CC BY
62УДК 821.161.1
ГРНТИ 17.09
С. Г. Гренье
«В каждом слове бездна пространства» («Кларисса» и «Роман в письмах»)
В статье рассматривается интертекстуальный диалог «Романа в письмах» А.С. Пушкина и романа Ричардсона «Кларисса Гарлоу». Исследуются структурные и характерологические параллели обоих текстов. Уточняется влияние романа Пушкина на последующую литературу.
Ключевые слова: А.С. Пушкин, «Роман в письмах», Ричардсон, «Кларисса Гарлоу», интертекстуальные связи.
S. Grenier
"Every Word is an Abyss of Space" ("Clarissa" and "Novel in Letters")
The article discusses the intertextual dialogue of "Novel in Letters" by A. S. Pushkin and the novel of Richardson's "Clarissa Harlow". It examines structural and characterological Parallels of two texts and clarifies the influence of Pushkin on subsequent literature.
Key words: A.S. Pushkin, "Novel in Letters", Richardson, "Clarissa Harlow", intertextual relations.
Хорошо известно, что произведения Пушкина оказали огромное влияние на его наследников в литературе, в том числе Толстого и Достоевского. Пушкинские повести - с виду простые, краткие, «голы[е] как-то» -явились как будто тем самым евангельским горчичным зернышком, которое, «выросло и стало большим деревом» в последовавших за ними длинных романах [11, XXXXIV, c. 187-188]. Как это произошло? Как блестяще показал Вольф Шмид, пушкинское творчество сконцентрировало в себе смысловое богатство всей предшествовавшей известной ему литературы, которую он вводит в текст интертекстуальными аллюзиями [13, с. 77-83]. Одновременно Пушкин «помножил» это богатство на собственную «мудрость» (Гершензон) и опыт русской жизни. В результате такой семантической концентрации, а также особого поэтического строения этой прозы, смысл каждого слова усиливается и расширяется, или, как сказал Гоголь о поэзии Пушкина, «в каждом слове бездна пространства» [4]. В данной работе я рассмотрю, как действует этот процесс семантического расширения через интертекстуальный диалог в «Романе в письмах», открыто указывающем на «Клариссу Гарлоу» Ричардсона как свой претекст, и
© Гренье С. Г., 2017 © Grenier S., 2017
кратко укажу, какие плоды эта смысловая концентрация дает в последующей литературе.
Пушкин читал «Клариссу» по-французски осенью 1824 года в Михайловском, одолжив перевод романа, сделанный Прево, у Осиповых в Три-горском [5]. Пушкин несколько раз упоминает Ричардсона в «Евгении Онегине» как одного из «возлюбленных творцов» Татьяны, и он несколько раз говорит о «Клариссе» в «Романе в письмах» (1829) [9]. Отзыв героини романа Лизы о «Клариссе»: «скучно, мочи нет» (П, 3) [8], - почти буквально повторяет отзыв самого Пушкина: «мочи нет какая скучная дура», - в письме к брату [6]. При этом в отзыве Пушкина не совсем ясно, говорит ли он о романе, о его героине, или о том и другой вместе. Тем не менее, Пушкин дает роману несколько измененную оценку в «Путешествии из Москвы в Петербург» (1833): «Понятие о скуке весьма относительное. Книга скучная может быть очень хороша; <....> Многие читатели согласятся со мною, что «Кларисса» очень утомительна и скучна, но со всем тем роман Ричардсонов имеет необыкновенное достоинство» [10].
Принимая во внимание английскую поговорку, что «подражание - это самая искренняя форма лести», тот факт, что «Кларисса» явно вдохновила «Роман в письмах», означает, что Пушкин смягчил свое суровое мнение о романе Ричардсона не позднее 1829 года. Можно сказать, что Пушкин «льстит» Ричардсону своим эпистолярным романом, даже когда он голосом своей героини критикует недостатки английского романиста. Пушкин как будто следует совету этой героини, Лизы, который она дает другому персонажу, некоему «Алексею Р*» - вполне возможно, «заместителю» самого Пушкина в романе. Лиза предлагает Р* «выш[ить] новые узоры» по «старой канве» романа восемнадцатого века: «взять готовый план, готовые характеры, исправить слог и бессмыслицы, дополнить недомолвки» - и таким образом создать «прекрасный, оригинальный роман» (П, 5).
