CC BY
17
ВНУТРЕННЯЯ ЖИЗНЬ ВЛАСТИТЕЛЯ И ЕГО ПОДДАННЫХ В КОНСТРУКЦИЯХ С ИМЕННЫМИ ПРИЧАСТИЯМИ: К АНАЛИЗУ ОЦЕНОЧНО-КАУЗАТИВНЫХ СМЫСЛОВ ТЕКСТОВ ПОВЕСТЕЙ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ
THE INNER LIFE OF THE RULER AND HIS SUBJECTS IN THE STRUCTURES WITH NOMINAL PARTICIPLES: CONCERNING THE ANALYSIS OF EVALUATIVE-CAUSATIVE MEANINGS OF THE TALE TEXTS OF THE TIME OF TROUBLE
Т.В. Михайлова
Древнерусские тексты, Смутное время, оценка и каузация в тексте, именные причастия, выражение внутренней жизни.
В работе анализируются древнерусские тексты Смутного времени (XVI—XVII вв.). Рассмотрены конструкции глагол + именное причастие. Обсуждаются способы выражения отношения автора к внутренней жизни героя повествования.
Выясняется, что чувства героев, которые описаны древнерусскими книжниками, связываются ими с праведными / неправедными мыслительными процессами в человеке. Сложные конструкции с именными причастиями, будучи многоаспектными в отражении действительности, используются для передачи сложнейших оценочно-каузативных смыслов в контекстах.
T.V. Mikhailova
Old Russian texts, the Time of Trouble, evaluation and causation in the text, nominal participles in the text, the expression of the inner life. This paper analyses the Old Russian texts of the Time of Trouble (XVI—XVII century). The author examined the structures verb + nominal participle and describes the ways to express the author's attitude to the inner life of the character of the narrative. It appears that the feelings of the characters, which are described by the Old Russian scribes, are associated with righteous / unrighteous mental processes in the human mind by them. Complex structures with nominal participles, being multidimensional in the reflexion of reality, are used to transfer the most complex evaluative-causative meanings in contexts.
Повести Смутного времени не только отражают историю русского царства начала XVII в., но и описывают «историю» души русских властителей и их подданных в период всяческих «смут» и «нестроений». Интерес к человеку в данный период объясняется мировоззренческими сдвигами в древнерусском обществе. К религиозно-символическому способу познания мира и отражению его в слове постепенно добавляется антропоцентрический литературный метод, для которого характерным является «постижение мира... не только через Благодать (духовно), но и с помощью "естественного разума"» [Ужанков, 2009, с. 87].
Статья посвящена описанию полипредикативных высказываний с именными причастиями, отображающими внутренний мир человека вообще и древнерусского властителя в частности.
Авторское начало ярко проявилось в повестях Смутного времени. Именно в них в начале XVII в. авторы заговорили о противоречиях в человеческом характере. Появляется личностная оценка событий и исторических деятелей. Мысль об открытии человеческого характера в текстах начала XVII в. впервые высказана O.A. Державиной в статье «Анализ образов повести XVII в. о царевиче Дмитрии Угличском» [Державина, 1946]. Затем эти
идеи получили развитие в работах Д.С. Лихачёва (ср.: [Лихачёв, 1969]).
Понимание уникальности человека в ряду природных объектов, созданных Творцом, пришло в древнерусское сознание вместе с христианством, т. е. намного раньше анализируемого периода. Ответственность рода перед Высшими силами сменяется ответственностью отдельного человека: «...христианство... совершило переворот в восприятии и понимании человеком самого себя, своей природы, сущности, своего места в мире и обществе. Прежде всего, конечно, человек был выделен из окружающей среды как высшее творение Бога, созданное по его "образу и подобию"» [Древнерусская..., 1995, с. 128].
