CC BY
108
Научная статья УДК 821.161.1
DO110.52070/2542-2197_2022_2_857_154
Биктор пелевин и восточный постмодернизм
Чжэн Сяотин
Столичный педагогический университет, Пекинский центр славистики (ПЦС), Пекин, Китай [email protected]
Аннотация. С момента своего появления в литературоведческом диискурсе «восточный постмодернизм» как
гипотетическое литературное понятие не был всесторонне исследован. Современный русский писатель Виктор Пелевин объединил «постмодерн» с «восточностью» в определенном историко-культурном контексте. Его задачей было реализовать особый эксперимент посмодернистско-го творчества, сосредоточенного на Востоке. Восточный постмодернизм Пелевина невозможно исследовать только в рамках собственно русской литературной критики и литературоведения -он же внес особый вклад в переформатирование восточной когнитивной парадигмы. Творчество Пелевина способствует установлению литературного диалога между Востоком и Западом и обогащает способы выражения русской литературы.
Ключевые слова: Пелевин, восточный постмодернизм, ориентализация, китайская сказка
Для цитирования: Сяотин Чжэн. Виктор Пелевин и восточный постмодернизм // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2022. Вып. 2 (857). С. 154-161. DOI: 10.52070/2542-2197_2022_2_857_154
Благодарности. Настоящая статья осуществлена при финансовой поддержке научного проекта Столичного педагогического университета (Пекин) 2021 г. «Виктор Пелевин и китайская классическая литература» (№ 2022155114).
Original article
Victor Pelevin and Eastern Postmodernism
Zheng Xiaoting
Capital Normal University, Beijing Slavic Research Center, Beijing, China
Abstract.
'Eastern Postmodernism' has not been fully discussed as a hypothetical literary concept since it was first put forward by Chinese and Russian scholars. Russian writer Victor Pelevin combines 'postmodern' with 'oriental' in a specific historical and cultural context in order to perform an experiment in postmodernist creativity centered on the East. Pelevin's oriental postmodernist creativity goes beyond the criticism and research of the Russian literature, and makes positive contributions in updating the Eastern cognitive paradigm, establishing the principles of literary dialogue between East and West and enriching the means of expression of Russian literature. Pelevin's phenomenon adds a new dimension to the Russian literature. Analyzing his works through the prism of Eastern postmodernism can potentially develop and enrich critical perception of Victor Pelevin in China and elsewhere in the world.
Keywords:
V. Pelevin, Eastern postmodernism, self-orientalization, Chinese tales
Для цитирования: Xiaoting Zheng. (2022). Victor Pelevin and Eastern Postmodernism. Vestnik of Moscow State Linguistic University. Humanities, 2(857), 154-161. DOI: 10.52070/2542-2197_2022_2_857_154
введение
Восточный постмодернизм, прежде всего, это своего рода постмодернистские мировоззрение и философия, основанные на истории Востока и восточных традициях мышления, образах и лексике. Он не подчиняется западному постмодернистскому дискурсу и привлекает внимание своей инклюзивностью и универсальностью. Творчество русского писателя-постмодерниста Виктора Олеговича Пелевина, несомненно, относится к разряду восточной постмодернистской литературы. Следует отметить, что, хотя С. Корнев предложил понятие «восточный постмодернизм» еще в 1998 году [Корнев, 1998], это гипотетическое понятие не привлекло большого внимания в России, уж не говоря о том, что восточный постмодернизм в России не стал литературным теоретическим концептом или направлением. В настоящей статье восточный постмодернизм относится к литературной практике и поэтике Пелевина. Прежде всего, восточный постмодернизм в творчестве Пелевина - это межкультурный феномен. Взгляд писателя выходит за рамки русской истории и культуры и обращен на Восток. Восток, о котором заботится Пелевин, противостоит монистическому и (пост-)христианскому Западу, это Восток - комплекс мировой цивилизации, включающий китайскую, индийскую, исламскую, японскую цивилизации. Более того, если ориентализм - это способ, используемый Западом для контроля, реформирования и доминирования на Востоке [Саид, 1998, с. 4], то «восточный взгляд» Пелевина относительно объективен. Пелевин оглядывается на историю России с помощью постмодернистских приемов и ищет пути выживания нации и отдельной личности с помощью восточной мудрости.