Давайте проследим, как аллюзии на «Клариссу» расширяют семантический потенциал пушкинского текста.
Для начала я кратко напомню сюжет обоих произведений. «Кларисса» рассказывает историю прекрасной во всех отношениях молодой барышни, которая, без всякой вины с ее стороны, становится жертвой зависти и ненависти своих сестры и брата, потому что дедушка выделяет ее из всей семьи в своем завещании. Когда Ловлас начинает ухаживать за Клариссой, ее брат, издавна враждующий с этим аристократом, убеждает родителей, что Клариссу нужно как можно скорее выдать замуж за совершенно неподходящего жениха, которого брат для нее находит. В ужасе, что ее заставят силой вступить в этот ненавистный брак, желая предотвратить новые конфликты между братом и Ловласом и не догадываясь о преступных намерениях последнего, Кларисса ведет с ним тайную переписку, в результате которой Ловлас хитростью выманивает ее из отцовского дома. После этого Ловлас в течение долгого времени безуспешно пытается соблазнить Клариссу, но в конце концов теряет терпение, одурманивает ее
сонным зельем и овладевает ею силой. Ловлас раскаивается и делает Клариссе предложение, но она отказывает ему, заболевает и в течение нескольких месяцев постепенно угасает.
В «Романе в письмах» Лиза - сирота, воспитывающаяся в Петербурге в доме некоей Авдотьи Андреевны вместе с княжной Ольгой, племянницей своей воспитательницы. Она неожиданно уезжает из Петербурга в конце лета и едет в деревню (пятьсот верст от столицы) навестить свою бабушку. Здесь она много читает, в основном романы восемнадцатого века, начиная с «Клариссы». Она знакомится с Машенькой, семнадцатилетней дочерью соседского семейства. Через некоторое время она сообщает Саше, что человек, от которого она бежала в деревню, Владимир ***, тоже туда приехал. Оказывается, он, родственник семьи Машеньки, будет жить у них и часто видеться с Лизой. Роман прерывается, оставляя читателя в догадках, что же случится дальше.
Структурные и характерологические параллели
Оба романа начинаются с переписки двух девушек: героини романа с ее подругой (Кларисса и Анна Гоу; Лиза и Саша). После ряда писем между Клариссой и Анной, в которых они обсуждают семейные проблемы Клариссы и ухаживание за ней Ловласа, Ричардсон вводит переписку Ловласа с его другом Бельфордом. Пушкин тоже представляет герою письма Владимира и его друга уже после того, как читатель узнал о Владимире из переписки Лизы и Саши. Характеры и взаимоотношения каждой пары корреспондентов у Пушкина в общих чертах параллельны соответствующим элементам у Ричардсона. В обоих романах главная героиня более серьезная и чувствительная, чем ее веселая и темпераментная подруга. Подруга-наперсница и у Пушкина, и у Ричардсона старается спровоцировать героиню признать, что она любит главного героя. Обе героини сначала отрицают какую бы то ни было «тайную любовь». Кларисса изо всех сил старается убедить подругу, что она не влюблена в Ловласа, хотя ее поведение (продолжение тайной переписки с ним) говорит о другом. Позже Анна также подтверждает: «Увы, моя милая, я знала, что ты его любишь» ["Alas, my dear, I knew you loved him!" (курсив в оригинале. - С.Г.) (Р, 229)]. Лиза у Пушкина признается в том, что у Владимира есть «власть над [ee] душою», гораздо быстрее (П, 6).
Главные мужские персонажи, Владимир и Ловлас, принимают на себя роль «старшего» в отношениях со своими друзьями. Оба друга критикуют главных героев за то, что они постоянно «воз[ятся] с женщинами» (П, 9), и призывают их перестать. Джон Бельфорд на протяжении всего романа старается уговорить Ловласа прекратить его махинации, направленные на соблазнение Клариссы, и жениться на ней - хотя он и сознает, что надежды на то, что его уговоры подействуют, довольно мало (Р, 143, 169, 189, 222, и т.д.). В своем самом первом письме Бельфорд уже пишет, что его «истинная дружба» к Ловласу заставляет его «умолять ради самого [Ловласа]»
поступить с Клариссой так, чтобы «отдать ей справедливость», которой она заслуживает (Р, 143).
