Беляев Дмитрий Анатольевич, Скрипкин Иван Николаевич
ВИЗАНТИЗМ К. Н. ЛЕОНТЬЕВА КАК КОНЦЕПЦИЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРНО-
ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
В статье рассматриваются исторические и идейные основания византизма К. Н. Леонтьева как синтетического культурфилософского и социально-политического концепта, отражающего специфику отечественной культурно-цивилизационной идентичности. Отдельно анализируется адекватность византизма культурно-историческим реалиям развития России. В заключение делается вывод об актуальности и практической востребованности концепции византизма в современной России. Адрес статьи: www.gramota.net/materials/3/2017/3-1/6.html
Источник
Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики
Тамбов: Грамота, 2017. № 3(77): в 2-х ч. Ч. 1. C. 28-31. ISSN 1997-292X.
Адрес журнала: www.gramota.net/editions/3.html
Содержание данного номера журнала: www.gramota.net/materials/3/2017/3-1/
© Издательство "Грамота"
Информация о возможности публикации статей в журнале размещена на Интернет сайте издательства: www.gramota.net Вопросы, связанные с публикациями научных материалов, редакция просит направлять на адрес: hist@gramota.net
как философская концепция и образ жизни становится все более востребованным в российском обществе. На первое место человек ставит свои интересы, права и свободы, в крайнем проявлении это приобретает форму эгоизма. Человек современного российского общества отдаляется от принципов коллективизма все дальше и дальше, поскольку с исчезновением советской идеологии ее место начал активно занимать индивидуализм, пропагандирующий отказ от коллективных и общественных интересов, а права и свободы человека представляющий как основной гарант достижения счастья. Преобладание частной собственности над общественной, выражение свободы индивидов в обществе приводят к тем следствиям, которые были обозначены еще Гегелем -это конкуренция, враждебность людей друг к другу, межконфессиональная напряженность и т.д.
Учитывая вышеизложенное, можно сделать следующие выводы о концепции индивидуалистического типа общества:
- по принципу социальности различимы коллективистское и индивидуалистическое общества;
- индивидуалистическое общество самоутверждается средствами навязывания своей воли каждым индивидуумом;
- в индивидуалистическом обществе, когда индивидуум навязывает свою волю и изначально ставит ее выше объективно действующих в обществе законов, вместо объективно действующих законов ставятся изобретенные законы технологии, с помощью которых возможно достижение любых эгоистических целей.
Список литературы
1. Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. СПб.: Наука, 1999. 582 с.
2. Гегель Г. В. Ф. Сочинения: в 14-ти т. / пер. с нем. М.: Соцэкгиз, 1935. Т. 8. Философия истории. 470 с.
3. Ивин А. А. Введение в философию истории. М.: ВЛАДОС, 1997. 288 с.
4. Ковалев А. М. Общество и законы его развития. М.: Мысль, 1975. 416 с.
5. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Наука, 1992. 522 с.
6. Чуринов Н. М. Совершенство и свобода. Философские очерки. Красноярск: САА, 2001. 432 с.
CONCEPTION OF INDIVIDUALISTIC SOCIETY
Barinova Svetlana Gennad'evna, Ph. D. in Philosophy Krasnoyarsk State Agrarian University svetabar2014@mail. ru
The article examines the conception of the individualistic type of society. Theoretical foundations of individualism laid in antiquity are considered. The author analyzes historical types of societies according to Hegel's conception, compares the individualistic and collectivist types of society. The work shows interconnection of private property and the individualistic society formation, and proves that the individualistic society asserts itself by means of imposing his/her will by every individual. The individual's freedom and predominance of private property are basic criteria for the individualistic society formation.
Key words and phrases: the individual; individualism; individualistic type of society; typification of societies; state; person; social structure of society; class; consciousness; private property; social institution; man's will.
УДК 130.2
Философские науки
В статье рассматриваются исторические и идейные основания византизма К. Н. Леонтьева как синтетического культурфилософского и социально-политического концепта, отражающего специфику отечественной культурно-цивилизационной идентичности. Отдельно анализируется адекватность византизма культурно-историческим реалиям развития России. В заключение делается вывод об актуальности и практической востребованности концепции византизма в современной России.