Божественный небесный масштаб видения жизни, «панорамное зрение», по словам Д.С. Лихачёва (Д.С. Лихачёв, 1987), сказался на видении человеком себя самого. «Появился взгляд "со стороны", вернее, с недосягаемой небесной выси... Этот взгляд с небесных высот был одновременно и взглядом из недр человека - внутренним оком... Внутренние очи, по «Изборнику» 1076 г., - это очи "разума и сердца"» [Древнерусская..., 1995, с. 129].
В культурных текстах Древней Руси проявляются идеи внимательного наблюдения над «внутренним» человеком и «наставления» души на правильный путь. Речь идёт о наблюдении над внутренней жизнью властителя православного царства и его подданных, ибо благоденствие страны зависит от наличия благости в душе царя и в душах его подданных.
Причины падения многих царств такие же, как и причины появления Смуты в русском государстве, - отступления от законов православия и Высшей Правды. Ясное понимание причин несчастий и бед целой страны - это уже помощь в обретении Истины государством, вернее, в возвращении на праведный путь всего православного царства. Необходимостью выявления причин Смуты можно объяснить насыщенность текстов сложными синтаксическими конструкциями каузативной семантики [Всеволодова, Ященко, 1988; Евтюхин, 1997].
Древнерусские книжники наблюдают внешние признаки властителя и его подданных, отображающие движения их мыслей и чувств, их душев-
ные устремления, ведь в представлениях о природе власти того времени от качества духовной жизни царя зависело благополучие и процветание государства.
Причинные смыслы, эксплицированные в древнерусских текстах потестарной семантики, коррелируют с оценочной категорией, которая конструируется на основании различных точек зрения (например, автора-христианина, автора, оправдывающего предательство (в текстах говорится о «перебежчиках»), участников событий, находящихся в разных станах) [Платонов, 1888; Ульяновский, 2006, с. 107-153, с. 215-277; Михайлова, Михайлов, 2011, с. 89-93].
Весь этот комплекс смыслов может быть эксплицирован с помощью различных глагольных форм, в том числе и именных причастий настоящего и прошедшего времени. Об особенностях функционирования глагольных форм древнерусского литературного языка анализируемого периода см. [Колесов, 1989, с. 239-259].
Именные причастия, по A.A. Потебне, «второстепенные сказуемые» [Потебня, 1958, с. 185-232], легко выражают предикативные характеристики субъекта, сопутствующие «главному» сказуемому. В зоне внимания создателей текстов находятся мир земной и мир Высший, мир «внешний».
Полипредикативное высказывание, с нашей точки зрения, представляет собой описание двух и более ситуаций, связанных между собой различным образом, см. об этом [Ляпон, 1986; Шмелёва, 1995 ]. Семантический подход к изучению предложения, осложнённого конструкциями с именными причастиями, предполагает рассматривать данное предложение как полипропозитивное и потому полипредикативное. В данном тексте анализируются каузативно-оценочные смыслы полипредикативных высказываний, в которых пропозиции выражены verbumfinitum и кратким именным причастием настоящего и прошедшего времени в препозиции и постпозиции по отношению к личному глаголу.
В работах, посвящённых изучению древнерусского глагола, отмечается, что «при определённом лексическом значении (чаще всего при выражении психического или умственного процесса)
<С
а
ч
с m
о
ь
к Щ
w m н о
Рч <
о ^ о о
О Й
Ei
W
н S о
Рч
W
0
1
к %
о
W V S
ь
1-4
<с п
W
с
[249]
S
X
н
U
м
деепричастие совершенного вида... может обозначать возникшее до действия глагола психическое состояние или умственное решение как причину основного действия, выраженного глаголом» [Никифоров, 1952, с. 275]. В тех контекстах, в которых древнерусскому книжнику было важно описать внутреннее состояние своего героя, использование именных причастий в каузативном значении наиболее частотно.
