CC BY
76
В.И. Бураковский — выдающийся кардиохирург и организатор медицинской науки и практики. Его роль в создании Научно-практического центра интервенционной кардиоангиологии
Д.Г. Иоселиани*
ГБУЗ “Научно-практический центр интервенционной кардиоангиологии", Департамента здравоохранения г. Москвы, Россия
Оглядываясь на пройденный путь, обязательно вспоминаешь людей, с которыми пришлось встречаться, общаться, работать, дружить. В памяти, понятно, остаются наиболее яркие и интересные люди, которые так или иначе оставили глубокий нестираемый след в твоей жизни. Среди них одно из первых мест занимает Владимир Иванович Бураковский. С полной ответственностью можно сказать, что он был выдающимся человеком и ярко выраженным лидером.
С такими, как он, людьми очень интересно: они двигатели прогресса. Правда, порой с ними бывает и очень трудно - они крайне требовательны, соответственно, выматывают и утомляют, часто хочется послать их подальше, но без них очень грустно, страшная скука, пустота. Когда они, к сожалению, уходят, ты начинаешь понимать, как много потеряно, и начинаешь осознавать, как много ими сделано. И чем дальше они отдаляются, тем это виднее.
А начинался великий Бураковский так: в обычный, знойный августовский день 1922 г. в одном из многочисленных, но неповторимых по своей самобытности и красоте маленьких переулков старого Тифлиса, в семье русских интеллигентов родился сын Вова, мальчик, которому суждено было в будущем стать выдающимся ученым, хирургом и гражданином Владимиром Ивановичем Бураковским. Но все это будет в дальнейшем, а пока Вова рос, так же как и тысячи
* Адрес для переписки:
Иоселиани Давид Георгиевич
ГБУЗ “НПЦ интервенционной кардиоангиологии” ДЗ г. Москвы
Россия, 101000 Москва, Сверчков пер., 5
Тел. (7+495) 624-96-36
E-mail: [email protected]
Статья получена 12 ноября 2012 г
Принята в печать 5 декабря 2012 г
В.И. Бураковский(1922-1994)
тбилисских мальчишек, получавших “начальное образование” в колоритных дворах и на улицах южного города. Здесь он ощутил горечь ранней потери отца, но здесь же познал и удивительный дух добрососедства и дружелюбия, сугубо тбилисский дух, который помог Володе и его матери - Марии Федоровне, с которой я хорошо был знаком, преодолевать трудности на своем жизненном пути. В дальнейшем В.И. Бураковский в кругу близких людей не раз будет вспоминать эпизоды своей жизни в Тбилиси, которые сыграли немалую роль в его становлении как человека и личности. Здесь же, в Тбилиси, он окончил Тбилисский государственный медицинский институт и сделал первые робкие шаги в клинике, руководимой Д.Г. Иоселиани-старшим. В дальней-
Рыбалка и охота -любимые хобби В.И. Бураковского
шем общение учителя и ученика вылилось в большую и трогательную дружбу. Владимир Иванович всегда особо отмечал, что ему везло на учителей. Так было и в Ленинграде, где он совершенствовал свое мастерство в клинике выдающегося советского хирурга Петра Андреевича Куприянова, везло ему и в Москве, где он в разное время работал под руководством выдающихся отечественных хирургов А.А. Вишневского и А.Н. Бакулева. Но везло и учителям, которые видели, что перед ними - человек незаурядных способностей, прекрасный ученый, хирург и верный продолжатель традиций русской советской хирургии. Еще в 1953 г., когда В.И. Бураковскому было чуть больше 30 лет, академик П.А. Куприянов в день празднования 155-летия Военно-медицинской академии в своем докладе говорил о большом вкладе Бураковского в развитие грудной хирургии. И конечно, наиболее ярко заблистала звезда В.И. Бураковского с его приходом в Институт сердечно-сосудистой хирургии, который он возглавлял до конца жизни. С этого периода начался качественно новый этап в развитии кардиохирургии у нас в стране, который привел к тому, что сегодня российская кардиохирургическая
школа занимает достойное место в ряду других мировых школ. Вспоминая Владимира Ивановича Бураковского, конечно, в первую очередь надо бы говорить о нем как о выдающемся кардиохирурге и кардиологе, ученом. Но я хочу отметить, что тот, кто не видел В.И. Бураковского в дружеской компании, за праздничным столом, на охоте, в книжном магазине или декламирующим любимых поэтов, готовящим на кухне, помогающим близким в постигшей их беде, ухаживающим за прекрасным полом - поверьте мне, тот не может сказать, что он хорошо знал В.И. Бураковского.