Пушкин вмещает многочисленные мольбы и уговоры Бельфорда в несколько предложений в единственном письме друга Владимира: «Охота тебе корчить г. Фобласа и вечно возиться с женщинами. Это недостойно тебя <...>. Знаю, что проповедую втуне, но таково мое назначение» (П, 9). В русском произношении имя влюбчивого аристократа Фобласа, героя «Приключений кавалера Фобласа» (1798-90) Луве де Кувре, рифмуется с именем «Ловлас», и у Пушкина эти имена часто бывают взаимозаменяемы [3, с. 79-82]. В ответ на критику, высказанную другом, и Ловлас, и Владимир переходят в наступление, причем Владимир упрекает друга в том, что он отстал от времени, (П, 10), а Ловлас смеется над слабостью аргументов Бельфорда (Р, 152).
Несмотря на эти явные параллели с Ловласом, трудно себе представить, чтобы Пушкин хотел сделать Владимира преступником вроде героя Ричардсона. Во-первых, Пушкин позволяет Владимиру (как и Лизе) высказывать многие собственные взгляды Пушкина [1, с. 100]. Во-вторых, если верить тому, что он обещал уже в «Евгении Онегине», Пушкин не собирался «грозно изобра[жать]» в своем прозаическом романе «на старый лад <...> муки тайные злодейства»; он обещал «просто <...> переска[зать] Преданья русского семейства» и закончить роман свадьбой. И действительно, Пушкин сам повторяет фразу, которой друг Владимира «клеймит» этого героя («возиться с женщинами»), уже по отношению к самому себе, описывая, как он проводит время в Малинниках, деревне Осиповой: «Здесь очень много хорошеньких девчонок <.> я с ними вожусь платонически, и от этого толстею и поправляюсь в моем здоровье» [7, XIII, с. 34]. Владимир говорит нечто подобное в своем последнем письме: «[Я] совершенно предался патриаршеской жизни: ложусь спать в 10 часов вечера, <...> С Лизою вижусь каждый день - и час от часу более в нее влюбляюсь. <...> Кроме Лизы, есть у меня для развлечения Машенька ***. Она мила» (П, 10). Эхо письма Пушкина у Владимира наводит на мысль, что Владимир, как и его автор, не намеревается выходить за грани платонического кокетства и пытаться соблазнить Лизу. Например, Л. И. Вольперт считает шутливость, или «игровое начало», главной чертой поэтики этого произведения, связывая его с атмосферой игры, царствовавшей в Тригор-ском и Малинниках, которые Пушкин неоднократно посещал в 1820-х годах [3, с. 32]. Однако, подчеркивая идею «игры», Вольперт, мне кажется, преуменьшает потенциально серьезную драму, грозящую Лизе.
Письма Владимира, несмотря на их небрежный и легкий тон, показывают, что лизины тревожные ожидания, может быть, не лишены основания. Она признает, что еще до ее побега в деревню Владимир уже приобрел «власть над [ее] душою». Она боится, что в деревне, где она не сможет «избегнуть его преследований», у нее может недостать сил, чтобы противиться ему: «Он добьется моей любви, моего признания, - потом
размыслит о невыгодах женитьбы, уедет под каким-нибудь предлогом, оставит меня, - а я. Какая ужасная будущность!» (П, 6). И действительно, поведение Владимира, старающегося заставить Лизу признаться в своих чувствах, напоминает постоянное «шпионство» Ловласа за чувствами Клариссы.