По православным представлениям, внимательное наблюдение за внутренним состоянием человека, за тем, что происходит в его уме, какие «страсти» он испытывает, является очень важным в деле спасения души. Ум и чувства есть принадлежности души. «Ум принадлежит душе не как что-либо другое, отличное от неё, но как чистейшая часть её самой» [Св. Иоанн Дамаскин, 1992, с. 50]. Ум выполняет в душе ту же функцию, что и глаза в теле. Наделённая умом и разумом и сотворён-ная свободной, душа обладает «способностью хотения и действования» [Св. Иоанн Дамаскин, 1992, с. 50]. Для благочестивого человека важно в правильном направлении устремить свой ум и свои желания. Для благого правителя - это ещё более важно, т. к. он отвечает не только за спасение своей души, но и за души своих подданных [Вальден-берг, 1916, с. 224-332]. Многие чувства и «страсти» в человеческой душе являются причиной совершения неблагих действий, а греховные помыслы и желания в душе властителей приводят к смутным временам в государстве.
Таким образом, каузативная категория - одна из важнейших семантических категорий, отразившаяся в языке анализируемых памятников начала XVII в. Кроме того, каузативная категория почти всегда объединяется с одной из модусных категорий - оценочностью, т. к. выявление причинно-следственных связей и оценка феноменов и явлений, внутри которых эти связи устанавливаются, производится одним лицом - субъектом речи, что позволяет при анализе текста говорить о синтетической семантической категории - оценочно-каузативной.
Оценочно-каузативная категория в текстах Смутного времени репрезентирована набором моделей полипропозитивных высказываний.
Модель «чувство/ мысленный мир»
Представлены две ситуации, одна из которых-описание чувств субъекта, а другая - возникшие вследствие этого у субъекта мысли и «помыслы». Наиболее распространённым вариантом функционирования данной модели в повестях Смутного времени является вариант, в котором чувство есть причина ментального действия.
Причиной зарождения благой мысли является праведное чувство, а лукавая мысль, напротив, вызвана греховными чувствами. Экспликация обеих семантических частей высказывания может быть представлена и в форме личного глагола, и в форме именного причастия. Важным является соединение двух форм в одном оценочном высказывании, позволяющее показать временные и каузативные отношения между двумя языковыми ситуациями. При этом некоторая тенденция в описании присутствия эмоции в душе субъекта с помощью конструкции с именным причастием, а ментальное действие - с помощью I/егЬит /¡п11ит имеет место. Конструируя положительно-оценочный контекст, автор «Иного сказания» от лица своего героя говорит: «и нынЬ я, приспЬвъ въ мужество, и зъ Бож1ею помощью помышляю итти на престолъ прародителей своихъ на Московское государство» [ИС, 1991, стлб. 23]. Конструкция с именным причастием «приспЬвъ въ мужество» предшествует мысли идти на престол и выражает условие для ментального действия.
Рассмотрим контекст с отрицательной оценочностью. Ярость, как правило, в православном учении воспринимается как греховное чувство. В ярости человек поддаётся гневным помыслам, помрачению ума и совершает неконтролируемые неправедные действия. Например: «Онъ же на сего разженъ бывъ яроспю, ятъ вЬру клевещущимъ, утвердивъ въ мысли своей истинно быти се, наученья лукаваго не позна и, я ко левъ на пути нЬгдЬ срътъ, порази брата си напоеыемъ смертнымъ купно зъ женою и съ сы-номъ» [ВИТ, 1891, стлб. 286]. Конструкция «разженъ бывъ яростно» выражает причину совершения неблагих действий, в том числе и ментальных, царём Иваном Васильевичем по отношению к двоюродному брату Ивану Андреевичу Стариц-
кому - «ятъ вЪру клевещущимъ», «наученья лукавого не позна».
По мнению древнерусских книжников, причиной зарождения преступных замыслов часто служат страх и его различные виды: «Треклятый же Гришка Отрепьевъ наипаче страхомъ и вели-кимъ трепетомъ объятъ бысть и, отчаявся надежи своея, нача помышляти въ Литву бЬжати» [ИС, 1891, стлб. 34].