Он обладал невероятным даром обаяния. Его слегка прищуренные василькового цвета глаза оказывали магическое действие, а если к этому добавить мягкий, вкрадчивый, певучий, неожиданно высокий голос, произносящий комплименты, то собеседник был очарован окончательно. Я часто был свидетелем того, как он убеждал разного рода больших начальников в важности и необходимости приобретения дорогостоящего медицинского оборудования, или строительства нового здания, или, наконец, командирования сотрудников куда-то заграницу. Он это делал так, что победа всегда оставалась за ним. Когда же он темпераментно рассказывал о какой-нибудь новой или сложной операции, то под рукой у него всегда были карандаш и бумага, и он тщательно выводил какие-то только ему понятные каракули, стараясь показать ход и результат операции. Все это было нестандартно, необычно, а некоторым, может быть, и непонятно. На дверях его кабинета не было дощечки с надписью: “Прием посетителей с такого-то по такое-то время”. Его двери всегда были открыты для всех одинаково. В его приемной было всегда много людей, и для всех у него хватало теплых слов и возможности оказания помощи.
Для Владимира Ивановича было свойственно своими решениями и нововведениями опережать время. Для него было очевидным и абсолютно логичным то, что большинству окружающих его людей казалось как раз нереальным и несколько нелогичным. Оглядываясь назад, в наше недалекое прошлое, можно вспомнить много кажущихся сегодня уже каждодневной реальностью новшеств, которые внедрил В.И. Бураковский через сопротивление, нежелание или безразличие многих из нас. Возьмем, к примеру, математическое моделирование в сердечнососудистой хирургии. Сколько ему стоило
труда внедрить все это в клиническую практику и преодолеть сопротивление, исходившее от определенной части медицинского персонала. А ведь на деле это была так необходимая автоматизированная история болезни с возможностями сложного математического анализа комплексных количественных показателей, без которой сегодня вряд ли кто-то может обойтись.
Наверно, что-то похожее происходило и с его идеей создания на базе многопрофильной городской больницы службы по оказанию специализированной высокотехнологичной медицинской помощи больным с разными формами коронарной болезни, с особым акцентом на больных с острыми формами заболевания. Мы все были в недоумении: почему создавать службу именно на базе городской больницы, а не в Институте им. А.Н. Бакулева? Появилась даже такая мысль, а вместе с ней и некоторая обида, что нас хотят, так сказать, сослать подальше, с глаз долой. Тем более что первые шаги коронарной хирургии в 70-х годах были не очень уверенными: были неудачи, были смерти, не все шло так, как хотелось. Вот отсюда и сомнения. Но на деле оказалось, что речь шла не о ссылке. У В.И. Бураковского имелись свои соображения, которые, как показало будущее, были абсолютно правильными.
