CC BY
38
КОММУНИКОЛОГИЯ: ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
■ ■ ■ ВЛИЯНИЕ НЕЛИНЕЙНОЙ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ДИНАМИКИ НА РИСКИ: ВЫЗОВЫ СОЦИОЛОГИЧЕСКОМУ ЗНАНИЮ *
Автор: КРАВЧЕНКО C.A.
КРАВЧЕНКО Сергей Александрович - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой социологии Московского государственного института международных отношений (университета) Министерства иностранных дел Российской Федерации (МГИМО «У» МИД РФ). Адрес: 119454, Россия, г. Москва, проспект Вернадского, 76. Тел: +7 (495) 43490-66. E-mail: [email protected].
Аннотация: рассматривается процесс формирования нелинейной социальной реальности. Анализируются изменения, выраженные во взаимодействии социологии с другими науками, у которых заимствуются и отдельные термины, и даже концепции, которые в дальнейшем наполняются собственно социологическим содержанием.
Ключевые слова: социокультурная динамика, иновационные риски, рефлексивность, иг-раизация, дисфункциональность, культурные изменения, социальная теория, теория системной динамики, социально-когнитивная динамика.
В настоящее время активно идет процесс формирования новой нелинейной социальной реальности. Мир как на глобальном, так и на локальном уровнях сталкивается с усложняющейся социокультурной динамикой общества, невиданными ранее бифуркациями. Согласно постулату стрелы времени, обоснованному лауреатом Нобелевской премии И.Р. Пригожиным, имеет место саморазвитие материи и ускоряющаяся динамика человеческих сообществ. «Человеческие сообщества, особенно в наше время, имеют свои, существенно более короткие временные масштабы... С увеличением динамической сложности (от камня к человеческому обществу) роль стрелы времени, эволюционных ритмов возрастает», - пишут И. Пригожин и И. Стенгерс [1, С. 265].
Главная тема 8-ой конференция Европейской социологической ассоциации (Глазго, 2007) была посвящена проблемам социального существования европейцев в глобализирующемся мире, сущностной характеристикой которого становится усложняющаяся социокультурная динамика, что порождает принципиально новые риски, касающиеся гражданства и гражданского общества. По существу, европейцам приходится иметь дело с социумом, меняющим достаточно быстро свои качественные характеристики. Соответственно, это предполагает появление таких инноваций, которые не могут быть адекватно проанализированы только с помощью существующего теоретико-методологического инструментария. Особый интерес вызвало выступление Маргарет С. Арчер, как известно, разрабатывающей оригинальную теорию синтеза самоорганизующихся структур и акторов. В ее докладе «От высокого модерна к нарождающейся глобализации: новый рефлексивный императив и трансформации гражданского общества» анализируются явные и латентные последствия динамики рефлексивности для гражданского общества. Если в традиционном обществе, считает социолог, рефлексивность была ограничена как масштабом, так и «контекстуальной целостностью», то в условиях модерна она уже стала рас-
* Статья подготовлена при финансовой поддержке РФФИ, грант № 06-06-80516.
КОММУНИКОЛОГИЯ - соммымсоюсу
пространяться на «контекстуальную дискретность», хотя социальные ограничения не исчезли: определенные меньшинства акторов были «особо озабочены относительно своей включенности в существующее политическое и гражданское общество, стремясь к его институциональному совершенствованию». Утверждающаяся глобализация, по ее мнению, качественно меняет характер рефлексивности. «Впервые в человеческой истории, - подчеркнула докладчик, - рефлексивный императив касается всех» и распространяется на принципиально новые реалии: жизненно важные структуры обретают траснациональ-ное расположение, а культурная система расширяет рефлексивные возможности посредством перехода от разнообразия до стимулирования еще большего разнообразия. Соответственно, европейское население не только противоборствует «контекстуальной дискретности», но вынуждено адаптировать свои умения и чаяния к постоянно возникающим инновациям, к открывающимся дополнительным сферам деятельности, что, по существу, ведет к радикальным изменениям жизнедеятельности людей. В итоге Арчер делает вывод: нынешняя трансформация рефлексивности, являющейся посредником между структурой и деятельностью акторов, ведет к «переопределению и переструктурированию конфликта, гражданственности и гражданского общества» [2, С. 36-37].
Взятые вместе эти сложные процессы с неизбежностью порождают неопределенность и риски. Людям приходится учиться жить без устойчивых ориентиров, долгожи-вущих факторов порядка, общепризнанных традиций и авторитетов. Даже референтные группы теряют свою силу уникальности, привлекательности, престижности. Индивид поставлен в условия жизни, когда постоянно необходимо выбирать, просто нельзя не выбирать что-то или кого-то с учетом фактора немедленного или отложенного, явного или латентного риска. Будут ли последствия выбора благоприятные или негативные для функционирования предсказать и тем более оценить весьма трудно, ибо интерпретации результатов сделанного выбора варьируются в пространстве и изменяются во времени. Тот выбор, который оказался хорошим, эффективным для одного культурного пространства, не является универсальным для других культур. Сказанное касается и оценок результатов выбора во временном контексте. Попытки убежать от свободы, вернуться к традиционному образу жизни, отказавшись от выбора вообще, не устраняют ни неопределенность саму по себе, ни риски от бездействия. Это также своеобразный выбор с неопределенными последствиями - в частности, возможными ущербами от бездействия или упущенными жизненными шансами.
Глобализация приводит к культурным шокам, разломам и разрывам на уровне «региональной субглобализации» [3, С. 130]. Человечество оказалось не готовым к такому ускорению исторического времени и связанными с ним реальными рисками для локальных культур. Борьба с «глобализмом», считает Д. Д. Порта, известный специалист в области социальных движений, политического насилия и терроризма, ознаменовала появление рисков, обусловленных принципиально новыми формами социального протеста, имеющих своеобразный глобальный дискурс, что буквально «потрясло некоторые доминирующие представления» о социальных движениях. Если ранее их основу составляли институционализированные коллективные акторы, то теперь им на смену приходит «конвергенция разных типов акторов» [4, С. 33-34]. Рисками от деятельности институционализированных коллективных акторов, даже имеющих самоорганизованный характер, в принципе можно управлять. Значительно сложнее обстоит дело с крайне радикальными, неинституализированными формами протеста, которые способны порождать «мучеников за "истинную" культуру, веру» и, соответственно, риски
КОММУНИКОЛОГИЯ: ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
неотерроризма. К этому следует добавить проблемы инновационных рисков как систематической незащищенности человека перед угрозами, вызванными модернизацией и являющимися следствиями нерационального использования достижений научно-технического прогресса [5, С. 45].
