PERSONALIA
В.И. Дурновцев
ВИКТОР АЛЕКСАНДРОВИЧ МУРАВЬЕВ: ИСТОРИК В ЗЕРКАЛЕ ИСТОРИОГРАФИИ
Статья посвящена жизни и творчеству известного российского историка, профессора кафедры источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин Историко-архивного института РГГУ В.А. Муравьева (1941-2009), который внес заметный вклад в изучение теорий феодализма в русской историографии, историографию Первой российской революции, в целом в историю российской исторической науки. Сохраняют научное значение результаты исследования им проблем источниковедения, исторической географии.
Ключевые слова: Виктор Александрович Муравьев, Историко-архи-вный институт РГГУ, историография, источниковедение, историческая география.
Время детального анализа научного наследия и педагогической деятельности известного российского историка и преподавателя Виктора Александровича Муравьева (17 января 1941 -25 октября 2009) пока не наступило. Скорее всего, оно совпадет с задуманным его друзьями и коллегами переизданием самых ценных и очевидно значимых в настоящем и ближайшем будущем отечественной науки истории его работ. Цель этих заметок, написанных по свежим следам трудно восполнимой утраты, более скромная -восстановить в памяти всех, кто знал и любил В.А., основные этапы его жизненной и творческой судьбы1.
В.А. родился за несколько месяцев до начала Великой Отечественной, и его не коснулись «свинцовые, пороховые». Но в его служебной автобиографии, написанной при поступлении на работу в МГИАИ в 1968 г., неявно содержится некоторое указание, что именно, наряду с другими обстоятельствами, предопределило вы© Дурновцев В.И., 2011
бор профессии - война и отец на войне. Через прошедшую войну стал пробуждаться интерес к истории.
В.А. переступил порог Московского государственного историко-архивного института на исходе лета 1958 г. Тогда, конечно, юный костромич не мог представить, что своим выбором места обучения и избранной профессией на более чем полвека, до самой кончины, он определит свою судьбу.
В.А. принадлежал к поколению советских/российских историков, которые развивались духовно, формировали историческое мировоззрение, приобретали профессиональные навыки в годы «оттепели». Идейные, научные, образовательные условия во второй половине 50-х гг. были несопоставимы с лютыми зимами, вопреки всякой природе и календарю, предшествующих годов. Прошел ХХ съезд КПСС, который, как вскоре оказалось, не только не смог преодолеть в политике, идеологии, культуре, массовом сознании страшное наследие сталинизма, но, больше того, на долгие три десятилетия породил двусмысленную и двойственную психологию миллионов людей, причудливо сочетавших в своем облике черты очевидного конформизма и глубочайшего внутреннего несогласия.
Но это в масштабе страны. А в ее бесчисленных микромирах мог быть и свой отсчет времени, и свои ценности, и свои герои. Для МГИАИ 40-50-е гг. - это время А.И. Андреева, В.К. Лукомского, А.А. Новосельского, Л.В. Черепнина, В.К. Яцунского... Это время высочайшего авторитета в научных кругах кафедры вспомогательных исторических дисциплин. И популярности среди студентов кружка источниковедения на кафедре под руководством Сигурда Оттовича Шмидта.
О кружке написано много, точно, хорошо2. Писал о нем и В.А., староста кружка после Ю.Я. Рыбакова, Е.Б. Рашковского, В.С. Мин-галева. Его заметки по большей части хроникальны, насыщены информацией, в которой, как теперь известно, что ни фамилия, то имя, что ни доклад или дискуссия, то заметный историографический факт3. В кружке что-то было если не от легендарного Лицея, то наверняка от неповторимого ИФЛИ в Москве. Впрочем, у кружка источниковедения было свое, ни на что не похожее, очень умное и красивое лицо.
Инициатором выбора первой строго научной темы исследования, а она была посвящена Н.П. Павлову-Сильванскому, был С.О. Шмидт, обративший внимание В.А. на опыт изучения С.Н. Валком архива автора «Феодализма в Древней Руси» и «Феодализма в удельной Руси»4. В.А. было предложено для начала подготовить обзор материалов Н.П. Павлова-Сильванского в ленинградских архивах.
Существенную роль в выборе В.А. темы сыграли и другие факторы: возросший в 60-е гг. интерес исследователей к историографической проблематике, занятия в семинаре по источниковедению историографии, объявленном С.О. Шмидтом, немедленно откликавшимся даже на первых порах на едва заметные тенденции в развитии исторической науки.