формулирование понятия
«восточный постмодернизм»
Понятия «восточный постмодерн» и «восточный постмодернизм» были предложены в Китае и России во второй половине 1990-х годов, и описывают соответственно китайский и русский литературный постмодернизм, который отличается от западного постмодернизма. Китайский литературовед Цзэн Яньбин впервые предположил, что восточный постмодерн - это постмодерн после ориентализации [Цзэн Яньбин, 1997, с. 13]. Его исследование было посвящено феномену постмодернизма в современной китайской литературе после 1980-х годов, историческим и культурным основам, ценностям и общим духовным характеристикам китайского «восточного постмодерна». Русский критик
С. Корнев в своей статье «Восточный постмодер-нимм: Логика абсурда и "мышление между строк"» впервые обсудил понятия «восточный постмодернизм» и «восточная форма постмодернизма». По мнению Корнева, Восток - это интегральный «Не-Запад», и он чаще всего используется автором как синоним слова «Россия» [Корнев, 1998]. Самая большая разница между Востоком и Западом заключается в разных способах мышления. Если западный постмодернизм - это заведомая игра и бессмыслица, то восточный - это логика, скрытая под маской игры и бессмыслицы [Корнев, 1998]. Кроме того, И. С. Скоропанова в монографии «Русская постмодернистская литература» (2001) провела различие между западным (американским и западноевропейским) постмодернизмом и восточным (восточноевропейским и русским) постмодернизмом, называя последний новым понятием «восточная модификация постмодернизма» [Скоропанова, 2001, с. 28], которая более политизирована по сравнению с западной. Понятие «восточный постмодернизм»в англоязычном мире было предложено относительно поздно. Американский ученый иранского происхождения Джейсон Моха-гег (Jason Mohaghegh) использовал понятие «восточный постмодернизм» (Eastern Postmodernism) в своей монографии «Бунтарь, поэт, мистик, сектант: четыре маски восточного постмодернизма» (Insurgent, Poet, Mystic, Sectarian: The Four Masks of an Eastern Postmodernism, 2015). Но его «восток» на самом деле это «Ближний Восток». Автор в основном пишет о категориях исследования постмодернизма, как революционного сознания, авангардной литературы, «Новой волны» в кино и этнического экстремизма на Ближнем Востоке под влиянием западного модернизма, которые соответствуют четырем идентичностям в названии книги [Mohaghegh, 2015, с. 1-5].
Очевидно, что понятие «восточный постмодернизм» в китайском, русском и англоязычном контекстах различны. В настоящее время это понятие обычно указывает на особые постмодернистские тенденции в национальных литературных процессах. С одной стороны, разные интерпретации «восточного постмодернизма» помогают расширить богатство восприятия постмодернизма как феномена в глобальном контексте, избегая евро-центризм и логоцентризм. С другой стороны, такой восточный постмодернизм в определенной степени узок и ограничен: исследователи рассматривают восточный постмодернизм только с точки зрения общественной культуры своей нации. По сути, такое мышление является отходом от плюрализма и децентрализации «классического» постмодернизма. Поэтому понятие восточный постмодернизм
не должно связываться только с Востоком в географическом смысле. Тем более, Восток - это не естественное, а искусственно сконструированное бытийствование [Саид, 1998, с. 6-7].