Первый, самый главный аргумент в пользу создания службы вне стен института заключался в том, что в те времена многие научные разработки и ноу-хау научно-исследовательских институтов не доходили до практического здравоохранения. Ни для кого, кто работал в те времена в области медицины, не являлось секретом, что по сложившейся у нас в стране еще с советских времен традиции научные исследования, так же как и разработка новых методов лечения, были сконцентрированы в научно-исследовательских учреждениях федерального подчинения, т.е. под эгидой Министерства здравоохранения СССР или Академии медицинских наук СССР. В статье я не буду останавливаться на том, насколько эффективно и рентабельно работала такая система в целом и отдельные НИИ, в частности, но одно было ясным уже тогда, а именно то, что новейшие достижения медицинской науки, так же как и разработки по высоким медицинским технологиям, крайне вяло, с большим запозданием внедрялись в практическое здравоохранение. Нередко этого вообще не проис-
ходило. Причиной во многом была разобщенность, существовавшая между НИИ, которые подчинялись федеральному руководству, и практическими лечебными учреждениями, которые подчинялись и подчиняются муниципальным управлениям. Между тем тесная связь между НИИ и больницами была насущной необходимостью. Это понимали и специалисты, и организаторы здравоохранения, хотя последние понимали это в значительно меньшей степени или делали вид, что не понимают в силу множества причин, главными среди которых были их инертность и отчасти некомпетентность в том новом, что происходило в медицине. Сильно мешало и существенное недофинансирование здравоохранения - к сожалению, типичное для нашего государства. Тем не менее и тогда находились энтузиасты, которые, несмотря на все препоны, старались сделать так, чтобы связь между наукой и практикой стала более эффективной и продуктивной. В первую очередь, конечно, это такие лидеры отечественного здравоохранения, как В.И. Бураковский, который еще в конце 70-х годов прошлого столетия понимал острую необходимость тесной взаимосвязи между НИИ и городскими больницами.
Это и послужило одним из самых важных аргументов для принятия В.И. Бураковским решения о создании коронарной службы вне стен института, который к тому времени располагал на все про все 140 койками: это и новорожденные, и груднички, это и дети старшего возраста, это и приобретенные пороки сердца, и сосудистая патология, еще плюс пейсмейкеры, и другие нарушения ритма, и, наконец, коронарные больные. Естественно, эти койки никак не смогли бы вместить достаточно большой поток больных сострой коронарной патологией. В.И. Бураковский понимал, что либо эта служба должна была быть открытой для приема острых больных 24 часа все семь дней недели, либо ничего путного из этой службы не получится. Важным условием успеха должно было быть наличие полноценной круглосуточной кардиореанимационной и коронароангио-графической службы.
Еще один важный довод в пользу многопрофильной больницы - именно ее много-профильность. Ведь мы все прекрасно знаем, что больные с острой коронарной патологией нередко страдают множеством других сопутствующих заболеваний, которые могут обостриться в любой момент, и им мо-
Л.А. Ворохобов.
Проф. В.С. Работников (справа).
гут понадобиться как минимум консультации самых разных специалистов, не говоря уже о переводе в другие подразделения.
Следует отметить, что принятие В.И. Бураковским решения о создании службы на базе городской больницы еще далеко не означало, что все будет именно так. Необходимо было получить согласие московских властей и руководителей здравоохранения города. Это было, поверьте мне, нелегкой задачей. Только упорство и авторитет Владимира Ивановича позволили решить эту задачу. Я был свидетелем того, сколько трудностей и чиновничьих преград приходилось ему преодолевать на пути создания этой службы. Помню встречи Владимира Ивановича с тогдашним руководителем городского управления здравоохранения
