CC BY
13DOI 10.31250/2618-8600-2023-2(20)-215-239 УДК 316
I
Южно-Уральский государственный университет, А. А. Авдашкин Челябинский государственный университет
Челябинск, Российская Федерация ORCID: 0000-0001-8169-2755 E-mail: [email protected]
В поисках районов концентрации китайцев в российском городе
АННОТАЦИЯ. Статья посвящена анализу формирования мест концентрации китайских мигрантов в российских городах. Объектами исследования выбраны локации, обозначенные жителями и медиа как чайна-тауны: окрестности китайского рынка в Челябинске, рынка «Таганский ряд» в Екатеринбурге, Васильевский остров в Санкт-Петербурге. Сравнение этих случаев позволяет понять механизмы возникновения концентрации китайских мигрантов, выявить особенности конструирования таких локаций принимающей стороной. Эмпирическую базу исследования составили материалы интервью, включенного наблюдения, публикации печатных и электронных медиа. Концептуальную рамку исследования образуют теория мобильности и идеи права на город. Для изученных примеров характерно образование мигрантской инфраструктуры (кафе и магазины, парикмахерские, ночные клубы, формирование сферы различных услуг и др.). Несмотря на то что локации в Челябинске и Екатеринбурге связаны непосредственно с китайскими рынками, сами китайцы там не составляют большинства. Челябинск демонстрирует пример возникновения и последующей деконструкции крупного китайского рынка, исчезновения района концентрации мигрантов из Китая. В Екатеринбурге обратная ситуация — рынок сохранился и аккумулировал более заметное для принимающей стороны китайское сообщество. В Санкт-Петербурге предполагалось изначально создание бизнес-кластера для обслуживания китайских туристов, поток которых увеличивался в 2014-2019 гг. Этот случай позволяет говорить о более высокой реальной, а не воображаемой концентрации китайцев. На примере Северной столицы прослеживается новый вариант появления локации, маркированной как китайская и связанной с изменением коллективного портрета китайской миграции, а не рынком как таковым.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: миграция, китайская диаспора, чайна-таун, городское пространство, рынки, концентрация мигрантов
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Авдашкин А. А. В поисках районов концентрации китайцев в российском городе. Этнография. 2023. 2 (20): 215-239. doi 10.31250/2618-8600-2023-2(20)-215-239
South Ural State University, A. A. Avdashkin Chelyabinsk State University
Chelyabinsk, Russian Federation ORCID: 0000-0001-8169-2755 E-mail: [email protected]
I In Search of Concentration Patterns of Chinese Migrants in Russian Cities
ABSTRACT .The paper examines the settlement patterns of Chinese migrants in Russian cities. The author focused on the urban locations, which the residents and the media called Chinatowns. These are the Chinese market neighborhood in Chelyabinsk, the Tagansky Row district in Yekaterinburg, and Vasilyevsky Island in St. Petersburg. Comparing these locations allows us to understand the mechanisms behind the concentration of Chinese migrants in certain territories of the city and the construction of such locations by the host country. The empirical base comprises the materials from the author's interviews, participant observation, and publications in print and electronic media. The study's conceptual framework is the theory of mobility and the idea of the right to the city. The examined locations share a particular trait: the formation of the migrant infrastructure — cafes and shops, hairdressing salons, nightclubs, and various services. Although the locations in Chelyabinsk and Yekaterinburg are directly connected to Chinese markets, the Chinese are not in the majority there. Chelyabinsk is an example of the emergence and subsequent deconstruction of a large Chinese market, resulting in the disappearance of an extensive settlement area of migrants from China. The situation is reversed in Yekaterinburg: the Chinese market has survived and accumulated a visible Chinese community. St. Petersburg presents a new version of the emerging location: a business cluster to serve the flow of Chinese tourists, associated with a change in the collective portrait of Chinese migration rather than a market.
KEYWORDS: migration, Chinese FOR CITATION: Avdashkin A.
diaspora, Chinatown, urban space, In Search of Concentration Patterns
markets, concentration of migrants of Chinese Migrants in Russian Cities.
Etnografia. 2023. 2 (20): 215-239. (In Russian). doi 10.31250/2618-8600-2023-2(20)-215-239
Механизм формирования этномиграционных анклавов в российских городах на современном этапе подробно изучен. На обширном материале убедительно показана их связь с рынками (Варшавер и др. 2021). Изучение этих локаций поставило ряд дальнейших вопросов. Например, почему в некоторых сферах торговли преобладают именно мигранты, а если говорить точнее — мигранты из определенных стран. Мы можем наблюдать районы, где нет явного преобладания одной группы, или, наоборот, строгую этническую спецификацию. В «Таганском ряду» в Екатеринбурге наиболее заметны китайцы, в остальных случаях, как в торговом комплексе «КрасТЭЦ», преобладают киргизы. Есть места, где соседствуют мигранты из разных стран, — как в случае с московским рынком «Садовод» (Варшавер и др. 2020).
Формирование сетей поставок сельскохозяйственной продукции и одежды в советское время повлияло на возникновение специфических сфер занятости и мест концентрации мигрантов из Закавказья и Средней Азии в позднем СССР. В некоторых случаях это обстоятельство определило «этнический облик» города (Sahadeo 2011; Siegelbaum, Moch 2016). При этом мы крайне мало знаем о формировании и развитии в пространстве российских городов локаций, маркированных как китайские. Несмотря на пристальное внимание ученых к китайской миграции в последние десятилетия (Ларин 2017; Alexseev 2001; Bogaevskaya, Morgan 2003; Kireev 2016), ее влияние на городское пространство практически не изучено, хотя уже опубликован ряд очерков о чайна-таунах и китайских рынках в Иркутске (Григоричев, Дятлов 2017), Благовещенске (Рыжова 2008; Ryzhova, Ioffe 2009), Екатеринбурге (Бурнасов 2007; Варшавер и др. 2020), Москве (Александрова 2010; Zabyelina 2012).
Несмотря на то что живут китайские мигранты не в каком-то одном районе, наименование «китайский квартал» стало распространенной и яркой метафорой, реакцией на внезапное появление китайцев. Контекст, в котором используются такого рода именования («китайский квартал», «Чайна-таун»), в российских реалиях связан, как правило, с антикитайскими настроениями, механизмом построения границ между еще «нашим» и уже «чужим» пространством, занятым чужаками (Дятлов 2008, 2020; Рыжова 2008).
Цель статьи — анализ механизмов формирования мест концентрации китайских мигрантов в российских городах на примере «Китайки» в Челябинске, района рынка «Таганский ряд» в Екатеринбурге и Васильевского острова в Санкт-Петербурге. Сравнение этих случаев поможет понять механизмы возникновения концентрации китайских мигрантов, выявить особенности «воображения» таких локаций принимающей стороной. Выбор объектов обусловлен следующими соображениями. Челябинск представляет пример формирования, а затем деконструкции китайского рынка и замещения китайского сообщества, сложившегося
вокруг него, мигрантами из Средней Азии и — отчасти — Закавказья. Пример «Сортировки» в Екатеринбурге показывает обратный случай, когда в аналогичной ситуации китайское присутствие сохранялось значительно дольше. Пример Васильевского острова в Санкт-Петербурге демонстрирует конструирование локации, маркированной как китайская, но не связанной с рынком. Разумеется, в иных частях страны существуют не менее интересные примеры, но они пока остались за пределами нашего внимания, поскольку это уже иной масштаб исследовательского проекта.
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ
Источниковую базу исследования составили материалы интервью, включенного наблюдения, публикации печатных и электронных медиа. В Челябинске взято 150 глубинных и 29 экспресс-интервью, а также проведено 300 часов наблюдения, в Екатеринбурге — 40 глубинных и 70 экспресс-интервью, проведено 78 часов наблюдения, в Санкт-Петербурге — 15 глубинных и 70 экспресс-интервью. Кроме того, были проведены глубинные интервью с китайскими студентами и предпринимателями, живущими в Челябинске (14 предпринимателей, 7 студентов), Екатеринбурге (9 предпринимателей, 4 студента) и Санкт-Петербурге (7 предпринимателей). Сбор полевых материалов проходил в 20192023 гг. Средняя продолжительность глубинных интервью составила один час. Интервью не записывались на аудионосители — это связано с тем, что запись затрудняет быстрое установление доверительных отношений с информантами, необходимое для экспресс-интервью. Данные проанализированы, по результатам исследования каждого случая сделано описание. Материалы печатных и электронных медиа позволяют проследить местоположение и язык описания локаций, связанных с присутствием китайцев, выявить основные оценки этого явления и т. д.