Казалось бы, выход из проблем нелинейного мира следует искать в рациональном совершенствовании существующих образов жизнедеятельности, что находится в рамках европейской гуманистической традиции. Однако «стрела времени» поставила под вопрос представления об «универсальной», казалось бы, «естественной», всеми разделяемой рациональности. Фактически же множатся типы рациональностей в современном мире [6]. Попытки зарационализировать всевозможные сферы жизнедеятельности, как еще показал М. Фуко, исследовавший проблемы институцио-нализации социального контроля, надзора и дисциплины, с неизбежностью порождают ненамеренно формируемые иррациональности [7], со всеми вытекающими отсюда отложенными рисками. Утверждается релятивность любой разумности и рациональности. «Следует признать, - замечает Н. Луман, - что о целесообразности можно выносить лишь те суждения, которые соотнесены с определенным временем» [8, С. 189].
Более того, ныне возникает парадоксальная амбивалентность разумной образовательной деятельности. С одной стороны, образованный человек осознанно, рационально оценивающе принимает существующую институциональную реальность, стремится следовать ценностям и нормам культуры, что делает его поведение предсказуемым для окружающих. Однако, с другой стороны, у такого индивида, как правило, формируется критическое начало, что латентно воспроизводит инновационные вызовы существующему порядку, выражающиеся в стремлении что-то изменить к лучшему. Но в усложняющейся социокультурной динамике невозможно изменить только что-то конкретное. Сразу же возникнет эмерджентность и случайность в функционировании окружающего социума, который сегодня представляет собой совокупность социальных сетей. «Улучшение» даже одной ячейки цепи может ненамеренно вызвать цепные риски нефункциональности и дисфункциональности в других ячейках цепи.
Возможно ли из нелинейного мира вернуться в мир «несвободы», в котором бы доминировали «интересы безопасности» и «непререкаемые авторитеты»? Весьма многие россияне хотели бы это сделать. Социологические опросы свидетельствуют, что 63 % граждан согласны мириться с некоторыми ограничениями своих прав и свобод. Категорически не хотят поступиться свободой ради «интересов безопасности» только 6 %, а остальные в раздумьях [9, С. 123]. Часть людей считает, что суть проблемы современных рисков сводится к альтернативе: свобода или безопасность. Однако, по существу, это ложная дилемма. Без свобод и прав человека рисков не станет меньше. Конечно, возможна «частичная обратимость процессов эволюции в сложных системах» [10, С. 31]. Однако в принципе «убежать» от тенденций нелинейности, самоорганизации индивидуальных и коллективных акторов, их рефлексивности, что в современном обществе является рискогенными факторами, просто невозможно. Риски стали естественной составляющей нелинейной социокультурной динамики, глоболокального социума, образа жизни современного человека. Их нельзя преодолеть, с ними необходимо научиться жить, развивая конструктивный диалог, применяя риск-менеджмент, адекватный нелинейному, глоболокальному социуму.
Под влиянием нелинейности общественного развития ныне происходит переоткрытие рисков, что, в частности, связано с нарушением симметрии между «старыми» и «но-
коммуникология - соммимсоюоу
выми» рисками, с признанием множества типов рисков, расходящихся и пересекающихся по-разному в различных культурах. Скажем, в западной культуре доминируют институциональные риски, определенным образом формирующие индивидуальные риски. Содержание последних, в частности, обусловлено высоким темпом жизни, поспешным принятием решений, формальной рационализацией действий, подчас не поспевающих за рефлексией рыночных и демократических институтов. В восточной же культуре существует иная корреляция между действительностью и принятием конкретного решения, что обусловлено размеренным темпом жизни, наличием более долго-живущих авторитетов и большей функциональностью традиций.
Словом, возникает ситуация одновременного существования в одном пространстве разновременных социальных реалий, относящихся к разным темпомирам, что, естественно, порождает принципиально новые риски для социальных акторов. Кроме того, процесс глобализации способствует тому, что общества превращаются в открытые системы, имеющие принципиально иную нелинейную динамику, суть которой Э. Гидденс определяет как становление «глобального космополитического общества». В общественном сознании пошел процесс «детрадиционализации». Хотя сами традиции могут сохраняться, но они утрачивают свое прежнее содержание и потому перестают выполнять функцию значимых авторитетов, задающих строгие, предсказуемые модели поведения. «Традиция, лишенная содержания и подвергшаяся коммерциализации, превращается либо в часть исторического наследия, либо в китч - безделушки из сувенирного магазина в аэропорту» [11, С. 60-61]. «Детрадиционализация» способствует образованию прерывистости, разрывов в общественном сознании. Становится очевидным, что формирующееся нелинейное, плюралистическое общественное сознание с уникальными, индивидуальными пластами, с разрывами и парадоксами, в принципе отлично от прежнего общественного сознания, представлявшего собой ранее относительно целостную систему. Естественно, эти процессы порождают специфические риски, связанные с выбором непредсказуемых для окружающих моделей поведения, содержащих несказанное или квазисказанное, а также блеф.
Глобализация обостряет отношения между системами общественного сознания, находящимися на различных уровнях закрытости - открытости, линейного - нелинейного развития. Закрытые системы, тяготеющие к самосохранению любой ценой, в принципе не способны эффективно и толерантно обмениваться ресурсами с другими системами, что касается, прежде всего, отношения к «инородным» культурным ценностям. Они крайне враждебно относятся к отрытым системам, их функционированию, их практикам со значительным компонентом неопределенности и играизации [12], видя в них риски для «чистоты» своих ценностей, что является одной из причин современного фундаментализма.
