CC BY
61
УДК 1 (091) (47)
А. Ю. Григоренко
Влияние творчества Григория Богослова на древнерусскую религиозную мысль
Русская духовная культура сформировалась под сильнейшим влиянием патриотической литературы. О воздействии на русскую религиозную мысль идей Дионисия Ареопагита и Иоанна Дамаскина писалось много. О Григории Богослове значительно меньше. Но его влияние было ничуть не меньше. Существует несколько переводов его сочинений на древнерусский язык. Особенной популярностью среди русских книжников пользовался его известный трактат «Шестнадцать Слов Григория Богослова» (с толкованиями Никиты Ираклийского). Его идеи оказали большое влияние на творчество таких известных деятелей русской культуры, как Климент Смолятич, Иван Бегичев, максим Грек. Наибольшее воздействие на развитие религиозной мысли Древней Руси оказали следующие идеи византийского богослова: восприятие мира и его истории как осуществление Замысла Божия, стремление к аллегорическому методу истолкования мира и Священного писания, а также к синтезу античной и христианской культур.
Russian spiritual culture was formed under a strong influence of patristic literature. Much has been written about the impact of ideas of Dionysius the Areopagite and St. John of Damascus on Russian religious thought, much less - about St. Gregory the Theologian. However, his influence was great. There are several translations of his works into Old Russian. The most popular one among Russian scribes was his famous treatise "Sixteen Words of St. Gregory the Theologian" (with interpretations by Nikita of Heraclea). His ideas had a great influence on the works of such well known figures of culture as Clement Smolyatich, Ivan Begichev and Maximus the Greek. The greatest impact on development of Old Russian religious thought was made by the following ideas of the Byzantine theologian: perception of the world and its history as implementation of the Plan of God, pursuit of the allegorical method of interpretation of the Holy Scriptures, aspiration to synthesis of ancient and Christian culture.
Ключевы слова: аллегория, богоявление, иконы, история, Максим Грек, патристика, теология.
Key words: allegory, epiphany, icons, history, Maxim Greek, patristics, theology.
Становление и развитие древнерусской религиозной мысли протекало под заметным воздействием патристической литературы. Наиболее сильным было влияние прежде всего творчества (псевдо) Дионисия Ареопагита и Иоанна Дамаскина. Их сочинения (в разных
© Григоренко А. Ю., 2016
редакциях и переводах) содержатся во множестве древнерусских рукописных сборниках. Факт определяющего влияния творчества этих византийских богословов на древнерусскую духовную культуру широко известен и считается общепризнанным в современной историко-философской и религиоведческой науках.
О роли же и значении для русской религиозной мысли творчества другого выдающегося византийского богослова - Григория Богослова - пишут значительно реже. Тем не менее следует отметить, что сочинения его были также широко известны на Руси и оказали отнюдь не меньшее влияние. Более того, вокруг некоторых идей Григория Богослова, в частности, - об отношении к античному наследию, на Руси в XVI в. шла дискуссия между Максимом Греком и Федором Карповым. Максим Грек специально просил Алексея Адашева выслать ему сочинения византийского богослова:
«При этом прошу вас, Бога ради, пришлите мне на некоторое время книгу Григория Богослова - греческую, с толкованием (имеются в виду толкования Никиты Ираклийского - А.Г.); пришлите ее, Бога ради» [4, с. 244].
Позднее Максим Грек написал и свои комментарии к «словам» Григория Богослова. В XVII в. между стольником И. И. Бегичевым и С. Л. Стрешневым возникла дискуссия по вопросу богоявлений и иконописания, в ходе которой Бегичев ссылался на идеи о богопознании Никиты Ираклийского - комментатора Григория Богослова [9, с. 3-12].
