CC BY
165
С.Г. Лузянин'
ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ КНР 2013 ГОДА.
к вопросу об : : китая сес,
АСЕАН И ИНДИЕЙ
Аннотация. Статья посвящена рассмотрению таких направлений внешнеполитической активности КНР в 2012— 2013 гг., как развитие отношений с ЕС, АСЕАН и Индией: проанализированы успехи и проблемы китайско-индийских и китайско-европейских связей. Освещается политика Китая в Юго-Восточной Азии, включая территориальные споры КНР с Вьетнамом и Филиппинами по островам в Южно-Китайском море, экономические и политические ресурсы китайского влияния на АСЕАН и ЮВА в целом.
Ключевые слова: КНР, АСЕАН, АТР, Юго-Восточная Азия, ЕС, Индия, конфликты, взаимодействие, сотрудничество, региональная безопасность.
Индийский вектор политики Китая
В Нью-Дели присматриваются к новым лидерам КНР, отслеживая и комментируя каждое интервью или выступление председателя КНР Си Цзиньпина и премьера Госсовета
* Лузянин Сергей Геннадьевич — д.и.н., проф., зам. директора ИДВ РАН, руководитель Центра стратегических проблем СВА, ШОС и БРИКС ИДВ РАН.
11872619
КНР Ли Кэцяна. Особенно внимательно индийцы следили за визитом нового председателя КНР в Россию (22—24 марта 2013 г.). Возможно, не все понравилось индийским политикам, особенно посещение китайским руководителем ведомства министра обороны С. Шойгу.
Формально оба государства сохраняют статус развивающихся, больших региональных держав. Они имеют общую границу (3 тыс. км) и ориентированы каждый на «свой» регион: Индия — на Южную Азию, где она является одним из ведущих членов Ассоциации стран Южной Азии (СААРК), а Китай — на Восточную Азию.
Своего проекта у КНР в Южной Азии нет, но зато Пекин с лихвой компенсирует институциональное отставание от Индии созданной зоной свободной торговли (ЗСТ) со странами АСЕАН (АСЕАН + 1) и членством в Шанхайской организацией сотрудничества, действующей в Центральной Азии. При этом Пекин числится в ШОС ведущим среди постоянных членов, а Индия — только наблюдателем, и когда ее примут в постоянную группу — вопрос открытый.
В обеих столицах формируются геополитические амбиции. Вопрос только в том, кто первый открыто «бросит перчатку» своему соседу, объявив всем о новом мировом статусе. Лидером, по всем очевидным признакам, является Китай, который, как известно, опережает Индию по многим параметрам. Он входит в официальный «ядерный клуб», является постоянным членом СБ ООН, в 4,5 раза опережает Индию по объему ВВП и пр. И пока эти китайские «козыри» Нью-Дели побить невозможно. Поднебесная в своем глобальном соревновании выглядит более убедительно. От США Китай зависит в финансово-экономической, но не в политической сфере. Причем, в экономическом плане Пекин сам в состоянии реально надавить на Вашингтон. Что касается собственных и независимых ни от кого внешнеполитических шагов — последний пример показателен: захотел новый руководитель полететь с первым официальным визитом именно в Москву — и сделал, а Вашингтон ему здесь не указ.
Чего не скажешь о Нью-Дели. Индия в отношениях с США иногда выглядит «младшим братом». Она то делает резкие заяв-
ления о своем «независимом курсе», желании развивать мирные ядерные программы, то начинает говорить о необходимости «объединения демократических сил в Азии» (против Китая) под эгидой США. Определенная импульсивность и стремление действовать с оглядкой на США — налицо.
Военный компонент — основной объект соперничества двух держав. Индийские военные эксперты свидетельствуют о серьезном отставании Индии от КНР в этой сфере. В частности, они выделили факт доминирования Китая в воздушно-космическом пространстве, в темпах модернизации военно-морских сил, в уровне стратегических вооружений и пр., подчеркивая при этом, что Индия может ликвидировать разрыв, если сконцентрирует внимание на быстрой разработке и развертывании большого количества баллистических ракет средней дальности «Агни-3», «Агни-4» и «Агни-5»1.
К слову, индийский военно-морской флот сохраняет преимущество в зоне Индийского океана. Более того, 5 декабря 2012 г. начальник Генерального штаба ВМФ Индии Д.К. Джоши объявил о готовности к отправке боевых кораблей в Южно-Китайское море для «защиты национальных интересов своей
страны». Другими словами, Индия не боится потягаться с Кита-^ 2 ем и на морской «чужой территории»2.
