УДК 1 (091) «480/524» : 162.2
Л. Г. Тоноян
Византийское восприятие трактата Боэция «О гипотетических силлогизмах»
В статье исследуется влияние логических трактатов Боэция на развитие логики в Византии. Привлекаются результаты исследований византолога Д. Никитаса, уточняются сходства и различия средневековой схоластической логики в Византии и в Западной Римской империи.
The paper deals with the influence of Boethius' treatise on the development of logic in Byzantium. Relying on D.Z. Nikitas's works the author analyzes similarities and differences of Medieval Scholastic logic in Bizantium and the Western Roman Empire.
Ключевые слова: логика в Византии, логика Боэция, учение о гипотетических силлогизмах, логика Аристотеля.
Key words: logic in Byzantium, Boethius, theory of hypothetical syllogism, Aristotle's logic.
Справедливо считается, что западная схоластическая логика базируется на трудах Аристотеля в переводе Боэция с его комментариями. Но особый интерес представляет вопрос о восприятии его трактатов не на Западе, а на Востоке, а именно в Византии. Если рассматривать историю логики как сменяющие друг друга этапы доминирования то грекоязычной, то латиноязычной культур, то роль Боэция и его трактатов в этом взаимовлиянии весьма любопытна. Главным вопросом для нас является восприятие «Органона» Аристотеля в византийской логике, и без трактатов Боэция рассмотреть этот вопрос вряд ли представляется возможным. Неслучайно Боэция называют «последним римлянином и первым схоластом», так как благодаря его переводу «Органона» Аристотеля и его комментариям к нему латинский Запад узнал Аристотеля. Привычно противопоставлять западную схоластическую логику византийской логике, где, как полагают, Аристотель не был в таком почете, как на Западе, хотя в отличие от западных схоластов византийцы могли
© Тоноян Л. Г., 2013
* Исследование проводится при поддержке гранта РГНФ 11-03-00601а «Логическое следование, общезначимость и онтологические основания: от Аристотеля до Тарского».
читать большую часть «Органона» в оригинале, в то время как на Западе до XII в. знали только несколько сочинений Аристотеля. Авторитет Аристотеля в Византии, особенно в области логики, был неоспорим. Византия сохранила для нас сотни рукописей сочинений Аристотеля, в том числе рукописи 1Х-Х вв.
Труды Аристотеля и перипатетиков испытали немало перипетий, пока не попали в I в. до н. э. в Рим. Здесь Андроник Родосский издал его сочинения, в том числе объединенные в один корпус пять его логических трактатов. Этот корпус был назван оруаугка РфАш (орудийные книги), впоследствии в Византии их стали называть просто «Органон» (от греч. оруауоу - средство, орудие, инструмент [познания]). Еще в языческой поздней античности «Органон» Аристотеля выступал в роли, подобной роли Библии [6, с. 93]. И в светском образовании Византии «Органон» продолжил играть роль своеобразной «логической Библии». Возможно, этим можно объяснить исключительно комментаторское отношение к «Органону» Аристотеля, особенно в средние века. Византийские авторы переписывали в своих сочинениях Аристотеля часто слово в слово. Правда, жанры комментирования могли заметно отличаться. О.Ю. Гончарко различает следующие основные жанры изложения логики Аристотеля в зависимости от преследуемых авторами целей: 1) жанр парафраза, 2) жанр энциклопедии, 3) жанр диалога, 4) форма псевдодиалога [3, с. 228]. Не только светские ученые, но и большинство богословов ставили высоко логику Аристотеля. Более всего заслуживает упоминания Иоанн Филопон (490-570), который в своих комментариях критиковал взгляды Аристотеля в области натурфилософии, но не в области логики. Еще более важную роль в богословии сыграла книга Св. Иоанна Дамаскина (680 - ок. 753) «Источник знания», важнейшее византийское сочинение, которое начинается с краткого изложения логики Аристотеля. Как отмечает в сопроводительной статье к этой книге Я.А. Слинин, «уважение к логике продолжали испытывать и богословы более поздних времен. Ее чтили на протяжении всего средневековья и православные деятели на Востоке, и западные схоласты-католики. Некоторые комментаторы высказывают предположение, что именно структура "Источника знания" послужила образцом для единообразного построения большинства средневековых богословских трактатов, для каждого из которых сделалось обязательным наличие логического введения» [7, с. 296].