Первая опубликованная статья5, затем дипломная работа дали толчок разработке В.А. темы, к которой он будет обращаться часто и охотно - история научного освоения проблемы феодализма в России6. Потом В.А. продолжил архивные изыскания, в разные годы он опубликовал лекционные курсы Н.П. Павлова-Сильван-ского в высших вольных учебных заведениях Петербурга, две лекции историка в годы Первой российской революции7. Позднее С.О. Шмидт отметит пионерскую роль В.А. в общей разработке темы «Н.П. Павлов-Сильванский» и особенно ее источниковедческом оснащении8.
После окончания института В.А. проходит необходимую для историка-архивиста практическую работу. Он - старший научный сотрудник Архивного отдела при Совете министров Башкирской АССР (1963-1965) и короткое время - старший научный сотрудник Костромского областного государственного архива.
С 1965 г. В.А. - аспирант, с декабря 1968 г. - преподаватель кафедры истории СССР досоветского периода (в настоящее время-кафедра истории России средневековья и раннего нового времени). У него новый научный руководитель, Владимир Евгеньевич Илле-рицкий (но «старый» всегда рядом; в анкете для известного биобиблиографического словаря «Историки России ХХ века» В.А. на вопрос об учителях отвечает: С.О. Шмидт и В.Е. Иллерицкий), новая, но, в сущности, старая тема кандидатской диссертации, теперь она сформулирована как «Теории феодализма в русской историографии конца XIX - начала ХХ в.» и дополнена именами Б.И. Сыромятни-кова, М.Н. Покровского и М.С. Ольминского.
В 1970 г. В.А. успешно защищает кандидатскую диссертацию. Его оппоненты - А.А. Зимин и В.Б. Кобрин.
По сути, исследование В.А. выходит за пределы персонифицированного историографического анализа теорий феодализма. Первая глава диссертации - «Вопрос о феодализме в русской историографии до начала ХХ века».
В диссертации рассыпаны, как бы невзначай, мысли о передовых представителях «буржуазной» (читай: русской исторической науки), таких как Н.П. Павлов-Сильванский, о «тонких» противниках марксизма. А «историография эпохи империализма» не что иное, как русская историческая наука в начале ХХ в.
Показательно и то, что контрапунктом истории изучения в России вопроса о феодализме является именно творчество Н.П. Пав-лова-Сильванского, меньше Б.И. Сыромятникова и в самом общем виде М.Н. Покровского и М.С. Ольминского.
Статьи С.О. Шмидта и С.В. Чиркова и примечания последнего к известной публикации наследия Н.П. Павлова-Сильванского в серии «Памятники исторической мысли» хорошо показывают, что сделал В.А. в изучении творчества выдающегося историка начала ХХ в.9
Главной задачей своего диссертационного исследования В.А. считал «анализ причин и сущности постановки вопроса о феодализме в России, содержания концепций феодализма в творчестве тех исследователей, которые внесли в конце XIX - начале ХХ в. наибольший вклад в разработку и распространение этого взгляда»10.
Каков же «сухой остаток» анализа В.А. проблемы феодализма в России с конца XVIII и до начала ХХ в.? Речь идет о результатах, которые сохраняют свое научно-историографическое значение и спустя 40 лет после того, как к ним пришел исследователь.
В частности, В.А. показал и доказал, что сама постановка вопроса во всех случаях была вызвана мотивами определения места России во всеевропейской истории, общности развития национального и всемирно-исторического. Понятие и содержание феодализма долгое время применялось для объяснения происхождения и политической истории «удельного периода». «Феодализм как политическая система противопоставлялся "единодержавию" и абсолютизму и находил всеобщее порицание». В первые десятилетия XIX в. проблема феодализма, с одной стороны, была связана с убеждением в общности исторических путей России и Европы, а значит, с надеждами на либеральные преобразования, с другой -отрицания какого бы то ни было сходства процессов образования государства, форм земельной собственности, отношений «народа» и «правительства», существования противостоящих общественных групп, наличия городской жизни в Древней Руси. Государственная школа в русской историографии не исключала факт зарождения феодальных отношений по типу с европейским, но личные феодальные отношения, считали ее представители, не переросли в классические феодальные поземельные отношения. Предпосылками возвращения русской историографии к вопросу о феодальных отношениях являлись усиление революционного и общественного движения, тотальное увлечение методологией «экономического материализма», общее состояние исторической науки в России и на Западе, связанное с распространением позитивистской методологии, введение в научный оборот актовых источников, писцовых,
кабальных и др. книг, изучение русской общины, землевладения, вотчинной организации, иммунитета. С именем Н.П. Павлова-Сильванского связан важный шаг в изучении феодализма в России. «Он полагал, что периоду натурального хозяйства соответствует общинная организация управления, первой стадии накопления капиталов в вотчинах и городах еще на основе натурального хозяйства - феодализму, денежному хозяйству - "автократия", капитализму - "гражданский строй". Однако Н.П. Павлов-Сильванский не придал должного внимания "основному отношению феодала и феодально-зависимого крестьянина"»11.