Влияние идей Григория Богослова мы обнаруживаем уже в самый ранний период русской истории, в частности, в творчестве митрополита «всея Руси» Климента (XII в.), которым было написано сочинение, известное нам под названием «Послание митрополита Климента Смолятича пресвитеру Фоме». Этот трактат - ответ на критику некоего пресвитера в защиту аллегорического метода понимания Священного Писания. Фома критиковал Климента за увлечение философией и прочей «светской мудростью», о чем писал сам митрополит, отвечая на критику:
«Ты говоришь мне: "Тщеславишься, пишучи, строишь из себя философа"... и весьма несправедливо говоришь, будто бы я, оставив в почитаемые писания, стал писать из Гомера, и Аристотеля, и Платона, прославившихся эллинскими хитростями» [6, с. 94-123].
Митрополит же оправдывался и пояснял, что наличие в его тексте философских рассуждений и экскурсов в античную философию объясняется следованием традиции Григория Богослова.
Исследователь творчества Климента Смолятича Н. В. Понырко установила, что все Послание создано под влиянием творчества Григория Богослова и привела ряд примеров обширных заимствований из известного памятника византийской литературы -«Толкования Никиты Ираклийского на шестнадцать слов Григория Богослова» [6, с. 96-113]. Этот трактат получил большое распространение в древнерусской литературе, существует во множестве списков и редакций. Под его влиянием написан целый ряд других древнерусских сочинений.
Одно из наиболее известных сочинений такого рода называется «Святого Григория Феолога словеса избранъная, яже суть толковая». Оно посвящено разъяснению и толкованию идей византийского богослова, имеющих глубокое религиозно-философское содержание и не сразу понятных читателю, не знакомому с духовным миром античной культуры. В древнерусских рукописных сборниках часто встречается также и другое сочинение, идейно соответствующее «Посланию Климента». Это «Словеса избранна от многих книг, вопросов и ответов, различных строк слов о Премудрости» [3, с. 9195]. Данный памятник состоит из ряда отрывков, посвященных толкованиям на библейские темы, которые объединены общей темой Премудрости. Он начинается небольшим сочинением «Сказание о Софии», в котором разъясняются смыслы иконы Софии Премудрости Божией.
Этому сочинению и его главной теме Софии Премудрости Божией посвящена обширная научная литература. Более того, в значительной мере памятник этот является одним из истоков отдельного направления в русской религиозно-философской мысли -софиологии. Оно стало предметом весьма пристального анализа П. Флоренского [7] и Г. Флоровского [8]. Отмечая значение «Сказания о Софии» для развития древнерусской культуры, Г. Флоровский писал, что «новгородская икона Св. Софии принадлежит к числу тех новых символических композиций, которые становятся обычными в русской иконописи с середины XVI века» [8, с. 480]. Характеризуя западное изобразительное искусство того времени, он упоминает о том, что среди иллюстируемых тем «очень часты темы из книги Притч, из Премудрости Соломоновой...». Анализируя содержание «Сказания о Софии» Флоровский отмечает в качестве одной из основных его черт - тему девства. Столь больщое внимание к этой теме в данном сочинении Флоровский объясняет западным влиянием, связывает его «с тем своеобразным аскетико-эротическим движением, которое с особою силою вспыхивает в немецкой мистике XIV века» [8, с. 473]. Отметим, однако, что
богословские концепты «девства и чистоты» - важнейший элемент христианской культуры вообще и православной, в частности. В древнерусских рукописных сборниках нередко встречаются сочинения, в которых присутствует тема чистоты и девства. Это, например, сочинение «Толковая служба», которое было написано под влиянием соответствующих размышлений Григория Богослова [2, с. 94]. Один из его трактатов имеет соответствующее название -«Похвала девству». Слова из этого трактата: «Первая Дева есть чистая Троица», - созвучны мыслям «Толковой службы» о том, что «истина есть прежде Рождества Дева и по Рождестве Дева».