Но достаточна ли логика Аристотеля для обоснования всякой науки и тем более для обоснования богословской догматики? Аристотель указывает в «Метафизике», что доказать все невозможно: «для всего без исключения доказательств быть не может (ведь иначе пришлось бы идти в бесконечность, так что и в этом случае доказательства не было бы)» [1, с. 125]. В науке к беспредпосылочным началам он относил предположения, аксиомы и постулаты. Позже на постулатах была построена геометрия Евклида. В христианской религии беспредпосылочными началами являются догматы. Религиозные догматы не могут и не должны доказываться в рамках классической логики Аристотеля. Но вытекающие из них заключения выстраивают богословское знание. Аристотелевская логика во все века служила богословию как науке, однако, будучи применяемой к анализу догматов, часто буквально взрывала их изнутри, порождая многочисленные ереси. Тем самым она подтверждала свое название - органон, средство. Важно, как и кто пользуется этим средством и из каких догматов он исходит. Иначе говоря, ум человека, поскольку это инструмент души, не должен быть самоцелью, не должен отрываться от души как целого. Сам Аристотель в «Метафизике», классифицируя теоретические науки, назвал теологию высшей формой философии. Он определил теологию как учение о вечной, неподвижной, существующей отдельно от материи сущности. Теология возникает у Аристотеля путем логических заключений из физики (из анализа понятия движения), после физики, а не из религиозных догматов. Такой путь теологического доказательства не подходил для христианской философии.
Особую роль в византийском и западном богословии сыграли Ареопагитики - позднеантичный корпус трудов, приписанных не идентифицированному историками Дионисию Ареопагиту1. Автор этих трудов утверждает, что Бог непознаваем и непостижим по своей природе, по своей сущности, однако присутствует в мире в своих силах и энергиях, и в своем самооткровении Бог познаваем и постижим. Таким образом, открываются два пути для познания Бога: путь отрицательного (апофатического) постижения, путь отрицательных высказываний о Боге и путь положительного (катафатиче-ского) познания. Первый путь ведет через отвлечение от всех
1 Из последних версий укажем на версию, приписывающую создание Ареопагитик не Петру Иверу, а Иоанну Филопону [14]. Такая версия заставляет в чем-то переосмыслить пути восточного богословия.
чувственных образов и умственных построений к мистическому созерцанию без слов и понятий в область мистического богословия [10, с. 131]. В апофатическом богословии роль логики незначительна. Но апофатическое богословие не исключает катафатического, поскольку мир есть образ и подобие Божественных первообразов, парадигм. Поэтому можно восходить к Богу как Первопричине. Все определения восходят к Богу. Бога можно именовать Истиной, Благом, Красотой и т. д. Даже если эти катафатические имена говорят о Его «силах», явлениях, а не о Его существе, Он становится познаваем. И, таким образом, в катафатическом богословии, где исследуется связь означаемого и означающего, роль логики становится более значимой. Заметим, что не только в Византии, но и на Западе Арео-пагитики оказали сильное влияние на христианскую теологию, в том числе на труды Фомы Аквинского (1224-1274).
Боэций и логика в Византии
Споры в Византии и на Западе Европы шли чаще всего не о том, применима ли вообще логика в богословии, но о том, как следует применять аристотелевскую логику для богословских целей. Основой логики Аристотеля является доказательный силлогизм. На Западе, особенно у Фомы Аквинского, силлогизм стал основой получения богословских знаний. Да и вообще вся схоластическая логика базируется на силлогистике Аристотеля. Можно ли то же самое сказать по поводу византийской схоластики? У Дамаскина мы не находим подробного учения о силлогизме, но в «Синопсисе» Михаила Пселла излагается вся логика Аристотеля, и притом, можно сказать, излагается по Боэцию и со ссылками на него. Младший современник М. Пселла Иоанн Итал написал, кроме комментариев к сочинению Аристотеля «Об истолковании» и к первым пяти книгам его «Топики», книги по логике: «О диалектике», «О материи силлогизмов и их составе» и др. Орудием диалектики Итал считал силлогизм, притом не только категорический, но и такой силлогизм, посылки которого имеют не категорический, а проблематический характер.