пелевин и его опыт восточного постмодернизма
Виктор Пелевин - один из самых знаменитых и таинственных писателей в современной русской литературе. С момента публикации первого рассказа в 1989 году Пелевина называли «классическим постмодернистом» [Корнев, 1997, с. 244], а его произведения - «единственными бестселлерами серьезной литературы» [Лю Венфэй, 2007, с. 272], поскольку они отличались особыми «постмодернистскими свойствами» и метафизическим характером. «Феномен Пелевина», «эпоха Пелевина» и «проблема Пелевина» тогда стали популярными литературными и социальными темами. В отличие от западной постмодернистской литературы, у Пелевина всегда присутствуют две определенные темы. Одна из них - сатира на советский тоталитаризм и современный российский консьюмеризм. Вторая - поиски ответов на вечные вопросы: что есть истина, реален ли мир. В этом заключается духовный поиск главного героя Пелевина. По сравнению с другими русскими постмодернистами произведения Пелевина носят явный оттенок «восточности». Пелевин широко освещает восточные мифы, восточные философии, начиная с Лаоцзы и Чжуанцзы, восточные религии, включая буддизм, даосизм и шаманизм, китайскую литературу (например, рассказы-чжигуай и тан-ские новеллы). Даже геополитическая ситуация, связи Китая, России и Монголии становятся объектом творчества Пелевина. Можно сказать, что связи с Востоком для него не ограничены внешними, поверхностными символами и заимствованиями. Мировоззрение и эстетика писателя имеют глубокий резонанс с восточной мудростью, таким образом, Пелевин способен воспроизводить свой непрерывный «восточный текст». Однако в каком историческом контексте мы можем рассматривать творчество Пелевина как восточного постмодерниста? На основе изучения его творчества и биографии можно предложить четыре основных источника его восточного постмодернизма.
Во-первых, с конца 1980-х до начала 1990-х годов одновременно происходит трансформация российского общества и идет процесс постмодернистской глобализации. Сначала надежды на возрождение, а потом чувство разочарования, вызванные сменой государственного режима, охватывают целое общество и затрагивают каждого
гражданина России. Пелевин в своих произведениях выражает тревоги, потери и ожидания, связанные с особым историческим путем России. С окончанием холодной войны и возникновением тенденции к многополярности мира Восток привлекает все больше внимания. Отказавшись от славянской православной традиции и западной либеральной демократии, Пелевин обратился к Востоку в поисках ответов, надеясь на то, что «алхимический брак с Востоком» [Пелевин, 1996, с. 49] принесет России новую силу. В то же время, как отмечали американский теоретик-марксист Фредрик Джеймсон (Fredric Jameson) и другие авторы, еще во время холодной войны постмодернизм как стиль и явление стал распространятся в странах третьего мира. Так что постмодернизм фактически прорвался за рамки модели западно-центризма. В России же постмодернизм был «легализован», еще начиная с конца 1980-х годов. Писатели-постмодернисты, такие как Пелевин, больше не были ограничены в темах, стилях и приемах творчества, им была дана полная воля, а восточные элементы активно использовались молодым русским постмодернизмом. С 1990-х годов постмодернизм на Западе приходит в упадок, но активная постмодернистская полемика на Востоке или в развивающихся странах свидетельствует о том, что эта теоретическая тенденция становится все более глобальной [Ван Нин, 1995, с. 54].
Во-вторых, надо отметить, что русское китаеведение за последние 300 лет добилось больших достижений. Советский Союз с 1950-х по 1980-е годы пережил бум переводов и исследований в области китайской литературы. За вторую половину ХХ века русское китаеведение активно развивалось: Россия стала одним из крупнейших центров китаеведения, наряду с США, Японией и Европой. Именно на этом этапе в Советском Союзе один за другим были опубликованы переводы китайской литературы. Например, можно упомянуть переводы «Дао Дэ Цзин» Яна Хиншу-на (1950), «Книга перемен» Ю. К. Щуцкого (1960), «Чжуан-цзы» Л. Д. Позднеевой (1957) и большое количество переводов древнекитайской прозы и поэзии. Пелевин признавал, что он любил читать книги о древнем Китае с детства [Кочеткова, 2009]. В его самых известных произведениях повсюду следы китайской культуры. Китайские философы Конфуций (?№), Лао-цзы Чжуан-цзы (ffi), чань-буддисты (#й), а также мифические и исторические личности Фу Си (^Ш), Цзян Цзы-Я Люй Дунбинь (ВМЙ), Чжао Фэйянь Чжан Саньфэн (^Нф), монгольский Хан (^iff), император Цинь Шихуан ( ШШЩ и Юань Мэн (жШ) - все они являются
постоянными персонажами в произведениях Пелевина. «Книга перемен» {МП), «Дао Дэ Цзин» (ШШИ), «Чжуан-цзы» (ff^), «Инь фу цзин » ¿5), «Гуань-цзы» (Wi), «Лунь Юй» (i&i^), «Линь-цзи лу» «Записки о поисках духов»
(®#iE), «Путешествие на Запад» (ШЙгЕ), «О чем не говорил Конфуций» (^^i^) стали материалами для творчества Пелевина, включая даже значимые китайские пословицы, выражения и иероглифы. Согласно нашей статистике, Пелевин процитировал и выдумал почти 40 китайских исторических и мифологических персонажей в своих произведениях, 14 китайских литературных классических произведений и указал более 10 китайских географических названий. «Китай», «древний Китай», «китайский» часто появляются на страницах Пелевина. Пелевин обратил внимание на многоэтническую и многоконфессиональную природу Китая, его китайские темы основаны на переплетении истории, культуры и религии ханьцев, тибетцев и монголов и обнаруживают постоянное стремление русских изучить тайные, скрытые и отдаленные районы Китая, начиная со второй половины XIX века. В предисловии к китайскому переводу «Generation П» «К китайским читателям» Пелевин писал: «На китайском языке появилось много замечательных произведений, которые создали меня как личность» [Пелевин, 2001 с. 5].