Особенно большое распространение в письменности Древней Руси получил трактат «Шестнадцать слов Григория Богослова с комментариями Никиты Ираклийского». Трактат этот имеет достаточно глубокое религиозно-философское содержание. Большое внимание в нем уделено проблеме богопознания. Причем специально подчеркивается, что любые попытки тех или иных рассуждений о Божестве должны основываться на аскетической практике.
Для того, «чтобы осиатися Божиим видением - потреба ума чиста» (здесь и далее текст приводится по рукописи Троицкого собрания 122/1829, л. 934). Как «в скверном зерцале» невозможно увидеть лицо чисто, так и «скверный ум» не может постичь Божество. Хотя Бог в своей сущности и непознаваем, но для очищенного ума делается «боговидным» и «непосредственне собеседует». Разум Божества двойственен («сугуб»), поскольку мысли Бога разделяются надвое: на мысль «в себе» и «о бытии». Бог знает все им сотворенное и, соответственно, «причащает» свой ум познанному им. А с другой стороны и человек, будучи «познанным Богом» («и познал Господь сущая его»), «присваивает» себе нечто от мысли Бога о нем: «Яко толико познавается человеком Бог, елико иже присваивается... И сего бывает сошествие, елико приближается Богу человек, толико и Бог человеку приближается по мере когожды чистоты умеряя разум».
Но что же можно сказать о Боге? Бог прежде всего «есть». Он «беаше, присно есть и будет»; весь вне времени и, «господствуя», определяет прошлое, настоящее и будущее, сам же существуея только в вечности. Время же приложимо лишь к сотворенному. К ангельскому миру отнсятся настоящее и будущее время, поскольку вечности они не причастны и имеют начало своего бытия. К человеку же помимо настоящего и будущего приложимо также и прошедшее время, ибо он «тленен», постоянно изменчив и всегда в каком то смысле - уже был. Основная черта его - изменчивость; «ов убо бе вчера, ов же есть днесь», ныне он - один, а на утро - иной. Понятие времени предполагает некое разделение («сечение») на прошлое, настоящее и будущее. Поэтому оно не приложимо к божеству,
которое всегда цельно, едино, неущербно, а потому, соответственно, и неделимо. Потому Бог - всегда только «есть», а не был или будет.
Хотя Бог по своей сути «недвижен» и находится в состоянии вечного покоя, однако ему присущ некий род особого движения, который отличен от перечисленных Аристотелем шести видов движения («паче шести от Аристотеля движения»). Это - движение мысли «в себе», «еже к себе обращение», что приводит к формированию божьего замысла о творении мира. Творение мира проходит в несколько этапов. Сначала Бог замышляет и создает «умный мир» - мир ангелов, «умных созданий». Затем - мир материальный, «чувственный». И далее - человека, как существо одновременно «умное и чувственное», целью которого является соединение мира идеального и материального, «всеобщее смешение и сърастворение» стихий бытия. Но человек не смог исполнить свое предназначение, потому потребовалось вмешательство божества, «восполняющего недостающее» - воплощение Сына Божьего, в результате чего и был исполнен замысел о мире как о всеединстве разных уровней бытия. Произошло примирение и соединение двух фундаментальных противоположностей бытия - «ума» и «чувства». И с ними соединился мир «первой светлости», мир Божества.
Характеризуя вышеприведенные идеи данного сочинения, отметим стремление рассматривать мир не в его данности, как статуарный и «недвижный», а в заданности, как некий проект или задачу, как постепенное развитие изначального Замысла Бога о мире.
Идеи данного трактата оказали большое влияние на развитие древнерусской религиозной мысли и нашли свое отражение в духовной культуре средневековой Руси, например, в малоизвестном трактате XIV в. - «Послание великому князю»1.
«Послание великому князю» состоит из трех частей. В первых двух частях рассматриваются догматические вопросы, касающиеся вероисповедных принципов учения о Пресвятой Троице, творении и сущности человека. Третья же часть посвящена изложению промыслительного установления «земских» властей. В целом, все «Послание», начинаясь с повествования о Боге как основе бытия, и заканчиваясь анализом конкретной исторической действительности как результате промыслительной деятельности Бога, имеет домостроительный характер и написано под влиянием «Слова на Пасху» из «Шестнадцати Слов Григория Богослова».