Благодаря движению к открытости, общественное сознание становится весьма неустойчивым, что проявляется в готовности к переменам, новациям, к играм структур и их функций, а не следованию традициям. Даже незначительные воздействия в виде ма-нипулятивных воздействий, целенаправленный вброс тех или иных симулякров сегодня может приводить к быстрым и радикальным изменениям, которые обретают характер рисков. При этом могут возникать такие деформированные формы существования общественного сознания, как неверие, разочарование, апатия, отторжение пропагандируемых ценностей, отчуждение людей от идеалов и самих себя [13, С. 123-124].
Возврат к исходному - закрытому и целостному состоянию уже невозможен, ибо система обрела новое, нелинейное, игровое качество и способность ее акторов к само-
КОММУНИКОЛОГИЯ: ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
организации и саморефлексии, что делает дезорганизацию общественного сознания относительной, но не по меркам традиционной дихотомии: нормальное сознание - ано-мичное сознание. Точнее, у современного общественного сознания появляется принципиально новая перспектива упорядочения в контексте игры симулякров и знаковых кодов, которые стали атрибутами нашей жизни. В. Романов пишет, что в противоположность порядку, основанному на жестких ценностях, не способному эффективно и толерантно обмениваться идеями и воззрениями с другими системами общественного сознания, возникает динамическая социальная организованность, в основе которой упорядоченность, открытая для творчества индивидов, восприимчивая к возникающим инновациям, реагирующая на них структурными изменениями, расширяющимися возможностями креативного обновления своего компонентного состава и повышающая общую устойчивость в динамичной внешней среде [14, С. 40].
При этом хаотическое воспроизводство уникальных пластов сознания становится также естественным и обыденным делом, как и естественная реакция на игры структур. Из этого вытекают непредсказуемые последствия для общественного сознания в целом, что обусловлено механизмом формирования общественного и индивидуального сознания: в современных обществах ценности, знания, смыслы, моральные ориентиры не являются уже обязательными для каждого социального актора, форма бытия которых игра - люфт функций, границ, возникновение разрывов, что требует от него самоорганизации и саморефлексии.
Соответственно, отмеченные процессы влияют на общественное сознание в направлении порождения глобальных метаморфоз. «Общественное сознание, - отмечает Ж.Т. Тощенко, - приобретает различные формы деформированного, искаженного восприятия действительности с последующим превращением их в аналогичные виды неадекватного, противоречивого и отклоняющегося поведения. Они возникают под влиянием как глобальных макроэкономических и макрополитических процессов, так и под воздействием мезо- и микро-среды, т.е. тех процессов, которые происходят там, где человек живет и работает, где протекает его повседневная жизнь... Общественное сознание, находясь в состоянии стресса, перегрузок, рождало (и рождает) чрезвычайно запутанное парадоксальное переплетение взглядов, мнений и оценок происходящих событий» [13, С. 36]. Важно заметить, что глобальные метаморфозы и парадоксы общественного сознания не есть абсолютное зло. Но и целостное общественное сознание со стойкими референтами не может быть добром для современного общества (с учетом его нелинейной динамики). Это утопичное видение перспектив развития общественного сознания. Нужно не противостоять, а принять факторы неопределенности, случайности, открытости, разрывов в общественном сознании, их рискогенный фактор.
Ныне ученых, особенно социологов, стала привлекать идея установления конкретного уровня вероятности наступления того или иного, особенно неблагоприятного, события для индивида, социальных групп данного общества (ибо угроза болезни или преждевременной смерти, потери имущества или лишение свободы по-разному проявляются в различных социальных и культурных контекстах). Аналогично ведется исследование катастроф и опасностей для функционирования обществ и цивилизаций: они периодически вступают в полосу кризиса, получая либо новый импульс развития, либо погибая. Причины тому - как планетарные и техногенные катастрофы, так и экономические, политические и социокультурные коллизии, характерные для локального социума.
коммуникология - соммимсоюоу
Для современной России социологическое изучение рисков катастроф и других разломов является насущной задачей в силу ряда дополнительных обстоятельств. Известный специалист по проблемам России А.С. Ахиезер отмечает определенную периодичность российских национальных катастроф. «Наложение периодических российских катастроф на риски современного общества, - отмечает он, - является фактором, повышающим возможность очередной катастрофы в России» [15]. Данное обстоятельство содержит возможность усиления дезорганизации общества, опасность сползания его к очередной катастрофе. Эта опасность требует пристального внимания к механизмам ее нарастания, и не в меньшей степени - к факторам, препятствующим этому процессу [15].
Ныне страна находится на стадии радикальной трансформации, когда разрушены многие прежние эффективные регуляторы общества, из-за чего возникают риски неопределенности ценностных ориентаций, жизненных целей и средств их достижения. Разработчик концепции российского общества риска О.Н. Яницкий отмечает: «В повседневных практиках большинства групп населения преобладают потребительский и перераспределительный мотивы. Трудовая этика в массе населения утеряна: благополучие приносят связи, знакомства, удача, наконец, принуждение и насилие, но не повседневный напряженный труд. Созидание как основополагающая форма социального действия и, следовательно, как социологическая категория, теряет смысл. Источники ресурсов видятся не в инвестициях и мобилизации интеллектуального потенциала, но в (силовом) перераспределении уже кем-то «приватизированных» ресурсов (власти или капитала)» [16, С. 28-29]. Нынешние реформы российского общества в значительной степени базировались на постулатах западного неолиберализма, которые имеют апробированную, достаточно эффективную модель управления социальными рисками. Последняя, однако, трудно сочетается со сложившейся в России культурой социального управления, а также с иной ментальностью россиян. Кроме того, глобальные проблемы современности не могли не затронуть Россию. Их последствия проявляются в росте постоянных конфликтов, терроризма, производства самых различных рисков: гонки вооружений, локальных войн, межэтнической розни, и оборачиваются рисками для каждого жителя планеты. При этом неизбежно возникают все новые и новые социальные группы риска [17], образуемые людьми, пережившими те или иные катастрофические, военные, культурные или социальные травмы. Российский исследователь О.Н. Яницкий, опираясь на марксистскую методологию, выделяет несколько типов риск-солидарностей, подчеркивая, что «эти солидарности - не «отклонение», а норма социальной жизни» [16, С. 128]. По его мнению, основными типами риск-солидарностей являются солидарность производителей риска и солидарность жертв риска, между которыми существуют группы людей, объединившихся для адаптации к рискам или бегства от них. Вот как социолог определяет их применительно к современному российскому обществу: «солидарность производителей риска - это общность людей, силовым образом приватизировавших в своих эгоистических интересах национальные ресурсы и производственные структуры общества, включая его социальный порядок. Эти солидарности образовались в процессе силовой экспроприации общественного богатства. Солидарность жертв риска - общность людей, защищающихся от рисков, угрожающих им в среде их непосредственного обитания. Эти общности, как правило, носят альтруистический характер. Они озабочены здоровьем и безопасностью не только своей и своих близких, но некоторой группы и даже общества в целом. Это общности «ответа» на вызов со стороны риск-производителей» [16].