Подобные заявления были мотивированы, как выясняется сегодня, не столько обострившимся китайско-вьетнамским разногласием из-за спорных островов на шельфе, богатых углеводородами, сколько тем, что нефтегазовые месторождения начала разрабатывать (с благословения Ханоя) индийская компания Oil and Natural Gas Corp. Другими словами, индийская военная доктрина «сдерживания КНР» подкреплена и серьезными экономическими интересами.
Похоже, что прежние механизмы, державшие китайско-индийские «размолвки» в определенных рамках, сегодня несколько ослабли. В течение 10 лет, как известно, сотрудничество в трехстороннем формате РИК (Россия—Индия—Китай) периодически остужало горячие головы в Пекине и Дели и позволило вывести двусторонние отношения Китая и Индии на уровень стратегического партнерства. Возможно, что сегодня «треугольник»
уже не так эффективен, как раньше. Новый проект БРИКС «заточен» на глобальные интересы Китая, именно к нему сейчас и проявляют основное внимание в Пекине.
При этом перечень «нестыковок» в китайско-индийских отношениях постоянно растет. Сегодня — это претензии Китая на Аруначал-Прадеш, раздражение Индии в связи с приходом к власти прокоммунистических сил в Непале и Бутане, традиционная антикитайская деятельность Далай-ламы, строительство китайскими компаниями ГЭС на р. Ярлунг и др.
Нынешний объем взаимной торговли (80 млрд долл.) явно неадекватен экономической мощи обоих государств. Причины невысокого уровня товарооборота разные, среди них — проблема недоверия. Индийцы, например, считают, что они превращаются в сырьевой придаток Китая, ссылаясь на особенности сложившейся структуры двусторонней торговли.
Действительно, в китайском экспорте в Индию преобладают электротехника, турбины, телекоммуникационное оборудование, продукция машиностроения, органической химии, сталелитейной промышленности, компьютеры и пр. Китай же в основном закупает индийские минеральные руды, хлопок, пряжу, ткани, драгоценные камни и металлы. Доля машиностроения в индийском экспорте в Китай составляет всего лишь 3,5 %.
Особые отношения Китая и Пакистана также остаются раздражителем на пути китайско-индийского сотрудничества. Налицо усиление инвестиционной активности КНР в стратегически важных пакистанских проектах — порт Гвадар и др. Ежегодно проводятся китайско-пакистанские антитеррористические учения. В 2010 г. — в КНР (СУАР), в 2011 г. — на территории Пакистана. Действует китайско-пакистанская комиссия по вопросам обороны и безопасности. Все это, разумеется, не может не вызывать озабоченности в Нью-Дели.
Имеются, конечно, и ограничители разрастания китайско-индийских конфликтов. Координационный механизм двух стран по пограничным вопросам сохраняется и выполняет свои функции. Продолжает действовать формат ежегодных переговоров по линии совместной границы на уровне министров и их заместителей. Это, правда, не полностью гарантирует стороны от
обострения взаимных трений, которое время от времени дает о себе знать. Так, индийское правительство заявляло, что китайские военнослужащие нарушили границу и вошли в северо-восточный индийский район Ладакх. Пекин данное заявление опроверг, подчеркнув, что пограничные войска Китая придерживаются соглашения между двумя странами и не нарушают демаркационную линию. Тем не менее, уровень противостояния сторон явно возрос, индийская армия планирует направить в Гималаи дополнительные воинские части.
Видимо, старые ресурсы согласования интересов в районе общей границы исчерпали себя. Нужны новые идеи, и прежде всего — на экономическом треке, что позволит повысить уровень взаимного доверия сторон. В этом заинтересован, прежде всего, Китай, который позиционирует себя как будущую ответственную сверхдержаву. Иными словами, при всей сложности и внутренней конфликтности китайско-индийских отношений Пекину придется договариваться с Нью-Дели. Иные варианты чреваты непредвиденными остановками китайского «глобального экспресса».
Китай в Юго-Восточной Азии
Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) — любопытный региональный «срез». В геополитическом плане проект находится под растущим влиянием ближнего соседа — Китая, а также более отдаленного партнера — США. Организация демонстрирует независимость и автономность развития, сохраняя приверженность к «внутреннему плюрализму», уважая любой идеологический и экономический выбор ее членов. Однако до гармонии в отношениях Китая и АСЕАН далеко.