Что касается концепции Б.И. Сыромятникова в части ее, касающейся феодальных отношений на Руси, то стадии феодализма этот историк, по мнению В.А., рассматривал как закономерный период существования натурально-хозяйственной формы государства, как такую социально-политическую организацию, когда земля является основной хозяйственной и политической ценностью, определяющей все общественные отношения12.
Показателен основной вывод из изучения представлений о феодализме М.Н. Покровского и М.С. Ольминского. Тут важно не столько заявление, что эта проблема ставилась в непосредственное отношение к их стремлению рассматривать историю России с классовой точки зрения, сколько весьма аккуратное, но тем не менее недвусмысленное замечание о том, что эти марксистски ориентированные историки «делали значительные уступки... по ряду конкретно-исторических вопросов» другим специалистам в русской исторической науке13.
С конца 60-х гг. наступает непростой и болезненный период в истории исторической науки. Отразился он и на МГИАИ. Институт покинули почти полтора десятка преподавателей. Одни ушли сами, других «ушли». Их место заняли те, кого на кухнях звали не иначе, как «черные полковники», «в честь» деятелей диктатуры в Греции14.
Кафедра истории СССР досоветского периода, на которой работал В.А., никак не вписывалась в «новые условия» хотя бы потому, что она была «досоветской», а ее заведующий В.Е. Иллерицкий слыл либералом. Он и не мог быть другим в глазах нового руководства института и его «сопровождения»: историография «с Соловьевыми да Милюковым» была неуместной в «идеологическом вузе», «такая историография нам не нужна», хотя, конечно, терпеть ее приходилось из-за министерского учебного плана. Не могли поколебать подозрительность «черных полковников» (кстати, среди них были и вполне «гражданские») даже научные занятия Владимира Евгеньевича - история революционной исторической мысли (опасения
институтских властей предержащих были отчасти не напрасны: В.Е. Иллерицкий заканчивал первую, увидевшую свет в советские годы, работу о С.М. Соловьеве15).
В.А. был учеником С.О. Шмидта и В.Е. Иллерицкого - этого было достаточно для подозрительного отношения к нему нового руководства. Иногда он сам давал основания для усиления сомнений в лояльности. Принципы повиновения и послушания в иерархии ценностей «черных полковников» стояли на одном из первых мест. Деятельная, общественная натура В.А. в этих условиях не могла проявиться с должной силой и энергией, и она находила выход вне институтских стен.
После защиты диссертации В.А. естественно сосредоточивается как преподаватель и исследователь на историографической проблематике16. Проблемы преподавания отечественной истории исторической науки увязываются с конкретной историографической практикой. Развиваются творческие связи с историографическими школами страны.
В эти годы он сближается с профессором исторического факультета Московского университета А.М. Сахаровым (1923-1978). Предмет их общей заботы - развитие историографических исследований и повышение качества преподавания историографии в высшей школе17. В.А. осваивает новый для себя жанр - рецензий. Его отклики на работы коллег, инициативные и по заказам редакций, свидетельствуют о тонком анализе, умеренной принципиальности, умении увидеть в рецензируемой работе, сборнике то ценное, что не заметили сами авторы или составители. Этот историографический жанр сопровождает все дальнейшее творчество В.А. Сюда же примыкает отнимающее много творческих сил и времени официальное и неофициальное оппонирование кандидатских и доктор-ских диссертаций. Добавим постоянно ведущийся им мониторинг научной жизни, многочисленные информации о конференциях, симпозиумах, научных заседаниях.
