничек отвернем поскорее (с. 31).
Отдушничек - «круглое отверстие в стенке печи, через которое идет тепло после топки, а также крышка, закрывающая такое отверстие»13. Как гостеприимный хозяин, Фамусов предлагает Скалозубу обогреться возле печи после поездки по морозу.
В десятом явлении третьего действия Хлестова также говорит о снежной буре на улицах Москвы:
Легко ли в шестьдесят пять лет
Тащиться мне к тебе, племянница? - Мученье!
Час битый ехала с Покровки, силы нет;
Ночь - света преставленье (с. 64).
Этих упоминаний вполне достаточно, чтобы определить не только время года, но и сам год. Столь холодным и вьюжным в
Москве был декабрь 1823 года. Об этом, кстати, в одном из писем говорит и сам Грибоедов: «Холод истерзал все лица, которые нынче мне являлись, боюсь для себя той же участи»14. Если учесть ту точность, с которой автор воспроизводит быт и нравы московской жизни, намеренно изучает осенью -зимой 1823 года бальную и салонную жизнь древней столицы, то это дает основание полагать, что Грибоедов остается принципиально достоверным даже в вопросе погоды: персонажей произведения он наделяет собственными впечатлениями. Действительно, зиму предыдущего, 1822-го, года он проводит в Тифлисе, а последующего, 1824-го - уже в Петербурге. Близкое к нашему указание на время действия произведения дается Е.Н. Цимба-евой: «Более вероятно, что Чацкий в ноябре -декабре 1823 года вспоминает минувшую осень (имеется в виду его разговор с Платоном Михайловичем о совместном пребывании в полку. - С. К.). Таким образом, время действия точно совпадает со временем работы Грибоедова над пьесой, что придает ей характер своеобразного по форме источника»15.
Итак, действие комедии, по нашему предположению, разворачивается именно в декабре 1823 года. Этому в произведении есть еще два убедительных подтверждения. В первом явлении второго действия Фамусов диктует Петрушке список дел на следующую неделю. Обычно он составлялся по воскресным дням. Первой в этом списке следует запись:
К Прасковье Федоровне в дом
Во вторник зван я на форели (с. 23).
До сих пор это место было обойдено вниманием комментаторов, однако его истолкование позволило бы снять с Грибоедова часть обвинений в «недостатках сценария». Фамусов зван на форели к Прасковье Федоровне именно во вторник, хотя традиционно постными днями на неделе, в соответствии с православной традицией, являлись среда и пятница. Только во время Рождественского поста рыбу в пищу употребляли по четным дням: вторникам, четвергам и субботам. В остальные дни недели предписывалось воздержание даже от такой пищи.
Но как, в таком случае, объяснить бал у Фамусова? Чему он может быть приурочен во время пусть и не строгого, но поста? Рождественский пост отличался от Великого меньшей строгостью. Во время него в театрах даже не прекращались представления, не останавливалась и светская салонная жизнь. Тем более, что балом вечер в доме Фамусова в полном смысле слова назвать нельзя: во-первых, из-за небольшого количества гостей -их съезжается всего несколько десятков; во-вторых, и это обстоятельство подмечено некоторыми интерпретаторами произведения, в течение дня не осуществляются масштабные приготовления к предстоящему мероприятию (однако одна из реплик Лизы позволяет утверждать обратное: они все-таки ведутся с самого утра: «А в доме стук, ходьба, метут и убирают»); в-третьих, Софья, приглашая Скалозуба, сама называет предстоящее мероприятие не балом, но вечером, даже поясняя причину невозможности бала как такового: «Мы в трауре, так балу дать нельзя». Наконец, «композиция бала» в доме Фамусова реализована не полностью. По традиции полноценный бал должен был открываться полонезом, а завершаться мазуркой, однако два этих существенных компонента бальной «грамматики» выпадают, превращая действо в доме Фамусова просто в званый торжественный вечер. Это своеобразный полубал, поскольку торжественный прием с большим количеством гостей и полной «бальной композицией» (такой, например, которая реализована в пятой главе «Евгения Онегина») дать нельзя. Тем более, что подобные мероприятия во время поста избегали проводить даже на государственном уровне 16. Остается только установить, чему он был приурочен.