Лизина подруга Саша успокаивает ее, считая, что Лиза напрасно ожидает худшего: она, Саша, не видит никаких «неодолим[ых] препятстви[й]» браку главных героев (П, 7). Однако письма Владимира, которые начинаются сразу после сашиных уверений, поражают читателя своим легким, хладнокровным тоном, так резко контрастирующим с лизиным серьезным и почти отчаянным голосом. Например, в первом письме Владимир небрежно сообщает другу, что он приехал в деревню, чтобы «уговорить ее возвратиться в Петербург», потому что ему «было скучно без нее не на шутку» (П, 9). Но читатель уже знает из письма Лизы, что он сказал ей, что он «приехал по одному делу, от которого зависит счастие [его] жизни» (П, 6) - что звучит как явный намек на брачное предложение. Во втором письме он, с одной стороны, утверждает, что «час от часу более <...> влюбляется]» в Лизу, а с другой, ничего не говорит о намерении жениться на ней (П, 10). А его упоминание о том, что «[к]роме Лизы, есть у [него] для развлечения Машенька», звучит вообще довольно зловеще.
Вся эта слегка тревожная информация становится гораздо более тревожной, если читатель примет во внимание параллели с «Клариссой». Например, Владимир, как и Ловлас, проявляет достаточно заметное тщеславие, которое он в то же время «обезвреживает» путем самоиронии. Тщеславие и исключительно высокое мнение о себе Ловласа, как и его обезоруживающее сознание, что эта его черта несколько смешна, обсуждают в многочисленных письмах самые разные персонажи, в том числе и сам Ловлас. Пушкин передает смысл всех этих разговоров в одном предложении: «Здесь мой успех превзошел мои ожидания (что много значит)» (П, 8). Другой повод для беспокойства читателя заключается в упомянутой ранее структурной параллели: первые письма Ловласа и Владимира появляются в тексте после серии женских писем, и в обоих случаях мужские письма внезапно показывают, что их авторы гораздо менее «прозрачны» и более склонны к манипуляции, чем могли предполагать эти женщины.
Еще одна тревожная (для Лизы) параллель с «Клариссой» появляется в письмах Саши, когда она уговаривает Лизу выйти замуж за Владимира -как будто это зависит от Лизы. Например, Саша пишет:
Шутки в сторону, ** очень занят тобою. На твоем месте я бы завела его далеко. Что ж, он прекрасный жених. Зачем не выйти за него . . . . Полно тебе дурачиться, мой ангел, приезжай к нам и выходи за **. . . . Мой совет: обвенчаться как можно скорее в вашей деревенской церкви и приезжать к нам (П 4, 7).
Сашины советы, данные в таком беззаботном тоне, напоминают читателю о советах Анны Гоу Клариссе - как можно скорее выйти замуж за
Ловласа - но данных в гораздо более серьезной и опасной ситуации: после того как он практически похитил Клариссу из родительского дома и когда она находится «под его защитой» (Р, 100). Поскольку в случае Клариссы далеко не в ее власти заставить Ловласа жениться, параллель дружеских советов в двух романах усиливает сомнения читателей в том, что такая власть есть у Лизы. Эта параллель также привлекает внимание к тому, насколько больше свободы действия у мужчины, чем у женщины, в вопросе выбора супруги и насколько мало изменилась «роль женщин» в обществе как она изображена в литературе за три четверти века, прошедших между романами Ричардсона и Пушкина.
Пушкин выбирает в качестве героини сироту-воспитанницу - возможно, потому, что он хочет нарисовать женщину, оставленную на самое себя, как Кларисса, у которой нет любящей семьи и которую некому направить и защитить. В то же время женщина в таком положении обладает большей свободой в решении своей судьбы. И Клариссе, и Лизе (а позже и другой воспитаннице - Лизавете Ивановне в «Пиковой даме») приходится самим постоять за себя. Оба героя-мужчины предпочитают держать (якобы любимую) девушку в неизвестности, вместо того чтобы просто сделать ей предложение. Ловлас поступает так по многим причинам, одна из которых, конечно, его отвращение к браку. Он бы с гораздо большим удовольствием выбрал сожительство вне брака. Другая причина заставить Клариссу ждать - это желание Ловласа добиться, чтобы она признала свои чувства к нему. Он хочет этого для удовлетворения собственной гордости и покорения гордости Клариссы.
