ВНЕРЕГИОНАЛЬНЫЕ ДЕРЖАВЫ В ЦЕНТРАЛЬНОАЗИАТСКОМ УЗЛЕ ВОДНО-ЭНЕРГЕТИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ
Абдурасул КАЮМОВ
аспирант факультета политических наук Магдебургского университета им. Отто фон Герике (Магдебург, Германия)
Елена ОМЕЛЬЧЕНКО
аспирант Института Отто Зура при Свободном университете Берлина (Берлин, Германия)
АННОТАЦИЯ
Одним из ключевых факторов безопасности в Центральной Азии в настоящее время является водопользование, которое в наименьшей степени урегулировано действующими нормами и соглашениями. И хотя попытки наладить регулирование использования водных ресурсов, установив региональный водный режим, делались не раз, — проблема до сих пор не решена. Утверждалось, что ее решению могло
бы помочь участие международных акторов. Однако наш анализ показывает, что внерегиональные державы не всегда играют в Центральной Азии позитивную роль. Внешние державы зачастую используют комплекс взаимосвязанных водно-энергетических проблем как геополитический инструмент, позволяющий им влиять на страны региона с целью реализации собственных политических и экономических интересов.
/Г
л
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА:
V
Центральная Азия, вода, энергия, водный режим, зарубежные державы, геополитика, гидросистема, Сырдарья, Амударья, Нурекская ГЭС, Сангтудинская ГЭС, Камбаратинская ГЭС.
Введение
Сегодня самое пристальное внимание приковано к проблеме углеводородных топливных ресурсов, в то время как геополитическое значение водных ресурсов явно недооценивают. А между тем вода — такой же стратегический ресурс, как нефть и газ. И без нее ни одна страна точно также не может гарантировать благосостояние своего населения и обеспечить социальную активность жителей. Если воды в стране не хватает, она превращается в стратегически важный ресурс и ее использование становится важным элементом международных отношений, поскольку проблемы доступа к водным ресурсам и их эффективного использования превращаются в инструмент публичной политики.
В том, что касается водных ресурсов, Центральная Азия, возможно, самый уязвимый в мире регион. Она расположена в зоне засушливого климата и чрезвычайно сильно зависит от доступности водных ресурсов. Ситуация еще больше осложняется тем, что основные водные ресурсы региона носят трансграничный характер. К сожалению, использование водных ресурсов, будучи одной из ключевых для региона проблем, остается хуже всего регулируемым и наиболее опасным для региональной безопасности фактором. «Водная политика» для Центральной Азии становится наиболее актуальной, поскольку в будущем спрос на водные ресурсы в регионе будет только расти.
После распада Советского Союза регион Центральной Азии из-за его богатых запасов энергетических ресурсов, проблем с Афганистаном и задач, связанных с борьбой против терроризма, привлек внимание нескольких мировых держав. Сегодня многие внерегиональные державы существенно влияют на политические и экономические процессы в государствах Центральной Азии. Здесь интересен вопрос, как конкуренция между державами за «зоны влияния» отражается на региональном сотрудничестве в Центральной Азии.
В настоящей работе мы попытаемся исследовать роль внерегиональных держав в существующем в регионе комплексе тесно переплетенных водно-энергетических проблем. Цель работы — оценить причастность внерегиональных держав к водной и энергетической политике в Центральной Азии и их роль в формировании регионального водного режима. Чтобы рассмотреть эту тему в полном объеме, мы проанализировали следующие четыре ее аспекта: роль России, Ирана, Китая, а также ЕС и США.
Статья состоит из пяти разделов. Первая часть посвящена геополитической активности России в регионе. В остальных разделах рассмотрена роль, которую в Центральной Азии играют Иран, Китай, а также Соединенные Штаты и Европа. В заключительном разделе формулируются некоторые выводы.
Роль России в Центральной Азии
Внешняя политика России по отношению к постсоветскому пространству определяется понятием «ближнее зарубежье». В рамках этого понятия все постсоветское пространство трак-
туется как единый регион (в котором есть Россия и ее «ближнее зарубежье». — Ред.). Самостоятельных стратегий для отдельных постсоветских регионов Россия не выработала, и, таким образом, у нее нет какой-то специфической стратегии в отношении Центральной Азии.
Однако у России в Центральной Азии есть существенные экономические и геополитические интересы. В том, что касается конкретно водных и энергетических проблем региона, Россия связала себя с масштабными гидроэнергетическими проектами в Таджикистане и Кыргызстане, однако не имеет ясного понимания своей роли в решении проблем управления водными ресурсами в Центральной Азии. И расширяя свое участие в инвестиционных проектах, Россия косвенно вовлекается в региональный конфликт.
Самый успешный российский проект в гидроэнергетическом секторе в регионе — Санг-тудинская ГЭС-1 на реке Вахш в Таджикистане. Проект был целиком реализован на российские инвестиции. Капиталовложения в строительство Сангтудинской ГЭС-1 составили более 16 млрд руб.1 Это делает его самым крупным инвестиционным проектом, осуществленным Россией на постсоветском пространстве.