Ниже можно видеть, что нежелание и «нехотение» Бориса, предшествуя началу незаконного «помышления», является и причиной этого ментального процесса: «И начать же помышляти лукавый той рабъ, какобы ему исторгнути корень богоизбранный царьсшй; всячески поучаяся предати смерти сего тезоименитого благочестиваго царевича, не хотя оставити наследника отеческому ихъ престолу, по немъ желая царства собЬ получити» [ИС, 1891, стлб. 6-7].
Иногда книжник различает начало размышления по поводу исполнения своего желания и принятие определённого плана действий (ср. помысле и удумал мысль в следующем примере), при этом в основе всех этих неправедных процессов лежит «лукавство» сердца субъекта, т. е. некое постоянное качество души: «И добрЬ царство устро-яя въ лукавомъ своемъ сердце и помысле, какъ бы ему желаемое вскоре получить, и удумалъ мысль со единомысленники своими...» [СЦФИ, 1891, стлб. 790].
Древнерусские авторы фокусируют внимание на сердце описываемого персонажа, понимая, что именно от его качеств зависит природа желания. «Лукавое» сердце Бориса стало местом, где может разгореться непотребное желание, которое, в свою очередь, породило мысли о способах получения желаемого: «И паки той Борись нача въ серд-цы своемъ безпрестаннымъ желашемъ желати и яко неугасимымъ огнемъ горЬти къ державству Московского государства и всея велик'т Рос!и по вся дни и нощи неусыпно помышляя, како и ко-имъ начинатемъ начати на царск'ш престолъ и восхитити и свое желаше получити безъ срамоты» [ИС, 1891, стлб. 10]. По мнению Авраамия Па-лицына, желание Бориса походить на благого греческого правителя связано с его «лукавством».
Другой контекст связан с описанием жизни благого царя: «Благочестивый же царь Оеодоръ... паче же попечения о жизни Mipa сего не имЪя, ни царьскою власпю своею гордяся, но токмо промышляя о душевномъ спасеши, како бы ему без-страстно и мирно животъ свой скончати и душа своя чиста Богу представити» [ПКШ, 1891, стлб. 852-853].
Стремление к чистоте является причиной отсутствия у Феодора греховных чувств и причиной «промышления» о спасении. При описании необычного поведения царя автор использует как аргумент именные причастия со значениями, противопоставленными по признаку «устремлённость к небесному / земному»: «...и государь царь кроткой и милостивой избывая м1рской суеты и докуки, понеже бо земнаго не помышляя, но небесна-го желая...» [СЦФИ, 1891, стлб. 762].
Мысль о важности поиска путей соединения с Богом пронизывает тексты о сущности царского служения: «Beb мы, того ищучи, въ томъ и погибли: аще бы того не искали, всЬ бы отъ Бога не отпали и душами и тЬломъ не пали и не пропали» [НППЦ, 1891, стлб. 216]. Христианину ясна опасность существования в душе человека греховных «страстей»: тщеславия, желания земных почестей, лукавства, гордости, помрачения ума, сосредоточения на земном, гнева.
Тёмные чувства прокладывают дорогу темным мыслям и намерениям в уме человека. Ум, как послушный слуга, выполняет то, чего жаждет душа. И наоборот, светлые, благие чувства и состояния -любовь, кротость, смирение, мир сердечный и тишина - порождают и соответствующие помыслы и намерения. Не эмоциональная составляющая внутреннего мира человека является истинной причиной появления определённых замыслов и намерений. Греховные страсти или добродетельные чувства подталкивают человека к тем или иным мыслям, но выбор совершает душа. В рассмотренных высказываниях можно видеть нейтрализацию семантических признаков у ментальных и эмоциональных предикатов в одно значение «движение, устремление к небесному или к земному».
Сложные конструкции с именными причастиями востребованы для передачи оценочно-
<С
а
ч
с m
о
ь
к Щ
w m н о
Рч <
о ^ о о
О Й
Ei
W
н S о
Рч
W
0
1
к %
о
W V S
ь
1-4
<с п
W
с
[251]
S
X
н
U
м
каузативных смыслов в контекстах, в которых проявляется масштабная, «панорамная» точка зрения
древнерусских авторов.