Ближе всех к мотивации вечера подходит Е.Н. Цимбаева: «В действительности же на вечер съехалось множество гостей, и, вероятно, поводом к нему стал день рождения Софьи: она очевидная царица бала, не только его хозяйка; даже Хлестова говорит, что приехала именно к ней. Именин у нее быть не может - они в августе, остается день рожде-ния»17. С этим утверждением можно согласиться, но лишь отчасти. Действительно, центральной фигурой всего вечера является именно Софья. Ее появления с нетерпением ожи-
дают гости, а выход сопровождается всеобщим воодушевлением, отмеченным в ремарке девятого явления третьего действия: «София от себя выходит, все к ней навстречу». Тут же Загорецкий дарит виновнице торжества билет на завтрашний спектакль, приобретенный, по его словам, невероятными усилиями, чем заслуживает двойную благодарность: «Благодарю вас за билет, / А за старанье вдвое». Старуха Хлестова объясняет свой приезд в такую непогоду исключительно желанием и даже родственной необходимостью видеть племянницу: «Легко ли в шестьдесят пять лет/ Тащиться мне к тебе, племянница? -Мученье!». Именно София, как виновница торжества, а не Фамусов, как хозяин дома, приглашает Скалозуба на вечер. О готовящемся «бале» также знает и Чацкий. Прожив достаточно долго в доме Фамусова до своего отъезда, он, вероятно, хорошо осведомлен, что каждый год в это самое время отмечается семейный праздник. В этом причина его спешки из Петербурга в Москву: Чацкий приурочивает свой приезд именно к этому моменту, боясь опоздать хотя бы на день. Даже прервав на столь длительное время связи с домом, где был воспитан, Чацкий знает о неизменности данного обычая и не нуждается в специальном приглашении. Его присутствие на вечере воспринимается вполне естественно как дань почти родственным отношениям. Еще в первом действии речь заходит о вероятном приезде Чацкого (реплики Лизы). Ко всему прочему, в начале произведения он упоминает о возрасте возлюбленной: «Да-с, теперь,/ В семнадцать лет вы расцвели прелестно... (курсив наш. - С. К.)».
По всем приметам, в этот день действительно могли отмечать день рождения Софьи, о котором было известно только ближайшим к семье людям. Но еще одна выразительная деталь все-таки осталась не замеченной Е.Н. Цимбаевой: это могли быть и именины Софьи, которые отмечались по святцам несколько раз в году: 23 июля (Преподобной Софьи), 17 и 18 сентября (Софьи-мученицы), наконец, 16 декабря - Софьи, княгини Московской (даты указаны по старому стилю)18. Возможно также предположить, что день рождения Софьи и именины в произведении у Грибоедова совпадают. Пра-
вославный обычай не устанавливал жестких требований с точностью до дня в сроках крещения детей. Как правило, обряд крещения младенца проводился не позднее сорокового дня с момента рождения, однако мог проводиться и в первые дни после появления ребенка на свет 19, и даже в день самого рождения 20. У Грибоедова зачастую сами герои предлагают своими репликами ключ к расшифровке тех или иных «затемненных мест». Фамусов, внося на память в книгу разные дела, диктует Петрушке:
Пиши: в четверг, одно уж к одному,
А может, в пятницу, а может, и в субботу,
Я должен у вдове, у докторше, крестить, Она не родила, но по расчету По моему: должна родить (с. 24).
Фамусов, таким образом, намеревается принять участие в крещении младенца именно в день его рождения. Зачастую столь спешное крещение ребенка было связано с тем, что смертность новорожденных была довольно высока, особенно в зимнее время, и родители опасались, что младенец может умереть «нехристем», то есть не наследует райского блаженства.