В октябре 2004 года в ходе визита президента России В. Путина в Таджикистан было подписано Соглашение между правительством Российской Федерации и правительством Республики Таджикистан о порядке и условиях долевого участия Российской Федерации в строительстве Сангтудинской ГЭС-1. Строительство ГЭС началось в апреле 2005 года, в январе 2008 года был введен в строй первый агрегат. В мае 2009 года станция была готова к работе на полную мощность. Мощность станции составляет 670 МВт. 75% акций принадлежат российской компании «Интер РАО ЕЭС».
Сангтудинская ГЭС-1 — одна из пяти гидроэлектростанций, действующих на реке Вахш, и одна из трех крупнейших гидроэлектростанций в Таджикистане — наряду с Нурекской ГЭС (3 000 МВт) и Байпазинской ГЭС (600 МВт)2. Сангтудинская ГЭС-1 обеспечивает примерно 15% всей совокупной выработки электроэнергии на электростанциях Таджикистана и примерно на 30% покрывает сезонный дефицит электроэнергии3. Главный потребитель электроэнергии в Таджикистане — Национальная энергетическая компания «Барки Точик», занимающаяся поставкой электроэнергии населению и предприятиям. Со времени ввода в действие Сангтудинской ГЭС-1 у «Барки Точик» накопилась значительная задолженность перед ОАО «Сангтудинская ГЭС-1»4, и задолженность эта стала главной проблемой российско-таджикских переговоров на межправительственном уровне.
Наряду с подписанием осенью 2004 года соглашения о строительстве Сангтудинской ГЭС-1 компания «Русский алюминий» («Русал») подписала с правительством Таджикистана соглашение об условиях участия в сооружении Рогунской ГЭС. Предполагалось, что строительство будет вестись компанией «Русал», которая затем должна была использовать вырабатываемую станцией электроэнергию на таджикском алюминиевом заводе TALCO. Однако правительство Таджикистана отказалось продавать алюминиевый завод компании «Русал», поскольку тот дает стране основную часть ее экспортной выручки. Кроме того, «Русал» и правительство Таджикистана не пришли к согласию в вопросе о высоте плотины. «Русал» настаивал на высоте в 285 м, а таджикская сторона — на плотине высотой 385 м, которая позволила бы ежегодно вырабатывать 13,4 млрд кВтч электроэнергии. Поэтому российская компания решила отказаться от участия в данном проекте.
Россия также инвестирует средства в строительство гидроэнергетических объектов в Кыргызстане. Согласно предварительным соглашениям, достигнутым во время визита пре-
1 См.: Сангтудинская ГЭС-1. Официальный сайт см. [www.sangtuda.com/], 18 июля 2013.
2 См.: Там же.
3 См.: Там же.
4 См.: Там же.
зидента Д. Медведева в Бишкек в 2008 году, Россия должна была стать главным инвестором в строительство Камбаратинской ГЭС на реке Нарын. Главной целью было наладить экспорт произведенной на этой ГЭС электроэнергии в соседние страны. В феврале 2009 года Россия и Кыргызстан пришли к соглашению, в соответствии с которым Россия должна была на безвозмездной основе предоставить Кыргызстану финансовую помощь в размере150 млн долл. для поддержания государственного бюджета Кыргызстана.
Конец 2011 года был отмечен интересным стратегическим предложением директора Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков В. Иванова. В этом предложении утверждалось, что экономические интересы России в Центральной Азии тесно связаны с гидроэнергетическим сектором в силу соображений безопасности, то есть необходимости борьбы с распространением наркотиков и незаконной миграцией. Суть его предложения состояла в образовании российской компании по сотрудничеству со странами Центральной Азии в форме открытого акционерного общества. 51% акций предлагаемой компании должен был бы принадлежать государству, а 49% — переданы крупным акционерным обществам и частным компаниям, таким как «РусГидро», «Роснефть», «Газпром», «Интер РАО ЕЭС», «Сбербанк», «Ростехнологии», «Росатом». Предусматривалось участие в проекте и компаний из Центральной Азии5.
Интересы Ирана в Центральной Азии
Неоконсервативное правительство, которое пришло к власти в Иране в 2005 году, в своем политическом курсе объединило внешнеполитические парадигмы предыдущих правительств: стремление добиться статуса региональной державы (доктрина покойного шаха Мохаммеда Резы Пехлеви), максимальный прагматизм в экономике (концепция президента А. Хашеми-Рафсанджани) и последовательная интеграция в мировую экономику (идея президента С. Хатами)6. В своей внешней политике Иран основывается на этих доктринах и к настоящему времени сформировал четкую позицию по отношению к Центрально-Азиатскому региону. Иранская внешняя политика в Центральной Азии мало зависит от внутренней политики и идеологии той или иной из стран региона. Напротив, прагматические экономические интересы, направляющие региональную политику Ирана в Центральной Азии, определяются нарастанием антагонизма в его отношениях с Соединенными Штатами и расширяющимся американским присутствием и участием в делах Центральной Азии. В прошедшие десять лет иранская дипломатия в регионе была нацелена, помимо прочего, на осуществление экономических проектов, призванных преодолеть политическую и экономическую изоляцию страны на международной арене.