Теоретико-методологическую рамку исследования составляют теория мобильности (см.: Наппат et а1. 2006) и идеи права на город (см.: Lefebvre 2000). Теория мобильности фокусирует наше внимание на том, что для появления стабильно функционирующих районов концентрации китайских мигрантов необходимо их продолжительное пребывание в стране. Однако китайцы не склонны к этому, они мобильны. Находясь в постоянном движении и меняя сферы занятости, они образуют группу преимущественно временных мигрантов (Ларин 2017; Степанов 2018; КаНг 2013). Опыт последних трех десятилетий показывает, что места их концентрации связаны с появлением и изменением товарных потоков или движением туристических групп. Применение концепта о праве на город позволяет описать конкуренцию за символическую власть над городским пространством. В рассматриваемых случаях речь идет о локациях,
которые трактуются жителями как «китайские». Идеи об отторжении пространства показывают, как появление различных групп китайских мигрантов приводило к утрате принимающей стороной (по крайней мере, в ее собственном представлении) прав на определение функций городского пространства, доминирующих в нем смыслов и образов.
КИТАЙЦЫ В ГОРОДЕ: РЕАКЦИЯ ПРИНИМАЮЩЕГО ОБЩЕСТВА И РАЙОНЫ КОНЦЕНТРАЦИИ
Китайские кварталы, возникшие на Дальнем Востоке до революции, описывались современниками как непроницаемые для властей. С точки зрения современников, там царили антисанитария и преступность, петляли лабиринты запутанных трущоб, служивших домом для многочисленных китайцев. Несмотря на принимаемые властями меры к огораживаю, собственно чайна-тауны как строго фиксированные и обособленные части городского пространства в российских реалиях не сложились. Скорее такие локации фрагментами распределялись практически по всему городу (Нестерова 2008). Есть мнение, что больше остальных похож на собственно чайна-таун китайский квартал Миллионка во Владивостоке. Однако процесс взаимной адаптации китайских мигрантов и принимающего общества, едва начавшись, прервался вытеснением китайцев из Советской России в 1930-е гг. (Чернолуцкая 2008; Зуенко 2018).
Новый виток дискуссий о чайна-таунах в России совпал с появлением и развитием китайских рынков во многих крупных российских городах в постсоветские годы. Собственно китайскими их делало восприятие принимающей стороны, а не этнический состав торговцев и т. п. Они часто маркировались характерными названиями «Китайка», «Шанхай», «Чина» и т. д. (Дятлов 2008; Этнические рынки... 2015). Сочетание массовых трансграничных миграций и формирование сети оптово-розничных рынков породили настороженное отношение россиян к этой новой форме хозяйственной и общественной жизни. Пространство вокруг них нередко начинали воспринимать как чайна-таун, «китайский квартал». Эти новые локальности мыслились как «отторгнутые», захваченные чужаками (Дятлов 2020). Постепенное переформатирование и закрытие китайских рынков, ограничение присутствия иностранных граждан за торговыми прилавками (Михайлова, Тюрюканова 2008) привели к сокращению численности китайских мигрантов. Падение покупательной способности россиян на фоне мирового финансового кризиса (2008-2009 гг.) также нанесло заметный удар по китайскому бизнесу. Алармистские настроения, связанные с присутствием китайцев, заметно стихли.
Быстрый рост потока туристов и студентов из Китайской Народной Республики (КНР) в 2014-2019 гг. изменил ситуацию. Возникла
необходимость переосмыслить границы «других» (в данном случае — китайцев) в городском пространстве. Вместо ставших привычными торговцев и чернорабочих, находившихся в пределах рынков, строек и теплиц, горожане столкнулись с большими группами вполне обеспеченных китайских туристов и студентов. Их облик, модели поведения, и — самое важное — места пребывания сильно отличались от привычных. Ориентация этих групп на магазины и рестораны, городские достопримечательности привела к необходимости переосмысления карты «китайских» локаций. Большинство мест сосредоточения приезжих из КНР находится в таких частях городов, где присутствие китайцев еще 5-7 лет назад было малозаметно и невелико.
В разного рода СМИ, электронных изданиях, социальных медиа и оценках жителей центр российского города стремительно превращался в пространство, «скупленное» мигрантами из Китая. Это мы видим на примере Санкт-Петербурга, Иркутска и частично Челябинска, где присутствие китайцев связывают уже не с рынком, а с корпусами и общежитиями Южно-Уральского государственного университета, кафе и ресторанами. Это позволяет с некоторой долей условности выделить старые (рынки, стройки) и новые (магазины, кафе и др.) «китайские» локальности, «правильных» китайцев с предсказуемой на основе прежнего «рыночного» опыта моделью поведения и «неправильных», присутствие которых нарушает ранее сложившиеся пространственные границы (Гри-горичев 2020).
Острые дискуссии развивались вокруг оценок численности и распределения китайских мигрантов, поскольку достоверные сведения долгое время отсутствовали. Согласно подсчетам В. Гельбраса, численность китайцев, единовременно находившихся в стране, не превышала 200450 тыс. человек (Гельбрас 2004: 31). Близкие данные (300 тыс.) приведены в документах Министерства по делам федерации, национальной и миграционной политики1 (ГАРФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 318. Л. 73). Сосредоточены китайские иммигранты были главным образом в Москве, регионах Сибири и Дальнего Востока (Рязанцев, Хунмэй 2010: 58, 63, 67-68). По данным статистики, в 2008 г. зафиксированы самые высокие показатели численности трудовых мигрантов из КНР, более половины мигрантов работали в сфере торговли (Ларин, Садовская 2014). Одним из крупнейших кластеров китайской миграции являлась Москва, где только Черкизовский рынок был местом работы примерно для 60 тыс. граждан КНР (2аЬуе1та 2012). Расселение китайских мигрантов по российским регионам показывает, что два случая из рассматриваемых нами действительно являлись заметными центрами концентрации мигрантов-китайцев (табл. 1).
1 В настоящее время — Федеральное агентство по делам национальностей.
ТАБЛИЦА 1
Регионы России, лидирующие по численности китайских трудовых мигрантов (2008 г.)2
Регионы РФ Количество китайских мигрантов
в тыс. чел. в % от общей численности
Москва 80 28,7
Забайкальский край 27,3 9,7
Амурская область 23,6 8,4
Иркутская область 17,3 6,1
Красноярский край 16,5 5,8
Свердловская область 16,1 5,7
Приморский край 16 5,7
Хабаровский край 10,9 3,9
Новосибирская область 10,3 3,7
Санкт-Петербург 9,8 3,5
Остальные регионы 52,9 18,8
Итого 281,7
ЧЕЛЯБИНСК: ОТ «КИТАЙСКОГО» РЫНКА И ЧАЙНА-ТАУНА К ФРАГМЕНТАЦИИ
Появление в Челябинске торговых рядов китайских челноков относится к 1992 г., когда они стали концентрироваться вблизи от колхозного рынка «Заречный» (Парфентьев 1993). По одной из версий это произошло после командировки в Китай главы администрации Калининского района г. Челябинска, завязавшего во время поездки полезные деловые связи (Из Китая... 1992). В результате на территории района развился рыночный кластер, где китайцы тем не менее не были большинством. Однако в прессе и городской молве за рынком и соседними кварталами практически сразу и прочно закрепился статус «китайских» мест (с соответствующими именованиями — «Чайна-таун», «китайский квартал» и т. д.) (рис. 1). Областные и городские газеты печатали объемные материалы о криминале, антисанитарии и грядущем распространении Чай-на-тауна на прилегающие к рынку улицы. Приводились нереалистичные данные о количестве китайцев в городе — вплоть до нескольких десятков тысяч (см.: Ласточкин 1994; Попова 1997; Грибанов 1998).