Спор между Востоком и Западом, греками и латинянами сводился не к тому, применим ли к Священному Писанию всякий силлогизм, а к вопросу о том, какой силлогизм применим. Знание, по Аристотелю, бывает доказательное и правдоподобное. «...[Всякое] доказательство есть некоторого рода силлогизм, но не всякий силлогизм - доказательство» [2, с. 123]. Силлогизмы могут давать как
достоверное знание, так и вероятное. Первые силлогизмы называются аподиктическими, вторые могут быть диалектическими, риторическими. В первых посылками являются достоверные начала, во вторых - вероятные положения, принятые на веру. В поиске достоверных начал Аристотель различает три вида недоказуемых начал: 1) аксиомы, 2) предположения, 3) постулаты. Если признать, что Священное Писание - недоказуемые начала, то лучшей сферы для усовершенствования аппарата силлогистики Аристотеля и не найти, что и подтверждает западная схоластика. Но в вопросе о применении силлогизма между греками и латинянами разгорелся спор. Применим ли в богословии только аподиктический силлогизм, или возможен и диалектический?
Позже, в XIV в., византийские богословы Григорий Палама и Никифор Григора, разъясняя сущность отличия византийской позиции в вопросе о применении силлогизмов в теологии от латинской, утверждали, что силлогизмы в рассуждениях о божественном допустимы, но сфера их применения весьма ограничена. Следует ограничиться аподиктическими силлогизмами, оставив в стороне диалектические, риторические [5, с. 222]. Заметим, что и Палама, и Григора отдают предпочтение апофатическому богословию. Как отмечает С.В. Красиков, у Никифора Григора и Григория Паламы совпадают взгляды на метод катафатического богословия как на аподиктический силлогизм, использующий в качестве посылок ло-гии Писания [5, с. 222]. Автор статьи считает, что византийская позиция сформирована Климентом Александрийским, который взял у Аристотеля идею недоказуемости первых принципов, которые, согласно Стагириту, содержатся в уме и постигаются путём индукции. Роль индукции Климент отводит вере, а первыми принципами считает откровения, изложенные в Писании [5, с. 223].
В этой связи интересен факт появления в Византии переводов на греческий язык двух трактатов Боэция: «О гипотетических силлогизмах» и «О топических различиях». Для чего понадобился перевод этих трактатов на греческий язык, если византийцам были знакомы латинские оригиналы работ Боэция? Уже Флавий Теодор, который в 527 г. создал в Константинополе копию IтШШюпеБ grammaticae Присциана, сделал тогда же копии работ по логике Боэция. В этот период и позже работы Боэция были доступны византийцам в латинском оригинале (возможно, правда, не все). Даже если учесть, что многие не знали латынь (поэтому легко объясним перевод сочинения Боэция «Утешения Философией», которое византийцы читали на греческом языке), то в случае указанных трак-
татов мы имеем, по сути, обратный перевод, так как Боэций в свое время использовал для написания данных трактатов почти исключительно греческие источники.
Как мы уже отметили, история Римской империи и история логики в том числе была историей взаимовлияния греческого и латинского языков. Господство в культуре одного языка сменялось господством другого. История рисовалась как борьба «греков» и «латинян». И только иногда они оказывались в примерно равном положении, в равновесии. Мы выделим в ромейской истории два таких этапа: VI век, когда Боэций создавал свои трактаты, и XIII век, когда в Византии появились указанные переводы логических трактатов Боэция.
