Развитие механизмов мировой экономики
Ю.С. Бегма
ВАЛЮТНЫЙ КУРС - ИНСТРУМЕНТ ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ?
Привычные представления о зависимости валютного курса от изменения ППС, а также о возможности управления валютным курсом для активного регулирования экспорта и импорта не соответствуют, во-первых, факту относительно слабого взаимодействия валютных внешнеэкономических и внутринациональных денежных потоков, а во-вторых, существенному доминированию в валютных операциях кредитных и срочных (спекулятивных) сделок.
Ключевые слова: валютный курс, ППС - паритет покупательной способности, конверсионные валютные операции, спекулятивные валютные сделки, рынок валютных ценных бумаг.
С оценкой валютного курса приходится сталкиваться при обсуждении самых различных аспектов внешнеэкономической деятельности, включая оценку эффективности внешнеторгового товарообмена, проблемы регулирования платежного баланса, предпосылки и масштабы спекулятивного перемещения капитала, допустимость тех или иных форм валютных операций. Тесная взаимосвязь валютного курса с внутринациональным денежным обращением, инфляцией, инвестициями, как правило, выводит обсуждение валютного курса за границы внешнеэкономической политики, в сферу структурно-промышленной и финансовой политики государства. Однако при всем разнообразии возможных аспектов, основным вопросом большинства современных публикаций о валютном курсе остается оценка его роли в стимулировании экономического роста национальной экономики, возможность его использования для расширения экспорта, укрепления конкурентоспособности национальной продукции и внешнеэкономических позиций страны в целом.
Обсуждение роли валютного курса как инструмента государственной политики в большинстве случаев опирается на стандартные
постулаты классических моделей внешнеторгового товарообмена о росте экспорта при снижении обменного курса национальной денежной единицы (ее девальвации). Естественно, увеличение курса национальной валюты (ее ревальвация) ведет при этом к росту импорта. Данные предпосылки, безусловно справедливые для систем фиксированных валютных курсов, теряют, однако, свою концептуальную обоснованность в рамках ямайской системы, предполагающей свободное изменение валютных курсов под воздействием спроса и предложения на международных рынках купли-продажи валют.
Конечно, абсолютно свободной игры рыночных сил на валютных рынках нет. Реальная свобода международной конверсии распространяется не более чем на двадцать национальных валют, в том числе, естественно, на пять основных (мировых). Значительное количество национальных валют - около сорока - являются прокси-валютами, т. е. валютами, курс которых привязан к базовым. И почти столько же следуют контролируемому в той или иной степени государством режиму регулирования курса. (К этому режиму управляемого рыночного плавания относится и российский рубль.) И только около двадцати валют (в основном валюты стран социалистической ориентации и авторитарных режимов ряда слаборазвитых стран) жестко и четко управляются государствами, что, собственно, позволяет говорить о валютном курсе как об инструменте государственной внешнеэкономической политики.
В соответствии с принципами рыночного регулирования валютных курсов государство (в том числе и российское) не может по своему желанию устанавливать валютный курс рубля (по крайней мере теоретически), а если и может, то (в большинстве случаев) только косвенными мерами воздействия. В России, например, воздействовать на спрос и предложение валют и влиять на изменение их рыночных оценок можно через основного игрока на ММВБ-ЦБ РФ. Важно подчеркнуть, что концептуально в рамках ямайской системы валютный курс является итоговым показателем состояния рынка, а не инструментом его регулирования, хотя фактические результаты косвенного воздействия на валютный курс через механизм рынка зачастую мало чем отличаются от целевых установок государственной внешнеэкономической политики. При существующем огромном превосходстве золотовалютных резервов (в 540 млрд долл.) Центрального банка над потенциалом валютных запасов всех остальных участников (всех вместе взятых и тем более - по отдельности) можно говорить о возможности практически централизованного регулирования курса рубля (при формальном рыночном механизме).
Однако даже в этом случае результат целенаправленной интервенции не всегда предсказуем. Дело в том, что рыночный механизм формирования валютного курса не ограничивается текущими операциями купли-продажи валюты, где доминирование ЦБ столь заметно. Ведь валютный курс как оценка единицы одной валюты в другой валюте зависит от общего спроса и предложения валютных средств на рынке в каждый момент времени. А на рынке действуют не только продавцы и покупатели наличной валюты, но и торговцы кредитными средствами, зарубежные инвесторы, спекулянты валютными ценными бумагами. И объем срочных операций намного больше, чем спотовые сделки с наличной валютой, тем более сделок экспортеров и импортеров, обеспечивающих конверсию валют по внешнеторговому товарообмену. Ежедневные сделки купли-продажи валют в сумме 25-30 млрд долл. обеспечивают весь товарооборот мировой торговли, в то время как фактически в день продается и покупается валюты на сумму более 1,5 трлн долл.