Большинство информантов, живших рядом с рынком или сдававших торговцам жилье, в оценках численности китайцев сходились на том, что
2 Таблица приведена в электронной презентации Ж. А. Зайончковской «Россия и Китай: партнерство на рынке труда». URL: http://www.myshared.ru/slide/85662/ (дата обращения: 21.02.2022).
Рис. 1. Расположение китайского рынка в Челябинске в 1992-2000 гг. и примерные очертания Чайна-тауна
Fig. 1. Location of the Chinese market in Chelyabinsk in 1992-2000 and approximate outline of Chinatown
как максимум три-четыре квартиры в каждом пятиэтажном доме вблизи рынка арендовали китайцы. Основная часть китайцев проживала в общежитиях, гостиницах и на съемных квартирах на некотором удалении от рынка и пользовалась услугами многочисленных перевозчиков. Иными словами, китайцы оставались заметны, но не были так многочисленны, как это представлялось.
Ситуация изменилась в 2000 г., когда городские власти приняли решение упорядочить торговую деятельность граждан КНР, развернувшуюся на значительных площадях практически в центре города. Ближе к городской окраине подготовили специальную территорию для размещения торговых точек (рис. 2). Перенос рынка не привел к «китаиза-ции» окрестных кварталов, поскольку многие мигранты, сколотив капитал, возвращались в КНР или переезжали в более крупные Екатеринбург, Москву и другие города. Заметная часть торговых мест на новом рынке фактически принадлежит китайцам, но за прилавком стоят среднеазиатские мигранты, выходцы из Закавказья или местные жители. В одном из популярных китайских заведений общепита мы встретили жительницу Челябинска, которая работает в кафе уже двадцать лет и неплохо освоила китайский язык. Дискуссии о Чайна-тауне прекратились довольно быстро, и материалы о Китайке — так называют новый рынок — попадают в медиа только по случаю (Бросали товар...2013).
Рис. 2. Современное местоположение рынка «Китайский» в Челябинске
Fig. 2. The current location of the "Chinese market" in Chelyabinsk
На современном этапе в пределах рынка и кварталах по соседству сложилась мигрантская инфраструктура, наиболее заметной частью которой являются кафе и парикмахерские. Старожилы подтвердили, что доля этнических мигрантов в последние годы существенно возросла, но китайцы в ней составляют меньшинство. По оценкам китайцев, торгующих на рынке, после кризиса 2008 г. в торговле заметное место занимают выходцы из Средней Азии. Свою роль сыграла утрата Челябинском привлекательности для бизнеса, особенно в сравнении с Екатеринбургом и некоторыми другими городами. Одна из информанток рассказала следующее: «Я приехала сюда в 2004 году по совету знакомых, относилась скорее к поздней волне челноков. Мои знакомые тогда переехали из Челябинска в Екатеринбург, где бизнес выгоднее» (ПМА).
Рынок «Китайский» на его нынешнем месте окружает довольно старая застройка, появление которой связано с металлургическими предприятиями. Новостройки включены в сложившийся жилой массив дисперсно. Сочетание непрестижности района и кластера жилья эконом-класса достаточной вместимости формирует здесь заметную концентрацию мигрантов. Однако численность китайцев минимальна. При этом жители домов вблизи рынка нередко замечают, что китайцы собирают во дворах одуванчики, которые являются популярным ингредиентом в китайской кухне (ПМА). В отдельных домах сегодня насчитывается по
три-четыре квартиры, купленных китайцами (обычно в новостройках) или арендуемых ими (обычно в домах 1960-1980-х гг.). Сложившейся вокруг рынка инфраструктурой продолжают пользоваться другие этнические мигранты, челябинцы, а также китайские студенты, число которых ежегодно растет.
ЕКАТЕРИНБУРГ: СОХРАНЕНИЕ ЛОКАЦИИ, МАРКИРОВАННОЙ КАК КИТАЙСКАЯ
Первое появление китайских челноков в Екатеринбурге связывают с торговлей в районе вещевого рынка на улицах Кунарской и Бебеля (ПМА). Структурирование городской торговли привело к созданию крупных рынков, таких, например, как «Таганский ряд». Этот рынок возник в 1995 г., когда на территории района, примыкающего к станции «Сортировочная» (и носящего потому неофициальное название Сортировка), развернулась торговля под открытым небом, а затем появились и оборудованные павильоны. Сегодня это один из крупнейших в своем роде рынков, в рыночный комплекс входят три торговых центра («Таганский ряд», «Пекин» и «Ханой»), офисные помещения, склады, гостиница, заведения общепита и много объектов, обеспечивающих работу рыночной инфраструктуры.
С развитием рынка жители связывают появление мигрантов — киргизов, таджиков, китайцев и вьетнамцев. «Таганский ряд», как и аналогичные рынки в других городах, долгое время именовали «китайским». Кроме того, из-за многочисленных жильцов — выходцев из Поднебесной — «китайскими» называли общежития, расположенные вокруг завода Уралмаш (Занесенные ветром рынка... 2001). Сегодня Сортировка — одно из мест концентрации мигрантов, связанных с рынком. В медиа и высказываниях информантов этот район часто характеризуют как Чайна-таун.
Анализ печатных изданий и полевых интервью показал, что для описания локаций, связанных с присутствием китайцев, характерны следующие мотивы. Во-первых, подчеркиваются антисанитария и теснота (грязь в помещениях и на улицах, насекомые-паразиты, огромные счета за воду на одно домовладение, зловонный запах бобового масла, китайской пищи). Во-вторых — преступность, вызванная постоянными конфликтами и способами их решения в китайской среде (Китайцы в Екатеринбурге. 1998; Китайская провинция в Екатеринбурге. 2001).
Центром этого воображаемого китайского квартала Екатеринбурга считается улица Техническая. В этом районе располагаются торговые центры, магазины и другие заведения, где названия, вывески и объявления иной раз действительно продублированы иероглифами (ПМА; Сергеев 2011). В последние годы здесь появилось множество заведений
китайской и вьетнамской кухонь, возникновение которых отмечают всегда и медиа, формируя у жителей определенную иллюзию «захвата» города (Новикова 2018). К слову, именно в Екатеринбурге некоторое время издавалась первая в России газета на китайском языке «Идем на Восток» (Загороднева 2015).
Жилой фонд на Сортировке можно условно разделить на старую и новую части. В первой дома довольно старые, малоэтажные, возведены в основном еще до 1970-х гг. Китайцы концентрируются преимущественно в новой части Сортировки, где расположены высотные дома позднесоветского периода. Кроме того, в обеих частях района возводятся новостройки, в которых китайцы приобретают жилье.
Несмотря на то что китайцы на «Таганском ряду» действительно преобладают численно (в отличие от рассмотренного выше челябинского кейса), здесь значительно и присутствие других этнических мигрантов. Материалы интервью с китайскими и иными мигрантами свидетельствуют, что китайцы не образуют большинства, сохраняя при этом заметную для внешнего наблюдателя концентрацию. Их присутствие вызвано высокой деловой активностью в городе и наличием крупного оптового рынка, не подвергшегося переносу или сокращению (как это было с другими похожими рынками в Челябинске, Москве или Иркутске). По словам одного из информантов, «если рассматривать Урал, то китайцев, конечно, намного больше в Екатеринбурге. В Челябинске меньше. В Екатеринбург проще доставка больших партий товаров из Китая, поезд прямой идет» (ПМА).
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ: ЧАЙНА-ТАУН НА ВАСЬКЕ
Появление китайцев в Северной столице относится к началу 1990-х гг., когда в общежития Санкт-Петербургского государственного университета заселялись первые группы китайских студентов, нередко совмещавшие с учебой доставку и распространение товаров из КНР. Несмотря на функционирование в Санкт-Петербурге разветвленной сети рынков, в том числе в формате рынка под открытым небом, исследований о китайском участии в рыночной торговле и функционировании рынков обнаружить не удалось. Фрагментарные упоминания, схожие с описанием китайских рынков в Челябинске или Екатеринбурге, звучали применительно к вещевому рынку на Сенной площади 1990-х гг. и в отношении «китайского квартала» в Апраксином дворе (ПМА; Менделев, Панкратова 2017). Однако, даже принимая во внимание эти кейсы, вычленить рыночную «китайскость» или ее следы пока трудно, поскольку исследования в этой области малочисленны (Ивлева 2009; 2010). Рассматриваемый случай, видимо, имеет иную социальную природу, чем описанные выше.