Л.А. Ворохобовым, который был умным и опытным организатором здравоохранения, а также доброжелательным человеком, и тем не менее, как же трудно было ему доказать важность и значимость создания такого симбиоза на базе городской больницы. Но, несмотря ни на что, эта служба была создана и за многие годы существования доказала свою полезность и эффективность в лечении больных сердечно-сосудистыми заболеваниями. В итоге после долгих согласований мы были направлены для создания такой службы в ГКБ № 53. Многие не знают или уже давно забыли, что вся эпопея с коронарной службой начиналась не с ГКБ № 15, а именно с ГКБ № 53. Я не буду очень долго и подробно останавливаться на нашем пребывании в этой больнице, так как, несмотря на достаточно теплый прием, оказанный нам персоналом и руководством больницы, мы быстро поняли, что это не та больница, которая требовалась для создания современной службы по оказанию высокотехнологичной медицинской помощи коронарным больным. Больница была уже старенькой, можно сказать, густозаселенной, без соответствующего кардиологического и кардиохирургического медицинского оборудования и, естественно, без лаборатории катетеризации сердца и кардиохирургических операционных. К сожалению, у меня не сохранились фотографии тех помещений, куда нас поместили, но, поверьте, они не вызвали бы у вас восхищения. Ведь мы планировали создать первую в стране службу, где, по образному выражению В.И. Бураковского, должны были быть объединены в “один кулак” кардиореанимация для больных с острым инфарктом миокарда, кардиологическое отделение, отделение для катетеризации сердца, кардиохирургическое отделение и отделение кардиореабилитации. Руководителем всей этой службы был назначен профессор В.С. Работников, а я как его заместитель должен был руководить кардиологической службой. Так было в планах нашего руководства, так было в планах В.И. Бураковского. Но на деле мы получили одно отделение на 60 коек, которое называлось отделением сердечно-сосудистой хирургии, но лечились в нем в основном кардиологические терапевтические больные, которых при показаниях к коронароангио-графии мы перевозили в Институт им. Бакулева и после исследования возвращали их обратно в больницу. Тех же, кого надо было
оперировать, опять-таки переводили в Институт им. Бакулева и там выполняли операции. Ангиопластику коронарных артерий мы тогда еще не выполняли. Наше пребывание в этой больнице продолжалось примерно один год и могло бы продолжаться еще долго, если бы не случай.
К этому времени в новом, достаточно зеленом районе города Москвы завершили строительство, по тогдашним меркам, самой что ни на есть современной многопрофильной больницы, созданной при содействии первого секретаря МГК КПСС В.В. Гришина. Это был его дар своим избирателям, так как в Верховный Совет страны он избирался именно от этого района. Но самым важным стало не это, а то, что главным врачом ГКБ № 15 (а именно этот номер ей был присвоен) назначили теперь уже бывшего главного врача нашей больницы № 53. И вот новый главный врач, имя которого хочу вспомнить с большим уважением и словами благодарности, - Мудрак Владимир Николаевич, предложил нам перейти вместе с ним в новую больницу. В.И. Бураковский, так же как и все мы, с удовольствием принял это предложение, поскольку это был уже совершенно другой уровень, и, самое главное, больница была новой, и мы могли обустраивать отделение на свой вкус и с учетом современных требований. Мы получили 130 коек (65 кардиологических и 65 кардиохирургических), а также раздельные кардиореанимации для острых коронарных больных -6 коек и для кардиохирургических больных тоже 6 коек. Чтобы не возвращаться вновь к структуре этой службы, скажу, что несколько позднее к ней еще добавили реабилитационное отделение на 60 коек, очень скоро появилось рентгенохирургическое отделение, а чуть позже еще и отделение сосудистой хирургии (60 коек), которую возглавил доктор медицинских наук Ю.В. Грозовский. К 1982-1983 гг. служба начала работать, можно сказать, по тому образу и подобию, которые задумал В.И. Бураковский. Следует отметить, что основной акцент в этот период делался на хирургическую реваскуля-ризацию миокарда, так как баллонная ангиопластика находилась еще в зачаточном состоянии, а стентирования и вовсе не было. Однако этот период продолжался недолго, так как мы испытывали большие проблемы с интра- и послеоперационными осложнениями у больных острым инфарктом миокарда, в особенности гемодинамичес-