1 Далее выдержки из трактата приводятся по тексту их публикации в монографии автора этой статьи [2, с. 78-82].
Первая часть начинается с обычного для таких случаев вероисповедного изложения догмата о Пресвятой Троице, причем автор текста смог в небольшом по размере тексте изложить и проблему непостижимости Бога, и проблему творения Богом человека. Далее следует рассказ о грехопадении человека и о промыслительном божьем действе по спасению человека от конечной гибели - воплощении и искупительной жертве Иисуса Христа. Но в дальнейшем злоба и ненависть, присущие неисправимому роду человеческому, вызвали братоубийственную войну. А потому «Преблагой Бог всепромыслительно нашему спасению» творит содействие - великокняжескую власть: «Тебе мудраго нашего кормьчию благочестиваго князя - заступника во истину востави, творяща судъ и правду посреди земля» [2, с. 82].
Вся богословская часть этого сочинения, как уже отмечалось, написана под влиянием творчества Григория Богослова. Свидетельством этому являются прямые и несомненные заимствования. Так, в «Послании» мы находим следующий текст, посвященный разъяснению непостижимости Бога: «Дозря Бога мыслью и не постигнуша, аще к мысленеи высоте горе въстечет, несть о что приперетися, аще ли долу в глубину разума - несть на чем стати». Данные слова - цитата из Григория Богослова, а точнее - из комментария к его «Словам» Никиты Ираклийского. Вот соответствующий текст комментария:
«Рече бо, егда въ гърнюю глубину, и несказаемую начала пучину человеческы умъ възрит искы Божиа зачала, таже не имея где стати и утвердитися, заеже не обретати въ еже о Бозе мьчтани предела некоего и описаниа зачало откуду начатся еже зде безмерно, нарече безначално. Егда же умъ съвокупився, еже горе глаголю, и еже доле, сиречь еже безначалное, и еж некончаваемое, тогда Бога именуеть вечнаго» [2, с. 80-82].
Наконец, укажем на еще один красноречивый пример заимствования «из Григория Богослова». Оно находится в заключительной части «Послания», посвященной увещеваниям сыновей великого князя, которые болели соблазном власти. Автор призывает их совершенствоваться на путях овладения мудростью, убеждая их в том, что их юный возраст отнюдь не является препятствием в этом благом начинании:
«Внимаите, учю бы вы разумных силъ здоровому деланию, дондеже успеет к высотк целости, не многолетнии премудрии, ни старци ведять суд, чистити себе то есть премудрость, а удалятися зла то есть хитрость, начало премудрости боязнь Господня. Пишеть бо ся, старость честна не многолетма, ни в числе летъ изочтена есть. Седины же суть мудрость человеком и летомъ старости жити бескверно» (подчеркнуто авт. - А.Г.).
Вот выявленный нами соответствующий текст комментария Никиты Ираклийского на «Слова» Григория Богослова:
«Кто убо бе такъ седъ разумомъ преже старости. Зане и Соломонъ старость целомудрие именуеть. Не белость власомъ - глаголя старость бо честна, не еже многолетниа, ни в числе леть чтется. Седины же суть мудрость человеку, и възрастъ старости житие бескверньно» (подчеркнуто авт. -А.Г.)» [2, с. 82-89].
Указанные заимствования убеждают в том, что и идея «Послания к князю» о промыслительном происхождении княжеской власти является развитием идей о Божием Промысле «Слов» Григория Богослова.
Идеи о промыслительном установлении великокняжеской власти нашли свое развитие и в XVI в. русской истории, в период воссоздания государственности Руси времени правления Ивана Грозного. Русь остро нуждалась в религиозном осмыслении своего исторического пути, в определении своего места в общемировой истории, создании общенациональной идеологии.