Наконец, только одно событие может омрачить именины и день рождения Софьи, став причиной семейного траура, - смерть матери от родов. Именно память об умершей в молодом возрасте жене не позволяет Фамусову устроить более роскошный вечер. Кстати, упоминание о покойной супруге в этот день и аналогия Софьи с ней в четвертом действии выглядят в устах Фамусова при таком истолковании причины торжества не случайно:
Дочь, Софья Павловна! страмница! Бесстыдница! где! с кем! Ни дать ни взять она Как мать ее, покойница жена.
Бывало, я с дрожайшей половиной
Чуть врознь - уж где-нибудь с мужчиной! (с. 97)
Еще одним подтверждением смерти матери Софьи от родов служит реплика хозяина дома из первого действия:
Уж об твоем ли не радели
Об воспитанье! с колыбели!
Мать умерла: умел я принанять В мадам Розье вторую мать (курсив наш. -С. К.) (с. 9).
С колыбели к Софье приставлена «вторая мать», то есть гувернантка-кормилица, которая обычно находилась при ребенке круглосуточно вплоть до отроческого возраста, то есть до семи лет включительно.
Таким образом, есть все основания полагать, что время действия произведения определяется с точностью не только до года, но месяца и даже дня. Грибоедов, подобно Пушкину, мог бы сказать, что в его комедии «время расчислено по календарю». Особенно выразительным в подтверждение этого наблюдения выглядит тот факт, что 16 декабря 1823 года приходилось именно на воскресенье. Напомним, что Фамусов составляет список дел на следующую неделю, вероятнее всего, в воскресенье. Такая точная датировка события вполне согласуется со стремлением Грибоедова к максимальной достоверности не только в создании характеров, быта, нравов, но и даже в хронологическом соответствии с действительностью. Точная датировка действия произведения существенно корректирует наши представления о трехгодичном путешествии Чацкого и, в частности, об его службе в одном полку с Платоном Михайловичем Горичевым.
Действительно, если действие разворачивается не в начале (как было принято считать ранее), а в конце календарного года, то друзья не виделись не несколько месяцев, но никак не меньше года. Поэтому Чацкий изумлен той перемене, которая произошла с товарищем за это время, - перемене как социальной (вышел в отставку и женился), так и психологической. Этой же годичной разлукой приятелей объясняется неосведомленность Чацкого относительно звания Го-ричева: за такой срок вполне можно было стать штаб-офицером. Платон Михайлович, вероятно еще в бытность Чацкого в полку, имел звание обер-офицера, следующим званием которого мог стать штаб-офицерский чин, то есть чин майора. По словам Чацкого можно также со всей определенностью сказать, что расставался он с другом, когда тот был в звании ротмистра - кавалерийского капитана:
А кто, любезный друг, велит тебе быть праздным?
В полк, эскадрон дадут... (с. 59)
Эскадроном в кавалерии командовал, как правило, ротмистр. Например, в «Войне и мире» Толстого эскадрон, где служил Николай Ростов, возглавлял ротмистр Денисов.
Кроме того, установление вероятной даты действия произведения позволяет объяснить характер правки текста Грибоедовым в рукописи Музейного автографа. Н.К. Пикса-нов, тщательно анализируя различные сведения о работе Грибоедова над рукописью и подробно рассматривая сами автографы, приходит к обоснованному выводу о том, что в Тифлисе были закончены в ранней редакции только первые два акта, а вторые два писались в Москве и в деревне Бегичева. Оказавшись в Москве весной 1823 году (по свидетельству Бегичева, в марте), Грибоедов, скорее всего, делал не только черновые наброски к третьему и четвертому актам, но и вносил поправки в первые два, переписанные набело, предположительно, в Тифлисе в феврале 1823 года накануне отъезда в Москву: «В Москву из Тифлиса Грибоедов повез перебеленный автограф тифлисской редакции первых двух действий. В марте 1823 года в Москве, под влиянием Бегичева, поэт вырезал из Музейного автографа четыре листа и сжег их, заменив вставными - с новым текстом»21.