В.Н. Мудрак
кого характера. Впрочем, главной проблемой было то, что операции выполнялись значительно позже того срока, когда реперфузия у больных острым инфарктом миокарда могла бы принести пользу, а именно в первые 6-8 часов после начала заболевания. Мы понимали, что после истечения этого времени весь гибернированный миокард уже мог необратимо погибнуть, а выполнять операции в более ранние сроки практически не получалось. Поэтому мы достаточно быстро отказались от идеи широкого использования хирургической реваскуляризации миокарда у больных острым инфарктом миокарда, оставив операции лишь для больных с ранней постинфарктной стенокардией или постинфарктными пороками сердца. Как альтернативу хирургии мы начали использовать вначале внутрикоронарный тромболи-зис, а с начала 1988 г. - баллонную ангиопластику инфаркт-ответственной артерии. К сожалению, следует сказать, что в первое время мы сталкивались с множеством организационно-тактических проблем. В стране не существовало директивных разрешительных документов на использование баллонной ангиопластики при остром инфаркте миокарда, отсутствовали стандартизированные показания и противопоказания для эндоваскулярной реперфузии, были огромные проблемы с расходным материалом. Первые баллонные катетеры, которые мы использовали, были далеки от оптимальных. Мешало планомерной работе отсутствие круглосуточных дежурных бригад коронаро-ангиографии. Да и чего греха таить, просто
О.М. Филатов
не хватало кадров для обеспечения круглосуточных дежурств. Я прекрасно помню, что, когда мы начинали ургентные эндоваскуляр-ные процедуры у больных с острым инфарктом миокарда, только два человека владели этим методом - А.А. Филатов и я. Естественно, мы не могли обеспечивать круглосуточное ежедневное дежурство в больнице, поэтому дежурили на дому. Это был незабываемый период, крайне сложный, выматывающий до конца, но очень романтичный. Сейчас я не могу даже представить себе такое, а тогда, по первому же телефонному звонку с известием, что привезли “подходящего” больного с острым инфарктом миокарда (“подходящий” означало, что он по основным медицинским характеристикам имел показания к эндоваскулярной реперфузии миокарда), мы вскакивали с теплых постелей и мчались через весь город (а жил я тогда в противоположном от ГКБ № 15 конце Москвы), и проводили необходимые эндо-васкулярные процедуры. Особенно тяжело было это делать зимой. И, конечно, пользуясь случаем, я хочу поклониться всем сотрудникам, принимавшим участие в этих “авантюрах”. Ведь это были и медицинские сестры, и нередко врачи смежных специальностей (к примеру, ультразвуковики). Справедливости ради надо сказать, что эти наши мучения продолжались не очень долго, администрация больницы, в том числе и главный врач Олег Михайлович Филатов, сделали все возможное для создания круглосуточных бригад по оказанию экстренной как эндова-скулярной, так и кардиохирургической помощи больным с острыми расстройствами коронарного кровообращения. Им даже пришлось идти на определенные нарушения, так как в то время не существовало никаких нормативных документов, определяющих
штатное расписание этих служб. Кстати, в надлежащем виде их нет и до настоящего времени. Созданию полноценных круглосуточных служб способствовало и то, что у нас к этому времени появились молодые врачи - эндоваскулярные хирурги, и мы могли обеспечивать круглосуточное семидневное оказание экстренной помощи больным с острым инфарктом миокарда. Как я уже говорил, вначале это был внутрикоронарный тромбо-лизис, затем баллонная ангиопластика, а в 1991 г. мы выполнили первое в стране стентирование у больного с острым инфарктом миокарда (1), и, можно сказать, что примерно с этого времени мы регулярно стали выполнять эндоваскулярную реперфузию миокарда с использованием всех имеющихся на то время средств.