В сфере энергетики интересы Ирана состоят главным образом в расширении участия в добыче и транспортировке энергоресурсов, что включает, среди прочего, усиление его геополитических и геоэкономических позиций на Каспии; наращивание поставок иранского газа на европейский и азиатский рынки и превращение Ирана в транзитный центр региона; активное участие в создании и функционировании объединенной электроэнергетической системы
5 См.: Шустов А. Модернизирует ли Россия Центральную Азию? Госнаркоконтроль настаивает на масштабных инвестициях в регионе, 29 марта 2012 [http://www.stoletie.ru/geopolitika/modemizirujet_li_rossija_srednuju_ aziju_2012-03-29.htm], 18 июля 2013.
6 См.: Князев А. Региональная стратегия Ирана в Центральной Азии: эволюция и приоритеты, 2005 [http://www. knyazev.org/stories/html/chang_200508.s html], 18 июля 2013.
на Среднем Востоке и использование результатов международной деятельности для преодоления проблем страны с дефицитом топлива.
Стремление реализовать эти интересы можно проследить не только в нефтяном и газовом секторе, но и в организации совместных гидроэнергетических проектов. Заместитель министра энергетики Ирана доктор Реза Амролахи упоминает приоритеты иранской политики в электроэнергетическом секторе Центральной Азии. Они включают прямой экспорт электроэнергии в соседние страны (прежде всего в Турцию и Ирак), импорт электроэнергии (главным образом, из стран Центральной Азии и Кавказа), сезонный и суточный обмен электроэнергией между Ираном и соседними странами, использование иранских мощностей для транзита электроэнергии7. Чтобы гарантировать стабильное поступление электроэнергии из Центральной Азии, Иран укрепляет там свои позиции с помощью прямых инвестиций в строительство новых электростанций и в развитие международных электросетей.
Самый крупный проект с участием Ирана в Центральной Азии — строительство Сангту-динской ГЭС-2 мощностью 220 МВт на реке Вахш в Таджикистане. Станция была спроектирована в 1970-х годах, а строительство началась в конце 1980-х годов. Однако в начале 1990-х годов строительство было остановлено из-за гражданской войны и отсутствия финансирования. В 1995 году иранское правительство заявило о готовности дополнительно вложить в строительство гидроэлектростанции 180 млн долл., и в январе 2005 года Россия, Таджикистан и Иран подписали протокол о достройке Сангтудинской ГЭС-1 и Сангтудинской ГЭС-2.
В феврале 2006 года на Сангтудинской ГЭС-2 начались работы, а в конце 2011 года станция была сдана в эксплуатацию. На торжественной церемонии пуска электростанции президент Таджикистана Э. Рахмон заявил, что с вводом в строй Сангтудинской ГЭС-2 ежегодная выработка электроэнергии в Таджикистане должна возрасти до 1 млрд кВтч. В соответствии с межправительственными соглашениями, в течение 12,5 лет после ввода в эксплуатацию станция будет находиться в собственности Ирана, а по истечении этого срока перейдет во владение Таджикистана. Работа Сангтудинской ГЭС-1 и Сангтудинской ГЭС-2 позволит на треть сократить дефицит электроэнергии в стране и расширит ее экспортные возможности, позволяя ежегодно экспортировать до 1 млрд кВтч электроэнергии; на 3% улучшится использование экономического потенциала национальных гидроресурсов.
Кроме того, правительство Таджикистана настойчиво пытается найти инвестиции для достройки Рогунской ГЭС и сооружения Шуробадской ГЭС на реке Вахш и, соответственно, пытается привлечь иранских инвесторов. Проектируемая мощность Шуробадской ГЭС составляет 850 МВт, а Рогунской — 3 600 МВт8. С вводом в строй Рогунской ГЭС выработка электроэнергии в Таджикистане возросла бы в два раза9. Выше мы упоминали, что, согласно соглашению между правительством Таджикистана и российской алюминиевой компанией «Русал» в октябре 2006 года, «Русал» должна была инвестировать в строительство Рогунской ГЭС приблизительно 1,3 млрд долл., однако строительство так и не началось, и в сентябре 2007 года правительство Таджикистана разорвало соглашение. Таджикистан решил продолжить постройку гидроэлектростанции самостоятельно с привлечением средств Всемирного банка и других инвесторов. Иран неоднократно заявлял о своем желании участвовать в этих проектах10.
7 См.: Амролахи Р. Роль Ирана в обмене региональной электроэнергией // Аму-Дарья, 2005, № 17. С. 87—94.
8 См.: Основные показатели Шуробадской ГЭС // Государственный комитет по инвестициям и управлению, 2012 [http://gki.tj/ru/investment/map/hydropower/25], 18 июля 2013.
9 См.: Валамат-Заде Т. Энергетика Таджикистана: настоящее и ближайшее будущее // Центральная Азия и Кавказ, 2008, № 1 (55). С. 105—106.