Владимир, наоборот, включает в свои планы на будущее возможность женитьбы: «Тем и я кончу. Выйду в отставку, женюсь и уеду в свою саратовскую деревню» (П, 8). Вместе с тем, он «не отходил» от Лизы уже всю прошедшую зиму, не сделав ей предложения. После того как она «дала ему заметить», что ей лестно его внимание, «он каждый час, присвоивая себе новые права, говорил [ей] о своих чувствах и то ревновал, то жаловался. С ужасом думала [она]: к чему все это ведет! и с отчаянием признавала власть его над [своей] душою» (П, 6). Уехав из Петербурга, она «начинает] думать о нем равнодушнее, с меньшею горестию» (П, 6). Другими словами, она влюблена в него, и он, скорее всего, это знает. Интересно, что один из отрывков, которые Пушкин отметил на полях «Клариссы»1, говорит как раз о догадливости Ловласа в таких делах и об умении тщеславного мужчины вообще распознавать симптомы женского интереса к нему. Анна Гоу пишет: «[Н]ет ничего проницательнее тщеславия влюбленного: оно часто заставляет того, кто им обладает, истолковывать в свою пользу даже то, чего нет, и почти никогда не дает ему упустить из виду то, что
1 Пользуюсь случаем поблагодарить Людмилу Федорову и Ирину Рейфман, которые высказали мысль о законченности романа во время обсуждения предыдущей версии этой работы на конференции Американского общества евразийских и восточноевропейских исследований (ЛБЕЕЕБ) в ноябре 2016 года в Вашингтоне, США.
23
есть. А кто может сказать, что Ловласу недостает тщеславия?» [nothing is so penetrating as the vanity of a lover, since it makes the person who has it frequently see in his own favor what is not, and hardly ever fail of observing what is. And who says Lovelace wants vanity?] (Р, 10) [5, с. 219]. Эта параллель с Ловласом намекает на то, что Владимир, как и герой Ричардсона, правильно заключает, несмотря на попытки Лизы скрыть это, что она его любит. Однако он не делает никаких шагов, чтобы перевести их отношения в новое, «официальное» русло. Он явно любуется Лизой и признается своему другу, что он все больше и больше «в нее влюбля[ется]» (П, 10), но при этом он не имеет ничего против того, чтобы томить ее в ожидании - с какой целью?
Роман резко обрывается, оставляя читателя, как и героиню, в мучительной неизвестности. Вероятны три пути развития событий, два из которых представляются одинаково возможными, а третий - соблазнение в стиле «Клариссы» - менее вероятным. Два более вероятных сценария - это Владимиру жениться на Лизе, как ожидает Саша, или оставить ее, не сделав предложения, как боится сама Лиза. При этом сердце Машеньки тоже, вполне возможно, будет разбито (Лиза пишет, что Машенька, «право, <...> влюблена» во Владимира (П, 6). Пушкин прерывает рассказ именно в тот момент, когда два варианта развития сюжета находятся в равновесии, и предоставляет каждому читателю самому выбрать ту развязку, которая больше его устраивает. Вопрос о завершенности «Романа в письмах» не решен: с одной стороны, Пушкин оставил его ненапечатанным, как многие другие прозаические фрагменты; с другой стороны, он аналогичным образом предоставляет читателю «дописать» «Евгения Онегина» и, в какой-то мере, «Пиковую даму» (в том, что касается судьбы Лизаветы Ивановны). В этом контексте роман можно считать столь же законченным, как и эти произведения.
Несмотря на критические высказывания по поводу Ричардсона, Пушкин не мог не оценить тончайшей и подробнейшей психологической разработки образов Клариссы и Ловласа. В другом примере пушкинской «лести» Лиза намекает на свое сходство с Клариссой: «Кларисса, за исключением церемонных приседаний, все же походит на героиню новейших романов» (П, 3). Лиза объясняет это сходство тем, «что способы нравиться <...> в женщинах <...> основаны на чувстве и природе, которые вечны» (П, 3). Посколько до этого она подчеркивает «ужасн[ую] разниц[у]» между Ловласом и Адольфом, «героин[я] новейших романов», которую она имеет в виду, это, должно быть, Элленора из «Адольфа» Бенжамена Констана (1816). Элленора, не устояв против красноречивых признаний в любви юного Адольфа, уступает ему и в конце концов бросает своих детей и свое положение в свете, чтобы соединиться с ним. Иными словами, та «роль женщин», которая «не изменяется», состоит в их способности влюбляться, рисковать и приносить жертвы ради любви. Именно так видит Лиза и свою историю, развертывающуюся в романе.
