CC BY
167
Установление универсальной юрисдикции над преступлениями, нарушающими нормы jus cogens (на примере пиратства)
Г. А. Королёв, Ю. А. Семенова
С момента окончания Второй мировой войны международно-правовые стандарты, устанавливающие ответственность физических лиц за нарушение международного уголовного права, претерпели изменения: Нюрнбергский и Токийский военные уголовные трибуналы стали явным свидетельством этих изменений. Вскоре после учреждения военных трибуналов подавляющее большинство государств ратифицировало конвенции, криминализирующие военные преступления и геноцид. Генеральная Ассамблея ООН признала, что преступления, которые были предметом рассмотрения в Нюрнбергском трибунале, стали «преступлениями согласно международному праву», а индивиды, которые совершили подобные преступления, «ответственны и подлежат наказанию»1.
Таким образом, в относительно короткое время военные преступления и геноцид были признаны не только в качестве конвенционных преступлений, но и как преступления, запрещенные международным обычным правом.
Королёв Георгий Александрович — аспирант сектора Центра международно-правовых исследований ИГП РАН.
Семенова Юлия Александровна — аспирантка сектора Центра международно-правовых исследований ИГП РАН.
1 См.: Principles of the Nuremberg Charter and Judgment, Formulated by the International
Law Commission, 5 U.N. GAOR, Supp. № 12 //
11—14, P. 99, U.N. Doc. A/1316 (1950).
В 1954 г. Комиссия международного права закончила работу над проектом Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества и в 1996 г. она представила последнюю редакцию проекта данного Кодекса. Ответственность физических лиц за международные преступления является одним из главных принципов этого документа.
С увеличением террористических актов в 60—70-е гг. прошлого века, направленных против государств и граждан, был принят ряд международных конвенций, криминализирующих деяния, подпадающие под признаки терроризма.
В конце XX в. Совет Безопасности ООН учредил международные трибуналы по бывшей Югославии и Руанде в целях наказания лиц, виновных в совершении военных преступлений, преступлений против человечности и геноцида, которые имели место во время вооруженных конфликтов в Югославии и Руанде. Уставы этих трибуналов наряду с Уставом Международного уголовного суда свидетельствуют о важном этапе в кодификации норм международного уголовного права. Лица, которые совершают серьезные нарушения норм международного права, теперь рассматриваются в качестве hostis humanii generis — врагов всего человечества2.
2 См.: Meron T. International Criminalization of Internal Atrocities // American Journal of International Law. 1995. P. 137.
С учетом указанных особенностей развития норм международного уголовного права национальные правоохранительные системы наряду с международными трибуналами стали устанавливать юрисдикцию над преступниками, совершившими международные преступления. Участие государств в осуществлении правосудия наряду с международными трибуналами объясняется тем, что международные судебные учреждения не могут рассмотреть все дела и наказать всех преступников, поскольку количество подозреваемых и обвиняемых в совершении международных преступлений может составлять тысячи. Для примера можно привести Нюрнбергский трибунал, который постановил приговор в отношении всего 19 обвиняемых. Вместе с тем трибуналы СССР, США, Великобритании и Франции, установленные в зонах, на которые была поделена Германия, осудили несколько тысяч нацистов, совершивших международные преступления. Подобная особенность характерна для всех международных судебных учреждений, включая Международный уголовный суд. Кроме того, многие конвенции обязывают стороны криминализировать в национальных законодательствах соответствующие преступления и установить юрисдикцию над ними. В некоторых конвенциях есть положения, согласно которым государство, на территории которого найден преступник, должно применить правило аиЬ dedere аиЬ {^катв — судить либо экстрадиро-вать подозреваемого3.
Согласно формуле aut dedere aut iudicare право выбора принадлежит, главным образом, государству, на территории которого обнаружен предполагаемый правонарушитель, и это государство правомочно самостоятельно начать уголовное преследование указанного лица.
3 См., например, ст. 4, 8 Конвенции о борьбе с незаконным захватом воздушных судов 1970 г. Доступ из СПС «Гарант».