Санкт-Петербург является одним из популярных направлений образовательной и туристической миграции из Китая. В 2019 г., согласно данным Управления по вопросам миграции Главного управления Министерства внутренних дел России, в Северной столице постоянно находилось 18 тыс. китайских студентов, побывало 752 тыс. туристов3. В медиапро-странстве появлялись материалы о скором оформлении Чайна-тауна на Васильевском острове. В сети можно даже обнаружить карту, на которую нанесены три десятка китайских магазинов, парикмахерских, кафе, ночных и игровых клубов, медицинских центров и прочих заведений (рис. 3). Незадолго до начала пандемии коронавируса китайский язык занял заметную нишу в повседневной жизни города. Многие объявления и вывески адресовались не только китайским туристам, но и китайцам, проживающим в Петербурге продолжительное время, что говорит о формировании разветвленной социальной инфраструктуры для мигрантов из КНР (см.: Баранова, Федорова 2020: 64).
Значительная часть подвальных помещений недалеко от станции метро «Василеостровская» и 1-й линии Васильевского острова была выкуплена китайцами. Возникло представление о замкнутом и скрытом от горожан «китайском Петербурге» (Бобрович 2019; Зайцева, Титов 2019; Колесников 2020; Фаткуллина 2019). Штрихов к этому образу добавили сообщения о деятельности китайской «Триады» (гангстерской группировки), которые всегда по закону жанра сопровождают любое описание локаций, где концентрируются китайцы (Седов 2021).
В собранных интервью находим частичное подтверждение этих сюжетов. Ограничения, вызванные распространением коронавирусной инфекции, настойчиво требуют от китайского бизнеса «выхода из подполья для выживания» (ПМА). Вот что рассказал владелец небольшой закусочной: «Сейчас [2020-2021 гг. — Прим. авт.] нет такого количества туристов. Я и мои знакомые ориентируем наш бизнес на жителей города, делаем меню на русском языке, кладем меньше специй и т. д.» (ПМА).
Китайское сообщество, сложившееся в Северной столице, организационно сложнее, чем в Челябинске или Екатеринбурге, менее гомогенное, ведь изначально оно формировалось не вокруг рынка. С известной степенью допущений, вызванных трудностями проникновения в поле и закрытостью, мы можем представить следующую картину. Ядро мигрантской группы первоначально формировали студенты и малые предприниматели, занятые в сфере услуг для учащейся молодежи и прибывающих туристических групп. Позднее вокруг созданной ими первичной инфраструктуры появлялись представители крупного бизнеса, китайский менеджмент и специалисты, а также такая группа, как китайские наемные рабочие. Впрочем, полевые материалы показали, что последние нередко рекрутировались из числа студентов, формирующих начальный
3 Сведения приведены в: (Новосельцева 2020).
Ф Магазины
1, Продуктовый магазин. 6-я линия, В.О.
2. Китайский магазин. Большой пр. В.О.
3* Китайский продуктовый магазин. Малый пр. В.О.
ф Кафе
4- Кафе A little tea, Малый пр. В.О.
Кафе Unicom Miik Tea Shop. Средний пр.
6. Кафе «Мяо у», 2b-я линия В.О.
7, Ресторан -ОгоХого*. 1-я линия Е.О. в. Ресторан «Таи жен», Большой пр. В.О.
9. Ресторан Heavenly Food Town, ул. Кораблестроителей
10. «Большой ресторан Цинь*. Большой пр. В.О.
11. Ресторан «Ниаао». гостиница - Прибалтийская», ул. Ко раблестроителей
12. Ресторан # Зеленый чай», ул. Кораблестроителей
13. Ресторан «Ми фан», ул. Беринга
14. Ресторан • Али». 14- я линия В.О.
15. Ресторан «Харбинул Одоевского Ресторан «Гу ли*. 13-я линия В.О.
Ф Р лэвлсче-ния
17. Игральный клуб <1988», ул. Кораблестроителей
18. Клуб настольных игр, 17-я линия В.О,
19. Караоке К-BOX. ул. Кораблестроителей
20. Клуб настольных игр Ylke Lounge, Большой пр, В.О. 2i< Компьютерный клуб Panda, ул, Кораблестроителей 22» Караоке Bluesclubspb, ул. Кораблестроителей
Ф Красота м здоройьс
Dao Yliang. Традиционный китайский магазин оздоровительного массажа, 9-я линия В.О. 24« Салон красоты, 7-я линия В.О.
35* Институт традиционной китайской медицины (Клиника Солнце}, ул. Беринга
26. Салон красоты, маникюр, ул. Шевченко
27. Массажный зал, ул. Кораблестроителей зв* Парикмахерская, ул. Кораблестроителей
29. Emu Palace Spa Л Massage Hall. Средний пр. В,О,
30. Центр развития традиционной китайской медицины «•Тайи-Доктор., Большой пр. В.О,
Ф Прочей
31. Китайский деловой центр, Большой пр. В,О,
Рис. 3. Карта китайских заведений, расположенных на Васильевском острове в Санкт-
Петербурге (по сост. на 2019 г. См.: Зайцева, Титов 2019) Fig. 3. Map of "Chinese" establishments located on Vasilyevsky Island in St. Petersburg (2019)
капитал для собственного бизнеса (ПМА; Корнеев 2021). Вот фрагмент из интервью: «До коронавируса выгодно создавали бизнес: кафе, парикмахерские, клубы для отдыха. Клиентура из студентов и туристические группы — неплохой доход. Период благополучия закончился, и никто не уверен, что мы сможем делать бизнес как до 2020 года. Сомневаюсь, что китайцев станет много теперь» (ПМА).
С точки зрения информантов (в том числе из китайской среды), представления о повышенной концентрации китайцев на Васильевском острове являются преувеличением. До пандемии СОУГО-19 ощущение пребывания в чайна-тауне создавалось у наблюдателя во многом за счет многочисленных туристических групп. Расселены китайцы не только на Васильевском острове (как говорят — Ваське), но и вокруг Технологического института, а также в юго-западной части города, где действуют различные девелоперские проекты (ПМА), например «Балтийская жемчужина».
В материалах интервью и в группах жителей Васильевского острова в социальных сетях обнаруживается недовольство китайским присутствием (шум, драки, антисанитария, деятельность «подпольных заведений» и т. д.). В комментариях к постам, посвященным теме «китайского засилья», найдены адреса наиболее «китаизированных» домов, с точки зрения местных жителей (ПМА)4. Информанты из мигрантской среды оценили численность китайцев максимум в 10-15 % от общего населения района и, в частности, домов на названных улицах, поскольку «основную массовку создавали именно туристы» (ПМА).
РЕЗУЛЬТАТЫ СРАВНИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА
Мы видим два принципиально разных механизма формирования локаций, маркируемых как китайские. Первый связан с рынком как явлением постсоциалистического транзита, второй, возникший на более поздних этапах, — с обслуживанием инфраструктуры для приема туристов. На рассмотренных примерах мы видим, как изменился коллективный портрет китайских мигрантов: на смену челнокам, торговцам и чернорабочим пришли бизнесмены, студенты и туристы.
В уральских случаях основным фактором формирования мест резидентной концентрации китайских мигрантов стало наличие крупного кластера мигрантских рабочих мест — это рынок «Таганский ряд» в Екатеринбурге и рынок «Китайский» в Челябинске. История возникновения обоих рынков схожа: стихийная торговля под открытым небом постепенно структурировалась, перемещалась в специальные торговые центры и павильоны.
4 Чаще всего упоминались в этой связи улица Капитанская, набережная Лейтенанта Шмидта и улица Кораблестроителей.