10 См.: Иран готов участвовать в завершении строительства Рогунской ГЭС в Таджикистане // CA-NEWS, 2012 [http://www.ca-news.Org/news:6164/], 18 июля 2013.
В настоящее время Иран вкладывает средства в строительство в Таджикистане малых гидроэлектростанций. Например, в марте 2012 года во время визита в Иран президента Таджикистана Э. Рахмона было достигнуто соглашение о начале строительства ГЭС «Айни». Осенью 2007 года между Министерством энергетики и промышленности республики Таджикистан и Министерством энергетики Ирана были подписаны протоколы о постройке ГЭС «Айни» на реке Зеравшан и Шуробадской ГЭС на реке Вахш. Для строительства объектов гидроэнергетики совместная консалтинговая компания подготовила технико-экономические обоснования новых гидроэнергетических проектов, в том числе проектов малых ГЭС, таких как «Айни» и Шуробадская, и туннеля Чормагзак. Проектная мощность ГЭС «Айни» составляет 150 МВт.
Иран также заявил о намерении участвовать в строительстве других малых электростанций на территории Таджикистана, таких как Нурободская ГЭС-1 и Нурободская ГЭС-2 на реке Хингоб. Первоначально эти объекты, как и ГЭС «Айни», должны были сооружаться на китайские инвестиции, но позже Китай решил воздержаться от участия в этих проектах, не желая нарушать интересы Узбекистана. Узбекистан же категорически возражает против гидроэнергетических проектов Таджикистана11.
Цель строительства гидроэлектростанций в Таджикистане — не только борьба с дефицитом энергии внутри страны, но и создание потенциала для экспорта электроэнергии в соседние страны. Иран поддерживает идею формирования объединенной региональной электроэнергетической системы и участвует в сооружении системы линий электропередачи. Самый крупный проект в этой области — строительство линии электропередачи между Таджикистаном и Ираном через территорию Афганистана: Сангтуда — Рогун — Кундуз — Мазари-Шариф — Герат — Мешхед12.
Сегодня Иран — один из крупнейших инвесторов в Таджикистане. Основная доля его инвестиций приходится как раз на сферу гидроэнергетики, в развитии которой Иран видит преимущество регионального значения. Однако необходимо отметить, что главные интересы Ирана лежат не в Центральной Азии, а скорее на Среднем Востоке и на Южном Кавказе. Масштабы же его сотрудничества со странами Центральной Азии, помимо Таджикистана и Туркменистана, весьма ограничены. Кыргызстан, например, все еще не вошел в сферу иранских интересов и обязательств.
Китайское присутствие в регионе
Геополитическое присутствие Китая в регионе основано на стратегии формирования такого своего образа, который был бы привлекателен для соседних стран. В глазах стран Центральной Азии образ Китая отличен от образа России и Соединенных Штатов, которых подозревают в стремлении к империалистической гегемонии в регионе. Китай же в Центральной Азии воспринимают как надежного и щедрого кредитора, который не ставит никаких условий, связанных с демократией13. Китай придерживается курса на постепенное проникновение на
11 См.: ЮлдашевА. Иран построит в Таджикистане еще одну ГЭС — Айни, 15 августа 2011 [http://www.centrasia. ru/newsA.php?st=1313431260], 18 июля 2013.
12 См.: Министры энергетики Таджикистана, Ирана и Афганистана договорились о строительстве ЛЭП, проходящей по территории трех государств // Iran.ru, 1 сентября 2008 [http://www.iran.ru/rus/news_iran. php ?act=news_ by_id&news_id=53106], 18 июля 2013.
13 См.: Панфилова В. Не только трубы. Пекин засыпал Центральную Азию льготными кредитами, 16 декабря 2009 [http://www.ng.ru/cis/2009-12-16/7_pekin.html], 18 июля 2013.
зарубежные рынки и располагает в регионе вполне реальными и эффективными экономическими рычагами воздействия.
Доля Китая в мировой экономике за последние 30 лет стремительно росла — с 1% до 8%. Сегодня Китай — второй крупнейший потребитель и третий по объему импортер нефти: он потребляет приблизительно 35% всей импортируемой нефти в мире14. Зависимость Китая от энергетического импорта в дальнейшем будет только расти, и, чтобы поддержать этот интенсивный экономический рост, он нуждается в доступе к новым источникам энергоресурсов. С этой точки зрения регион Центральной Азии весьма привлекателен для КНР как поставщик энергоресурсов, и потому Китай старается проникнуть в тамошний энергетический сектор.