В-третьих, ориентализация Пелевина, т. е. его страсть к Востоку, круг общения и восточные путешествия писателя. Влияние восточной культуры на Пелевина часто проявляется в его жизни и творчестве. В романах «Числа» и «Священная книга оборотня» Пелевин описал много его собственных реальных переживаний, таких как увлечения чаепитием и гаданием по «Книге перемен», путешествия по даосским храмам в Китае. Личное понимание ментальности восточных народов также побудило его создать серию рассказов, основанных на точке зрения китайцев (Цзян Цзы-Я, Юань Мэнь) и японцев (Юкио Мисима). Даже в издательском дизайне обложки романа Пелевин уделяет большое внимание интерпретации восточных культурных элементов, таких как египетский бог солнца-орел в издании 2000 года «Омон Ра», китайская каллиграфия в издании 2005 года «Священная книга оборотня» и традиционная Няньхуа Фува (Дети счастья в новогодней картине) в издании 2008 года «П5». В октябре 2001 года Пелевин отправился в Японию для участия в круглом столе писателей. Одетый в китайский френч, он так ответил на вопрос «Что вас в Китай привлекло?»: «В Китай влечет очень много всего. Я очень люблю древнюю китайскую литературу. Очень многие направления человеческой мысли,
которые меня всерьез занимают, возникли там. Я не понимаю, почему я только сейчас попал в Китай и почему я не езжу туда последние десять лет. Мне кажется, что у этой страны огромное будущее. Там чувствуешь прошлое и будущее и стоишь как бы на сквозняке, который дует из одного места в другое» [Пелевин, 2001].
Также у Пелевина очень рано сформировался восточный круг общения: в основном он ограничивался русскими друзьями, которые разделяли общую любовь к восточной культуре. В их разговорах о буддизме, даосизме, чайном искусстве и т. д. они часто использовали общий язык и сходные термины. Например, русский переводчик Каста-неды, дзэн-буддист В. П. Максимов (1938-2014), китаевед Б. Б. Виногродский (род. в 1957 году), музыканты Б. Б. Гребенщиков (род. в 1953 году) и А. Ф. Скляр (род. в 1958 году) - почти все они стали архетипами персонажей в творчестве Пелевина. В 1990-х годах под влиянием Максимова Пелевин вступил в контакт с корейским чоге-буд-дистом Сунг Саном 1927-2004) и его международной школой «Кван Ум» и много раз ездил в Южную Корею с 1991 по 2001 год. Чаньская практика включает поклонение, чтение и медитацию, а также изучение чаньских коанов. Чаньская мысль и практика медитации, описанные в работах Пелевина, неотделимы от этого личного опыта. Например, героиня А Хули из романа «Священная книга оборотня» постоянно занимается духовной медитацией, она говорит: «Духовная практика лис включает в себя «созерцание ума» и «созерцание сердца». Сегодня я решила начать медитацию с созерцания сердца» [Пелевин, 2004, с. 167]. В 2000 и 2005 годах Пелевин последовательно посетил знаменитые даосские горы, такие как гора Цинчэн в провинции Сычуань, гора Хуан-шань в провинции Аньхой и гора Удан в провинции Хубэй. Чувства, вызванные поездкой в Китай, описаны в романах «Числа», «Священная книга оборотня» и «Empire V». Кроме того, Пелевин также побывал во Внутренней Монголии и Тибете (в Китае), а также в Японии, Индии, Непале, Монголии, Таиланде и других азиатских странах.