Но рынок помимо этого включает движение валютных кредитных и инвестиционных средств, масштаб которого намного превышает объем сделок с наличной валютой. И это естественно. Современная экономика опирается прежде всего на кредитные деньги, которые доминируют не только во внутренней экономике, но и во внешнеэкономической сфере. На этом секторе валютного рынка обращаются также валютные суммы обслуживания и погашения долговых обязательств и дивиденды по инвестициям. И здесь ЦБ уже не играет такую же ведущую роль, как на рынке наличной валюты, его регулирующая роль смещается на инструменты косвенного воздействия. Определяющим фактором спроса и предложения кредитных валютных средств являются процентные ставки, точнее их соотношение с зарубежными процентными ставками, как показатель относительной доходности кредитных денег. Они замещают показатель покупательной способности денег на рынке наличной валюты.
Помимо кредитных валютных средств на валютных рынках обращаются большие массы спекулятивных средств, поступающих на покупку валютных фьючерсов и валютных деривативов. В отличие от покупки валюты как необходимого инструмента, опосредующего внешнеторговый товарообмен, в данном случае валюта покупается как самостоятельный товар, стоимость которого определяется тем потенциальным доходом, который должен обеспечить этот товар. Изменение цены срочных валютных обязательств (а соответственно и обменного курса по этим товарам) обусловлено ожиданиями потребителей, меняющих динамику спроса и предложения. Реальный обменный курс по «корзине» этих товаров участвует в формирова-
нии общего официального валютного курса по «корзине» всех внешнеэкономических операций. Доход участников валютных спекулятивных операций обусловлен при этом изменением официального валютного рыночного курса. На мировых валютных рынках именно эти «горячие» спекулятивные деньги играют доминирующую роль. И хотя спекулятивная торговля носит, безусловно, виртуальный характер, поскольку суммы реальных поставок валютных активов не превышают 2-3% от суммы сделок, движение валютных обязательств по таким спекулятивным сделкам прямо отражается на конъюнктуре валютного рынка. Но воздействие на этот сектор валютного рынка со стороны государства носит еще более косвенный, опосредованный характер по сравнению с другими.
В целом на валютном рынке курс формируется в основном как результирующий показатель трех разнокачественных движений валютных средств. Такой валютный курс характеризует валютную оценку внешнеэкономической «корзины», включающей набор товаров внешнеторгового оборота, внешние трансферты по платежному балансу, кредиты, инвестиции в ценные бумаги и оборот спекулятивных валютных сделок. Таким образом, российская внешнеэкономическая сфера практически сталкивается с особой системой валютных курсов. Во-первых, это общий официальный валютный курс, формируемый биржевыми операциями и фиксируемый ежедневно ЦБ РФ по результатам сессии ММВБ в качестве официального валютного курса. Во-вторых, для участников валютного рынка существуют свои (отраслевые, товарные, контрактные) курсы, определяемые соотношением реальной валютной выручки к собственным валютным затратам.
Для экспортеров и импортеров валютные средства являются инструментом внешнеторгового товарообмена, ценность которых определяется их единственной функцией - соизмерения стоимостей товаров. Для них существует понимание реального обменного (валютного) курса как соотношения валютных оценок экспортной и импортной «корзин» товаров. Курс конверсии валютной выручки по сложившемуся на рынке официальному курсу определяет реальную доходность внешнеторговой сделки.
Доходность отдельных внешнеторговых сделок сказывается на конъюнктуре внутринационального рынка через механизм межотраслевого (межфирменного) перемещения капитала. Для этого требуется развитая банковская система и развитой фондовый рынок, направляющие кредитные и инвестиционные средства в прибыльное производство.
В России, например, механизм привязки показателей эффективности внешнеторговых сделок и макроэкономических парамет-
ров национального хозяйства не эффективен. Доходы экспортных сырьевых монополий не трансформируются в инвестиционный потенциал национального хозяйства. К тому же роль конверсионных операций по внешнеторговым сделкам в механизме формирования общего валютного курса не очень существенна в силу явной ограниченности и масштабов, и структуры товарных поставок российской внешней торговли.