Ключевые слова и фразы: Леонтьев; византизм; «русская идея»; культурный кризис; консерватизм; русская культура; Россия; либерализм.
Беляев Дмитрий Анатольевич, к. филос. н.
Липецкий государственный педагогический университет имени П. П. Семенова-Тян-Шанского dm. a. belyaev@gmail com
Скрипкин Иван Николаевич, к. пед. н.
Институт права и экономики, г. Липецк dm. a. belyaev@gmail. com
ВИЗАНТИЗМ К. Н. ЛЕОНТЬЕВА КАК КОНЦЕПЦИЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРНО-ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
С начала XXI в. в России набирает силу общественный запрос на державный консерватизм и культивирование традиционных ценностей как оппозиции парадигме постмодерна, размывающей границы культурной
идентичности. Одновременно современные геополитические вызовы, которые стоят перед Россией, и обозначившаяся проблематичность адекватного единого дискурса Запада и России по-новому актуализируют проблему поиска оснований культурной идентичности. В этой ситуации особый интерес вызывает культурфилософская концепция К. Н. Леонтьева - византизм, которая, отвергая некритическое подражание Западу и основываясь на здоровом национальном консерватизме, подкрепленном исторической традицией, предлагает самобытный концепт культурно-цивилизационной идентичности.
Формирование проблемного поля византизма как национальной идеи началось задолго до Леонтьева. Основанием ему послужила теория официальной народности - триада Уварова, провозглашённая в 1833 г. министром С. С. Уваровым, заключавшаяся в православии, самодержавии и народности. Продолжением в 1830-1850 гг. были течения западничества и славянофильства. В эпоху Великих реформ, несмотря на общую либерализацию общества, обозначились консервативные учения, главным образом панславизм Н. Я. Данилевского, повлиявшие на создание византизма как целостной концепции [8, с. 28-49].
Константин Николаевич в своём программном труде «Византизм и славянство» обозначил основные постулаты своего учения. Трудившийся долгие годы на дипломатической службе в Османской империи, он наблюдал взаимоотношения турецкого и греко-славянского населения, непосредственных наследников Византии, особенности их культуры и политики. Рассуждая о грядущих исторических перспективах, Леонтьев пришёл к идее византизма, которая должна стать воплощением русской идеи.
Следуя теории культурно-исторических типов, Леонтьев выделяет отдельно византийскую цивилизацию и её базис - «византизм древний», состоявший из совокупности религиозных, государственных, нравственных, философских и культурных идей - многообразии в единстве [9, с. 85].
Проникновение «византизма древнего» в Россию произошло одновременно с принятием христианства, параллельно с государственной моделью Восточной империи. Всецело закрепиться на русской почве древнему византизму не удалось в силу молодости Древней Руси, однако он оставил заметный след в русской культуре и искусстве того времени, а также заложил основы для будущего развития страны [3, с. 313-314].
С гибелью Византийской империи в XV в. перестал существовать и сам древний византизм, однако его остатки разлетелись по всей Европе. На Западе это проявилось в ярком культурном всплеске - эпохе Возрождения. В России же византизм укоренялся на протяжении трёх столетий, что в итоге завершилось возникновением Российской империи. С того момента, как византизм полностью слился со славянской культурно-политической структурой, можно говорить о существовании собственно русского византизма, а Россию считать полноценной культурной правопреемницей византийской цивилизации [Там же, с. 302-307].
Анализируя свою современность, Леонтьев констатирует заметное ослабление византийских начал в России, а общемировую ситуацию вообще считает близкой к катастрофе: в антитезу сословному славяновизантийскому миру усиливается либерализм и эгалитаризм на Западе, т.е. многообразие постепенно затмевается безликими штампами. Процесс европейского прогресса расценивается как упрощение структур культуры, как угасание общества.