Уже в первоначальном тексте Музейного автографа объясняется причина невозможности большого бала («Великий пост, так балу дать нельзя»), которая впоследствии будет корректироваться и уточняться. Правка, вопреки утверждению Пиксанова, не носит произвольного характера. Упоминание о Великом посте относит действие произведения к весеннему периоду времени, возможно даже предположить, что соотносится со временем приезда самого Грибоедова в Москву. Но по мере работы Грибоедова над третьим актом оба первых подвергаются существенной правке, а хронологическая граница пьесы начинает смещаться от начала к концу года. Для понимания мотивировки исправления предыдущих вариантов необходимо соотнести их с тем художественным замыслом, который вырабатывается в ходе работы над второй частью комедии. Этот замысел представляется нам более существенным, чем первоначальный, поскольку содержит в себе кульминации как любовной, так и общественной и внутренней драмы Чацкого.
Для понимания характера правки беловых списков весны 1823 года следует понять, от чего и ради чего отказывается Грибоедов. Попытаемся установить причины, по которым была отвергнута первоначальная мотивация бала. Если Великий пост препятствует проведению полноценного бала, то не до конца проясненной остается мотивировка камерного вечера в доме Фамусова. Именинам Софьи, совершенно очевидно, приурочен он быть не может: они празднуются летом, осенью либо зимой. Мотивировать его днем рождения героини тоже нельзя. При этом условии трудно будет вывести на сцену все многообразие московских характеров. Пришлось бы ограничить действие присутствием исключительно близких родственников, которым только и могла быть известна подлинная дата рождения Софии. При соблюдении этого условия появление на сцене Загорецкого, Репетилова и даже «французика из Бордо» было бы невозможно, а конфликт главного героя с присутствующими не вышел бы за рамки семейного. В этом случае третье действие проиграло бы в своей масштабности и представительности.
В связи с этим могла возникнуть и другая сложность: отсутствие убедительной мотивации бала не позволяет сконцентрировать сюжетное внимание на образе Софии, хотя для создания драматического эффекта такое решение, несомненно, являлось выигрышным. Именины Софьи позволяли более мотивированно сосредоточить развитие действия на ее фигуре. Подобно тому, как во втором действии ведущая сюжетная роль принадлежит Чацкому, организующим началом в третьем действии - по принципу антитезы - уместно сделать Софью.
Неприуроченность бала к определенному этапному событию в жизни главной героини ставила бы под сомнение чрезвычайную спешку Чацкого в Москву. Совершенно очевидно, что стремительность его приезда вызвана не длительным отсутствием в родном городе. Не достопримечательности же до сих пор полуобгоревшей Москвы влекут его к себе! Он приезжает исключительно ради Софьи, причем торопится к определенному, ему и всем известному сроку. Приезд к любимому человеку, особенно в столь знаменательный день, - мотивация гораздо более внуши-
тельная и правдоподобная, нежели просто возвращение домой после долгих странствий. Тем более, что в Москве у Чацкого даже нет никаких кровных родственников. Желание во что бы то ни стало успеть к именинам возлюбленной, долгожданная встреча с ней и собственное появление на пороге ее спальни ранним утром в качестве неожиданного «подарка» более убедительны с точки зрения развития не только любовной коллизии, но и других интриг произведения. Самая страстность этого стремления, опровергнутая холодностью именно Софьи в столь знаменательный для нее день, становится более эффектным драматургическим решением, чем обычная размолвка на семейно-корпоративной «вечеринке». Грибоедову, видимо, важно было совместить личную мотивацию приезда Чацкого с неким знаменательным событием именно в жизни Софьи, а не самого Фамусова или его дома.