Влияние валютных операций обеспечивается в первую очередь системой частного банковского кредитования. Процентные ставки не привязаны к конкретным отраслям и предприятиям. Отсюда и хорошо известный путь воздействия на валютный курс за счет изменения банковской процентной ставки по валютным депозитам или по ставке рефинансирования, поскольку от этого зависит поток валютных кредитных средств. К этому механизму прибегают практически все развитые страны мира. Достаточно упомянуть решение ФРС США о снижении с 1 февраля 2008 г. процентной ставки учета векселей в целях преодоления кризиса ипотечного кредитования и стимулирования экономического роста или решение ЦБ РФ об увеличении процентной ставки рефинансирования для укрепления банковской ликвидности и противодействия инфляции. По всей видимости, такой путь воздействия на валютный курс за счет изменения банковских процентных ставок по валютным и рублевым кредитам и депозитам может оказаться достаточно эффективным, учитывая роль валютных кредитных потоков.
Второй важный механизм регулирования валютного курса -рынок валютных ценных бумаг. Движение титулов собственности (прежде всего акций и депозитных сертификатов) и денежных обязательств (облигаций, векселей, бондов) способствует перемещению денежных средств и на этой базе усреднению нормы прибыли этих средств, в том числе и валютных. Масштаб операций на этом рынке и - главное - относительная доля этих операций в общем объеме товарооборота и капиталовложений определяют и относительную силу распространения тех или иных изменений валютных сумм на рынке ценных бумаг и их рыночной стоимости.
Для экспортеров и импортеров валютные средства являются инструментом внешнеторгового товарообмена, ценность которых определяется их единственной функцией - соизмерения стоимостей товаров. Для них существует понимание реального обменного (валютного) курса как соотношения валютных оценок экспортной и импортной «корзин» товаров. Курс конверсии валютной выручки по сложившемуся на рынке официальному курсу определяет реальную доходность внешнеторговой сделки.
Причем этот курс отличается от показателя паритета покупательной способности (ППС, который нередко рассматривается как теоретически незыблемая основа для соизмерения валют, отклонения от которой и являются объектом государственного регулирования). Ведь в одном случае речь идет о сопоставлении стоимостей группы «торгуемых» товаров, а в другом - о стандартном, унифицированном для всех стран наборе товаров «потребительской корзины». И от того, насколько эта валютная «корзина» будет отличаться от товарной «корзины», принятой международными организациями для расчета паритета покупательной способности национальных денег, настолько же структурные проблемы национальной экономики будут далеки от колебаний валютного курса.
Паритет покупательной способности вообще имеет достаточно формальное отношение к валютному курсу, хотя нередко их концептуально объединяют, считая, что ППС отражает сложившееся соотношение товарных цен и может служить показателем конкурентоспособности национальной продукции, а управляя отклонением валютного курса от ППС, можно регулировать эффективность внешней торговли1, 2. Популярность показателя ППС обусловлена удобством его применения для сопоставления многофакторных экономических процессов. Ценовые пропорции единого, «эталонного», набора товаров дают возможность соизмерения агрегированных показателей экономических систем.
Однако относительная сила национальных денег заложена изначально в ценах выбранной корзины продукции. Сам по себе пересчет валютных оценок эталона большого экономического смысла не несет, так же как соизмерение одного и того же объема нефти в баррелях и тоннах или стоимости земельных участков в акрах или гектарах. По существу это заданный масштаб измерения, который может произвольно меняться при деноминации национальных денег или полной замене одних денежных знаков на другие. Эффект от этого подобен эффекту замены метрической меры на дюймовую или старорусских мер длины - локтя, аршина - на метры и сантиметры. И сам по себе показатель ППС и отклонения от него рыночного валютного курса (тем более реального обменного курса по отдельным товарам) могут характеризовать конкурентоспособность национальной продукции на мировых рынках только в плане общих концептуальных схем.
Разрыв между рыночным курсом рубля и ППС отражает меру реальной автономии внешнеэкономической сферы. Государство, используя методы налоговой политики, гибкой заработной платы, транспортных тарифов, режима инвестиций и пр., может воздействовать на стоимость тех или иных товарных групп, в том числе и на
«корзину» внешнеторговых товаров, которые составляют часть (но только часть, причем не очень значительную) национальной продукции. Одновременно оно может путем интервенций изменить и текущий валютный курс.
Меры по регулированию валютного курса так или иначе оказывают влияние на укрепление внешнеторговых позиций страны и на повышение конкурентоспособности национальной продукции. Но вряд ли можно проследить четкую детерминированную зависимость между ними. Усилия по улучшению качества продукции, повышению производительности труда, расширению масштабов участия страны в международном разделении труда, теоретически повышающие конкурентоспособность через рост ППС, преломляются через закономерности функционирования достаточно независимой сферы внешнеэкономических отношений.