КОММУНИКОЛОГИЯ: ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
Мы полагаем, что отмеченные риск-солидарности позволяют дать общую картину о социальной дифференциации современного общества по отношению к рискам. Однако, с нашей точки зрения, данную схему следует дополнить положением об амбивалентности всех риск-солидарностей. Солидарности производителей риска латентно становятся жертвами риска. В частности, формируются риски новых форм отчуждения, социальных конфликтов, риски криминогенные. Аналогично, солидарности жертв риска, как правило, являются и производителями рисков. Так, вынужденные переселенцы, будучи, несомненно, сами жертвами рисков, не являясь альтруистами, создают риски для принимающего населения. А.В. Мозговая отмечает: «Дети переселенцев саботируют преподавание русской истории и литературы в школе. Заметен отток русских детей из школы, попадающей фактически под влияние приезжих» [18, С. 405].
«Шоковая» терапия постсоветского общества породила невероятную ценностную дезинтеграцию, глубочайшую аномию, подорвавшую основы межнациональных и региональных связей, трансформировавшую характер деятельности миллионов людей, что также сказывается на характере рисков, их динамике. Современная модернизация страны идет противоречиво. Ее культурный, образовательный и управленческий потенциал не очень эффективен в принятии решения по управлению рисками, минимизации и блокировании основных опасностей для нормального функционирования общества.
По моему мнению, в стране утверждается новая по содержанию свобода парадоксального типа, что порождает специфические российские риски. С одной стороны, утверждается свобода самоорганизации, в которой весьма велик компонент неупорядоченности и хаотической деятельности, не управляемой институциональными структурами. Акторы этой деятельности не только принимают на себя ответственности за риски от этой самоорганизации, но и производят дополнительные риски для окружающих, зачастую ненамеренные и непрогнозируемые. На хаотическую самоорганизацию люди вынуждены как-то рефлексировать. С другой стороны, сохраняется синкретический, спаянный механизм власти и управления, собственности и управления, что противодействует утверждению цивилизованного и рационального способа регуляции действий и взаимодействий людей с их согласия и с их участием. Возникают риски отчуждения, ибо «социальное управление, в котором не участвуют те люди, для решения проблем которых оно создано, перестает быть управлением, а становится элементарной и беззастенчивой манипуляцией людьми, фактором отчуждения людей от общих задач, интересов» [19, С. 61].
В итоге, россиянам приходится иметь дело с рисками свободы как естественной составляющей социальной самоорганизации, утверждения демократии «для нас». Эти риски предполагают естественную адаптацию к современной цивилизации, развивающейся нелинейно. Они являются имманентной составляющей для политического, экономического и социального функционирования россиян. В них, по существу, содержится квинтэссенция наших достижений в демократическом строительстве. Однако, к сожалению, эти риски отягощены дисфункциональными рисками хаотической самоорганизации и рисками, исходящими от синкретизма власти, собственности и управления. Заметим и то, что специфика этих рисков обусловлена тем, что они относятся к разным темповременам. Риски свободы как составляющей социальной самоорганизации характерны для современного общества, риски синкретизма - общества индустриального. Последние проявляют себя как дисфункции по отношению к современным демократическим и рыночным институтам.
коммуникология - соммимсоюоу
В целом же общественное сознание россиян трудно адаптируется к восприятию рисков. Тому есть ряд причин. В советское время утверждались идеи предопределенности прогрессивного общественного развития сообразно «объективным» законам истории, что в принципе «исключало» возможность риска для «социалистического пути развития». Осознанно или нет, формировалось позитивистское мышление, не способное адекватно интерпретировать процессы становления «общества риска» (У. Бек). Если техногенные риски как-то принимались во внимание, просчитывались, то риски социальные игнорировались: никто из руководителей не задумывался о непредвиденных последствиях вынужденного скачка в «общество риска». Социология риска как наука и учебная дисциплина не была институализирована. Мировой опыт изучения рисков социологами и представителями других наук не востребовался. Это обернулось макро- и микро- катастрофами, социальными и культурными травмами для миллионов россиян. Насколько же был прав П.А. Сорокин, когда писал: «Унаследованное нами в значительной степени социологическое невежество наших предков должно считаться теперь в качестве единственного и подлинного источника наших интеллектуальных страданий, наших моральных падений, наших ошибок, наших преступлений и социальных бедствий, столь ужасных и разнообразных» [20, С. 54].
Увы, понадобились десятилетия, прежде чем мы приступили к преодолению «социологического невежества». Сегодня необходимо как можно быстрее начать готовить россиян к тому, чтобы жить с рисками, формировать поведение адекватное рискам и, конечно, управлять рисками. Социология риска постепенно превращается в весьма актуальную самостоятельную отрасль социального знания. Особенно важно подчеркнуть, она не замыкается в себе, а открыта для взаимного развития со всеми социологическими дисциплинами и их парадигмами.
На характер теоретико-методологического инструментария социологии оказывали влияние и развитие общества, и интеллектуальные традиции страны, в которой она зарождалась и развивалась, и, конечно, достижения самой науки. Новые теоретические подходы опирались на плечи предшествующих гигантов социологической мысли.