Прорыв в средневековой культуре осуществляли, как правило, двуязычные мыслители, такие как Цицерон и Боэций, которые в совершенстве владели как латынью, так и греческим языком. Боэций считал себя вторым Цицероном, имея в виду, видимо, то, что он, как и Цицерон, сумел соединить греческую мудрость с римским здравомыслием. Правда, их разделяет более четырех веков. Римляне времен Боэция впервые оказались побежденным народом так же, как во времена Цицерона греки были побеждены римлянами. Надо было теперь уже не грекам, а римлянам сохранять то, что составляло настоящее, непреходящее культурное достояние народа. Боэций посчитал таковым достоянием философию, составной частью и главным инструментом которой являлась логика. Видимо, поэтому самого Боэция в средние века считали вторым после Аристотеля философом, так как благодаря переводам Боэция западный мир познакомился с логикой Аристотеля.
Боэций, как известно, был приговорен к смертной казни вследствие политических и религиозных распрей между Византией и Западной Римской империей. «Последний римлянин» тяготел к Константинополю, который, как он надеялся, поможет освободить Рим от варваров, от власти остготов. А в области религиозной Боэций был противником арианства, которого придерживались остготы. Сам он придерживался кафолической веры, исповедуемой в Византии. На Западе в средние века Боэция стали почитать в качестве мученика за Христа, пострадавшего от ариан. Но и на Востоке Боэция не забывали, на что указывает, например, перевод на греческий язык и распространение его знаменитой книги «Утешение Философией», а также многочисленные копии переводов его логических трактатов.
«Обратный» перевод трактата Боэция «О гипотетических силлогизмах»: значение и цель перевода
Итак, попробуем выяснить, для чего понадобился, по сути, «обратный» перевод трактата Боэция «О гипотетических силлогизмах»1 на греческий язык, если византийцам были знакомы латинские оригиналы работ Боэция. Кто переводчик и кому принадлежат схолии? На эти и многие другие вопросы отвечает современный византолог Димитриос Никитас в своей обстоятельной книге «Византийский перевод трактата "О гипотетических силлогизмах" Боэция» [13], содержащей не только комментированное издание трактата, но и анализ исторического и философского контекста появления перевода трактата Боэция.
По мнению Д. Никитаса, переводы трактатов Боэция - «О гипотетических силлогизмах» и второго логического трактата «О топических различиях» - принадлежат Мануилу Холоболу (Manuel Holobolos). М. Холобол происходил из Фессалоник и в 1267-1273 гг. преподавал в Константинопольском университете грамматику, логику и риторику. Учителем Холобола был, по-видимому, один из самых известных учителей Византии - Никифор Влеммид. В связи с тем, что Холобол вошел в противостояние с императором Михаилом VIII, он вернулся из Константинополя в Фессалоники, где и преподавал вплоть до своей смерти. Схолии на рукописях свидетельствуют, что время перевода - 1267-1269 гг. Перевод обоих трактатов получил широкое распространение, о чем указывает большое число дошедших рукописей, особенно, трактата «О топических различиях».
Содержание трактата «О гипотетических силлогизмах» - это схемы рассуждений, известные нам из традиционной логики под названием «сложные силлогизмы, или силлогизмы со сложными, а не категорическими посылками», например, modus ponens, modus toll endo ponens etc. Под гипотетическими предложениями здесь имеются в виду сложные предложения, образованные как из простых категорических, так и из сложных, гипотетических высказыва-
1 Трактат Боэция «О гипотетических силлогизмах» до сих пор не переведен ни на английский, ни на немецкий языки. Есть перевод на итальянский язык - хорошее критическое издание с обширным предисловием и комментарием Луки Обертелло [11]. В 2013 г. издан сделанный нами перевод трактата на русский язык [4]. При переводе мы пользовались прежде всего указанным критическим изданием Л. Обертелло, а также изданием трактата в «Патрологии» Миня [12].