Влияние валютного курса на динамику экспорта и импорта трансформируется доходностью конкретных внешнеторговых сделок. Для каждого товара существует свой реальный обменный курс (раньше такие валютные курсы рассчитывались специалистами Госплана СССР и в качестве закрытых показателей использовались при принятии правительственных решений о проведении тех или иных внешнеторговых сделок). Изменение официального валютного курса на рынке, безусловно, скажется на величине валютных затрат и дохода. Но ключевую роль для оценки перспективности внешнеторговой сделки играет соотношение затрат и дохода, а не их абсолютный уровень. В итоге результат воздействия валютного курса на динамику внешнеторгового товарооборота может заметно отличаться от теоретически прогнозируемого. Например, резкое падение обменного курса рубля после кризиса 1998 г. действительно сопровождалось ростом российского экспорта в соответствии с теоретическими постулатами, но, как показали более детальные исследования3, при учете роста мировых цен на энергоресурсы физический объем экспорта практически не вырос. Аналогично в последующие (2000-2005) годы при укреплении обменного курса рубля доля национального производства на внутреннем российском рынке, вопреки теоретической модели, не выросла, вытесняя импортные товары, а упала4. Кроме того, это укрепление рубля практически не привело к снижению экспорта, поскольку разрыв между реальным обменным курсом по «экспортной корзине» и официальным валютным курсом обеспечивает такой запас валютной доходности, что государственная политика регулирования валютного курса мало отражается на динамике внешнеторгового товарооборота. Цены и спрос на большую часть экспортной про-
дукции определяются мировым рынком, изменение дохода экспортеров мало сказывается на конкурентоспособности их продукции на мировых рынках. В плане борьбы за повышение конкурентоспособности национальной продукции и укрепления позиции товаров внешней торговли на мировых рынках ППС и валютный курс выступают скорее обобщающей характеристикой, а не инструментом внутрихозяйственной и внешнеэкономической политики государства5.
Гораздо меньше внимания, к сожалению, уделяется анализу влияния валютного курса на неэквивалентность международного товарообмена, хотя и отмечается, что при снижении обменного курса национальной валюты (в интересах стимулирования экспорта) происходит обесценивание стоимости национальных активов6. Но вопрос неэквивалентности заслуживает более глубокого анализа, потому что речь идет о механизме ограбления национальных экономик при формальном равенстве участников рынка. Неравенство обмениваемых величин национального труда (как единой меры стоимости в классических моделях) прослеживается еще в схемах Д. Рикардо. В дальнейшем проблема неэквивалентности как основа механизма реальной эксплуатации трудящихся развивающихся стран в рамках международной специализации производства получила развитие в теоретических работах левых марксистов (и прежде всего, Г. Маркузе, С. Амина), которые показали, что экспорт капиталоемкой продукции обеспечивает развитым странам присвоение национального богатства развивающихся в силу фактического обесценивания стоимости труда в развивающихся странах. Формальный баланс цен не защищает от неравенства стоимостных оценок, обусловленных структурными диспропорциями. Экспорт по сниженным ценам в интересах укрепления позиций на рынке (даже при формальном сохранении их валютной выручки) означает потерю национального богатства.
Таким образом, валютный курс является эндогенным макроэкономическим показателем (таким же, как, например, и банковская ставка рефинансирования). Его, безусловно, можно изменить активной интервенцией ЦБ на биржевых торгах. Но итог такого воздействия на динамику внешнеторгового оборота или движения капитала может оказаться весьма далеким от планируемого, что делает весьма сомнительной его характеристику как инструмента внешнеэкономической политики, поскольку инструмент должен обеспечивать планируемый результат.
Примечания
1 Гельвановский М.И. Конвертируемость российского рубля как фактор повышения конкурентоспособности национальной экономики в условиях глобализации // Вестник РГГУ. Серия «Экономика». 2007. № 11/07. С. 188-196.
2 Обменный курс и экономический рост. (Ассоциация независимых центров экономического анализа. Диспут-клуб «Узлы экономической политики») // Вопросы экономики. 2006. № 6. С. 145-153.
3 Бланк А., Гурвич Е, Улюкаев А. Обменный курс и конкурентоспособность отраслей российской экономики // Вопросы экономики. 2006. № 6. С. 4-24.
4 Там же.
5 Гельвановский М.И. Указ. соч.
6 Там же.
Литература
Фетисов Г. Условия достижения полной конвертируемости рубля // Вопросы экономики. 2006. № 6. С. 25-34.