Упоминание в качестве причины невозможности бала во время Великого поста малоубедительно еще и вот по какой причине: он отличался более высокой степенью строгости и требовал не просто ограничить светскую активность, но и вовсе пресечь ее - ни представления в театре, ни балы в это время не давались. Стало быть, общественного резонанса происшествие в доме Фамусова получить не может.
Наконец, при подобной мотивации действительно неправдоподобным выглядит разговор между Чацким и Платоном Михайловичем Горичевым. Если действие разворачивается весной во время поста (а весна
1823 года не отличалась особенной студено-стью), то с момента расставания приятелей не могло пройти более пяти месяцев. Соответственно, те перемены, которые происходят с Горичевым за столь короткий срок (выход в отставку, женитьба, резкая смена образа жизни), выглядят маловероятными и неправдоподобно быстрыми. Необъяснима в этом случае и странная «забывчивость» Чацкого относительно звания друга: «Ты обер или штаб?» По сути, такие несообразности можно было бы считать серьезным драматургическим просчетом, не заметить которого Грибоедов, при такой тщательности работы над пьесой, разумеется, не мог.
Первое допущенное исправление («дом невелик») тоже не дает исчерпывающей мотивации всему последующему ходу действия. Оно сохраняет весь обозначенный комплекс недоговоренностей, но, ко всему прочему, ставит под сомнение авторитетное положение Фамусова в московском обществе, дискредитирует его как московского «туза» и социально значимую фигуру.
И только третий вариант становится для Грибоедова наиболее убедительным с точки зрения развития последующего действия и оказывается наиболее преимущественным. Им вводится жесткая мотивация столь стремительного приезда Чацкого и акцентируется внимание на образе Софьи.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Тынянов Ю. Сюжет «Горя от ума» // Литературное наследство. Т. 47-48. М.: Изд-во АН СССР, 1946. С. 147.
2 Грибоедов А.С. Собр. соч.: В 2 т. Т. 2. М.: Правда, 1971. С. 239-240.
3 «Единственное лицо, на которое обыкновенно указывают как на прототип Чацкого, это Чаадаев, - пишет Н.К. Пиксанов. - Так утверждали в Москве еще осенью 1823 года, когда комедия впервые стала известна в рукописи. <...> Сближение Чацкого с Чаадаевым сохранилось в устной, потом и печатной традиции. В 1875 году в своем издании “Горя от ума” И.Д. Г арусов поместил даже особое рассуждение под заглавием “Прототип Чацкого - Чаадаев”; не приводя никаких фактических данных, Гарусов о сходстве Чаадаева с грибоедовским героем судит по его сочинениям и еще по тому, что будто бы “воспитание, образование и общественное положение Чаадаева, его постоянная ирония, его болезненное отношение к обществу и административным деятелям вполне совпадают с желчными нападками Чацкого”. Для наибольшего сходства Гарусов готов даже допустить, вопреки точным биографическим данным, что Чаадаев приезжал из-за границы в Москву и с ним случилось то же, что и с Чацким» (Полное собрание сочинений А.С. Грибоедова. Т. 2. СПб., 1913. С. 340-341). Впрочем, избежав одной крайности, исследователь впадает в другую: «Изучение биографии Грибоедова, наоборот, приводит к несомненному выводу, что в образе Чацкого отразились подлинные черты характера и воззрений самого поэта» (Полное собрание сочинений А.С. Грибоедова. С. 340-341). В целом вопрос этот много сложнее, хотя бы потому, что в образе главного героя угадываются черты не только Чаадае-
ва и самого автора, но и Кюхельбекера, Батюшкова и даже декабриста Якубовича.