Традиционно теории классифицируются по двум критериям: историко-культурный и национально-региональный контекст. В настоящей работе предлагается иной критерий классификации социологических теорий - по тому, насколько их теоретико-методологический инструментарий нацелен и способен анализировать усложняющуюся социокультурную динамику общества, исходя из постулата стрелы времени. По этому критерию выделяется пять поколений социологической теории. Первое поколение представлено позитивистской метапарадигмой, теорией, рассматривающей общественное развитие как эволю-ционно-линейное, исходя из того, что развитие природы и общества может быть в принципе интерпретировано одним и тем же теоретико-методологическим инструментарием. Первые социологии - О. Конт, Г. Спенсер, Э. Дюркгейм, К. Маркс - пытались обосновать объективно-исторические законы, которые, по существу, применялись для интерпретации как общества, так и неживой материи, исходя из наличия жесткой причинности между социальными фактами и обратимости общественного развития - все народы в своем развитии в принципе повторяют «высшие, более прогрессивные» формы. Эти теории основаны на постулате евроцентризма научного знания.
Второе поколение (интерпретивная метапарадигма) - теории, основанные на собственно социальном теоретико-методологическом инструментарии, который толковал причинность как вероятность совершения событий. Из чего следовало, что че-
КОММУНИКОЛОГИЯ: ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
ловеческое общество не есть нечто «исторически неизбежное», а результат «множества возможностей», ибо «мы имеем дело только с непонятной (или не вполне понятной) статистической вероятностью», отмечал М. Вебер [21, С. 612]. Эти теории нацелены на изучение альтернативного социума.
Третье поколение (интегральная метапарадигма) - теории, интерпретирующие общественное развитие в виде неопределенных флуктуаций (П.А. Сорокин), подвижного равновесия, ускоренной дифференциации (Т. Парсонс), через призму «социологической амбивалентности» [22], обозначающей, что некая социальная форма обладает усложняющейся функциональной динамикой. Парадигма способна выполнять как позитивные функции, так и играть дисфункциональную роль в этой же системе. Более того, флуктуации, сложная динамика социума приводят к тому, что отныне предметом специального социологического анализа становятся непреднамеренные последствия характерных моделей поведения [23]. Представители этого поколения ввели в научный оборот само понимание нелинейной динамики. П. Сорокин пишет: «Нет никакой непрерывной линейной тенденции. ... В этом смысле и история в целом никогда не повторяется, и совокупный исторический процесс имеет уникальный исторический аспект в каждом своем моменте, аспект, насчет которого можно предсказать только то, что он непредсказуем. и поскольку будущее непредсказуемо, мы не знаем и не можем знать, имеется ли какая-нибудь непрерывная главная тенденция и какой-нибудь пункт назначения, к которому идет человечество» [24, С. 92-93].
Четвертое поколение (рефлексивная метапарадигма модерна) - теории, анализирующие современное общество, для которого характерна как институциональная, так и индивидуальная рефлексивность. Процесс рефлексивности людей относительно их самоидентификации, как постоянный поток изменений, предполагающий, по существу, спонтанные выборы идентичностей, подвергается особо пристальному теоретическому анализу. Отсюда оказался востребованным деятельностно-активистский подход, разрабатываемый Э. Гидденсом, П. Бурдье, Дж. Александером, М. Арчер, П. Штомпкой и др. Модерн принес в нашу жизнь культивированный риск. Как полагает Э. Гидденс, культивированный риск «совпадает с некоторыми основополагающими установками, присущими современности. Способность нарушать устои, открывать новые пути и таким образом колонизировать участок неизведанного будущего является неотъемлемой частью тревожного характера современности» [25, Р. 126]. Соответственно, риск становится в центр социологических исследований.
Пятое поколение (нелинейная метапарадигма постмодерн) - теории, и декларирующие, и изучающие нелинейную социокультурную динамику, процессы самоорганизации социума [12], обеспечивающие возникновение порядка из хаоса [26], превращение стихийного развития в направляемое [27], а также теории, анализирующие возникающий при этом десоциализирующийся социум, знаменующий «конец социального». Это принципиально новые теории, которые для выполнения поставленных задач потребовали столь значительного привлечения теоретико-методологического инструментария из естественных и гуманитарных наук, из-за чего некоторые социологи (Дж. Ритцер, Ж. Бод-рийяр) отказываются считать данные теории собственно социологическими.
Однако если принять во внимание, что десоциализирующийся социум не существует иначе, как по отношению к социально-гуманистическим практикам и структурам, то, по нашему мнению, теории, изучающие даже десоциализирующиеся реалии, которые, однако, не могут существовать иначе как в контексте социальных реалий, можно считать
КОММУНИКОЛОГИЯ - COMMUNICOLOGY
социологическими. В пользу такого определения работает и тот аргумент, что интеграция социологии с естественными и гуманитарными науками, в частности, с социо-синергетикой [28], отнюдь не выхолащивает и не умаляет собственно социологический инструментарий. XVI Всемирный социологический конгресс показал, что в социологической науке произошли и продолжают происходить весьма радикальные изменения, выраженные во взаимодействии не только с родственными социальными науками, но и науками гуманитарными и естественными, у которых заимствуются и отдельные термины, и даже концепции, которые в дальнейшем наполняются собственно социологическим содержанием. Показательна в этом плане и тематика одной из Ad Hoc групп -«Социологи без границ» [29].
Как видно, сегодня социологической теории необходимо анализировать социум разной динамической сложности, находящийся в разных темпомирах, подверженный разрывам, имеющий тенденцию к дисперсии, да еще рефлексировать по поводу разрывов в самом процессе познания. Более того, в одном обществе сложно переплетаются глобальное, локальное, анклавное. Российский социолог В.А. Ядов говорит о том, что в мире и в России вообще остаются отдельные анклавы, не тронутые глобализацией: «Несомненная и наиважнейшая особенность России - анклавизация страны» [30, С. 354], - замечает он, добавляя, что «в реальности имеет место «гло-локал-ан-клавизация» мирового сообщества» [30, С. 358].