Так В.А. стал историком текущей историографии, собирателем постоянно пополняющихся историографических фактов. Выбор им в качестве доклада на популярных в свое время «Историографических средах» в Институте истории АН СССР темы «Рецензия как историографический факт» был не случаен.
Осваивается и жанр энциклопедических статей, свидетельство безусловной эрудиции и широкого кругозора автора. И, в сущности, осознаваемой им просветительской миссии. Если некоторые энциклопедические статьи носили частный и случайный характер, то другие требовали от автора сочетания ценнейших качеств: точности в передаче фактов, лаконичности, умения соединить воедино трудно
сводимые точки зрения, т. е. раскрыть энциклопедическую тему на уровне современной науки.
В.А. много и охотно писал в соавторстве. Нередко в этих временных творческих содружествах его роль была первенствующей. В перечне соавторов: В.Е. Иллерицкий, А.И. Комиссаренко, О.М. Ме-душевская, А.Д. Степанский, Л.Н. Простоволосова, Л.В. Волков, М.П. Мохначева, Л.И. Демина, В.И. Дурновцев (коллеги из институтских кафедр), ученые из университетов и академических институтов (И.Д. Ковальченко, А.М. Сахаров, Ю.А. Мошков, В.П. Шерстобитов), коллеги из научно-педагогических центров (О.В. Волобуев, А.Г. Болебрух). Позднее постоянными соавторами и соредакторами В.А. стали М.Ф. Румянцева, Р.Б. Казаков.
В 70-е - середине 80-х гг. В.А. много сил отдает анализу вышедшей и разработке новой учебной литературы по историографии. После опубликования в 1971 г. «Историографии истории СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции» под редакцией В.Е. Иллерицкого и И.А. Кудрявцева, учебника, в подготовке которого принимал участие и В.А., начинается совместно с В.Е. Иллерицким работа над учебником по отечественной историографии «в эпоху социализма».
А еще были учебное пособие в соавторстве с Л.В. Волковым18, многочисленные статьи и доклады по этой проблематике.
Не без сомнений приступает В.А. к работе над темой, разработка которой может привести к докторскому исследованию - исторические взгляды большевиков, так сказать, неакадемические формы выражения исторической мысли, которые в тогдашних условиях явно претендовали на приоритет по сравнению с профессиональной историографией19.
Отчетливая конъюнктурность тематики бросалась в глаза. Постепенно у В.А. зрела мысль о разработке другой большой проблемы - историографии Первой российской революции20 и параллельно - воздействия революционных событий на судьбы историков и в целом на русскую историческую науку. Конечно, она возникла под непосредственным изучением воздействия революции на проблематику и идейные позиции русских историков, при этом не только Н.П. Павлова-Сильванского, но и Б.И. Сыромятникова, М.Н. Покровского, П.Н. Милюкова, А.А. Кизеветтера, Ю.В. Готье, Е.В. Тар-ле, В.П. Волгина, Н.П. Лукина. Вывод В.А. в постановочной части проблемы однозначен: Первая российская революция явилась каналом, через который социальные противоречия России в наибольшей степени непосредственно воздействовали на историческую науку, на общественную и профессиональную активность русских историков. Кризисные явления в отечественной историографии, присутствую-
щие в ней и до 1905 г., в период революции быстро развивались, созревали и в своей совокупности вылились в состояние кризиса21.
Впрочем, кризис исторической науки на рубеже XIX-ХХ вв. В.А. никогда не понимал в его упрощенном и даже примитивном истолковании, а таких суждений в литературе было сколько угодно, и в многочисленных дискуссиях той поры высказывался по этому поводу вполне определенно и недвусмысленно. Отправной точкой его рассуждений был тезис: кризис как момент развития. Кризис как методологическая авторефлексия исторической науки, за которой стоял неустанный поиск новых идей.
После назначения в 1976 г. ректором МГИАИ Н.П. Красавченко и последовавшей «демобилизации» «черных полковников» способности, знания, опыт В.А. оказались востребованными. Как полезен В.А. институту, как нужен институт ему, показало, в частности, празднование 50-летнего юбилея МГИАИ22.