Пушкин признает в сюжете и жанре Ричардсона потенциал для создания сложных персонажей, но сам выбирает другой подход к изображению внутреннего мира своих героев. Как мы видим в «Романе в письмах», и как Вольф Шмид блестяще продемонстрировал в анализе «Повестей Белкина», Пушкин, чтобы указать на таинственность и глубину человеческой личности, прибегает к помощи интертекстуальных аллюзий. Отсылками к «Клариссе» и «Адольфу» Пушкин вызывает в сознании читателя целый мир потенциальных смыслов и таким образом наделяет каждое слово своих кратких и «голых» (Толстой) текстов «бездной [семантического] пространства».
Поклонники и преемники Пушкина Толстой и Достоевский по достоинству оценили психологическую глубину его героев и драматический потенциал его сюжетов. На протяжении всего своего творчества они занимались экспликацией и развитием пушкинских типов и сюжетных мотивов в своих (намного более длинных) произведениях [2]. Например, образ Лизы из «Романа в письмах», вместе с образом другой воспитанницы, Лизаветы Ивановны в «Пиковой даме», послужил зерном образа Сони в «Войне и мире» [14, гл. 4]. Но Толстой подробно развивает и другой мотив из пушкинского отрывка. Страх Лизы, что ее сердце будет разбито в результате легкомысленного ухаживания Владимира, повторяется в беспокойстве родителей Кити о ее судьбе («Анна Каренина»). Опасения старого князя Щербацкого, что Вронский и не помышляет о женитьбе, оправдываются, когда этот «франтик петербургский», не задумываясь, бросает влюбленную в него девушку. Спокойное удовлетворение, получаемое пушкинским Владимиром от его как будто ни к чему не обязывающих отношений с Лизой, находит свое отражение в размышлениях Вронского: «[О]н чувствовал, что она [Кити] все более и более становилась в зависимость от него, и чем больше он это чувствовал, тем ему было приятнее и его чувство к ней становилось нежнее». При этом, «что можно и что должно было предпринять, он не мог придумать» [12, VIII, с. 68]. Характерно, что Толстой, несмотря на смену жанра (его роман не эпистолярный), сохраняет структурную параллель с Пушкиным и Ричардсоном: он открывает читателю точку зрения молодого человека, шокирующую своим контрастом с точкой зрения и ожиданиями девушки, сразу после описания чувств и мыслей Кити и ее родителей. Так из «горчичного зерна» маленьких романных отрывков Пушкина вырастает «дерево» большого романа Толстого.
Список литературы
1. Ахматова А. А. «Адольф» Бенжамена Констана в творчестве Пушкина // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. [Вып. 1]. Эл. ресурс: http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/vr1/vr12091-^ш?сшё=р
2. Бем А. Л. «Пиковая дама» в творчестве Достоевского // О Достоевском / Сб. статей под ред. А.Л. Бема. Прага, 1936. Т. III; Б. М. Эйхенбаум. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л.: Сов. писатель, 1960; David Sloane, "Pushkin's Legacy in Anna Karenina".
3. Вольперт Л.И. Пушкин и психологическая традиция во французской литературе. Таллин, 1980. Вольперт упоминает, что в данной цитате в черновом автографе стоит «корчить Ловласа» (с. 81).
4. Гоголь Н. В. Несколько слов о Пушкине. Эл. ресурс: http://az.lib.ru/ g/gogolx_n_w/text_0490-1.shtml
5. Костюкова В. В. Восприятие романов Ричардсона в русской литературе XVIII -первой половины XIX века: дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2005.
6. Письмо к Л. С. Пушкину от начала двадцатых чисел ноября 1824 г. Эл. ресурс: http://rvb.ru/pushkin/01text/10letters/1815_30/01text/1824/1281_98.htm
7. Пушкин А. С. Письмо Дельвигу // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 16 т. / АН СССР. М.; Л., 1937-1959.
8. Пушкин А. С. «Роман в письмах». Эл. ресурс: http://pushkin.niv.ru/ pushkin/text/roman-v-pismah.htm. Письмо 3. Здесь и далее ссылки на «Роман в письмах» будут даваться в скобках в тексте: буква П и, через запятую, номер письма. Ссылки на «Клариссу Гарлоу» включают букву Р и номер письма.