Оценивая возможные последствия столкновения с либеральным космополитизмом, Леонтьев выступает за уникальный, ни с чем не сравнимый исторический путь России, первоосновой и движущей силой которого является русский византизм, равнозначный русской идее. Византийские элементы, фактически соответствующие уваровской триаде, он трактует заметно иначе. Чтобы уберечь себя, Россия должна опереться на консервативную государственную власть в форме самодержавия, для того же ей необходима независимая мощная православная церковь. В качестве нравственных скреп общества должны выступить крепкая традиционная семья с чертами патриархальности и многообразная, взаимосвязанная и самосовершенствующаяся культура, т.н. «цветущая жизнь». Подобной культурой также обуславливается необходимость в сословном обществе [10, с. 85-98]. Суть же всей национальной русской идеи сводится к созидательному развитию и умножению творческого разнообразия культуры [9, с. 94].
Говоря о национальной идентичности, под понятием «русское» философ подразумевал все, каким-либо образом соотносимое с Россией и её византийскими чертами, а национализм Леонтьевым отвергался по ряду причин. Во-первых, православие, одна из основ византизма, не приемлет этнофилетизм, во-вторых, узкий политический национализм легко становится орудием спекуляций, необратимо ведущих к упрощению структур и гибели народа. Единственная приемлемая форма национализма - культурный, основанный на общности религии, нравов и других аксиологических ориентиров. Для России это равнозначно одному из «догматов» византизма - многообразию в единстве: так, состоя из сотни разных самоценных этносов, российский народ являет собой единое целое.
Решая вопрос о союзниках России, Константин Николаевич подчеркивал, что страна, подобно своей прародительнице, обречена на одиночество, что, однако, никак не скажется на её могуществе и роли в мире. Сотрудничество с Западной Европой отвергалось в силу опасности и несоотносимости либерального «культа всеобщего благополучия» и демократии с русским миром. Дружба со славянскими и восточными странами может стать охранительным средством от революций и социальных бедствий. Но Леонтьев осознавал недолговечность побратимости русских и южных славян, а после русско-турецкой войны от идеи союза с Османской империей пришлось отказаться [6, с. 4-8].
Будущее России, по мнению Леонтьева, неизбежно связано с глобальными цивилизационными потрясениями, которые возможно избежать лишь с укреплением византийских начал. Однако мыслитель был настроен пессимистически: видя современную ему действительность, он не верил в возрождение византизма
и пророчил победу социализма в виде «грядущего рабства» [5, с. 199], «корпоративного принудительного закрепощения человеческих обществ» [4, с. 16], который вслед за Россией охватит многие страны Европы.
Оценки философии Леонтьева были неоднозначны как при жизни, так и после смерти автора. Сторонники отождествляли его со славянофилами и Данилевским, хотя сам мыслитель достаточно скептически относился к их учениям. Предметом атак противников Леонтьева являлась его явно консервативная позиция. Так, С. Н. Трубецкой называл философа апологетом «реакции и мракобесия» [12, с. 123], а идеи византизма -«мертвенными и отжившими» [Там же, с. 127], «чудовищной, болезненной утопией» [Там же, с. 152]. Публицист А. М. Малер критикует концепцию Константина Николаевича за идеализацию Византии, бессистемность византийской теории и грубо потребительское отношение к православию как к культурному атрибуту [7].
Взвешенно рассмотреть византизм попытался Н. А. Бердяев. По его мнению, Леонтьев - «философ реакционной романтики» [1, с. 208], в своих суждениях о российских реалиях был близок к Чаадаеву, а в идеях византизма - выше всех славянофилов [2, с. 145]. Однако, несмотря на положительные оценки личности Леонтьева, Бердяев резко критикует многие положения его концепции.
После своей смерти Константин Николаевич не оставил ни учеников, ни прямых последователей, и, возможно, его имя и идеи были бы забыты, однако две революции 1917 г. и все последовавшие события, поставившие на грань уничтожения российскую государственность, стали фактическим воплощением печальных пророчеств философа. Позже Бердяев писал, что Леонтьев «провидит не только всемирную революцию, но и всеобщую войну. Он предсказывает появление фашизма. Он жил уже предчувствием катастрофического темпа истории» [Там же, с. 95].