Сегодня эти рынки располагаются на городской периферии, но они пережили разные этапы в своем развитии и, соответственно, оказывали разное влияние на ближайшие районы. «Таганский ряд» располагается ближе к городскому центру, но это место все же находится между районами и, согласно некоторым оценкам, скорее представляет собой периферию. Челябинская «Китайка» изначально представляла собой крупный кластер рынков, расположенных практически в центре города. Перенос некоторой части рынка на окраину в попытке создать специализированную площадку для китайских торговцев привел к его фрагментации и рассеиванию по городскому пространству.
Случай Васильевского острова в Санкт-Петербурге не вписывается в «рыночный паттерн». Это, на наш взгляд, если и не совершенно новый механизм, то, во всяком случае, показывающий иные сценарии возможного формирования мигрантских локаций в городах-миллионни-ках. Инфраструктура, созданная на Васильевском острове китайскими мигрантами, получила импульс для бурного развития в связи с притоком туристов из КНР в последние годы, а не в связи с рынком.
Несколько слов необходимо сказать и о специфике городской застройки. «Китайка» в Челябинске прошла две стадии развития. Первая связана с образованием в 1990-е гг. «китайского» квартала на улицах Кирова, Калинина и Каслинской со смешанной застройкой и неоднородным характером населения. Кроме того, известно, что китайцы занимали ряд общежитий и гостиниц (всего их насчитывалось около 13), находившихся в транспортной доступности от рынков. Территория, маркированная горожанами как Чайна-таун, находилась на пересечении многих важных городских маршрутов, поэтому места проживания не всегда привязывались к рынку. На втором этапе рынок перенесли ближе к городской окраине, а на смену китайцам постепенно пришли мигранты из Средней Азии, в основном выходцы из Таджикистана.
Таганский ряд, будучи с двух сторон ограничен железной и автомобильной дорогами, с двух других примыкает к жилой застройке Новой Сортировки, где преобладают дома 1960-1980-х гг. На Сортировке фиксируется существенное расхождение между ценой покупки и аренды недвижимости, что, по всей видимости, связано с большим спросом на аренду, формируемым прежде всего мигрантами. В домах советского времени в Челябинске и Екатеринбурге основная группа жителей — это люди, в прошлом или настоящем связанные с производствами, построившими эти дома; меньшую часть жильцов здесь составляют мигранты. В новых же домах, если таковые присутствуют, живут две основные категории — мигранты, связанные или не связанные с рынком, и молодые семьи, переехавшие в непрестижный район в поисках доступного жилья (Варшавер и др. 2020; Авдашкин 2022).
В Челябинске и Екатеринбурге в районе рынков отмечено появление так называемых мигрантских школ: здесь много детей-мигрантов,
но китайцев среди них нет. Представители немигрантских групп населения заинтересованы обычно в том, чтобы их дети учились в более престижных школах в этом же или других районах города. Это объясняется, с одной стороны, собственно нежеланием родителей отдавать детей в школы, где велика доля мигрантов, а с другой — сравнительно низким уровнем средней успеваемости в таких школах. Образование китайских локаций в городском пространстве не сказывается на общеобразовательных и дошкольных учреждениях. Проследить этот сюжет на петербургском материале не удалось.
Для каждого из рассмотренных нами случаев характерно образование инфраструктуры для мигрантского населения. Это кафе и магазины, парикмахерские, ночные клубы, конторы, предоставляющие услуги по переводу денег, оформлению документов и др. Вне зависимости от того, идет речь о центре или окраине уральского города или о престижном районе Северной столицы, складывается «китайский» (то есть мигрант-ский) образ этих локаций. Идея появления Чайна-тауна существует в качестве самоописания, активно циркулирует в городе и воспроизводится в СМИ. При этом медиаобраз выглядит более устрашающим, нежели пространственные границы и характеристики мест, маркированных горожанами как китайские. Любопытно, что сравнение языка описания китайского квартала в Челябинске в середине 1990-х гг. примерно совпадает с риторикой медиа о китайском присутствии на Васильевском острове. Аналогичным образом выглядит сравнение интервью жителей Васьки в Санкт-Петербурге, Сортировки в Екатеринбурге, мест вблизи «Китайки» в Челябинске. В целом следует отметить, что для всех трех кейсов характерно дисперсное расселение китайцев с большей концентрацией поблизости от мест работы.
Сопоставляя рассмотренные случаи, можно сформулировать обобщение, описывающее формирование, функционирование, исчезновение или же, напротив, сохранение двух различных мест концентрации китайских мигрантов. Возникший на периферии или перенесенный туда рынок, где работали мигранты, прилегал к застройке индустриального происхождения. За прошедшие десятилетия в результате естественного движения населения освободившиеся «ниши» (в том числе жилье) занимали китайские мигранты, зачастую связанные с рынком. Постепенно на рынке и в домах вокруг него образовалась инфраструктура, ориентированная на мигрантов, в том числе китайских. На общегородском уровне район ее размещения стал восприниматься как Чайна-таун, и это по инерции сохраняется, даже если «засилье» китайцев осталось в прошлом5. Для рассматриваемых нами случаев характерна достаточно
5 Ср., например, интервью с главой Железнодорожного района Екатеринбурга (Сортировка больше не «город китайцев». 2020).
быстрая циркуляция мигрантов, они очень мобильны и в поисках заработка часто меняли место жительства. В конечном итоге произошла кристаллизация более или менее стабильного сообщества. При этом маятниковые мигранты намного чаще селились в гостиницах и общежитиях, чем в многоквартирных домах. Важно учитывать, что «конкуренцию» мигрантам здесь составляли сами жители районов или внутренние мигранты. Категория постоянно живущих китайцев малочисленна, они стремятся преуспеть в делах и уехать.
ДИСКУССИЯ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Несмотря на многочисленные работы, посвященные теме Чай-на-таунов (см.: Ma, Cartier 2003; Hatziprokopiou, Montagna 2012; Dittgen 2017; Anderson et al. 2019), сравнительных исследований механизмов их формирования, развития и реакции принимающих сторон пока недостаточно. Наряду с исследованными нами случаями известны и иные примеры реальной или мнимой концентрации китайцев. Это некоторые локации в Москве: в районе станций метро «Измайлово», «Черкизово», «Марьино», «Ясенево», «Крылатское», «Очаково». В последние годы заметно увеличились инвестиции китайцев в коммерческую недвижимость и жилье рядом с ней как в Москве, так и в Санкт-Петербурге6. Наконец, есть не осмысленные еще учеными примеры формирования временных рабочих общежитий для китайцев в сельской местности или пригородах. Например, в окрестностях Омска, где поселок для китайских рабочих вызывал немалое недовольство населения, или в сельских районах Челябинской области7. Обычно после завершения проекта рабочие покидают территорию России, не оставаясь на продолжительное время.
Особенностью китайской миграции в Россию является ее волнообразный характер. Периоды динамичного притока сопровождаются отрезками затишья, вызванного экономическими изменениями как в России, так и в КНР. Кроме того, в структуре китайской миграции российское направление не играет ведущей роли. Учитывая разницу в доходах между российскими регионами и провинциями Южного Китая, предпочтение отдается внутренней миграции (Repnikova, Gabuev 2017). Во многом по этой причине китайский квартал для России — явление скорее воображаемое, нежели реальное. Необходимо на основе единой методологии проверить другие российские случаи, в том числе в исторической
6 См., например, упомянутые материалы о Санкт-Петербурге, а также: (Мамаева 2018; Смирнова 2018; Фаткуллина 2019).
7 См., например, репортаж «В селе Большой Куяш приостановлена работа обувного цеха — там нелегально трудились 250 китайцев» на «ОТР — общественное телевидение России» 06.04.2015, а также: (Дроздова 2018; Зубов 2019).
ретроспективе. Это позволит набрать необходимый объем материалов для анализа посредством социальных и пространственных структур более высокого уровня. Столь масштабные исследования на стыке социальной истории, антропологии и урбанистки пока не проведены, но, полагаясь на опубликованные работы и полевые исследования, мы можем сделать ряд предположений на этот счет.