Негативный политический фон китайско-асеановским отношениям создают известные «островные споры» в регионе. При этом, базовые вопросы региональной политики КНР в ЮВА — мощные интеграционные («АСЕАН + Китай», зона свободной торговли), субрегиональные («Большой Меконг»), торговые и инвестиционные проекты все больше уходят в тень.
В основе обострения ситуации в регионе, несомненно, есть и китайская вина, и вина оппонентов КНР. Для последних, как отмечают некоторые западные эксперты, конфликты представляют собой эмоциональную защитную реакцию правящих элит Юго-Восточной Азии против экспансии Китая.
Справедливости ради заметим, что эта реакция не «всех правящих элит», а лишь части стран АСЕАН. Под давлением китайского и американского факторов в регионе происходит явная политическая поляризация. С одной стороны, усиливается антикитайский полюс — Филиппины, Вьетнам, Малайзия и Бруней. Причем, известная аналитическая организация В^Йог в прогнозе на 2013 г. характеризует Вьетнам и Филиппины как наиболее последовательных оппонентов Китая в ЮВА, которые будут оказывать все большую поддержку американскому бизнесу и военному присутствию в регионе. Такой прогноз выглядит
3
вполне вероятным .
С другой стороны, существует прокитайская группа, куда входят Камбоджа, Таиланд, Лаос и Мьянма. Имеются еще Индонезия и Сингапур, которые открыто пока не заявляют о своей враждебности или лояльности к Пекину, но политически они все-таки ближе к противникам Поднебесной.
К слову, в прогнозах экспертов на 2013 г. много внимания уделено Мьянме. Большинство аналитиков склонно считать, что традиционное китайское влияние в этой стране будет постепенно вытесняться американским. Не исключается и обострение борьбы между КНР и США за эту страну, возможно и возникновение этнической напряженности вдоль китайско-мьянманской границы.
В основе лояльности «китайской» и «американской» групп к «старшим братьям» есть и экономические, и политические мотивы. Чего больше — отдельный вопрос. Но несомненно, что в краткосрочной и среднесрочной перспективе поляризация региона будет одним из факторов, определяющих ситуацию в ЮВА.
Новое политическое качество региона — растущее влияние Китая в ЮВА, вызывающее ответную реакцию самого региона.
Возможно, что прежнее китайское руководство во главе с Ху Цзиньтао не до конца просчитало масштабы этой реакции.
Некоторые эксперты даже говорят о некоей «ловушке», в которую якобы попал новый китайский лидер. В силу преемственности Си Цзиньпин должен продолжать «жесткую линию Ху Цзиньтао» по островам в Южном море, автоматически усиливая этим антикитайские настроения в отдельных странах АСЕАН.
Трудно точно говорить о наличии или отсутствии «ловушки», но ряд фактов прямо свидетельствует о сохранении жесткого курса. Си Цзиньпин, как известно, объявил о готовности Китая к «локальным войнам» и необходимости создания могущественной военно-морской державы, косвенно подтвердив тезис о наличии ключевых национальных интересов в ЮВА.
При этом следует учитывать сделанное еще в 2012 г. тогдашним госсекретарем США Х. Клинтон официальное заявление о том, что у США также есть важные национальные интересы в регионе (Южно-Китайском море) и они рассчитывают, что все претенденты на освоение ресурсов ЮКМ будут уважать свободу мореплавания и разрешать все споры в соответствии с международным правом.
Другими словами, проблема нового китайского руководства не в том, чтобы «дать обратный ход» по островным делам, а в том, чтобы грамотно перевести «островной диспут» в иную плоскость. Попытаться создать институциональные и политические условия для параллельного развития сразу двух треков — обсуждения противоречий по территориальным вопросам и развития системного взаимодействия в формате «КНР—АСЕАН».
Конфликтная ситуация в Южно-Китайском море существует уже полвека. В этой печальной истории были разные периоды, включая китайско-вьетнамский вооруженный конфликт из-за о. Спратли в 1974 г. Однако ранее дело не доходило до попыток обращений в Международный суд или Международный трибунал по морскому праву.