Интересно, в частности, наблюдать за китайским присутствием в Казахстане. В 2005 году Китай приобрел за 4,14 млрд долл. канадскую компанию «ПетроКазахстан», и теперь ему принадлежат 67% ее акций. Сверх того к концу 2006 года китайская корпорация «CITIC Group» приобрела за 1,9 млрд долл. 100% акций «Nations Energy Company Ltd»15. Впоследствии сообщалось, что китайцы купили половину акций компании «КазМунайГаз»16. В сентябре 2009 года китайский правительственный фонд CIC купил около 11% акций акционерного общества «KazMunayGas Exploration and Production». Одновременно с этим китайская компания «Sinopec» выиграла тендер на продолжение модернизации нефтеперегонного завода Атырау и обязалась построить комплекс для производства ароматических углеводородов за 1,04 млрд долл.17 В апреле 2009 года в ходе официального визита президента Китайской Народной Республики было подписано соглашение, в соответствии с которым правительство КНР предоставляло Казахстану кредит в 10 млрд долл.18 Доля Китая в нефтегазовом секторе Казахстана быстро растет. Для сравнения: в 2010 году его доля в нефтяной отрасли Казахстана составляла лишь 20%, а уже в 2011 году превысила 40%19.
Присутствие китайских энергетических интересов заметно и в других странах Центральной Азии. Например, в Узбекистане Китай направляет финансовые средства исключительно на разработку природных ресурсов. Узбекистан, некогда занимавший в Советском Союзе третье место по объему добычи газа, в настоящее время является мишенью для многих китайских компаний энергетического сектора. В советские времена на долю Узбекистана приходилось больше 10% всего объема природного газа, добываемого в СССР (сегодня запасы природного газа, по оценкам, составляют более чем 1 трлн куб. м)20. По мнению некоторых экспертов, в период с 1992 по 2002 год ежегодный товарооборот между Узбекистаном и Китаем составлял приблизительно 136 млн долл. (немногим более 2% совокупного внешнеторгового оборота Узбекистана). Однако после 2003 года эти показатели начали меняться. В 2005 году Китай и Узбекистан подписали 20 соглашений об инвестициях и о кредитах на сумму более чем 1,5 млрд долл., в том числе на 600 млн долл. — в нефтегазовом секторе21. Во время визита президента Ху Цзиньтао в Узбекистан между холдинговой компанией «Узбек-нефтегаз» и Китайской национальной нефтяной корпорацией (CNPC) было подписано «пер-
14 См.: Дергачев В. Особенности китайской геополитики // Вестник аналитики, 2008, № 2.
15 См.: Огутчу М., Ма К. Энергетическая геополитика. Китай и Центральная Азия, 23 ноября 2007 [http://www. centrasia.ru/newsA.php ?st=1195811040], 18 июля 2013.
16 См.: Там же.
17 См.: Тургунбаев Ш. Перспективы присутствия Китая в Центральной Азии, 24 сентября 2010 [http://www.ia-centr.ru/expert/8968], 18 декабря 2012.
18 См.: Там же.
19 См.: Ювачев Д. Китай идёт, ему — дорогу! // Политика и общество, 9 ноября 2009 [http://www.nomad. su/?a=3-200911090233], 18 июля 2013.
20 См.: Огутчу М., Ма К. Указ. соч.
21 См.: Эксперты: Охлаждение в 2004—2005 годах отношений Узбекистана с Западом придало мощный импульс его экономическим связям с Китаем // ИА Regnum, 2006 [http://www.regnum.ru/news/1219170.html], 18 июля 2013.
вое рамочное соглашение, в соответствии с которым Узбекистан обязался поставлять Китаю до 10 млрд куб. м газа»22. Отмечается также активное и постоянно расширяющееся участие Китая в добыче газа и нефти на принадлежащей Узбекистану части Аральского моря. По оценкам некоторых экспертов, С№С потратила на буровое оборудование 209 млн долл.23
В Туркменистане основная часть финансовых ресурсов Китая вкладывается в нефтегазовый сектор. В ходе визита президента Туркменистана в Китай в апреле 2006 года китайские компании получили доступ к разработке месторождений нефти и газа в стране. В конце 2008 года суммарный объем финансовых средств, которые Китай инвестирует в экономику Туркменистана, составил примерно 1,15 млн долл.24 Самое важное событие в истории отношений между двумя странами произошло в 2009 году, когда началась эксплуатация газопровода из Туркменистана в Китай. Протяженность этого трубопровода составляет 7 000 км, а проектная пропускная способность достигает 40 млрд куб. м в год. Приблизительно 30 млрд куб. м из этого объема предоставляет сам Туркменистан. Для того чтобы газопровод мог быть введен в строй в июне 2009 года, Китай выдал Туркменистану кредит в сумме 3 млрд долл.25
Сильное влияние Китая ощущается даже в Кыргызстане. 12 января 2010 года в ходе визита в Китай главы Центрального агентства по развитию, инновациям и инвестициям М. Ба-киева был подписан Протокол по проекту «Строительство ЛЭП 500 кВ Датка — Кемин», в котором говорилось о сумме в 342 млн долл. В этой связи пояснялось, что новые линии обеспечат Кыргызстану независимость от энергетического кольца Центральной Азии. Кроме того, сообщалось, что Пекину предложили участвовать в достройке Камбаратинской ГЭС-2 и в модернизации производства поликристаллического кремния для нужд солнечной энерге-
тики26.