ний. Создателями учения о гипотетических силлогизмах считаются ученики Аристотеля - Теофраст и Евдем. Хотя Аристотель в «Первой Аналитике» рассматривает доказательства из предположения (из гипотезы), однако теории силлогизмов из гипотезы Аристотель не построил. Его ученики классифицировали все разновидности гипотетических силлогизмов и сделали попытку свести их к категорическим. Эти труды Теофраста и Евдема до нас не дошли и известны в пересказе комментаторов, в том числе Боэция. Проблема состоит еще и в том, что схемы гипотетических силлогизмов перипатетиков сходны с аксиомами стоиков. И хотя рассматриваемые в трактате схемы умозаключений считают основой логики стоиков, Боэций в качестве источников учения о гипотетических силлогизмах называет в данном трактате только учение Аристотеля и перипатетиков Теофраста и Евдема. Судя по тексту данного трактата, Боэций либо не был тогда знаком с трудами стоиков, либо специально ограничился изложением перипатетической точки зрения. В других, более поздних, трудах Боэций разбирает список «недоказуемых» схем стоической логики.
В трактате Боэций дает классификацию гипотетических высказываний по числу терминов (2,3 или 4) с подробным описанием 148 модусов. По-видимому, в эту методическую часть Боэций вносит свой собственный комбинаторный вклад. В целом же воспроизводится концепция перипатетиков, например, при воспроизведении трех фигур чисто условного силлогизма: I фигура: если A, то B, если B, то C; II фигура: если A, то B, если не-A, то C; III фигура: если В, то А, если C, то не-A. Нетрудно увидеть сходство этих фигур с фигурами простого категорического силлогизма. Посылки даны здесь без заключений, так как, кроме привычных заключений, к ним добавляются еще столько же заключений, полученных путем кон-трапозиции, например, в первой фигуре имеется заключение, если A, то C, а, кроме того, если не-C, то не-A. Главной в работе остается идея сведения гипотетических силлогизмов к категорическим силлогизмам. До сих пор исследователи творчества Боэция не пришли к однозначной интерпретации трактата. В частности, если М.и В. Ни-лы (W.C. Kneale, M. Kneale, 1962), Дюрр (K. Durr., 1951) и другие считают учение Боэция системой пропозициональной логики, то, к примеру, Кр. Мартин (С. Martin, 1991) утверждает, что учение Боэция не только не может быть отнесено к классической пропозициональной логике, но и вообще к какой-либо пропозициональной
системе1. Сложность вопросов и разнообразие точек зрения, возникающих при реконструкции учения о гипотетических силлогизмах Боэция, ставит перед нами много проблем. Возможно, византийский перевод трактата может приблизить нас к ответам на некоторые вопросы.
Сравнение латинского и греческого текстов указывает на следующие различия в них: 1) многочисленны случаи, в которых византийский переводчик изменяет латинский текст в диапазоне от различных способов языкового выражения до значительных содержательных преобразований; 2) с другой стороны, имеются случаи, в которых он краткие или длинные отрывки латинского текста выбрасывает, обобщает, в то же время в нескольких местах вводит дополнения; 3) из-за этих различий греческий перевод во многих местах в сравнении с латинским оригиналом недостаточен; 4) иногда греческие отличия перевода все же могут рассматриваться как правильная передача другого латинского оригинала; 5) относительно передачи структуры латинского произведения следует заметить, что в отдельных местах разрушается внутреннее членение текста латинского источника. Общее построение латинского оригинала в основных чертах сохраняется, несмотря на пропуск вводного письма Боэция, пропуск заключительного короткого эпилога латинского оригинала, недостаточную и ошибочную передачу отдельных частей и добавление в конце перевода других групп гипотетических силлогизмов, которые берутся у Филопона [13, s. 165]. Последнее добавление, по нашему мнению, особенно примечательно, так как показывает, что переводчик считает, по-видимому, системы Боэция и Филопона идентичными. Ответ на вопрос, зачем был нужен «обратный» перевод учения о гипотетических силлогизмах с латинского на греческий язык, заключается, как мы полагаем, в следующем: 1) Боэций в своем трактате развил, а не только переложил учение перипатетиков и стоиков; 2) Боэций как логик приобрел большой авторитет на Западе и поэтому должен был стать более известным и на Востоке; 3) перевод свидетельствует о связях, правда, не очень тесных, имевших место между византийскими и западными схоластами.