В широком смысле слова все пять поколений социологической теории современны, ибо и сегодня выполняют функции теории, позволяя осуществлять систематизацию знания, объяснять социальную жизнь через выдвижение гипотез применительно к конкретному социуму, его базовых характеристик (открытости - закрытости, временных масштабов динамики, соотношению компонентов глобального и локального, роли деятельных социальных субъектов и т.д.). В узком, собственном смысле слова современны лишь четвертое и пятое поколение теорий - теории модерна и постмодерна, ориентированные на исследования самоорганизации, рефлексии и нелинейности социума, факторов бифуркаций и, конечно, самих рисков.
Каждое новое поколение социологической теории возникало лишь тогда, когда общество преодолевало очередной порог динамической сложности и, по существу, теоретико-методологический инструментарий создавался для анализа изменений. Границы между поколениями теорий релятивны: из того, что создано мировой социологической мыслью на разных исторических этапах, можно и нужно извлекать все ценное для понимания современных социальных процессов. Каждый уровень социологического анализа увеличения динамической сложности вытекал из предшествующего уровня и в свою очередь создавал условия для другого уровня анализа. Отнюдь не случайно возникла социология социологии 31], как рефлексивная социология, способствующая релятивизации и вместе с тем актуализации социологического знания: достижения социологов первых поколений не столь наивны, они постоянно переоткрываются, раскрываются своими новыми гранями, становясь органической частью современных теоретико-методологических разработок. По моему убеждению, ранее созданные социологические парадигмы, которые изначально не были нацелены на изучение риска, также могут быть использованы для интерпретации тех или иных рисков или же их граней, проявлений непредвиденных последствий.
Наконец, отметим, что нелинейная динамика социума во всех своих проявлениях не может не отразиться на характере самой социологии, которая обретает рефлексивный,
КОММУНИКОЛОГИЯ: ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
ризомный характер с отсутствием единого стержня развития. Очевидно, эта тенденция сохранится в обозримом будущем. Полагаем, сегодня можно говорить не только об игре структур (Ж. Дерида), игре истины (М. Фуко), но и об игре социологических теорий, их методологического инструментария, что характерно для нелинейной метапа-радигмы постмодерна. Будучи ориентированной на интерпретацию неопределенных, ризомных процессов, на разрывы в познании, она по методологической сути становится все более пластичной и открытой, что касается и концепций, и категорий, и даже отдельных понятий. Это, подчас, не укладывается в привычное, рациональное теоретизирование, в культуру логоцентризма. Но формирующаяся нелинейная метапара-дигма постмодерна набирает жизненную силу. Примечательно, что на XVI Всемирном социологическом конгрессе рельефно проявился дискурс о границах науки и социальной науки, социологии без границ, незападных парадигмах, «постчеловеке», рефлексивности второго порядка и т.д. Вызовы социологическому знанию очевидны. От достойных ответов на них зависит не только переход российского общества к демократии и рынку, но и его гуманизация.
Список литературы
1. ПригожинИ., СтенгерсИ. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М., 2000. 312 с.
2. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М., 2000. 312 с.
3. Многоликая глобализация. Культурное разнообразие в современном мире. / Под ред. П. Бергера и С. Хантингтона. М., 2004. 379 с.
4. (2007) '8th Annual Conference of the European Sociological Association Conflict, Citizenship and Civil Society. Abstract Book. Glasgow, Scotland, 3 - 6 September, 2007', Abstract Book, pp. 33-34.
5.Чупров В.И., ЗубокЮ.А., УильямсК. Молодежь в обществе риска. М., 2001. 232 с.
6. Ritzer, G. (2007) The McDonaldization of Society, 5th edition.
7. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1997. 576 с.; Рождение клиники. М., 1998. 310 с.; Надзирать и наказывать. М., 1999. 480 с.; Психиатрическая власть. СПб., 2007. 450 с.
8. ЛуманН. Общество как социальная система. М., 2004. 232 с.
9. Свобода. Неравенство. Братство: Социологический портрет современной России. / Авт.-сост. Е.П.Добрынина; Под общ. ред. М.К. Горшкова. М., 2007. 448 с.
10. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика: Нелинейность времени и ландшафты коэволюции. М., 2007. 272 с.
11. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. М., 2004. 120 с.
12. Кравченко С.А. Нелинейная социокультурная динамика: играизационный подход. М., 2006. 169 с.
13. ТощенкоЖ.Т. Парадоксальный человек. / 2-е изд. М., 2008. 543 с.
14. Романов В.Л. Социальная самоорганизация и государственность. М.: РАГС, 2003. 290 с.
15. АхиезерА.С. Россия - от общества риска к обществу повышенной опасности. / Тезисы и доклады II Всероссийского социологического конгресса. М., 2003.
16. Яницкий О.Н. Социология риска. М., 2003. 192 с.
17. Яницкий О.Н. Риск-солидарности: российская версия. // Inter, 2004. № 2-3. С. 52-62.
18. Мозговая А.В. Этносоциальная толерантность: взгляд с позиции социологии риска. // Россия реформирующаяся: Ежегодник - 2003. / Отв.ред. Л.М. Дробижева. М., 2003. С. 397 - 412.
19. Тихонов А.В. Социология управления. М., 2007. 472 с.
20. СорокинП.А. Преступление и кара, подвиг и награда. СПб., 1999. 520 с.
21. ВеберМ. Избранные произведения. М.,1990.
22. Merton, R.K. (1976) Sociological Ambivalence and Other Essays, New York.
23. Merton, R.K. (1936) 'The Unanticipated Consequences of Purposive Action', American Sociological Review, vol. 1.
24. Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика, М., 2006.
25. Giddens, А. (1991) Modernity and Self-Identity: Self and Society in the Late Modern Age, Cambridge.
26. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М., 1994. 266 с.
КОММУНИКОЛОГИЯ - COMMUNICOLOGY
27. МоисеевН.Н. Расставание с простотой. М., 1998. 480 с.