Вторая половина 80-х гг. ... Вскоре после прихода в МГИАИ нового ректора, Ю.Н. Афанасьева, В.А. назначен проректором по научной работе. В институте в рамках ставших широко известных чтений «Социальная память человечества» начались бурные дискуссии по вопросам национального прошлого, вышедшие по своему значению далеко за пределы академической науки, вызвавшие всеевропейский и даже мировой резонанс и сыгравшие свою, не исключено, что строго отведенную им роль в дальнейшей судьбе советской цивилизации. Кто-кто, а В.А. знал о нерасторжимой связи революции и историографии. Теперь эту связь он увидел воочию.
В эти годы В.А. не только решительно поддержал, но и всемерно способствовал подготовке и реализации программ преподавания политической истории России, которая должна была заменить тотальную в системе высшего образования историю КПСС.
В 1987 г. В.А. защитил докторскую диссертацию. Она отличалась, как и все, что выходило из-под пера В.А., профессионализмом и точностью, хотя, конечно, в значительной мере была подготовлена по лекалам «доперестроечной эпохи»23. Эмпирическая составляющая этого текста может сослужить хорошую службу для так давно ожидаемого спокойного и взвешенного изучения судьбы отечественной историографии в ХХ в.
Потом в коллективе МГИАИ велась напряженная работа над концепцией нового гуманитарного университета, и В.А. принял в ней деятельное и заинтересованное участие.
С 1990 г. В.А. становится заведующим кафедрой вспомогательных исторических дисциплин, которая вскоре обретает ко многому обязывающее название - кафедра источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин.
В личном деле В.А. сохранились отчеты о его работе в институте, в том числе и в должности руководителя кафедры. Изложим их с максимальным сокращением, сохраняя главное и напоминая, что сухая отчетная информация заведомо неполна и, как правило, не дает исчерпывающего представления об объеме, деталях и перипетиях жизни научно-педагогического коллектива. В 1990-2002 гг., по словам В.А., был обновлен состав кафедры, которая стремилась, насколько это было возможно в условиях действующих принципов организации обучения и учебных планов, к «соответствию содержания и форм обучения студентов фундаментальным требованиям восстанавливающейся современности».
Созданы принципиально новые программы учебных дисциплин: вещественное источниковедение, компаративное источниковедение, теория и методология истории, методология истории. Разработаны специализации «Памятники письменности Древней Руси» и «Памятники письменности средневековой Руси». Большая работа была проведена по учебно-методическому обеспечению читаемых курсов. Кафедра приняла деятельное участие в распространении преподавания «своих» дисциплин на других факультетах РГГУ.
Вошли в практику ежегодные научные конференции кафедры24. Успешно развивались международные связи.
В 1994 г. Ученым советом РГГУ была одобрена концепция развития кафедры, в которой определялись основные направления ее учебно-методической и научно-исследовательской работы: теория и методология истории, методы исторического познания, источниковедение, вспомогательные науки истории; положительно оценена попытка определить место кафедры и ее дисциплин в системе гуманитарного познания, ее реальную роль как одного из центров источниковедения и вспомогательных наук истории в высшей школе России.
По гранту «Открытого общества» было подготовлено издание «Научно-педагогическая школа источниковедения Историко-архи-вного института»25.
В эти годы В.А. весьма активен как ученый и преподаватель: он выступает с лекциями в России и за рубежом, организует и участвует в работе многочисленных университетских, российских и международных научных конференций, неизменно окружен студентами и аспирантами.
В новых условиях развития отечественной исторической науки В.А. среди тех историков, кто решительно поддержал, конечно, известные им и прежде новейшие методологические тенденции, которые раньше не могли быть реализованными в национальной
научно-исторической практике. В.А. доказывает, что историческая наука занимает особое место в системе гуманитарных наук, отмечает беспрецедентные процессы, в ней происходящие, акцентируя внимание на антропологически ориентированной истории. В иерархии гуманитарного знания, в дистанции, отделяющей человеческий опыт от его познания, историческая наука оказывается к нему ближе всего по сравнению с другими сферами гуманитарного знания26. При этом отдельные опыты осмысления им современных проблем и тенденций развития исторической науки, вспомогательных и специальных наук истории не лишены изящества.