1 Подробный анализ западной дискуссии см. [8, с. 118-145]. Наши выводы по этому вопросу см.: Тоноян Л.Г. Трактовка отношения логического следования в школах поздней античности [9, с. 29-30].
Из-за всех вышеназванных отклонений, порой значительных, греческое издание трактата Боэция нельзя назвать переводом в сегодняшнем смысле слова, это свободное переложение латинского трактата на греческий язык. Наш перевод на русский язык, как и критический перевод на итальянский язык, сделанный Л. Обертел-ло, приближены к буквальному, подстрочному переводу с целью лучше передать учение Боэция. Видимо, цели, которые преследовал Холобол, определили выбор другого, не совсем обычного способа перевода. По мнению Д. Никитаса, сделанные Холоболом переводы, а также его учебная деятельность являются очень важным свидетельством того, что средневековая западная логика и византийская логика, которые следуют традиции аристотелевских комментаторов, в его переводах встречаются и, несмотря на ощутимые различия, сближаются.
Анализ переводов византийских авторов подтверждает вывод о том, что средневековые авторы не видели принципиальных различий между аристотелевской и стоической силлогистикой. Такой вывод возвращает нас снова к аристотелевскому замыслу создания единой теории категорического и гипотетического силлогизма, в которой необходимость логического следования построена и на отношениях между терминами, и на отношениях между высказываниями.
Список литературы
1. Аристотель. Метафизика / Соч.: в 4 т. Т. 1. - М., 1976.
2. Аристотель. Первая Аналитика / Соч.: в 4 т. Т. 2. - М., 1978.
3. Гончарко О.Ю. Диалог и псевдодиалог как форма изложения аристотелевской логики в Византии // Вестн. РХГА. Т.14. Вып.3. - СПб., 2013. -С. 224-230.
4. Боэций. О гипотетических силлогизмах / пер. с лат. Л.Г. Тоноян; науч. ред. пер. Е.В. Алымова // Тоноян Л.Г. Логика и теология Боэция. - СПб.: Изд-во РХГА, 2013. - С. 321-370.
5. Красиков С. В. Аподиктический силлогизм как метод катафатического богословия у Григория Паламы и Никифора Григоры // Verbum. Вып. 3. Византийское богословие и традиции религиозно-философской мысли в России. - СПб., 2000. - С. 218-225.
6. Лисанюк Е.Н. Средневековая логика (Х1-Х^ вв.) / Историко-логические исследования // под ред. Я.А. Слинина. - СПб., 2003. - С. 92-110.
7. Слинин Я.А. Богословие и логика в «Источнике знания» Иоанна Дамаскина // Св. Иоанн Дамаскин. Источник знания. - СПб.: Наука, 2006. -С.289-357.
8. Тоноян Л.Г. Логика и теология Боэция. - СПб., 2013.
9. Тоноян Л.Г. Трактовка отношения логического следования в школах поздней античности // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 6. - 2013. - Вып. 3. -С. 22-30.
10. Флоровский Г. Византийские Отцы V-VIII вв. - Минск, 2006.
11. Severino Boezio A.M.T. De hypotheticis syllogismis. Testo, traduzione, intraduzione e commento di Luca Obertello. Paideia Editrice Brescia, 1969.
12. Migne J.P. Patrologiae cursus ^mp^^s. P. Patrologia latina. T. 64. Col. 83I-876. Paris, 1847.
13. Nikitas D. Z. Eine byzantinische Übersetzung von Boethius' 'De hypotheticis syllogismis' . Hypomnemata, 69. - Göttingen, 1982.
14. Чорноморець Юрш. Вiзантiйський неоплатотзм ввд Дютшя Арео-пагiта до Геннадiя Схоларiя. - Ки1в: Дух i лггера, 2010. - 568 с.