стратегии восточного постмодернизма у пелевина
Что касается восточности в творчестве Пелевина, то стоит сослаться на мнение русского критика А. А. Гениса. Генис назвал «Чапаева и Пустоту» первым русским дзэн-буддистским романом [Генис, 1999 с. 232]. Тем более, буддистские элементы, содержащиеся в нем, являются не результатом стремления писателя к экзотическим эмоциям,
а неизбежным выводом, сделанным Пелевиным после наблюдения за современным обществом. Пелевин использует восточные идеи и темы, чтобы завершить свою критику современного общества: по словам восточных мудрецов «мир - это иллюзия» [Пелевин, 1996, с. 134].
Метафора «сна бабочки Чжуан Чжоу» часто проходит через роман, становясь самым мощным оружием Пелевина в его деконструкции реальности. Классическая китайская ментальность, согласно которой «любое движение вперед будет деградацией» [Пелевин, 1996,
с. 49], станет способом мышления пелевинских героев. Все это составляет концепцию «восточно-сти» в постмодернистском творчестве Пелевина. В творческом процессе объединения «восточно-сти» с «постмодернизмом» Пелевин использовал нижеследующие стратегии.
Во-первых, это субъективный идеализм и диалектические принципы. С момента появления первого шедевра Пелевина «Чапаев и Пустота» («первый роман в мировой литературе, действие которого происходит в абсолютной пустоте»), пустота (Йё) стала визитной карточкой Пелевина. Серия оригинальных метафорических символов Пелевина, таких как «глиняный пулемет», «мизинец Будды», «Внутренняя Монголия», «Урал» и «радужный поток», все они указывают на «пустоту». По мнению Пелевина, пустота - это нигде, пустота - это неизмеримо широкая река, начинавшаяся где-то в бесконечности и уходящая в такую же бесконечность, пустота - это все, что человек мог подумать или испытать, пустота - это Я. Поэтому главные герои Пелевина, Андрей, Петр Пустота, Затворник и Шестипалый, Митя и Дима, Степан, А Хули, Граф Т, все они без исключения решают убежать из мира в пустоту. Очевидно, что пустота - это субъективная идеалистическая концепция, объективированная Пелевиным, и она является воплощением хаотического сознания, которое Пелевин извлек из «природы Будды» и «Дао». Пелевин использует восточные религиозные и философские идеи для деконструкции внешнего мира, социальных норм и человеческих предрассудков. Одновременно это также насмешка над конкурирующими идеологиями и религиозными учениями. Такой подрыв традиций и авторитета является типичной постмодернистской игрой. Но, как сказал Корнев, игра в настоящем постмодернизме происходит не только на уровне художественной формы, но и на уровне философии [Корнев, 1997, с. 245].
Вторая стратегия - это многовременное повествование. Чтобы преодолеть границу между реальностью и нереальностью, Пелевин часто
использует в своих романах параллельные, двойные или многовременные пространства. В вымышленном мире Пелевина большинство его рассказчиков являются главными героями снов, главными героями потока сознания и главными героями-психопатами. Они используют подсознание вместо сознания и используют разговоры во сне и воображение вместо языка. Под действием галлюциногенов, таких как мухомор, «небесный гриб» и «порошок пяти камней», они отделены от реальности своими снами и галлюцинациями и рассматривают фантазию как более актуальную «реальность», чем реальность. Например, в романе «Чапаев и Пустота» есть четыре или больше пространства-времени: первое, где дивизия Чапаева сражалась на фронтах гражданской войны; второе в московской психиатрической больнице после распада СССР; третье, где «черный барон» Юнгерн привел Пустоту в Валгаллу; четвертое, где роман притворялся созданным автором в Кафка-юрте с 1923 по 1925 год. Конечно, есть также пространство-время интерпретации предполагаемого автора предисловия к роману «Урган Джамбон Тулку VII» и пространство-время чтения читателя. Роман «Generation П» также описывает современную Россию, в которой находится главный герой Татарский, фантазию, где он встречает богиню Иштар, и рекламное пространство-время. Кроме того, Пелевин часто использует путешествия в качестве основного сюжета своих произведений, чтобы создать многовременное и многоперспективное повествование, а погоня и преследование главных героев романов не однолинейны. Герои действуют в параллельном пространстве-времени, тем самым становясь динамическими персонажами, развивающими сюжет.