В новых историографических практиках В.А. мощно звучит тема феноменальности русской истории. В сформулированном им вопросе, «предрасположена ли российская историографическая традиция к антропологически ориентированной истории?», велика доля сомнения в положительном ответе. Основания для постановки вопроса В.А. видит в очевидной специфике российской реальности. «В первую очередь среди них - сравнительная удаленность от центров древних цивилизаций и от путей, соединивших общества, что наследовали этим цивилизациям; неблагоприятное соотношение пространства и населения и постоянная доминанта колонизационного центра (вырастающего в государственный центр) над слабыми колонизуемыми и присоединяемыми регионами; неблагоприятные условия для аграрной деятельности и труднодоступность минеральных ресурсов... неизменно общинная и рутинная организация материального производства, недостаточная экономическая активность и самодеятельность населения, постоянное "поравнение" внизу и особая, как казалось, жестокость в имущественных и социальных отношениях между "верхами" и "низами"».27.
Отсюда и историографический Левиафан оказывается мощнее историографического Ионы. Разработка антропологической истории России затруднена значительно меньшей, чем на Западе (в Европе) обеспеченностью источниками, отражающими ментальные явления, стоявшими вне государственной традиции и способными полноценно обеспечить антропологически ориентированное историческое изучение28.
Характерной и отличительной чертой научного облика В.А. была редко встречающаяся в век специализации ученой работы способность одинаково комфортно чувствовать себя на двух полюсах исторического познания. На одном глобальные, всеохватывающие, тотальные идеи и представления, на другом - предельно частные, детальные, конкретные исследовательские объекты. Сравнительно новая для него область изучения и преподавания - историческая география - позволяла максимально сблизить эти крайности познавательной деятельности.
В одной из первых специальных работ на эту тему размышления о месте и роли исторической географии в системе исторических наук поистине стали возвышенными, соединились с пространством, временем и историей человека, вопросами взаимодействия гуманитарного и естественнонаучного знания.
«Исторические процесс, создав авторефлексию и исторические науки, познает себя как многомерное явление. Отсчет событий; счет царствованиям, временам и эпохам; противоположение "своей" и "чужой" истории - от миров эллинов и варваров Геродота до европоцентризма и антитез "Запад - Восток", "Север - Юг"; видение сменяющихся или сосуществующих цивилизаций - от Книги пророка Даниила до трудов А. Тойнби; иерархия обществ, государств, территорий; созданные в различных эпистемологических системах шкалы форм, сущностей и ценностей исторического процесса - это неисчислимый корпус мер в историческом познании, возможность сосуществования и конкуренции их определенного сомножества, споры о мерах даже в рамках одной и той же методологии восходят к трем главным феноменам истории человека, проявляющим себя и в историческом процессе, и в его познании. Это - Время, Пространство, Событие»29.
Профессионально ориентируясь в общемировых проблемах истории исторического знания, В.А. был все же в первую очередь историком отечественной исторической науки. Новые и долгожданные требования к преподаванию историографии, историографической научно-исследовательской практике привели к решительному обновлению учебных программ и в целом крутому повороту в содержании, в методах и методике преподавания историографических курсов. Между прежними аналогичными опытами, а их у него было немало30, и новой программой дисциплины «История исторической науки» по специальности «Историко-архивоведение» лежит пропасть не только идейного и методологического характера, но в первую очередь содержательного. теперь в программе и, следовательно, в курсе предусматривается освоение студентами эволюции исторического познания в его средиземноморско-европейской традиции, а развитие российской историографии рассматривается в контексте мировой исторической мысли и исторической науки. «Историография представляется в курсе как сложный процесс постоянного "rewriting of history" (переписывания истории), создания сменяющих друг друга моделей исторического прошлого»31.
так исподволь нащупывается, а затем, благодаря известному понятию, и обнаруживается путь к «реабилитации» отечественной исторической науки советского периода.
В последние годы жизни В.А. часто обращается к теме, с которой
он, собственно, начинал свою научную деятельность - персонификации историографического процесса, антропологически ориентированной истории исторической науки32.