Именно этой целью в значительной мере определялся, скажем, характер росписей кремлевских соборов страны после пожара 1547 г. Программу росписей соборов и содержания так называемых икон «нового письма», на которых мы находим аллегорические изображения религиозных сюжетов, определяли, по мнению многих ученых, митрополит Макарий и духовный наставник царя священник Сильвестр. Основная идея росписей заключалась в обосновании провиденциального смысла древнерусской истории, избранности Руси Богом как Святого богоизбранного царства. История Руси - это своего рода осуществление замысла Бога о ней, проявление особого попечения. Русь - это богохранимая держава, а Москва -богохранимый вечный град Священного Московского Царства, пришедшего на смену Израильскому, а затем и Константинопольскому царствам.
Стенные росписи Кремлевских соборов и Золотой палаты, изображения на иконах «нового письма» развивают тему замысла Бога о Руси. Росписи и изображения новых икон передавали события священной истории: от Предвечного совета до искупительной жертвы Христа, от истории Израильских царств до Московского царства.
Обращает на себя внимание обилие аллегорических и античных сюжетов. В росписях мы находим аллегорическое изображение добродетелей и порока: соответственно - безумия, пьянства, неправды и целомудрия. Исследовательница росписей соборов О. И. Подобедова дает следующую их характеристику:
«Для всей системы образов характерно переплетение традиционной символики с античными мотивами: это изображение эолов, времен года, знаков зодиака, года в виде крылатого обнаженного мужа, восходящего солнца, которое на колеснице (колесница Феба? - А.Г.) везет ангел». Но главный идейный смысл росписей Золотой палаты, по мнению Подобедовой, - «это тема совета предвечного, получившего здесь законченную трактовку в плане устроенности всего мироздания. В Золотой палате ее исчерпывающим воплощением явилась композиция «Премудрость созда себе храм» в наиболее развитом иконографическом изводе» [5, с. 62].
Это стремление к изображению Божественного промысла, характеризующее характер росписей соборов и икон «нового письма», а также аллегорическое понимание тех или иных религиозных сюжетов определялись, как нам представляется, влиянием соответствующих выше рассмотренных идей сочинений Григория Богослова.
О влиянии творчества Григория Богослова на создателей икон «нового письма» свидетельствует и сохранившееся до наших дней пояснение к одному из иконографических изображений данного типа:
«Сему сказание. От небеси двери отверсты - сие знаменует, яко ума нашего двери отверсты, еже познати нам истиннаго бога Отца с Сыном и Святым Духом. Но елико по возможенью ума нашего дасть нам постизати себе, прочее ж положит му за кров свои, по богословному Григорью» [цит. по: 1, с. 132].
Итак, подводя итог проведенному расмотрению, следует сказать, что сочинения Григория Богослова оказали заметное влияние на становление и развитие религиозной мысли Древней Руси в целом, и особенно на формирование представлений о бытии русского общества как осуществлении Замысла Бога о мире и человеке.
Список литературы
1. Голейзовский Н. К. Два эпизода из деятельности новгородского архиепископа Геннадия // Визант. Временник. - 1978. - Т. 41.
2. Григоренко А. Ю. Духовная культура Московской Руси. - СПб.: СПбГИЭУ, 2012.
3. Григорий Богослов. Творения. - М.: Сибирская благозвонница, 2007.
4. Максим Грек. Творения. - М.: Свято-Троице Сергиева Лавра, 1910.
5. Подобедова О. Н. Московская школа живописи. - М.: Мысль, 1972.
6. Понырко Н. В. Эпистолярное наследие Древней Руси Х1-Х111 в. - СПб.: Наука, 1992.
7. Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. - М.: Правда, 1990.
8. Флоровский Г. Христианство и цивилизация. - СПб.: Изд-во РХГА, 2005.
9. Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских. -СПб., 1898.