Контроль над огромной долей энергетических ресурсов Центральной Азии и возможности для политического давления обеспечивают Китаю важную роль в разрешении водных проблем в регионе. Влияние Китая на энергетический сектор затрагивает военные и политические аспекты, которые непосредственно связаны с региональной безопасностью. С этой целью Китай может выгодно использовать Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС). Принципы, зафиксированные в Декларации глав государств — членов ШОС от 6 июня 2005 года, позволяют КНР влиять на размещение иностранных военных баз на территориях государств — членов ШОС27.
Активность США и ЕС в Центральной Азии
Внешняя политика и геополитические интересы США и ЕС в Центральной Азии почти не различаются. Оба игрока не имеют общих границ с регионом и потому не могут играть в
22 Узбекистан и Китай: на пути к новым вершинам сотрудничества, 5 июня 2010 [http://www.jahonnews.uz/rus/ mbriki/politika/uzbekistan_i_kitay_na_puti_k_novim_vershinam_sotrudnichestva.mgr], 18 июля 2013.
23 См.: AhmadovE. Sino-Uzbek Relations and the Energy Politics of Central Asia // CACI Analyst, 14 November 2007.
24 См.: Всплеск экономической активности КНР в Туркмении произошел после появления долгосрочного стратегического интереса к газовым ресурсам // ИА Regnum, 2012 [http://www.regnum.ru/news/1218305.html], 18 июля 2013.
25 См.: Там же.
26 См.: Михайлов Г. Дебют младшего Бакиева. Обещанное Москве Бишкек готов отдать Пекину, 14 января 2010 [http://www.centrasia.ru/newsA.php ?st=1263420540], 18 июля 2013.
27 См.: Ходжаев А. О центральноазиатской политике КНР (на основе китайских источников) // Центральная Азия и Кавказ, 2007, № 3 (51).
нем такую же геополитическую роль, как Россия, Китай и Иран. Спустя почти год после принятия Стратегии ЕС для Центральной Азии и вступления в должность Обамы в Вашингтоне в регионе можно видеть проявления новых европейских и американских политических инициатив. Американские и европейские геополитические интересы в Центральной Азии сегодня диктуются двумя важными факторами.
■ Во-первых, диверсификация источников снабжения энергоресурсами стала одним из ключевых пунктов в повестке дня XXI столетия. Регион Центральной Азии с его богатыми запасами органических ископаемых вызывает пристальное внимание и Европейского союза, и Соединенных Штатов. Этот их интерес к Каспийскому региону и Центральной Азии еще больше усиливается в связи с недавним глобальным энергетическим кризисом и высокой зависимостью ЕС от российского газа.
■ Во-вторых, интерес США и ЕС к Центральной Азии подогревается присутствием сил коалиции в Афганистане, а также их намерениями содействовать утверждению демократии и защите прав человека в регионе. Однако, как неоднократно разъяснялось, высшим приоритетом для внешней политики США и ЕС является первое обстоятельство. Соответственно, США выражали намерение изменить характер диалога с правительствами стран Центральной Азии и потому готовы были на время закрыть глаза на нарушения прав человека и преследования в странах региона. Ведь Соединенным Штатам необходимы гарантии безопасного вывода войск из Афганистана через Центральную Азию. Кроме того, они надеются найти в регионе партнеров для разрешения иранской проблемы.
В том, что касается водных проблем в Центральной Азии, ЕС особенно сильно акцентирует внимание на возможных отрицательных последствиях изменения климата в регионе. Однако тем самым в вопросе об управлении тамошними водными ресурсами Евросоюз поддерживает позицию стран, расположенных в низовьях — Узбекистана и Казахстана. ЕС выступает против строительства больших плотин на региональных реках. Официальный представитель Европейского союза по Центральной Азии П. Морель в апреле 2009 года заявил, что «ЕС обеспокоен неравным распределением водных ресурсов в Центральной Азии и рекомендует странам региона пересмотреть свои позиции в вопросе о воде». Он предлагает строить в регионе малые гидроэлектростанции, потому что большие гидросистемы Таджикистана и Кыргызстана на трансграничных реках способны нанести огромный ущерб экономической, социальной и экологической обстановке в Узбекистане, Казахстане и Туркменистане.
С 2010 года активность Соединенных Штатов в политической жизни Узбекистана усилилась. Январский (2010 г.) план действий президента И. Каримова по улучшению двусторонних отношений, как и визит в том же году в Узбекистан специального представителя США по Афганистану и Пакистану Ричарда Холбрука, продемонстрировал определенное сближение между США и Узбекистаном. Хотя ни о каких конкретных планах не объявлялось, в этом Плане действий заявлено, что Узбекистан не имеет ничего против контактов с США в форме политических консультаций на высоком уровне. В дополнение к этому в начале 2011 года Узбекистан посетила госсекретарь Хиллари Клинтон, прибыв туда в составе делегации американских бизнесменов. Участие в функционировании Северной распределительной сети (КОМ) открыло перед Узбекистаном новые важные экономические возможности для военно-технического сотрудничества с США.