Согласно исследованию, проведенному Ш. Бассиуни, в настоящее время существует 48 конвенций (включающих региональные соглашения), которые содержат формулу aut dedere aut iudicare4. Однако необходимо отметить, что конвенции, закрепляющие указанную формулу, не применяются в отношении преступлений против человечности. Тем не менее обязанность судить либо экстрадировать устанавливается также международным обычным правом. В частности, в соответствии с Декларацией о территориальном убежище от 14 декабря 1967 г., принятой Генеральной Ассамблеей ООН, правом пользоваться убежищем не обладает лицо, в отношении которого есть серьезные подозрения, что оно совершило преступления против человечности (ст. 2 (1)). Согласно Докладу Генерального секретаря ООН от 23 августа 2004 г. «Господство права и правосудие переходного периода в конфликтных и постконфликтных обществах»5 не может предусматриваться амнистия за геноцид, военные преступления, преступления против человечности или грубые нарушения прав человека. В тех случаях, когда ООН получает мандат на осуществление исполнительных или судебных функций, учреждения, действующие под управлением ООН, при отправлении правосудия должны скрупулезно соблюдать международные стандарты в области прав человека. Представляется, что эти условия также должны соблюдаться правоохранительными системами всех государств.
Формула aut dedere aut iudicare имеет широкую сферу применения в международном уголовном праве и тесно связана с концепцией универсальной юрисдикции. Первона-
4 См.: Bassiouni М. С. International Crimes: Digest/Index of International Instruments 1815—1985. Ш. 2. N. Y., 1986.
5UN Doc S/2004/616.
чально не существовало различия между формулой «экстрадировать либо судить» и универсальной юрисдикцией. В частности, средневековые итальянские города-государства установили юрисдикцию в уголовно-правовых вопросах на основе места совершения преступления (locus delicti) и местожительства преступника (его домицилия). В случае если преступление совершало лицо без домицилия (vagabundi), только суды территории, где было совершено преступление, были вправе установить юрисдикцию. Однако в целях устранения возможных коллизий органам власти iudex deprehensionis (места ареста, задержания преступника) предоставлялось право устанавливать юрисдикцию, и это право обосновывалось с помощью концепции «фиктивного домицилия». К началу XX в. многие государства закрепили в своем уголовном законодательстве универсальную юрисдикцию: она устанавливалась над всеми экстради-руемыми преступлениями в случаях, когда экстрадиция подозреваемого была невозможна в силу причин, не связанных с преступлением6.
Впоследствии понимание универсальной юрисдикции модифицировалось: она стала применяться только к серьезным нарушениям норм международного права. Следовательно, обычные преступления независимо от степени тяжести были исключены из сферы ее применения.
По свидетельству Г. Гроция смысл универсальной юрисдикции в подобном модифицированном понимании заключался в следующем: «Нужно также учитывать, что цари и обладатели равных с ними прав имеют право требовать наложения наказания не только за преступные действия против них самих и их подданных, но и за такие, которые не касаются их в частности, но нарушают — в чьем
6См.: Reydams L. Universal Jurisdiction: International and Municipal Legal Perspectives. Oxford, 2003.
угодно лице — право естественное и право народов. Ибо свобода способствовать человеческому общению с помощью наказаний, которая сначала... принадлежала отдельным лицам, составляет верховную власть государств и судебных учреждений, не потому, что они повелевают другими, но потому, что они сами никому не подчинены»7.
В соответствии с современным уровнем развития международного права под универсальной юрисдикцией понимается дополнительное основание юрисдикции, которое означает компетенцию государства преследовать предполагаемых правонарушителей и наказывать их при осуждении независимо от места совершения преступления и безотносительно какой-либо связи посредством персонального принципа или принципа гражданства жертвы либо других оснований юрисдикции, признанных в международном праве8.
По мнению К. Рэндала, «Нарушение обязательств erga omnes и норм jus cogens направлено против всех государств независимо от того, совершено ли преступление представителями государств или индивидами. Несомненно, что национальная юрисдикция над этими преступлениями может выводиться из официальной позиции судей (dictum) в деле «Барселона Трекшен», которая, хотя не без неясности, может свидетельствовать в пользу вида actio popularis, позволяющего любому государству защищать права, присущие всем. Если эта официальная позиция (dictum) поддерживает судебные меры против государств-нарушителей, то логически можно вы-
Троций Г. О праве войны и мира. М., 1956.
С. 480.
8Данное определение было сформулиро-
вано в резолюции Института международ-
ного права в 2005 г. на основе анализа между-
народных договоров, международного обыч-
ного права и судебных решений. См.: http://
www.idi-iil.org/idiE/resolutionsE/2005_ kra_03_en.pdf.