9. Пушкин А.С. «Евгений Онегин». 2, XXIX; 3, IX, X. Эл. ресурс: http://pushkin.niv.ru/pushkin/text/evgenij-onegin/onegin.htm
10. Пушкин А.С. Путешествие из Москвы в Петербург // А.С. Пушкин. Собр. соч. в 10 т. / под общ. ред. Д.Д. Благого, С.М. Бонди, В.В. Виноградова, Ю.Г. Оксмана. М.: ГИХЛ, 1959. Эл. ресурс: http://rvb.ru/pushkin/01text/07criticism/02misc/1050.htm
11. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. М., 1956. Лк. 13:19 (а также Мф. 13:32, Мк. 4:32).
12. Толстой Л.Н. Анна Каренина // Л.Н. Толстой. Собрание сочинений: в 20 т. М.: Художественная литература, 1981. Т. VIII-IX.
13. Шмид Вольф. Проза Пушкина в поэтическом прочтении: «Повести Белкина». СПб., 1996.
14. Svetlana Slavskaya Grenier. Representing the Marginal Woman in XIth-century Russian Literature: Personalism, Feminism, and Polyphony. Westport, Greenwood Publishing Group, 2001.
References
1. Achmatova A. "Adolf' Benjamin ^nstana v tvorchestve Pushkina // Pushkin: Wremennik Pushkinskoj komissii / АК SSSR. Institut literatury. М.; L.: АК SSSR, 1936. [Wyp. 1]. URL: http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/vr1/vr12091-htm?cmd=p
2. Bem A.L. «Pikovaja dama» v tvorchestve Dostoevskogo // О Dostoevskom. Sbornik statej pod red. АХ. Bema. Praga, 1936. Т. III; В.М. Eichenbaum. Lev ^lste^ Semidesanye gody. L.: Sovetskij pisatel, 1960; David Sloane, "Pushkin's Legacy in Anna Karenina".
3. Volpert L.I. Pushkin i psihologicheskaja tradicija vo franzuskoj literature. Tallin,
1980.
4. Gogol N.V. Neskolko slov o Pushkine. URL: http://az.lib.ru/g/gogolx_n_w/text_0490-1.shtml
5. Kostukova V.V. Vosprijatie romanov Richardsona v russkoj literature XVIII -pervoj poliviny XIX veka: diss. ...kand. filol. nauk. Spb., 2005.
6. Pismo k L.S. Pushkinu ot nachala dvadzatych chisel nojabrja 1824. URL: http://rvb.ru/pushkin/01text/10letters/1815_30/01text/1824/1281_98.htm
7. Pushkin A.S. Pismo Delvigu // Pushkin A.S. Poln.sobr.soch. v 16 t. M.; L.: AN SSSR, 1937-1959.
8. Pushkin A.S. "Roman v pismach". URL: http://pushkin.niv.ru/pushkin/text/roman-v-pismah.htm
9. Pushkin A.S. "Evgeny Onegin". URL: http://pushkin.niv.ru/pushkin/text/evgenij-onegin/onegin.htm
10. Pushkin A.S. Puteshestvije iz Moskvy v Peterburg // А.S. Pushkin. Sobr. Sоch. V 10 t. / pod obsch. red. D.D. Blagogo, SM. Bondi, V.V. Vinogradova, Yu.G. Оksmana. М., 1959. URL: http://rvb.ru/pushkin/01text/07criticism/02misc/1050.htm
11. Mstoj L.N. Poln. sobr.soch. М., 1956. Lk. 13:19 (MF. 13:32, Mk. 4:32).
12. Mstoj L.N. Anna Karenina // ^^taj L.N. ^br. soch.: v 20 t. М.: Chudozhest-nennaja literatura, 1981. ^ VIII-IX.
13. Schmid Wolf. Prosa Pushkina v poeticheskom prochtenii: «Povesti Belkina». SPb.,
1996.
14. Svetlana Slavskaya Grenier. Representing the Marginal Woman in XIth-century Russian Literature: Personalism, Feminism, and Polyphony. Westport, Greenwood Publishing Group, 2001.