Советское государство удивительным образом явило собой прогнозируемую Леонтьевым модель социализма. Ретроспективно рассматривая СССР, в данной политической модели можно распознать отдельные компоненты византизма, например, мощное государственное руководство, схожее с имперской структурой. Но, возможно, именно целенаправленное подавление других элементов византизма (притеснение церкви, искусственная «уравниловка») спровоцировало серьезные социокультурные и ценностные проблемы, не позволившие укорениться и продемонстрировать устойчивую жизнеспособность советскому культурному типу.
На рубеже XX-XXI вв. с крахом Советского Союза обозначилась проблема будущего России. Изначально встал вопрос о формировании новой идентичности, государственного и национального самосознания. Вместе с тем деградация евразийских политических структур заставила задуматься о новом устройстве России [11, с. 183]. Исторически сложившийся имперский тип российской государственности вступил в конфликт с либерально-демократическими изменениями 90-х гг. прошлого столетия [6, с. 2]. Одновременно в стране возникли очаги межэтнических конфликтов, которые смертельно опасны для такой многонациональной страны, как Россия.
Однако есть и положительные сдвиги. Так, видя события последних лет, в частности воссоединение с Крымом в марте 2014 г., можно сделать предположение о возрождении византийских начал нашей страны, а равно этому и об усилении государственности, РПЦ и гражданского общества. Следовательно, более чем реально восстановление прежнего величия России в рамках новой исторической реальности.
Таким образом, в процессе анализа учения К. Н. Леонтьева становится очевидно, что византизм - вневременное явление русской национальной идеи, воплощённое в имперском типе российской государственности. Сквозь призму византизма воспринимается прошлое страны, создаётся настоящее и видятся перспективы будущего России.
Список литературы
1. Бердяев Н. А. К. Леонтьев - философ реакционной романтики // К. Н. Леонтьев: Pro et contra: антология: в 2-х кн. СПб.: РХГИ, 1995. Кн. 1. С. 208-234.
2. Бердяев Н. А. Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли // К. Н. Леонтьев: Pro et contra: антология: в 2-х кн. СПб.: РХГИ, 1995. Кн. 2. С. 29-179.
3. Леонтьев К. Н. Византизм и славянство // Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем: в 12-ти т. СПб.: Владимир Даль, 2005. Т. 7. Кн. 1. С. 300-443.
4. Леонтьев К. Н. Записка о необходимости новой большой газеты в С.-Петербурге // Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем: в 12-ти т. СПб.: Владимир Даль, 2007. Т. 8. Кн. 1. С. 7-18.
5. Леонтьев К. Н. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения // Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем: в 12-ти т. СПб.: Владимир Даль, 2007. Т. 8. Кн. 1. С. 159-233.
6. Логинов А. В. Будущее российской цивилизации и историко-культурологические воззрения К. Н. Леонтьева // Национальные интересы. 2006. № 3. С. 2-9.
7. Малер А. М. Прозрения и затмения Леонтьева [Электронный ресурс]. URL: http://www.russ.ru/pole/Prozreniya-i-zatmemya-Leont-eva_(дата обращения: 01.02.2017).
8. Мягков Ю. Г. Проблема византинизма в идеологии российского консерватизма XIX века: дисс. ... к.и.н. Казань,
2006. 211 с.
9. Северикова Н. М. Константин Леонтьев и Византизм // Вопросы философии. 2012. № 6. С. 85-94.
10. Стовбун С. Ф. Метафизическая традиция «русской идеи» в отечественной философии: дисс. ... к. филос. н. Тверь,
2007. 161 с.
11. Суховецкая Г. В. Культурно-историческая матрица России: модернизация или ликвидация? // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. № 2 (40): в 2-х ч. Ч. 1. C. 183-187.
12. Трубецкой С. Н. Разочарованный славянофил // К. Н. Леонтьев: Pro et contra: антология: в 2-х кн. СПб.: РХГИ, 1995. Кн. 1. С. 123-159.