США проявляют активность не только в Узбекистане, но и в Таджикистане. В частности, тот же Холбрук выражал намерения Соединенных Штатов укрепить отношения с Таджикистаном и повысить его роль в решении конфликта в Афганистане. Он высказал готовность обсудить с таджикским правительством водные и энергетические проблемы.
В Кыргызстане Холбрук вел переговоры о сохранении на длительный срок американского присутствия на военной базе в Манасе и о возобновлении американского кредита на строительство военного учебного центра в Баткене в Южном Кыргызстане. Кроме того, Вашингтон ищет новые возможности в рамках программы «Партнерство для развития Большой Центральной Азии», которую США развернули как составную часть процесса по приобретению контроля над энергетическими ресурсами региона. Например, американская корпорация AES получила право участвовать в строительстве линий электропередачи для поставки электроэнергии из Центральной Азии в Афганистан и Пакистан. Чтобы иметь возможность экспортировать электроэнергию на юг, эта компания наладила тесное сотрудничество с Казахстаном, Кыргызстаном и Таджикистаном.
Вашингтон также заинтересован в строительстве Даштиджумской ГЭС в Таджикистане. Средства на строительство этой ГЭС Таджикистан рассчитывает получить за счет инвестиций американских и пакистанских компаний. Даштиджумская ГЭС сможет ежегодно вырабатывать более чем 15,6 млрд кВтч электроэнергии. Станция должна быть построена на реке Пяндж на границе с Афганистаном. Реализация этого проекта значительно увеличила бы экспорт электроэнергии из Таджикистана в Афганистан и Пакистан.
Геополитическая игра в регионе
Вовлеченность в дела региона нескольких внерегиональных держав негативно отражается сегодня на общей ситуации с региональным сотрудничеством в Центральной Азии. Конкуренция за энергетические ресурсы и различие интересов иностранных держав препятствует налаживанию сотрудничества между странами Центральной Азии, которое необходимо для формирования работоспособного водного и энергетического режима. Это легко видеть на примере множества самых разных политических событий в регионе. Так, тесное сотрудничество Таджикистана с Ираном нанесло ущерб отношениям в сфере водной политики между Узбекистаном и Таджикистаном из-за строительства таджикских гидроэлектростанций, в котором Иран будет участвовать в качестве инвестора. Кроме того, Ирану несколько раз пришлось столкнуться с трудностями в транзите грузов в Таджикистан через территорию Узбекистана. Хотя Иран заявлял, что в конфликте между Узбекистаном и Таджикистаном придерживается нейтральной позиции, он тем не менее поддерживает Таджикистан. Вера Таджикистана в политическую и экономическую поддержку со стороны Ирана в определенной степени препятствует налаживанию диалога между Узбекистаном и Таджикистаном. В общем и целом создается впечатление, что Иран заинтересован в создании региональной системы электроснабжения и режима регионального сотрудничества. Однако он больше заинтересован в формировании такого режима не в Центральной Азии, а на Среднем Востоке.
Россия, участвуя в гидроэнергетических проектах в Таджикистане, также углубляет конфликт между Таджикистаном и Узбекистаном. Это хорошо видно на примере ухудшения российско-таджикских отношений в январе и феврале 2009 года. Во время своего официального визита в Узбекистан в 2009 году российский президент Д. Медведев подчеркнул в связи с усиливающимся конфликтом, что при решении водных и энергетических проблем должны быть учтены интересы всех стран Центральной Азии. Это утверждение привело к политико-дипломатическому демаршу в таджикской прессе, обвинившей Россию в отказе от достигнутых ранее соглашений с Таджикистаном.
В феврале 2009 года Россия пообещала Кыргызстану кредит в 1,7 млрд долл. на постройку Камбаратинской ГЭС-2, но в скором времени эта договоренность была разорвана из-за
возникших в отношениях между двумя странами трений. Россия обвиняла Кыргызстан в бесполезной растрате российских кредитов и в использовании получаемых средств для формирования коммерческого инвестиционного фонда. Очевидно, деньги, предоставленные на постройку Камбаратинской ГЭС-1, были потрачены на президентские выборы, выигранные К. Бакиевым в июле 2009 года. Среди причин для неудовольствия России аналитики назвали также отказ от закрытия американской военной базы в аэропорту Манас, а также желание России участвовать в некоторых ключевых проектах, в которых Бишкек попытался заменить ее Китаем.
С другой стороны, Соединенным Штатам удалось сохранить авиабазу в Манасе в Кыргызстане, втрое увеличив ежегодную плату за ее аренду. Это имело свои последствия для внутренней ситуации в Кыргызстане. Бывший президент Бакиев, который пообещал России закрыть авиабазу в Манасе в обмен на финансирование достройки Камбаратинской ГЭС-1, после диалога с американцами не решился это сделать, что в конце концов привело к отстранению Бакиева от власти и беспорядкам в стране: многие связывают эти события с прямым вмешательством Кремля28. Утверждают, что Россия попыталась добиться участия в масштабных гидроэнергетических проектах и открыла свою собственную военную базу в Оше. В то же время она попыталась изгнать США с авиабазы «Манас» в Кыргызстане29. Согласно информации Международной кризисной группы, предоставление авиабазы России было частью соглашения о финансировании строительства Камбаратинской ГЭС-1. В обмен на финансирование Россия хотела получить в построенной гидроэлектростанции 50%-ю долю30.