Третья стратегия - это всестороннее использование восточной классической литературы. Мы уже увидели, что восточный постмодернизм Пелевина - это процесс его ориентализации, который особенно проявляется в усвоении и применении восточной философии, религии и литературы в тех случаях, когда автор создает «китайскую сказку», «индийскую сказку», «японскую сказку» и другие восточные тексты. Как же Пелевин использует цитаты из китайской классики? Неслучайно в рассказе «СССР Тайшоу Чжуан» Пелевин дабавил подзаголовок «китайская народная сказка». Этот рассказ посвящен истории китайского крестьяна Чжана седьмого, который отправился в СССР и переживал взлеты и падения на протяжении всей жизни в своем сне [Пелевин, 2005, с. 82-96]. В нем Пелевин одновременно цитировал танские новеллы «Волшебная подушка» (tt^iE) Шэнь Цзи-цзи и «Правитель Нанькэ» Ли Гун-цзо, то
есть традиционную китайскую литературную тему «жизнь есть сон». В рассказе Пелевин смешал черты пересонажей этих двух новелл Чунь-юй Фэня и Люй Дун-Биня (иМЙ), чтобы создать нового персонажа своей китайской сказки. Новизна пелевинского прочтения китайской классики заключается в том, что он прорывается сквозь оковы существующих сюжетных линий и проявляет большую творческую свободу. Пелевин использует принцип всестороннего использования классики, чтобы объединить несколько классических материалов друг с другом, и никогда не пересказывает одну классическую сказку изолированно, но стремится создать новую сказку. В романе <Ф> Пелевин цитирует два коана из истории китайского чань-буддизма: «Гуджи все [показывает] одним пальцем» (ШШ—Ш) и «Будда вроде дыры в отхожем месте» (№#ПМ?Ь). Сами чаньские коаны имеют авнгардный характер и играют особую роль в деконструкции действительности, что весьма соответствует восточному постмодернизму Пелевина. Более того, всестороннее использование классики Пелевиным носит межэтнический характер. Например, рассказ «Гость на празднике Бон» (2003) основан на точке зрении японского писателя Юкио Мисимы, обсуждающего взгляд на смерть в классическом бусидо «Хагакурэ». «Путь самурая - это смерть» [Пелевин, 2005, с. 494]. Однако в этой «японской сказке» Пелевин также цитирует китайскую идиому «любовь Егуна к драконам» которая обозначает показную привязанность и пустую болтовню. Дракон здесь символ смерти, люди пугаются, когда он действительно приходит. Пелевин хорошо разбирается в приемах западного постмодернизма и восточной классической литературы, здесь он действительно достиг «ориентализации» постмодернизма. В текстах Пелевина цитирование восточной литературы и западная интертекстуальность, восточные коаны и западная деконструкция, восточные аллонимы и западная «смерть автора» дополняют друг друга, формируя постмодернистский литературный взгляд писателя с типичными восточными культурными характеристиками.
заключение
Пелевин - один из немногих современных русских писателей, осознанно осуществивших поворот к ориентализации. Инициированная им практика восточной постмодернистской литературы - явление, которое нельзя игнорировать при изучении русской литературы. При переходе от модерна к постмодерну Пелевин занял в русской литературе доселе вакантную нишу Борхеса, Кортасара
и Кастанеды, отчасти - Кафки и Гессе [Корнев, 1997, с. 244].
«Восточность» и «постмодернизм» изначально представляют собой два сложных понятия, охватывающих геополитику, предметную теорию, образ мышления и дискурсивную власть. Сочетание этих двух понятий подчеркивает гипотетические компоненты «восточного постмодернизма». Однако в то время, когда понятие «восточный постмодернизм» все еще остается спорным, а теория восточного постмодернизма еще не сформулирована окончательно, восточный постмодернизм Пелевина предстает особенно новаторским в русской и даже мировой литературе. По сравнению с традиционным западным ориентализмом, Пелевин может дать относительно объективную и глубокую оценку и интерпретацию Востока. Эта практика способствовует приходу западной когнитивной парадигмы на Восток. Отрадно, что большинство текстов, обсуждаемых и цитируемых Пелевиным в его восточном постмодернистском дискурсе, взяты из литературы неанглоязычных восточных стран, что поможет установить принцип диалога между восточными и западными литературами.