Эти шаги предприняли делегации Филиппин и Вьетнама (с подачи США) на сессии АСЕАН в 2012 г. в Камбодже, попытавшись включить в проект итогового документа также тезис о
«китайской агрессии» в регионе. Хозяйка саммита и ряд других стран заблокировали проект. Впервые за 45 лет истории Организации итоговая резолюция саммита не была принята. Причина — разногласия стран по проблеме политики Китая в регионе.
Принципиально важным для Китая в плане нормализации становится второй трек, который Пекину необходимо будет всеми силами выдвигать как стратегический, как некий «мейнстрим» китайской политики в ЮВА. Речь идет о развитии интеграционно-экономических проектов с участием Китая в АСЕАН, а также о поддержке других сложившихся институтов и диалоговых механизмов.
Кроме политических и экономических рычагов, для реализации своей новой политики китайское руководство, возможно, обратится к ресурсам влияния хуацяо. Могущественные китайские диаспоры в странах АСЕАН составляют около 25 млн человек, включая Индонезию — 7,3 млн, Таиланд — 5,7 млн человек (10 % населения) и др.
АСЕАН для Китая и США с каждым годом становится все более лакомым куском в силу растущих экономических, военно-политических и иных потребностей двух больших держав. Вряд ли наступит время, когда Пекин или Вашингтон решатся на полное поглощение асеановской «десятки». Ни технически, ни политически такая перспектива в обозримом будущем нереальна.
Между тем часть экспертов считает вполне вероятным сценарий поглощения Китаем Ассоциации. Об этом, например, пишет российский специалист по региону профессор Д. Мося-ков4. В любом случае, обострение ситуации в ЮВА подрывает общую безопасность в регионе, что так или иначе влияет на российскую политику в регионе. К слову, в интересах РФ лучше дистанцироваться от островных китайских споров, а также сохранять свои «окна» и «точки роста» среди стран АСЕАН — в первую очередь во Вьетнаме и других странах, независимо от того, в какую «группу» (прокитайскую или антикитайскую) они входят.
Европейский вектор
Ввиду усиления глобальной роли Китая перестраиваются китайско-европейские отношения: увеличивается торговля, взаимные инвестиции. В условиях продолжающегося европейского кризиса КНР отводит ЕС в своей нынешней глобальной, внешнеполитической стратегии большое место, хотя недавняя история китайско-европейских отношений имеет свои «узкие» места.
Главный политический «камень» Европа, как известно, бросила в Пекин после трагических событий 1989 г. на площади Тяньаньмэнь, введя запрет на свой военно-технический экспорт в КНР и ряд других ограничений. Традиционными остаются поддержка Брюсселем опального Далай-ламы, а также тема соблюдения прав человека в Китае. В 2012 г. ЕС провел неприятные для Пекина антидемпинговые расследования в отношении ряда китайских товаров (солнечные батареи и др.) Сохраняется непризнание рыночного статуса КНР. Европейские чиновники не одобряют позиции Пекина по Сирии и Ирану и пр.
Несомненно, все это раздражает Китай. Однако сохранение этих претензий — не более чем формальные «правила игры», сложившиеся за последние годы и не влияющие на растущий фундаментальный интерес сторон друг к другу. Интерес КНР — получить не только ведущего торгового, но и технологического партнера на долгие времена. Интерес же Европы, более сиюминутный — найти в лице Китая финансового «спасителя» кризисной еврозоны и ЕС в целом. При этом Старому Свету еще есть что развивать и продавать. Образно говоря, Европа становится похожа на ухоженный исторический музей, где все тихо и красиво, но нет активной динамичной жизни.
Возможно, из этого и исходили официальные европейские и китайские представители, проводя традиционный брюссельский саммит «ЕС—КНР». Судя по подписанным документам, Европа явно превращается в долговременного поставщика в Китай высоких технологий, включая совместные космические разработки, программы запусков пилотируемых кораблей и др. Бывший премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао накануне
XVIII съезда КПК вернулся из Брюсселя с европейскими технологиями на сумму 100 млрд евро. Очевидно, что европейцы в ответ на свою «любезность» ждут увеличения потока китайских денег в кризисные страны и отрасли ЕС. Глава МВФ К. Лагард в начале 2013 г. заявила, что для помощи проблемным странам Европы требуется более 500 млрд долл. Очевиден намек на Китай. Но Китай пока он не спешит заменять МВФ в качестве главного донора ЕС.