Китайские локации, возникновение которых связано с рынками, складывались в условиях взаимодействия различных групп этнических мигрантов и принимающей стороны в пространствах, где преобладало жилье-эконом класса. Реальная концентрация мигрантов носила минимальный характер, ограничивалась вместимостью жилого фонда и конкуренцией за него, но тем не менее была достаточной для обозначения квартала как китайского. В новых реалиях китайцы, в отличие от мигрантов из других государств, практически не интегрируются, а в плане приобретения недвижимости ориентированы на новостройки. Сегодня китайский квартал выступает скорее туристической зоной, где происходит монетизация этнокультурного многообразия или реализуются механизмы джентрификации (см.: Lin, Rath 2007; Rath et al. 2018). Собранный полевой материал позволяет сделать осторожное предположение, что в Санкт-Петербурге может реализоваться схожий сценарий. На фоне укрепления межгосударственных экономических связей мы можем прогнозировать несколько большую концентрацию китайцев в пространстве крупных городов там, где сосредоточатся деловые интересы «ядра» китайских сообществ, и, вполне вероятно, расширение практики создания рабочих поселков вне крупных городов.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
Государственный архив Российской Федерации — ГА РФ.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
«Бросали товар и разбегались, как тараканы». Полиция зачистила самый большой рынок в регионе // URA.RU. Информационное агентство. 13.08.2013. URL: https://ura. news/articles/1036260121 (дата обращения: 14.03.2022).
Бобрович А. Васильевский остров может превратиться в гигантский китайский квартал // Metro. 14.05.2019. URL: https://www.metronews.ru/novosti/peterbourg/reviews/ vasilevskiy-ostrov-mozhet-prevratitsya-v-gigantskiy-kitayskiy-kvartal-1544594/ (дата обращения: 14.03.2022).
В селе Большой Куяш приостановлена работа обувного цеха — там нелегально трудились 250 китайцев // ОТР — общественное телевидение России. 06.04.2015. URL: https:// otr-online.ru/news/v-sele-bolshoippart-71293.html (дата обращения: 14.03.2022).
ГА РФ. Ф. 10156. Оп. 1. Д. 318. Поручения Правительства Российской Федерации по проблемам миграции населения в Российской Федерации и документы по их выполнению, 2001.
Грибанов Р. Чио-Чио-Сан, я хочу быть с тобой. // Челябинский рабочий. 1998. 8 октября. С. 4.
Дроздова И. Городок для китайцев под Омском: полная история конфликта // Город55. 14.12.2018. URL: https://gorod55.ru/news/society/14-12-2018/gorodok-dlya-kitaytsev-pod-omskom-polnaya-istoriya-konflikta (дата обращения: 14.03.2022).
Загороднева С. «Китай нам как родной!» — где в Екатеринбурге найти типичный уголок Поднебесной // Новый день. 07.07.2015. URL: https://newdaynews.ru/ekb/537457.html (дата обращения: 14.03.2022).
Зайончковская Ж. А. Россия и Китай: партнерство на рынке труда [презентация] // URL: http://www.myshared.ru/slide/85662/ (дата обращения: 21.02.2022).
Зайцева Д., Титов И. Китайский остров. Жители Поднебесной скупают недвижимость на Васильевском острове // Деловой Петербург. 12.12.2019. URL: https://www. dp.ru/a/2019/12/04/Kitajskij_ostrov (дата обращения: 14.03.2022).
Занесенные ветром рынка // На смену. 2001. 8 июня. С. 1.
Зубов А. Чайна-таун под Омском: разбираемся, почему соседство с рабочими из Поднебесной не нравится омичам // NGS55.ru. 27.03.2019. URL: https://ngs55.ru/text/ gorod/2019/03/27/66026689/ (дата обращения: 14.03.2022).
Зуенко И. «Миллионка», или история единственного в России «чайна-тауна» // Мага-зета. 04.01.2018. URL: https://magazeta.com/haishenwei-2 (дата обращения: 14.03.2022)
Из Китая — с сахаром // Вечерний Челябинск. 1992. 4 марта. С. 1.
Китайцы в Екатеринбурге // Вечерние ведомости из Екатеринбурга. 1998. 9 сентября. С. 2.
Китайская провинция в Екатеринбурге // Областная газета. 2001. 28 сентября. С. 1.
Колесников Е. Китай-город на Неве. Как на Васильевском острове Санкт-Петербурга растет полулегальный «чайна-таун» // Версия. 07.01.2020. URL: https://versia.ru/kak-na-vasilevskom-ostrove-sankt-peterburga-rastet-polulegalnyj-chajna-taun (дата обращения: 14.03.2022).
Корнеев В. Чайнатаун на Неве. Как устроена жизнь китайской диаспоры Петербурга // ТАСС. 07.06.2021. URL: https://tass.ru/v-strane/11340677?fbclid=IwAR1EgGtDS07UMHY f7qyMwyX09qE0VBP0v21-p81ZCkRq1ZVLnVs4xlMtXTQ (дата обращения: 14.03.2022).
Ларин А. Г., Садовская Е. Ю. Китайская миграция на постсоветском пространстве (опыт сопоставительного анализа на примере России и Казахстана) // Восток (Oriens). 2014. № 3. С. 107-120; Демоскоп-weekly. 2015. 9-22 февраля. № 629-630. URL: http:// www.demoscope.ru/weekly/2015/0629/analit01.php (дата обращения: 26.10.2020).
Ласточкин О. Селябинска осен харасо? Китайские проблемы областного центра // Челябинский рабочий. 1994. 9 августа. С. 1-3.
Мамаева О. Россия стала шестой страной по объему китайских инвестиций в недвижимость // РБК. 31.01.2018. URL: https://realty.rbc.ru/news/5a7191bc9a79473c090b435b?fr om=realtyinner (дата обращения: 14.03.2022).
Менделев Н., Панкратова И. Анатомия «Апрашки». Как торгует и кому принадлежит старейший рынок города // Деловой Петербург 09.12.2017. URL: https://www. dp.ru/a/2017/12/07/Kak_torguet_i_komu_prinad (дата обращения: 14.03.2022).
Новикова А. Азиаты захватили Екатеринбург. 55 фотодоказательств // 66.ru. 18.02.2018. URL: https://66.ru/news/society/208455/ (дата обращения: 14.03.2022).
Новосельцева А. «Затаившийся дракон»: китайская экспансия уже началась? // Росбалт. 16.01.2020. URL: https://m.rosbalt.ru/piter/2020/01/16/1822975.html (дата обращения: 14.03.2022).
Парфентьев И. Китайцы просыпаются рано, но и наши не дремлют // Вечерний Челябинск. 1993. 21 июня. С. 1.
Полевые материалы автора (ПМА), 2019-2022 гг.
Попова Е. Мафия из Поднебесной // Челябинский рабочий. 1997. 30 октября. С. 1.
Седов В. Затаившиеся драконы. В России арестовали гангстеров из легендарной Триады. Что делали китайские мафиози вдали от родины? // Lenta.ru. 19.02.2021. URL: https://lenta.ru/articles/2021/02/19/triada/ (дата обращения: 14.03.2022).
Сергеев Д. «^^Ж — это в какой провинции?» // Магазета. 08.12.2011. URL: https:// magazeta.com/china-ekaterinburg/amp (дата обращения: 14.03.2022).
Смирнова У. Чайна-таун: какое жилье покупают и арендуют китайцы в Москве // РБК. 18.09.2018. URL: https://realty.rbc.ru/news/5ba0d4079a79476119fcfd9e (дата обращения: 14.03.2022).
Сортировка больше не «город китайцев»: «главный на районе» рассказал, кто пришел им на смену // E1.ru. 28.02.2020. URL: https://www.e1.ru/news/spool/news_id-68989099. html (дата обращения: 14.03.2022).
Фаткуллина Н. Чайна-таун в Петербурге: Зачем китайцы скупают недвижимость на Васильевском острове и что будет дальше // Комсомольская правда. — Санкт-Петербург. 19.08.2019. URL: https://www.spb.kp.ru/daily/27017/4080387/ (дата обращения: 14.03.2022).