Он пишет проникновенный очерк об А.А. Зимине, где милые сердцу студенческие воспоминания сопровождаются размышлениями историографа о поразительном феномене выдающегося ученого. Он находит еще один существенный - и неожиданный - ракурс для понимания судьбы национальной историографии в ХХ в. «Творчество Зимина, если воспользоваться термином того времени, хронологически полностью укладывается в т. н. период "расцвета советской исторической науки" (но, вопреки тогдашнему официальному пониманию этой формулы, размышляешь о том, что ведь действительным ее расцветом и были А.А. Зимин и С.Б. Веселовский, Н.Н. Воронин и Л.В. Черепнин, С.Н. Валк и А.И. Андреев, М.Я. Гефтер и К.Н. Тар-новский)...»33. Спустя двадцать лет после смерти ученого В.А. находит ему точное место в новейшей российской историографии. Благодаря А.А. Зимину, «впервые в дореволюционной и советской "россике средневековья" оказалась сформированной альтернативная, построенная на иных основаниях, концепция исторического процесса и доказана самая возможность существования строго научной альтернативной русской истории. "Официально-государственный" и "москвоцентристский" характер подходов был решительно заменен историей людей, общества и "полицентричным" подходом.
Это было сделано А.А. Зиминым до появления в нашей науке понятий "историческая антропология" и "антропологически ориентированная история", "альтернативная история" и "точки бифуркации". В его трудах мы не найдем этих терминов. но не Зимин ли был в числе тех, кто привел нас к этим, казалось бы, импортированным понятиям?»34
Терминологические и теоретические изыскания были несвойственны еще одному ученому, светлую память о котором В.А. сохранял до конца жизни.
В 2006 г. выходит в свет книга Н.П. Ерошкина, включающая три работы - «крепостническое самодержавие и его политические институты», «Законодательный механизм России периода буржуазных реформ 60-70-х гг. XIX в.» и «Самодержавие накануне краха». Ответственным редактором книги «Российское самодержавие» и автором вступительной статьи был В.А. По общему мнению многочисленных учеников, друзей и коллег Николая Петровича Ерошкина, статья В.А. была одной из лучших, если не лучшая, о замечательном ученом, педагоге и человеке, статья, далеко выходящая за пределы формального предисловия. И кому как не В.А., которого связывали с Н.П. Ерошкиным далеко не формальные, очень близкие челове-
ческие отношения, было найти самые нужные и точные слова, в том числе и при характеристике места ученого в истории науки русской истории, конечно, подверженной трансформации в результате давления извне, но и несгибаемой до тех пор, пока в ее рядах остаются те, для кого научная честь и совесть не являются пустым звуком.
И каковы бы ни были перипетии судьбы, личные и творческие обстоятельства непростой жизни ученого историка Виктора Александровича Муравьева, в этих рядах и он оставался до своего последнего часа.
Примечания
1 Впервые это сделано в некрологе. См.: Памяти Виктора Александровича Муравьева (17.01.1941 - 25.10. 2009) // Вестник РГГУ. 2010. № 7. С. 300-302.
2 Мир источниковедения: Сб. в честь Сигурда Оттовича Шмидта. М.; Пенза, 1994.
3 Муравьев В.А. Кружку источниковедения истории СССР - 15 лет // Труды МГИАИ. М., 1966. Т. 24, вып. 2: Вопросы источниковедения истории СССР. С. 267-272.
4 Валк С.Н. Вступительная лекция Н.П. Павлова-Сильванского // Труды Ленинградского отделения Института истории. М.; Л., 1963. Вып. 5. С. 617-626.
5 Муравьев В.А. Материалы Н.П. Павлова-Сильванского в ленинградских архивах // Труды МГИАИ. М., 1965. Т. 22. С. 279-292.
6 Муравьев В.А. Когда был поставлен вопрос о «русском феодализме»? // Проблемы истории русского общественного движения и исторической науки. М., 1981. С. 313-321.
7 Муравьев В.А. Лекционные курсы Н.П. Павлова-Сильванского в высших вольных учебных заведениях Петербурга // Археографический ежегодник за 1969 год. М., 1971. С. 247-258; Он же. Две лекции Н.П. Павлова-Сильванского («История и современность», «Революция и русская историография») // История и историки, 1972: Историогр. ежегод. М., 1973. С. 337-364.
8 Шмидт С.О. Сочинения Н.П. Павлова-Сильванского как памятник истории и культуры // Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М., 1988. С. 591.
9 Шмидт С.О. Сочинения Н.П. Павлова-Сильванского как памятник истории и культуры. С. 587-599; Чирков С.В. Н.П. Павлов-Сильванский и его книги о феодализме // Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М., 1988. С. 600-638.
10 Муравьев В.А. Теории феодализма в России в русской историографии конца XIX - начала ХХ в.: Дис. ... канд. ист. наук. М., 1969. С. X.