При этом остается открытым вопрос, в какой форме и как Китай будет финансировать Европу? Если это выгодные инвестиции в стратегические европейские предприятия и проекты — это одно. В этом направлении китайцы уже активно работают. Китайские компании в 2012 г. вложили в европейский ТЭК, отдельные морские портовые проекты (в Греции, Португалии и др.) более 80 млрд долл. По планам 2013 г., инвестиционная планка будет еще выше. И данная тенденция просматривается на всю ближайшую перспективу.
Но если речь пойдет о льготных (для европейцев) кредитах или иной финансовой помощи — это уже совсем другая «песня». Причем, судя по высказываниям отдельных европейских экспертов и политиков, Европа хотела бы увидеть и солидное пополнение своего стабилизационного фонда за счет именно китайских денег. Но данное направление финансовых отношений остается пока труднореализуемым для Брюсселя.
Единственное, на что может пойти Пекин, это пролонгация соглашений о скупке долгов стран еврозоны, но уже на более выгодных для китайской стороны условиях, чем в 2012 г. Причем, сам Китай в этом плане ничем особенно не рискует, наоборот, он планомерно увеличивает долю евро в своем уже более чем 3,2 трлн долл. золотовалютном резерве. Сегодня, по оценкам экономистов, на эту валюту приходится 23,1 % валютных запасов КНР. Что же касается солидных вливаний в европейский стабилизационный фонд или предоставления льготных кредитов, то глава Народного банка Китая Чжоу Сяочуань на этот счет ничего конкретного европейцам не обещал.
К слову, в Брюсселе, возможно, не до конца понимают философию, которой руководствуется Китай, предоставляя или не
предоставляя финансовую помощь. Экономическая дипломатия Пекина в первую очередь ориентирована на идеологически близких Китаю партнеров — развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки, которые в той или иной степени находятся под негласным патронатом Китая. Другими словами, экономическая дипломатия рассматривается Пекином в качестве мостика к построению нового «неамериканского мира».
Страны же ЕС для Китая — часть «американского мира». И сколько бы европейцы ни убеждали всех, что Европа и Америка разделены не только океаном, но массой противоречий, для китайцев это — пустые слова. Поэтому любая «помощь» КНР Европе носила и будет носить либо исключительно коммерческий, либо стратегический характер в плане ограничения влияния «мира по-американски».
Нельзя забывать, что для Пекина в историческом контексте европейцы — классические колонизаторы Китая XIX — начала XX вв. И в традиционном представлении они ими и остаются. Никаких добрых чувств к Европе, особенно к англичанам, немцам, французам, китайцы не испытывают. Возможно, что эти исторические эмоции в каком-то смысле даже более сильны, чем недовольство КНР нынешней Японией. Японский империализм, по мнению отдельных китайских историков, лишь следствие, вторичный продукт западного (европейского) колониализма.
Понятно, что подобные настроения не демонстрируются открыто. Но они отражают часть «скрытого» китайского менталитета. Европейские же лидеры, возможно, считают, что если они сменили свою жесткую риторику и критику на комплименты и поздравления Китаю по поводу его успехов, то все проблемы прошлого и настоящего автоматически решены.
К слову, сразу после завершения XVIII съезда КПК (ноябрь 2012 г.) председатель Европарламента М. Шульц, комментируя выступления на съезде китайских руководителей, подчеркнул, что многие озвученные идеи (борьба с коррупцией, социальное развитие и др.) являются поучительными и могут рассматриваться за рубежом как источник вдохновения.
Трудно сказать, насколько «вдохновят» европейцев идеи съезда КПК. Похоже, чем больше политики ЕС будут произносить восторженные, заискивающие комплименты, тем сильнее в КНР будет расти убежденность в том, что Европа окончательно сломлена и слаба, что можно наращивать преимущество и окончательно «выходить из тени». В чем это конкретно будет выражаться — покажет ближайшее будущее. В настоящее же время внешняя реакция китайцев на европейские реверансы остается традиционной — ответные уважительные поклоны в духе «дипломатии улыбок».
Примечания
1 Rise of China: Indian Perspectives / Editors: S.Gopal, Nabeel A. Mancheri. Bangalore, New-Delhi, 2013. P. 29—34, 57—62, 95—112.
2 Ibid. Р. 39—45.
3 URL: http://www.stratfor.com/sample/forecast/annual-forecast-2013.
4 Мосяков Д.В. Политика Китая в Юго-Восточной Азии в прошлом и настоящем. М., 2012. С. 124—134, 156—159.