Repnikova M., Gabuev A. Why forecasts of a Chinese takeover of the Russian Far East are just dramatic myth // South China Morning Post. 14.07.2017. URL: https://www.scmp.com/ comment/insight-opinion/article/2102324/why-forecasts-chinese-takeover-russian-far-east-are-just (date of access: 14.03.2022).
Авдашкин А. А. Мигрантские кластеры в российском городе (на примере Челябинска) // Социологические исследования. 2022. № 1. С. 76-83.
Александрова М. Закрытие «Большого рынка», или уход от «серых таможенных схем» // Проблемы Дальнего Востока. 2010. № 4. С. 65-75.
Баранова В., Федорова К. Видимо-невидимо: миграция и трансформация языкового ландшафта Санкт-Петербурга // Laboratorium: журнал социальных исследований. 2020. № 1. С. 48-80.
Бурнасов А. Китайский рынок как логистический центр: на примере рынка «Таганский ряд» в Екатеринбурге // Мигранты и диаспоры на Востоке России: практики взаимодействия с обществом и государством / Отв. ред. В. И. Дятлов. М.; Иркутск: Наталис, 2007. C. 68-80.
Варшавер Е. А., Рочева А. Л., Иванова Н. С. Факторы и механизмы складывания мест резидентной концентрации мигрантов вокруг рынков // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2021. № 5. С. 425-449.
Варшавер Е. А., Рочева А. Л., Иванова Н. С., Ермакова М. А. Места резидентной концентрации мигрантов в российских городах: есть ли паттерн? // Социологическое обозрение. 2020. Т. 19. № 2. С. 225-253.
ГельбрасВ. Г. Россия в условиях глобальной китайской миграции. М.: Муравей, 2004. 203 с.
Григоричев К. В., Дятлов В. И. «Китайские» рынки России: роль в постсоциалистической трансформации (случай Иркутска) // Вестник Томского государственного университета. 2017. № 419. С. 121-132.
Григоричев К. В. «Неправильные» китайцы и «захваченный» город: оспаривание городского пространства как выработка практик взаимодействия с другим // Журнал исследований социальной политики. 2020. № 4. С. 593-608.
Дятлов В. И. Россия. В предчувствии чайнатаунов // Этнографическое обозрение. 2008. № 4. С. 6-16.
Дятлов В. И. «Этнические рынки» — мигрантские локальности в постсоветском городском пространстве // Журнал исследований социальной политики. 2020. № 4. С. 577-592.
Ивлева И. В. Трудовые мигранты в городской экономике // Журнал социологии и социальной антропологии. 2009. Т. 12. № 3. С. 128-149.
Ивлева И. В. Уличная экономика в повседневности переходного периода: торговцы и рынки в Санкт-Петербурге и Ленинградской области. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2010. 264 с.
Ларин А. Г. Китайская диаспора в России // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2017. Т. 10. № 5. С. 65-82.
Михайлова Е., Тюрюканова Е. Мигранты в розничной торговле: эффект запретов // миграционное законодательство Российской Федерации: правоприменительная практика / Под ред. Г. Витковской, А. Платоновой, В. Школьникова. М.: ИТ «АдамантЪ», 2008. С. 237-266.
Нестерова Е. И. «Атлантида городского масштаба»: китайские кварталы в дальневосточных городах (конец XIX — начало XX в.) // Этнографическое обозрение. 2008. № 4. С. 44-58.
Рыжова Н. П. Благовещенск: в поисках «Чайна-тауна» // Этнографическое обозрение. 2008. № 4. С. 17-31.
Рязанцев С. В., Хунмэй Я. Китайская миграция в Россию: тенденции, последствия, подходы к регулированию. М.: Экономическое образование, 2010. 147 с.
Степанов В. В. Китайцы в России // Этническое и религиозное многообразие России / Под ред. В. А. Тишкова, В. В. Степанова. М.: ИЭА РАН, 2018. С. 417-436.
Чернолуцкая Е. Н. Конец «Миллионки»: ликвидация китайского квартала во Владивостоке (1936 г.) // Россия и АТР. 2008. № 4 (62). С. 24-31.
Этнические рынки в России: пространство торга и место встречи / Науч. ред. В. И. Дятлов, К. В. Григоричев. Иркутск: Изд-во ИГУ, 2015. 343 с.
Alexseev M. A. Socioeconomic and Security Implications of Chinese Migration in the Russian Far East // Post-Soviet Geography and Economics. 2001. Vol. 42. No. 2. P. 122-141.
Anderson K., Ang I., Del Bono A., McNeill D., and Wong A. Chinatown unbound: TransAsian urbanism in the age of China. Lanham: Rowman and Littlefield International, 2019, 256 p.
Bogaevskaya A., Morgan B. Chinese Migration in the Russian Far East: Perspectives on Border Crossers, Migrants and Refugees // Ab Imperio. 2003. № 2. P. 361-375.
Dittgen R. Features of modernity, development and 'orientalism': Reading Johannesburg through its 'Chinese' urban spaces // Journal of Southern African Studies. 2017. Vol. 43. Iss. 5. P. 979-996.
Hatziprokopiou P., Montagna N. Contested Chinatown: Chinese migrants' incorporation and the urban space in London and Milan // Ethnicities. 2012. Vol. 12. Iss. 6. P. 706-729.
Hannam K., Sheller M., Urry J. Editorial: Mobilities, Immobilities and Moorings // Mobilities. 2006. Vol. 1. Iss. 1. P. 1-22.
Kalir B. Moving Subjects, Stagnant Paradigms: Can the "Mobility Paradigm" Transcend Methodological Nationalism? // Journal of Ethnic and Migration Studies. 2013. Vol. 39 (2). P. 311-327.
Kireev A. A. China in Russia, Russia in China: Ethnic Aspect of Migration between the Two Countries in the Past and Present // Asian Ethnicity. 2016. Vol. 17. Iss. 1. P. 67-89.
Lefebvre H. Writing on City. Oxford: Blackwell, 2000. 272 p.
Lin P. Ch., Rath J. The Force of Regulation in The Land of the Free: The Persistence of Chinatown, Washington DC as a Symbolic Ethnic Enclave // Research in the Sociology of Organisations. 2007. Vol. 25. P. 191-216.
MaL. J., Cartier C. L. The Chinese Diaspora: Space, place, mobility, and identity. Lanham: Rowman & Littlefield, 2003. 400 p.
Rath J., Bodaar A., Wagemaakers T., Wu P. Y. Chinatown 2.0: the difficult flowering of an ethnically themed shopping area // Journal of Ethnic and Migration Studies. 2018. Vol. 44. Iss. 1. P. 81-98.
Ryzhova N. P., Ioffe G. Trans-border exchange between Russia and China: The case of Blagoveshchensk and Heihe // Eurasian Geography and Economics. 2009. Vol. 50. Iss. 3. P. 348-364.
Sahadeo J. The accidental traders: marginalization and opportunity from the southern republics to late Soviet Moscow // Central Asian Survey. 2011. Vol. 30. Iss. 3-4. P. 521-540.
Siegelbaum L. H., Moch L. P. Transnationalism in One Country? Seeing and Not Seeing Cross-Border Migration within the Soviet Union // Slavic Review. 2016. Vol. 75. Iss. 4. P. 970-986.
Zabyelina Y. Costs and benefits of informal economy: Shuttle trade and crime at Cherkizovsky market // Global Crime. 2012. Vol. 13. Iss. 2. P. 95-108.
REFERENCES
Alexandrova M. [Closing the "Big Market", or leaving the "gray customs schemes"]. Problemy Dal'nego Vostoka [Problems of the Far East], 2010, no. 4, pp. 65-75. (In Russian).
Alexseev M. A. Socioeconomic and Security Implications of Chinese Migration in the Russian Far East. Post-Soviet Geography and Economics, 2001, vol. 42, no. 2, pp. 122-141. (In English).
Anderson K., Ang I., Del Bono A., McNeill D., Wong A. Chinatown unbound: TransAsian urbanism in the age of China. Lanham: Rowman & Littlefield International, 2019. (In English).
Avdashkin A. A. [Migrant clusters in a Russian city (on the example of Chelyabinsk)]. Sotsiologicheskie issledovaniia [Sociological research], 2022, no. 1, pp. 76-83. (In Russian).