28. ЕгоровВ.С. Философия открытого мира. М., 2002. 320 с.; ВасильковаВ.В. Порядок и хаос в развитии социальных систем: синергетика и теория социальной организации. СПб., 1999. 478 с.; Шалаев В.П. Социосинергетика: истоки, теория и практика в современном мире. Йошкар-Ола, 1999. 268 с.; ЕльчаниновМ. С. Методологические идеи социосинергетики. Тольятти, 2000; Глобализация: синергетиче-ский подход. М., 2002; Бранский В.П., Пожарский С.Д. Социальная синергетика и акмеология. СПб., 2001. 159 с.; ШарковФ.И. Коммуникология: энциклопедический словарь-справочник. М., 2009. 766 с. и др.
29. XVI World Congress of Sociology. Abstracts. ISA 2006 Congress. The Quality of Social Existence In a Globalizing World, Durban, South Africa, 23-26 July, 2006.
30. Ядов В.А. Некоторые социологические основания для предвидения будущего российского общества. // Россия реформирующаяся. / М., Под ред. Л.М. Дробижевой. 2002. С. 349-363.
31. Mulkay, M. (1985) The Word and the World: Explorations in the Form of Sociological Analysis, London; Law, J. (ed.) (1986) Power, Action and Belief: A New Sociology of Knowledge, London.
32. Abdollahian, M.A., Coan, T.G., Oh, H. and Yesilada, B.A. (2012) 'Dynamics of cultural change: The human development perspective', International Studies Quarterly, vol. 56, no. 4, pp. 827-842.
33. Gibbs, Jr. and Cameron, L. (2008) 'The social-cognitive dynamics of metaphor performance', Cognitive Systems Research, vol. 9, no. 1-2, pp. 64-75.
34. Beck, J. and Young, M.F.D. (2005) 'The assault on the professions and the restructuring of academic and professional identities: A bernsteinian analysis', British Journal of Sociology of Education, vol. 26, no. 2, pp.183-197.
■ ■ ■ INFLUENCE OF NONLINEAR SOCIAL AND CULTURAL DYNAMICS ON THE RISK: CHALLENGES FOR SOCIOLOGICAL KNOWLEDGE
KRAVCHENKO Sergey Aleksandrovich, Doctor of Philosophy, Professor, Head of the Sociology Department of MGIMO (MGIMO University). Address: 76, Vernadskogo prospect, Moscow, Russia, 119454. Tel./fax: +7 (495) 434-90-66. E-mail: [email protected].
Annotation. In the article considers the process of forming a non-linear social reality. Also analyses changes, which are expressed in interaction sociology with other sciences, from whom borrows individual terms and even the concept, that later fills with proper sociological content.
Keywords: social and cultural dynamics, innovation risks, reflexivity, igraizatsiya, dysfunctional, subject index, cultural change, social theory, dynamic systems theory, social-cognitive dynamics, knowledge.
1. Prigozhin I., Stengers I. Poryadok iz khaosa. M., 2000. 312 str. [Prigogine, I. and Stengers, I. (2000) Order out of chaos, Moscow].
2. Prigozhin I., Stengers I. Poryadok iz khaosa. M., 2000. 312 str. [Prigogine, I. and Stengers, I. (2000) Order out of chaos, Moscow].
3. Mnogolikaya globalizatsiya. Kulturnoe raznoobrazie v sovremennom mire. / Pod red. P. Bergera iS. Khan-tingtona. M., 2004. 379 str. [Berger, P. and Huntington, S. (ed.) (2004) Many Globalizations: Cultural Diversity in the Contemporary World, Moscow].
4. (2007) '8th Annual Conference of the European Sociological Association Conflict, Citizenship and Civil Society. Abstract Book. Glasgow, Scotland, 3 - 6 September, 2007', Abstract Book, pp. 33-34.
5. Chuprov V.I., Zubok Y.A., Uil'yams K. Molodezh' v obshchestve riska. M., 2001. 232 str. [Tchuprov, V.I., Zubok, J.A. and Williams, K. (2001:232) Young people in risk society, Moscow].
Author: KRAVCHENKO S.A.
References
КОММУНИКОЛОГИЯ: ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
6. Ritzer, G. (2007) The McDonaldization of Society, 5th edition.
7. Fuko M. Istoriya bezumiya v klassicheskuyu epokhu. SPb., 1997. 576 str.; Rozhdeniye kliniki. M., 1998. 310 str.; Nadzirat' i nakazyvat'. M., 1999. 480 str.; Psikhiatricheskaya vlast'. SPb., 2007. 450 str. [Fuko, M. (1997) The history of madness in the classical period, St. Petersburg; (1998) The birth of the clinic, Moscow; (1999) Discipline and Punish, Moscow; (2007) Psychiatric Power: The course of lectures which was read at the College de France in 1973-1974, St. Petersburg].
8. Luman N. Obschestvo kak sotsial'naya sistema. M., 2004. 232 str. [Luhmann, N. (2004) Society as a social system, Moscow].
9. Svoboda. Neravenstvo. Bratstvo: Sotsiologicheskiy portret sovremennoy Rossii. / Avt. - sost. E.P. Dobry-nina; Pod obshch. red. M.K. Gorshkova. M., 2007. 448 str. [Dobrynina, E.P. (2007) Freedom. Inequality. Brotherhood: The sociological portrait of modern Russia, in Gorshkov, M.K. (ed.), Moscow].
10. Knyazeva E.N., KurdyumovS.P. Sinergetika: Nelineynost' vremeni i landshafty koevolyutsii. M., 2007. 272 str. [Knyazeva, E.N. and Kurdyumov, S.P. (2007) Synergetics: Non-linearity of time and the co-evolution of landscapes, Moscow].
11. Giddens E. Uskol'zayushchiy mir: kak globalizatsiya menyayet nashu zhizn'. M., 2004. 120 str. [Giddens, E. (2004) Missing world: how globalisation is changing our lives, Moscow].
12. Kravchenko S.A. Nelineynaya sotsiokul'turnaya dinamika: igraizatsionnyy podkhod. M., 2006. 169 str. [Kravchenko, S.A. (2006) Nonlinear dynamics of the socio-cultural: organizational approach, Moscow].
13. ToshchenkoZh.T. Paradoksal'nyy chelovek. / 2-e izd. M., 2008. 543 str. [Toshchenko, J.T. (2008) Paradoxical man, 2nd edition, Moscow].