В своем творчестве Пелевин критиковал давно устоявшийся западный централизм с точки зрения «чужого». Постмодернистский взгляд на пустоту, который настойчиво продвигал писатель, направлен на устранение так называемого авторитета и центрального сознания. Это также трансцендентный взгляд на дебаты между славянофилами и западниками о пути национального развития России. Литературная мысль Пелевина, основанная на восточной культуре, открыла новую область исследований для русской литературы. Как сказал Цзэн Яньбин, хотя люди могут критиковать и подвергать сомнению исследование восточного постмодернизма в различных литературных формах и средствах выражения, мы не можем отрицать огромные изменения, которые восточный постмодернизм привнес в литературу [Цзэн Яньбин, 1998, с. 22]. В плане обогащения средств выражения современной русской литературы восточный постмодернизм внес неизмеримый вклад. С тех пор как Пелевин стал популярным в 1990-х годах, восточные темы и культурные факторы в современной русской литературе также заметно активизировались: в книге «Возвращение к Великой Белизне» (2001) С. А. Торопцев описал смерть великого поэта Ли Бо; серия романов Хольма ван Зайчика «Евразийская симфония» (2005) полна элементов традиционной китайской культуры [Лю Ядинь, 2018, с. 149]; в конце повести «Метель» (2010) В. Г. Сорокин показывает китайцев в роли неожиданных
спасителей доктора Гарина. Кроме того, восточный постмодернизм Пелевина имеет определенное положительное значение в утверждении популярной культуры и изменении языковых
концепций. Автор статьи надеется, что обсуждение восточного постмодернизма Пелевина может вызвать новые, более новаторские и глубокие дискуссии.
список источников
1. Корнев С. Восточный постмодернизм: Логика абсурда и «мышление между строк» // Русский журнал. 16.06.1998. URL: http://www.russ.ru/journal/kritik/98-06-16/kornev.htm (дата обращения: 10.07.2021).
2. = Саид Э. В. Ориентализм / пер. Ван Юген. Пекин: Жизнь-Чтение-Знания книжный магазин Санлиан, 1999.
3. = Цзэн Яньбин. Четыре вопроса о восточном постмодернизме // Современная литература. 1997. № 6. С. 13-14.
4. Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература. М.: Флинта;Наука, 2001.
5. Mohaghegh J. B. Insurgent, Poet, Mystic, Sectarian: The Four Masks of an Eastern Postmodernism. Albany: SUNY Press, 2015.
6. Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? // Новое литературное обозрение. 1997. № 28. С. 244-259.
7. = Лю Венфэй, Чэнь Фан. Великий сад русской литературы. Ухань: Издательство образования Хубэй, 2007.
8. Пелевин В. О. Чапаев и Пустота. М.: Вагриус, 1996.
9. --
= Ван Нин. Ориентализм, постколониализм и культурная гегемония - Критический анализ теории постколониализма Эдварда Саида // Вестник Пекинского университета. Гуманитарные науки. 1995. № 2. С. 54-62.
10. Кочеткова Н. Писатель Виктор Пелевин: «12 стульев» были для меня книгой о героических и обреченных людях» // Известия. 30.10.2009.
11. Пелевин В. О. Когда я живу, я двигаюсь на ощупь. Семинар писателя в Токийском университете. 26 октября 2001 г. URL: Pelevin.nov.ru/interview/o-jap/1.html (дата обращения: 10.07.2021).
12. Пелевин В. О. Священная книга оборотня. М.: Эксмо, 2004.
13. = Пелевин В. О. Чапаев и Пустота / пер. Чжэн Тиу. Шанхай: Шанхайское издательство переводов, 2004.
14. Генис А. А. Иван Петрович умер. М.: Новое литературное обозрение, 1999.
15. Пелевин В. О. Все рассказы. М.: Эксмо, 2005.