Затем, в 2009 году, Кыргызстан и Россия договорились о размещении под эгидой сил быстрого реагирования ОДКБ второй российской базы в Кыргызстане. Однако выполнять это соглашение не спешили. Эта задержка могла иметь три возможных объяснения.
■ Первое — проволочки с планированием и бюрократическими процедурами.
■ Второе — разногласия между Россией и Кыргызстаном в вопросе о месте расположения базы и финансовых условиях. В то время как Кыргызстан настаивал на Батке-не как на предпочтительном месте размещения базы, Россия предпочитала южный город Ош, где располагается международный аэропорт.
■ Третье — проблема, связанная с задержкой выделения Россией финансовых средств для строительства Камбаратинской ГЭС-1 и с заявлением американцев о строительстве военного центра в Баткене.
9 марта американское посольство в Бишкеке объявило, что США инвестируют в строительство военного учебного центра 5,5 млн долл. Заявление было сделано накануне встречи главы Центрального командования США Д. Петреуса с Бакиевым, на которой обсуждались двусторонние усилия по разрешению афганской проблемы и сохранение американского присутствия на базе «Манас». Соответственно, военный учебный центр, о котором шла речь, должен был продолжить усилия по созданию Вооруженных сил Кыргызстана, с тем чтобы существенно сократить в Центральной Азии возможности для действий радикалов и террористов и для наркоторговли. Центр предполагалось разместить в Баткенской области в кыргызской части Ферганской долины.
В этих обстоятельствах причиной для задержки с открытием российской базы в Кыргызстане могли стать также резкие возражения Узбекистана против появления иностранных военных баз поблизости от его границ. Это же помогает объяснить, почему Кыргызстан настаи-
28 См.: KraakE.P. Power Nexus Skews Kyrgyz Dam Demand, 21 April 2012 // Asia Times, 18 июля 2013.
29 См.: Blank S. Is a U.S. Strategy for Central Asia Emerging? // CACI Analyst, 17 March 2010.
30 См.: Kraak E.P. Op. cit.
вал на строительстве военного центра именно у границы с Узбекистаном. Теперь Россия поддерживает требование Узбекистана о передаче международным экспертам подготовки технико-экономического обоснования проектов строительства таджикской Рогунской ГЭС и кыргызской плотины на Камбаратинской ГЭС-1. Опасения в связи с возможным усилением военного сотрудничества между США и Узбекистаном и отказ Кыргызстана выполнить свои обещания о ликвидации американской базы в стране вполне могли стать причиной нового сближения России с Узбекистаном и задержки с предоставлением кредита в размере 1,7 млн долл. на достройку Камбаратинской ГЭС-1.
Заключение
Геополитическая конкуренция международных игроков в Центральной Азии сегодня негативно отражается на управлении водными ресурсами региона, поскольку каждая новая гидросистема, построенная без согласия всех сторон, породит серьезные последствия для соседних стран. Продолжение нынешних тенденций в Центральной Азии сулит следующий сценарий развития комплекса водно-энергетических проблем. Страны, расположенные в нижнем течении рек (Узбекистан, Казахстан и Туркменистан), будут продолжать активно использовать воду для целей ирригации, вызывая в регионе постоянный энергетический кризис, тогда как страны верхнего течения (Таджикистан и Кыргызстан) будут использовать воду исключительно для производства энергии, что будет приводить к нехватке водных ресурсов в нижней части бассейнов рек.
В Центральной Азии взаимозависимость составляющих ее стран и территорий сильна как мало в каком другом регионе мира, и без сотрудничества странам региона просто не разрешить общих региональных проблем. Чтобы механизм управления водными ресурсами мог нормально работать, каждая из республик должна постараться понять специфические потребности соседних стран и сама должна иметь возможность полагаться на другие страны. Какие-то особые интересы региональных государств могут в долгосрочной перспективе иметь негативные последствия для всех причастных к этому акторов и сделать их уязвимыми для вне-региональных держав. Влияние внешних сил способно ухудшить ситуацию в регионе, поскольку те будут действовать, исходя из своих собственных политических и экономических интересов. Водный кризис в Центральной Азии — региональная проблема, и затронутые им страны должны искать его решение в рамках региональной структуры.
В общем и целом, избавление от комплекса водно-энергетических проблем связано с готовностью стран к сотрудничеству. Поскольку никакого эффективного международного механизма для разрешения споров об управлении водными ресурсами не существует, нет и возможности как-то учесть общие интересы стран региона. Для разрешения всего комплекса взаимосвязанных водно-энергетических проблем необходимо прежде всего желание государств, использующих водные ресурсы трансграничных рек, вести конструктивные переговоры для поиска взаимоприемлемого решения.