K N. LEONTYEV'S BYZANTINISM AS A CONCEPTION OF RUSSIAN CULTURAL-CIVILIZATION IDENTITY
Belyaev Dmitrii Anatol'evich, Ph. D. in Philosophy Lipetsk State Pedagogical University dm. a. belyaev@gmail. com
Skripkin Ivan Nikolaevich, Ph. D. in Pedagogy Institute of Law and Economics in Lipetsk dm.a. belyaev@gmail. com
The article examines historical and ideological grounds of K. N. Leontyev's Byzantinism as a synthetic cultural-philosophical and socio-political concept reflecting specificity of national cultural-civilization identity. The authors analyze separately the adequacy of Byzantinism to cultural-historical realia of Russia development. The paper concludes about topicality and practical relevance of the conception of Byzantinism in modern Russia.
Key words and phrases: Leontyev; Byzantinism; "Russian idea"; cultural crisis; conservatism; Russian culture; Russia; liberalism.
УДК 78.082.2 Искусствоведение
Статья рассматривает использование католического и протестантского церковного напева как одного из важнейших тематических элементов романтической органной сонаты - жанрового феномена, возникшего в европейской музыке в середине XIX столетия. Основное внимание автор акцентирует на идее ба-рочно-романтического синтеза, определяющего главное стилевое «поле» этого жанра, и хорале, который становится одним из важнейших «маркеров» диалога с барокко.
Ключевые слова и фразы: романтическая органная соната; хорал; барокко; романтизм; стилевой диалог; европейская органная традиция.
Бочкова Татьяна Рудольфовна, к. искусствоведения, доцент
Нижегородская государственная консерватория имени М. И. Глинки tatyanab31@yandex. ru
ХОРАЛ КАК РЕПРЕЗЕНТАНТ ДИАЛОГА С БАРОККО В РОМАНТИЧЕСКОЙ ОРГАННОЙ СОНАТЕ
«Эра классического симфонического оркестра, струнного квартета, фортепиано...» [2] из европейских умов, душ и звуковых пристрастий вытеснила орган. После почти векового упадка великой органной традиции, с середины XVIII до 40-х годов XIX века, не только в Германии, но и в органных школах Франции, Италии в середине столетия Ф. Мендельсона, Ф. Листа, Р. Шумана, С. Франка, А. Гильмана вектор музыкальных интересов вновь повернулся к органу.
Утративший лидерство в музыкальной жизни Европы, но не порвавший с литургической практикой католической и протестантской церквей, орган, начиная с 40-х годов XIX века, вновь набирает художественный потенциал и силу. В своем новом витке развития он не достигает, правда, того уровня религиозно значимого символа культуры, каким он был в XVI - первой половине XVIII века. Тем не менее заявляет о себе мощным ростом романтического органостроения во всех европейских национальных школах - немецкой, французской, итальянской, английской и вновь пробуждает, казалось бы, навсегда потерянный интерес со стороны композиторского «цеха».
Что касается технической стороны развития органа, то к середине XIX столетия произошла колоссальная эволюция инструмента, совместившего в своей гигантски разросшейся диспозиции1 тембровые и колористические эксперименты симфонического оркестра с виртуозно-концертными возможностями рояля. Это во многом способствовало освобождению инструмента из-под тотальной опеки церкви. Орган обрел статус светского концертного инструмента, сохраняя незыблемость духовного музыкального символа. В XIX столетии инструмент стал объектом романтической двойственности, поскольку в нем естественным образом соединились обретенная светскость и исторически укорененная религиозность.
В сфере органного искусства одним из ведущих жанров романтического времени стала соната. Ее оформление как самостоятельного феномена начинается с 40-х годов XIX века в Германии, когда в 1845 году были созданы шесть сонатных циклов ор. 65 Ф. Мендельсона. Композитора справедливо считают родоначальником жанра.
Удачные опыты Ф. Мендельсона получили сильнейший резонанс, пробудив активный интерес к жанру. Исследователь романтической органной музыки в Германии М. Вейер [7] упоминает имена порядка восьмидесяти композиторов, работавших в сонатном жанре во временном промежутке чуть более полстолетия -
1 Стоит вспомнить хотя бы один из первых образцов романтического органостроения в Германии - инструмент
Э. Ф. Валькера, построенный в церкви святого Павла (Paulskirche) во Франкфурте-на-Майне в 1833 году. Орган имел
3 мануала, 2 (!) педальные клавиатуры, 73 регистра, не говоря уже о других вспомогательных технических устройствах.