Больных, имевших, можно сказать, абсолютные показания к эндоваскулярной реперфузии миокарда, в то время было не так много. А мы не имели права расширять показания, идти на какой то риск, чтоб не дискредитировать метод. Отношение к этой проблеме со стороны коллег и организаторов здравоохранения у нас в стране очень долгое время было неоднозначным, а порой даже резко негативным. Поэтому мы не имели права на ошибку. Каждая неудача использовалась бы нашими оппонентами по максимуму. Это сейчас уже большинство кардиологов, но, к сожалению, еще не все, поняли всю значимость и полезность ранней эндоваскулярной реперфузии миокарда, а тогда ситуация была иная. Негативное отношение многих кардиологов и организаторов здравоохранения к этой проблеме отражалось и на количестве доставляемых к нам больных. Бригады скорой помощи предпочитали везти больных в другие стационары, подальше от “головной боли”, либо привозили пациентов с инфарктом миокарда с поздними сроками от начала заболевания. Мы понимали, что для коренного изменения ситуации нужно что-то делать. Необходимо было интенсифицировать поток больных острым инфарктом миокарда к нам в клинику. И здесь я вновь хочу отметить проницательность и мудрость В.И. Бураковского, которому удалось договориться с руководством скорой помощи о выделении для нашей службы одной кардиореанимационной выездной бригады, базировавшейся у нас в больнице и, можно сказать, работавшей на нас. Она получала вызовы из близлежащих к ГКБ № 15 районов и при
показаниях везла к нам больных с острым инфарктом миокарда, заранее предупреждая нас об этом. Это существенно укорачивало так называемое время “дверь-баллон”, т.е. время, уходящее на подготовку больного и подачу его в операционную. Сейчас все это прекрасно отработано, а тогда все давалось через сложные испытания, препятствия, противостояние. Тем не менее нам все-таки удалось победить инертность, консерватизм, ригидность мышления как большинства кардиологов, так и организаторов здравоохранения. Конечно, в первую очередь это заслуга В.И. Бураковского, но нельзя не отдать должное и нашему тогдашнему сплоченному коллективу молодых энтузиастов, которые дневали и ночевали в больнице, жертвовали многим ради одной цели - внедрения в клиническую практику Москвы принципиально нового направления в кардиологии. Следует отметить, что в этот же период мы впервые в стране начали использовать капельную инфузию нитроглицерина, хотя в то время использование нитроглицерина являлось противопоказанием у больных с острым инфарктом миокарда. Мы на свой страх и риск покупали в аптеках спиртовой раствор нитроглицерина и вводили капельно пациентам с острым инфарктом миокарда (2). Это существенно снизило частоту серьезных осложнений и летальность больных с этим диагнозом.
Сейчас мало кто помнит, и я хочу восстановить в памяти многих моих коллег, что параллельно с нами в больнице была и другая служба неотложной кардиологии от 2-го Медицинского института. И вот мы как бы соревновались. Они в своих лечебных схемах использовали в основном классические, консервативные методы лечения инфаркта миокарда, а мы - эндоваскулярные и хирургические, в том числе и внутриаортальную контрпульсацию у тяжелых больных, что было абсолютно ново для большинства клиник страны. Кстати, следует отметить, что мы первыми в стране начали использовать
пункционную внутриаортальную контрпульсацию вообще и у больных с острым инфарктом миокарда - в частности (3). Таким образом, благодаря использованию более эффективных реперфузионных методов лечения разница в показателях летальности больных от острого инфаркта миокарда между отделениями составляла 5% в нашу пользу. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что летальность и у нас тогда была высокой по международным меркам - она достигала 12-13%. Но не надо забывать, что по стране в целом показатель госпитальной летальности тогда был не ниже 19%. Я с гордостью могу сказать, что сегодня госпитальная летальность от острого инфаркта миокарда в нашем Центре составляет 3-4%.
Вот так начиналась, можно сказать, ре-перфузионная эра в лечении больных с разными формами коронарной болезни в Москве, и, конечно, все это стало возможным в первую очередь благодаря мудрым решениям и организационным мероприятиям, осуществленным Владимиром Ивановичем Бураковским.
И в заключение я хотел бы вспомнить слова голландского медика Ван Тюльпа, который сказал: “Светя другим, сгораю”. Это высказывание всецело можно отнести к В.И. Бураковскому, человеку, отдавшему всего себя служению медицине, служению своему народу.
Список литературы
1. Иоселиани Д.Г., Шахнович А., Филатов А.А. и др. Эндо-васкулярное протезирование венечной артерии сердца при остром инфаркте миокарда. Кардиология, 1992, 32, 11-12, 28.
2. Иоселиани Д.Г, Сукеник Д.И., Танхилевич Б.М. Клини-ко-гемодинамический эффект изокета у больных с острыми расстройствами коронарного кровообращения / Мат. симпозиума “Новые аспекты в терапии нитратами”, Москва, 30 марта 1988 г. С. 87.
3. Иоселиани Д.Г., Аронов А.Е., Танхилевич Б.М., Сукеник Д.И. Чрескожная внутриаортальная контрпульсация при нестабильной стенокардии. Советская медицина, 1987, 12, 12.