Baranova V., Fedorova K. [Apparently-invisibly: migration and transformation of the linguistic landscape of St. Petersburg]. Laboratorium: zhurnal sotsial 'nykh issledovanii [Laboratorium: Journal of Social Research], 2020, no. 1, pp. 48-80. (In Russian).
Bogaevskaya A., Morgan B. Chinese Migration in the Russian Far East: Perspectives on Border Crossers, Migrants and Refugees. Ab Imperio, 2003, no. 2, pp. 361-375. (In English).
Burnasov A. [The Chinese market as a logistics center: on the example of the Tagansky Ryad market in Ekaterinburg]. Migranty i diaspory na Vostoke Rossii: praktiki vzaimodeistviia s obsh-chestvom i gosudarstvom [Migrants and diasporas in the East of Russia: practices of interaction with society and the state]. Moscow; Irkutsk: Natalis Publ., 2007, pp. 68-80. (In Russian).
Chernolutskaya E. N. [The end of "Millionka": the liquidation of Chinatown in Vladivostok (1936)]. Rossiia iATR [Russia and the Asia-Pacific Region], 2008, no. 4, pp. 24-31. (In Russian).
Dittgen R. Features of modernity, development and 'orientalism': Reading Johannesburg through its 'Chinese' urban spaces. Journal of Southern African Studies, 2017, vol. 5, no. 43, pp. 979-996. (In English).
Dyatlov V. I. [Russia. In Anticipation of Chinatowns]. Etnograficheskoe obozrenie [Ethnographic Review], 2008, no. 4, pp. 6-16. (In Russian).
Dyatlov V. I. ["Ethnic markets" — migrant localities in the post-Soviet urban space]. Zhurnal issledovanii sotsial'noipolitiki [Journal of Social Policy Research], 2020, no. 4, pp. 577-592. (In Russian).
Etnicheskie rynki v Rossii: prostranstvo torga i mesto vstrechi [Ethnic markets in Russia: bargaining space and meeting place]. Irkutsk: Izdatel'stvo IGU Publ., 2015. (In Russian).
Gel'bras V. G. Rossiia v usloviiakh global'noi kitaiskoi migratsii [Russia in the context of global Chinese migration]. Moscow: Muravei Publ., 2004. (In Russian).
Grigorichev K. V. ["Wrong" Chinese and the "captured" city: challenging the urban space as the development of practices of interaction with others]. Zhurnal issledovanii sotsial'noi politiki [Journal of Social Policy Research], 2020, no. 4, pp. 593-608. (In Russian).
Grigorichev K. V., Dyatlov V. I. ["Chinese" markets of Russia: role in post-socialist transformation (the case of Irkutsk)]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta [Bulletin of the Tomsk State University], 2017, no. 419, pp. 121-132. (In Russian).
Hannam K., Sheller M., Urry J. Editorial: Mobilities, Immobilities and Moorings. Mobilities, 2006, vol. 1, no. 1, pp. 1-22. (In English).
Hatziprokopiou P., Montagna N. Contested Chinatown: Chinese migrants' incorporation and the urban space in London and Milan. Ethnicities, 2012, vol. 12, no. 6, pp. 706-729. (In English).
Ivleva I. V. [Labor migrants in the urban economy]. Zhurnal sotsiologii i sotsial'noi antro-pologii [Journal of Sociology and Social Anthropology], 2009, no. 3, pp. 128-149. (In Russian).
Ivleva I. V. Ulichnaia ekonomika vpovsednevnostiperekhodnogoperioda: torgovtsy i rynki v Sankt-Peterburge i Leningradskoi oblasti [Street economy in the everyday life of the transition period: merchants and markets in St. Petersburg and the Leningrad region]. St. Petersburg: St. Petersburg state University Publ., 2010. (In Russian).
Kalir B. Moving Subjects, Stagnant Paradigms: Can the "Mobility Paradigm" Transcend Methodological Nationalism? Journal of Ethnic and Migration Studies, 2013, vol. 39, no. 2, pp. 311-327. (In English).
Kireev A. A. China in Russia, Russia in China: Ethnic Aspect of Migration between the Two Countries in the Past and Present. Asian Ethnicity, 2016, vol. 17, no. 1, pp. 67-89. (In English).
Larin A.G. [Chinese Diaspora in Russia]. Kontury global'nykh transformatsii:politika, ekono-mika, pravo [Outlines of global transformations: politics, economics, law], 2017, no. 5, pp. 65-82. (In Russian).
Lefebvre H. Writing on City. Oxford: Blackwell, 2000. (In English).
Lin P. Ch., Rath J. The Force of Regulation in The Land of the Free: The Persistence of Chinatown, Washington DC as a Symbolic Ethnic Enclave. Research in the Sociology of Organisations, 2007, vol. 25, pp. 191-216. (In English).
Ma L. J., Cartier C. L. The Chinese diaspora: Space, place, mobility, and identity. Lanham: Rowman & Littlefield, 2003. (In English).
Mikhailova E., Tyuryukanova E. [Migrants in retail trade: the effect of prohibitions]. Migratsionnoe zakonodatel 'stvo Rossiiskoi Federatsii: pravoprimenitel'naia praktika [Migration legislation of the Russian Federation: law enforcement practice]. Moscow: IT "Adamant" Publ., 2008, pp. 237-266. (In Russian).
Nesterova E. I. ["Atlantis on a City Scale": Chinatowns in the Far Eastern Cities (late 19th — early 20th centuries)]. Etnograficheskoe obozrenie [Ethnographic Review], 2008, no. 4, pp. 44-58. (In Russian).
Rath J., Bodaar A., Wagemaakers T., Wu P. Y. Chinatown 2.0: the difficult flowering of an ethnically themed shopping area. Journal of Ethnic and Migration Studies, 2018, vol. 44, no. 1, pp. 81-98. (In English).
Ryazantsev S. V., Hongmei Y. Kitaiskaia migratsiia v Rossiiu: tendentsii, posledstviia, pod-khody k regulirovaniiu [Chinese migration to Russia: trends, consequences, approaches to regulation]. Moscow: Economic education Publ., 2010. (In Russian).
Ryzhova N. P. [Blagoveshchensk: in search of "Chinatown"]. Etnograficheskoe obozrenie [Ethnographic review], 2008, no. 4, pp. 17-31. (In Russian).
Ryzhova N. P., Ioffe G. Trans-border exchange between Russia and China: The case of Blagoveshchensk and Heihe. Eurasian Geography and Economics, 2009, vol. 50, no. 3, pp. 348364. (In English).
Sahadeo J. The accidental traders: marginalization and opportunity from the southern republics to late Soviet Moscow. Central Asian Survey, 2011, vol. 30, no. 3-4, pp. 521-540. (In English).
Siegelbaum L. H., Moch L. P. Transnationalism in One Country? Seeing and Not Seeing Cross-Border Migration within the Soviet Union. Slavic Review, 2016, vol. 75, no. 4, pp. 970986. (In English).
Stepanov V. V. [Chinese in Russia]. Etnicheskoe i religioznoe mnogoobrazie Rossii [Ethnic and Religious Diversity of Russia]. Moscow: IEA RAS Publ., 2018, pp. 417-436. (In Russian).
Varshaver E. A., Rocheva A. L., Ivanova N. S. [Factors and mechanisms of folding places of resident concentration of migrants around markets]. Monitoring obshchestvennogo mneniia: ekonomicheskie i sotsial'nyeperemeny [Public opinion monitoring: economic and social changes], 2021, no. 5, pp. 425-449. (In Russian).
Varshaver E. A., Rocheva A. L., Ivanova N. S., Ermakova M. A. [Places of resident concentration of migrants in Russian cities: is there a pattern]. Sotsiologicheskoe obozrenie [Sociological review], 2020, no. 2, pp. 225-253. (In Russian).
Zabyelina Y Costs and benefits of informal economy: Shuttle trade and crime at Cherkizovsky market. Global Crime, 2012, vol. 13, no. 2, pp. 95-108. (In English).
Submitted: 28.03.2022 Accepted: 21.12.2022 Article published: 01.07.2023