11 Там же. С. 501-502. Тихонов В.В. В.А. Муравьев как исследователь теорий русского феодализма в отечественной историографии (доклад на Историографических чтениях памяти В.А. Муравьева, 30 октября 2010 года, подготовлен к печати).
14
15
16
25
Муравьев В.А. Теории феодализма в России в русской историографии конца XIX - начала ХХ в. С. 503.
Хорхордина Т.И. Корни и крона. М., 1997. C. 86-88. Иллерицкий В.Е. Сергей Михайлович Соловьев. М., 1980.
Мохначева М.П. Источники по истории становления и развития историографии в МГИАИ - ИАИ РГГУ // Вестник РГГУ. 2009. № 4. С. 23-47; 2010. № 7. С. 56-82.
Вопросы историографии в высшей школе (Всесоюзная конференция преподавателей историографии истории СССР и всеобщей истории университетов и педагогических институтов. Смоленск, 31 января - 3 февраля 1973 г.). Смоленск, 1975.
ВолковЛ.В., Муравьев В.А. Историография истории СССР в период завершения социалистического строительства в СССР (середина 30-х - конец 50-х годов): Учеб. пособие. М., 1982.
Муравьев В.А. к изучению исторических взглядов деятелей большевистской партии дооктябрьского периода (историография вопроса) // Труды МГИАИ. М., 1974. Т. 30, вып. 1. С. 26-36.
Наиболее значимые опубликованные результаты проделанной В.А. работы в этом направлении: монография в соавторстве с О.В. Волобуевым «Ленинская концепция революции 1905-1907 годов и советская историография» (М., 1982), учебное пособие «Современная советская историография революции 1905-1907 годов» (М., 1985), статья «История революции 1905-1907 гг. в России в творчестве М.Н. Покровского» в сборнике «Советская историография отечественной истории. Ученые и их труды» (М., 1988).
Муравьев В.А. Революция 1905-1907 гг. и русские историки (к постановке проблемы) // Интеллигенция и революция, ХХ век. М., 1985. С. 72-73. Московский государственный ордена «Знак Почета» историко-архивный институт. Пермь, 1984 (В.А. - член редколлегии, автор введения, совместно с Н.П. Красавченко и Д.М. Эпштейн).
Муравьев В.А. Советская историография революции 1905-1907 годов. Проблемы освоения ленинской концепции истории Первой российской революции: Дис. ... д-ра ист. наук. М., 1987.
Казаков Р.Б., Румянцева М.Ф. Выступления В.А. Муравьева на ежегодных конференциях кафедры источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин как историографический факт (доклад на Историографических чтениях памяти В.А. Муравьева, 30 октября 2010 года, подготовлен к печати). Научно-педагогическая школа источниковедения Историко-архивного института: Сборник / Отв. ред. В.А. Муравьев. М., 2001.
Муравьев В.А. Левиафан и Иона в России: предрасположена ли российская историографическая традиция к антропологически ориентированной истории // Историческая антропология: Место в системе социальных наук, источники и методы интерпретации: Тез. докл. и сообщений науч. конф. М., 1998. С. 40-44. Там же. С. 43.
28 Там же.
29 Муравьев В.А. Пространство, время, история человека и общества: историческая география в системе исторических наук // Исторический источник: человек и пространство: Тез. докл. и сообщений науч. конф. М., 1997. С. 24.
30 Программа по историографии истории СССР (проект). М., 1978; Программа дисциплины «Историография истории СССР» для государственных университетов. Специальность 2008 - История. М., 1987.
31 Историко-архивоведение. Специальность 020800: Гос. образоват. стандарт высш. профес. образования и примерные программы дисциплин федерального компонента (циклы общепрофес. дисциплин и дисциплин специальности) / Редкол.: Минаев В.В. (отв. ред.) и др. М., 2003. С. 572.
32 Муравьев В.А. В.О. Ключевский и «новая волна» историков начала ХХ века // Ключевский. Сб. материалов. Пенза, 1995; Он же. Б.И. Сыромятников // Историки России XVШ-ХХ веков. М., 1997. Вып. 6. С. 75-84; Он же. «Русская историография» Н.Л. Рубинштейна // Археографический ежегодник за 1998 год. М., 1999. С. 228-232.
33 Муравьев В.А. Александр Александрович Зимин (1920-1980) // Историки России. Послевоенное поколение. М., 2000. С. 170.
34 Там же. С. 174.