4 «Современники мало интересовались секретарем Фамусова, разделяя с Чацким пренебрежение к нему, - отмечает Н.К. Пиксанов, - поэтому догадок о его прототипе высказано мало. Кроме упомянутого выше сближения с секретарем Лунина По-луденским мы располагаем еще только одним указанием А.Н. Веселовского: “Молчалин срисован с одного усердного посетителя всех знатных прихожих, умершего уже давно в сане почетного опекуна”; имя его, однако, не названо» (Полное собрание сочинений А.С. Грибоедова. С. 340-341).
5 Тынянов Ю. Указ. соч. С. 187.
6 Лотман Ю.М. Пушкин. СПб.: Искусство-СПб., 1995. С. 444.
7 Цимбаева Е.Н. Грибоедов. М.: Мол. гвардия, 2003; Она же. Художественный образ в историческом контексте (Анализ биографий персонажей «Горя от ума») // Вопросы литературы. 2003. № 4 (июль - август). С. 98-139.
8 Грибоедов А.С. Горе от ума / Коммент. С.А. Фомичева. СПб.: Гуманит. агентство «Академ. проект», 1994. С. 135.
9 Там же. С. 134-135.
10 Пиксанов Н.К. Творческая история «Горя от ума». М.: Наука, 1971. С. 253.
11 Полное собрание сочинений А.С. Грибоедова. Т. 2. СПб., 1913. С. 81. Далее текст произведения цитируется по этому изданию с указанием в скобках номера страницы.
12 Ю.А. Федосюк отмечает: «Кибитка - понятие очень широкое. Так именовалась почти любая полукрытая, то есть с отверстием спереди, летняя или зимняя повозка. Собственно кибиткой называлось переносное жилье у кочевых народов, затем -верх экипажа, сделанный из ткани, рогожи, луба или кожи, натянутый на дугу из прутьев. <...> В кибитке из Петербурга в Москву путешествует герой знаменитой книги Радищева. <... > Кибитку Радищев иногда именует повозкой».
13 Ожегов С.И. Словарь русского языка. М.: Русский язык, 1991. С. 468.
14 Из письма А.С. Грибоедова А.Н. Верстов-скому. Датировано декабрем 1823 года (Грибоедов А.С. Собр. соч.: В 2 т. Т. 2. С. 222).
15 Цимбаева Е.Н. Художественный образ в историческом контексте. С. 102.
16 См., например, записные книжки кн. П.А. Вяземского о его поездке в Москву в декабре 1818 года: «Государь приехал (в Минск. - С. К.) в 8 часов вечера. В городе есть театр: Casino. Покои изрядные: бывают иногда до 150 человек. Вечером был тут бал, приготовлен был для государя. Не принят, оттого что пост» (Вяземский П.А. Записные книжки. М.: Русская книга, 1992. С. 48.)
17 Цимбаева Е.Н. Грибоедов. С. 336.
18 Тихонов А.Н., Бояринова Л.З., Рыжкова А.Г Словарь русских личных имен. М.: Школа-Пресс, 1995. С. 621.
19 Так, например, в «Войне и мире» Толстого сын кн. Андрея, Николай Андреевич, был крещен через пять дней после похорон матери и на девятый день после своего появления на свет.
20 Гоголевский Акакий Акакиевич был, например, крещен сразу же после своего рождения: «...Родился Акакий Акакиевич против ночи, если только не изменяет память, на 23 марта. Покойница матушка, чиновница и очень хорошая женщина, расположилась, как следует, окрестить ребенка. Матушка еще лежала на кровати против дверей, а по правую руку стоял кум, превосходнейший человек, Иван Иванович Ерош-кин, служивший столоначальником в сенате, и кума, жена квартального офицера, женщина редких добродетелей, Арина Семеновна Бело-брюшкова. <...> Ребенка окрестили, при чем он заплакал и сделал такую гримасу, как будто бы предчувствовал, что будет титулярный советник» (Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 6 т. Т. 3. М.: Ху-дож. лит., 1959. С. 129).
21 Пиксанов Н.К. Указ. соч. С. 91.