Библиографический список
1. Вальденберг В.Е. Древнерусск1е учеыя о пре-делахъ царской власти: очерки русской политической литературы от Владимира Святого до конца XVII в. Пг.: Типография А. Бенке, 1916. 463 с.
2. Временник Ивана Тимофеева // Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени / Русская историческая библиотека. Спб.: Типогр. И.Н. Скороходова, 1891. Т. XIII, стлб. 261-472 (ВИТ).
3. Всеволодова М.В., Ященко Т.А. Принципы существования отношений в современном русском языке. М.: Русский язык, 1988. 207 с.
4. Державина O.A. Анализ образов повести XVII века о Дмитрии Угличском // Уч. записки МГПИ. М., 1946. Т. 7: Труды кафедры русской литературы, вып. I.
5. Древнерусская литература: изображение природы и человека: кол. монография / под ред. A.C. Дёмина. М.: Наследие, 1995. 335 с.
6. Евтюхин В.Б. Категория обусловленности в современном русском языке и вопросы теории синтаксических категорий. Спб.: Изд-во СПбГУ, 1997. 198 с.
7. Колесов В.В. Древнерусский литературный язык. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. 295 с.
8. Лихачев Д.С. Семнадцатый век в русской литературе // XVII век в мировом литературном развитии. М.: Наука, 1969. С. 229-328.
9. Ляпон М.В. Смысловая структура сложного предложения и текст: к типологии внутритекстовых отношений. М.: Наука, 1986.199 с.
10. Михайлова Т.В., Михайлов A.B. Аргументация права на верховную власть в русском политическом дискурсе XV-XVII вв. // Вестник КГПУ им. В.П. Астафьева. Т. 2: Гуманитарные и естественные науки. 2011. № 3 (17).
11. Никифоров С.Д. Глагол, его категории и формы в русской письменности второй половины XVI века. М.: Изд-во АН СССР, 1952. 342 с.
12. Новая повЬсть о преславномъ Росайскомъ царствЬ и великомъ государствЬ московскомъ
// Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени / Русская историческая библиотека. Спб.: Типогр. И.Н. Скороходова, 1891. Т. XIII, стлб. 187-218 (НППЦ).
13. Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени как исторический источник. Спб., 1888.
14. ПовЬсти князя Семёна Ивановича Шаховского // Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному Времени / Русская историческая библиотека. Спб.: Типогр. И.Н. Скороходова, 1891. Т. XIII, стлб. 837-876 (ПКШ).
15. Потебня A.A. Из записок по русской грамматике: в 4 т. М.: Учпедгиз, 1958. Т. 1-2. 535 с.
16. Прохоров Г.М. Памятники переводной и русской литературы XIV-XV вв. Л.: Наука, 1987. 293 с.
17. Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. М.: Центр по изучению религии, 1992.167 с.
18. Сказаые о царствЬ Феодора Иоанновича // Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени / Русская историческая библиотека. Спб.: Типогр. И.Н. Скороходова, 1891. Т. XIII, стлб. 755-836 (СЦФИ).
19. Сказание об осаде Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына... // Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени / Русская историческая библиотека. Спб.: Типогр. И.Н. Скороходова, 1891. Т. XIII, стлб. 473-524 (САП).
20. Такъ называемое Иное Сказаые // Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному Времени / Русская историческая библиотека. Спб.: Типогр. И.Н. Скороходова, 1891. Т. XIII, стлб. 1-144 (ИС).
21. Ужанков А.Н. Специфика развития русской литературы XI - первой трети XVIII в. Стадии и формации. М.: Языки славянской культуры, 2009. 257 с.
22. Ульяновский В. Смутное время. М.: Европа, 2006. 456 с.
23. Шмелева Т.В. Субъективные аспекты русского высказывания: дис. в виде науч. доклада ... д-ра филол. наук. М.: МГУ, 1995. 35 с.