14. Romanov V.L. Sotsial'naya samoorganizatsiya i gosudarstvennost'. M., 2003. 290 str. [Romanov, V.L. (2003) Social self-organisation and statehood, Moscow].
15. AkhiyezerA.S. Rossiya - ot obshchestva riska k obshchestvu povyshennoy opasnosti. / Tezisy i doklady II Vserossiyskogo sotsiologicheskogo kongressa. M., 2003. [Akhiezer, A.S. (2003) 'Russia - from the risk society to the society increased danger', Thesis and Papers of the Second All-Russian Congress of Sociology, Moscow].
16. Yanitskiy O.N. Sotsiologiya riska. M., 2003. 192 str. [Yanicki, O.N. (2003) Sociology of risk, Moscow].
17. Yanitskiy O.N. Risk-solidarnosti: rossiskaya versiya. // Inter, 2004. № 2-3. S. 52-62. [Yanicki, O.N. (2004) 'Risk-Solidarity', Inter, no. 1-2, pp. 52-62].
18. MozgovayaA.V. Etnosotsial'naya tolerantnost': vzglyad s pozitsii sotsiologii riska. // Rossiya reformiruy-ushchayasya: Yezhegodnik - 2003. / Otv.red. L.M. Drobizheva. M., 2003. 379-412 str. [Mozgovaya, A.B. (2003) 'Ethno-social tolerance: a view from the sociology of risk', Reforming Russia: Yearbook - 2003, Moscow, pp. 379412].
19. Tikhonov A.V. Sotsiologiya upravleniya. M., 2007. 472 str. [Tikhonov, A. B. (2007) Sociology of Management, Moscow].
20. Sorokin P.A. Prestupleniye i kara, podvig i nagrada. SPb., 1999. 520 str. [Sorokin, P.A. (1999) Crime and punishment, feat and reward, St. Petersburg].
21. Veber M. Izbrannyye proizvedeniya. M., 1990. [Weber, M. (1990) Selected Works, Moscow].
22. Merton, R.K. (1976) Sociological Ambivalence and Other Essays, New York.
23. Merton, R.K. (1936) 'The Unanticipated Consequences of Purposive Action', American SociologicalRe-view, vol. 1.
24. Sorokin P.A. Sotsial'naya i kul'turnaya dinamika, М., 2006. [Sorokin, P.A. (2006) Social and cultural dynamics, Moscow].
25. Giddens, А. (1991) Modernity and Self-Identity: Self and Society in the Late Modern Age, Cambridge.
26. Prigozhin I., Stengers I. Vremya, khaos, kvant. M., 1994. 266 str. [Prigogine, I. and Stengers, I. (1994) Time, chaos, quantum, Moscow].
27. MoiseyevN.N. Rasstavaniye s prostotoy. M., 1998. 480 str. [Moiseev, N.N. (1998) Parting with ease, Moscow].
28. Yegorov V.S. Filosofiya otkrytogo mira. M., 2004. 320 str. [Egorov, V.S. (2004) The philosophy of the open world, Moscow]; Vasil'kova V.V. Poryadok i khaos v razvitii sotsial'nykh sistem: sinergetika i teoriya sotsial'noy or-ganizatsii. SPb., 1999. 478 str. [Vasylkova, V.V. (1999) Order and chaos in the development of social systems: synergy and the theory of social organisation, St. Petersburg]; Shalayev V.P. Sotsiosinergetika: istoki, teoriya i praktika v sovremennom mire. Yoshkar-Ola, 1999. 268 str. [Shalaev, V.P. (1999) Social synergy: origins, theory and practice in the modern world, Yoshkar-Ola]; Yel'chaninov M.S. Metodologicheskiye idei sotsiosinergetiki. Tol'yatti, 2000; Globalizatsiya: sinergeticheskiy podkhod. M., 2002. [Elchaninov, M.S. (2000) Methodological ideas of social synergy, Togliatti; (2002) Globalisation: a synergistic approach, Moscow]; Branskiy V.P., Pozharskiy S.D. Sotsial'naya sinergetika i akmeologiya. St. Petersburg, 2001, 159 str. i dr. [Bransky, V.P. and Pozharsky, S.D.
KOMMyHMKO^OrMfl - COMMUNICOLOGY
(2001) Synergetics and social acmeology, St. Petersburg]; Sharkov F.I. Kommunikologiya: entsiklopedicheskiy slovar'-spravochnik. M., 2009. 766 str. [Sharkov, F.I. (2009) Communicology: encyclopedic dictionary catalogue, Moscow],etc.
29. XVI World Congress of Sociology. Abstracts. ISA 2006 Congress. The Quality of Social Existence in a Globalizing World, Durban, South Africa, 23-26 July, 2006.
30. Yadov V.A. Nekotoryye sotsiologicheskiye osnovaniya dlya predvideniya budushchego rossiyskogo ob-shchestva. // Rossiya reformiruyushchayasya. // Pod. Red. L.M. Drobizhevoi. M., 2002. C. 349-363. [Yadov, V.A.
(2002) 'Some sociological basis for predicting the future of Russian society', Reforming Russia, in Drobizheva, L.M. (ed.), Moscow, pp. 349-363].
31. Mulkay, M. (1985) The Word and the World: Explorations in the Form of Sociological Analysis, London; Law, J. (ed.) (1986) Power, Action and Belief: A New Sociology of Knowledge, London.
32. Abdollahian, M.A., Coan, T.G., Oh, H. and Yesilada, B.A. (2012) 'Dynamics of cultural change: The human development perspective', International Studies Quarterly, vol. 56, no. 4, pp. 827-842.
33. Gibbs, Jr. and Cameron, L. (2008) 'The social-cognitive dynamics of metaphor performance', Cognitive Systems Research, vol. 9, no. 1-2, pp. 64-75.
34. Beck, J. and Young, M.F.D. (2005) 'The assault on the professions and the restructuring of academic and professional identities: A bernsteinian analysis', British Journal of Sociology of Education, vol. 26, no. 2, pp.183-197.