16. ^3$. = Цзэн Яньбин. Ценность и значение восточного постмодернизма // Творческий комментарий. 1998. № 3. С. 21-22.
17. = Лю Ядинь. Тень дракона в тумане: Китайская культура в России. Пекин: Издательство Пекинского университета, 2018.
references
1. Kornev, S. (1998). Vostochnyy postmodernizm: Logika absurda i «myshleniye mezhdu strok» = Eastern postmodernism: The Logic of the Absurd and "thinking between the lines". Russian Magazine. June 16. (In Russ.) http://www.russ.ru/journal/kritik/98-06-16/kornev.htm (accessed:10.07.2021)
2. gil^ = Said, E. W. (1999). Orientalism, transl. by Wang Yugen. Beijing: Life-Reading-Knowledge Sanlian Bookstore. (In Chin.)
3. = Zeng Yanbing. (1997). Four Questions on Eastern Postmodernism. Contemporary Literature, 6, 13-14. (In Chin.)
4. Skoropanova, I. S. (2001). Russkaya postmodernistskaya literatura = Russian postmodernist literature. Moscow: Flinta; Nauka. (In Russ.)
5. Mohaghegh, J. B. (2015). Insurgent, Poet, Mystic, Sectarian: The Four Masks of an Eastern Postmodernism. Albany: SUNY Press.
6. Kornev, S. (1997). Stolknoveniye pustot: mozhet li postmodernizm byt russkim i klassicheskim? = The Clash of voids: Can postmodernism be Russian and classical? Novoye literaturnoye obozreniye, 28, 244-259. (In Russ.)
7. = Liu Wenfei, Chen Fang. (2007). The Great Garden of Russian Literature. Wuhan: Hubei Education Publishing House. (In Chin.)
8. Pelevin, V. O. (1996). Chapayev i Pustota = Chapaev and Pustota. Moscow: Vagrius. (In Russ.)
9. It: --
= Wang Ning. (1995). Orientalism, Postcolonialism, and Cultural Hegemony - Critical Analysis of Edward Said's Postcolonialism Theory. Journal of Peking University. Humanities, 2, 54-62. (In Chin.)
10. Kochetkova, N. (2009). Pisatel' Viktor Pelevin: «12 stul'yev» byli dlya menya knigoy o geroicheskikh i obrechennykh lyudyakh» = Writer Viktor Pelevin: "12 chairs was a book about heroic and doomed people for me". Izvestia. October 30, 2009. (In Russ.)
11. Pelevin, V. O. (2001). Kogda ya zhivu, ya dvigayus' na oshchup' = When I live, I move by touch. October 26, 2001. Writer's seminar at Tokyo University. Pelevin.nov.ru/interview/o-jap/1.html (accessed: 10.07.2021) (in Russ.).
12. Pelevin, V. O. (2004). Svyashchennaya kniga oborotnya = The Sacred Book of Werewolf. Moscow: Eksmo. (In Russ.)
13. = Pelevin, V. O. (2004). Chapaev and Pustota, transl. by Zheng Tiwu. Shanghai: Shanghai Translation Publishing House. (In Chin.)
14. Genis, A. A. (1999) . Ivan Petrovich umer = Ivan Petrovich died. Moscow: Novoye literaturnoye obozreniye. (In Russ.)
15. Pelevin, V. O. (2005). Vse rasskazy = Short stories. Moscow: Eksmo. (In Russ.)
16. = Zeng Yanbing. (1998). The Value and Significance of Eastern Postmodernism. Creative Commentary, 3, 21-22. (In Chin.)
17. = Liu Yadin. (2018). The Hazy Shadow of the Dragon: Chinese Culture in Russia. Beijing: Peking University Press. (In Chin.)
информация об авторе
Чжэн Сяотин
докторант Столичного педагогического университета, Пекинского центра славистики (ПЦС), Пекин, Китай
information about the author
Zheng Xiaoting
PhD Student, Capital Normal University, Beijing Slavic Research Center, Beijing, China
Статья поступила в редакцию 29.11.2021 одобрена после рецензирования 20.12.2021 принята к публикации 27.01.2022
The article was submitted 29.11.2021 approved after reviewing 20.12.2021 accepted for publication 27.01.2022