вести судебные меры против нарушителей-индивидов, таким образом, дополняя принцип универсальности. В этом смысле концепции erga omnes и jus cogens могут служить поддержкой универсальной юрисдикции всех государств»9.
Другие авторы, в частности С. Форд10, Л. Садат11, А. Д'Амато12, поддержали гипотезу К. Рэндала, согласно которой концепция jus cogens может также создавать обязанность экстради-ровать либо судить. Таким образом, образуется связь между концепцией универсальной юрисдикции («абсолютной универсальной юрисдикцией») и нормами jus cogens. На современном этапе международных отношений подобный факт может выражать скорее наличие доктрины, отраженной в ряде судебных решений и национальных законодательств, нежели сформировавшийся правовой обычай. Тем не менее исследовать наметившуюся тенденцию представляется необходимым, поскольку сама концепция jus cogens, теперь содержащаяся в международном позитивном праве, взросла на почве доктрины и морали прошлых лет. В частности, концепция jus cogens впервые была применена в Нюрнберге, когда договор между Германией и Францией, позволявший использовать военнопленных в качестве рабочей силы в индустрии нацистской Германии, был объявлен недействительным в силу противоречия основам морали13. Таким образом, изучать возникшие тен-
9Randall Kenneth C. Universal Jurisdiction Under International Law // Texas Law Review. 1988. P. 831.
10 Cm.: Ford C. A. Adjudicating Jus Cogens // WisIntLJ. 1994—1995. P. 160.
11 Cm.: SadatL. N. Exile, Amnesty and International Law // NotreDame Legal Review. 2006. P. 957.
12 Cm.: D'Amato A. It's a Bird, It's a Plane, It's Jus Cogens // Connecticut Journal of International Law (1990—1991). P. 5.
13 Cm.: Sharf M. P. Aut Dedere Aut Iudi-care // Max Planck Encyclopedia of public International Law. Para. 15—16.
денции не менее важно, чем констатировать факт, поскольку прогностическая функция науки является не менее актуальной, чем анализ догмы права или исторический анализ.
В связи с этим представляется целесообразным рассмотреть более подробно правовую природу норм jus cogens. Вопрос о юридической природе норм международного права является сложным, хотя и не для последователей школы естественного права. Например, Г. Гроций писал, что естественное право столь незыблемо, что не может быть изменено даже самим Богом. По мнению представителей естественного права, императивная норма происходит непосредственно из требований социальной и общественной морали. Противоположной точки зрения придерживаются сторонники позитивизма, они отвергают существование неизменных, не зависящих от воли государства норм. В настоящее время сложно найти ученых, придерживающихся столь крайних позиций. Jus cogens — сложное, комплексное явление и в его основе лежат как неправовые факторы (мораль, общественное мнение), так и воля государств. Позитивисты в конце концов пришли к признанию императивных норм; о jus cogens писали Кельзен14, Шварценбергер 15, Бинг Ченг16, Дам17, в основном в связи с принципами международного права. Юридическая природа норм jus cogens зачастую выражается с помощью таких понятий, как «публичный порядок» и «добрые нравы». Интересен взгляд на цели публичного порядка Л. А. Алексидзе18. Он рассматривает введение публичного порядка в качестве противовеса
14 См.: Principles of International Law (1952).
15 См.: International law (1957).
16 См.: General principles of law (1953).
17 См.: Völkerrecht (1957).
18 См.: Алексидзе Л. А. Проблема jus cogens в современном международном праве // Советский ежегодник международного права. М., 1969.
абсолютной воле сторон в сделках частного характера и дает следующее определение: «Публичный порядок — это прежде всего совокупность (пусть меняющихся время от времени) особой группы императивных норм позитивного права, отражающих «основу всего правопорядка», «общие блага», «общие интересы», а затем уже нравственные требования общества...».
Вопрос о возникновении норм jus cogens впервые был поднят Комиссией международного права в 1976 г. и состоит в следующем: подразумевает ли концепция jus cogens новую процедуру нормотворчества в международной правовой системе? Существует несколько концепций формирования норм jus cogens, но ближе к практическим нуждам концепция, сторонники которой считают, что формирование норм jus cogens не отличается от формирования обычных норм общего международного права, т. е. в основе той или иной нормы международного права лежит обычай либо договор. Обычные нормы играют значительную роль в международных отношениях.
В современном международном праве существует два вида обычных норм:
1) нормы традиционные, которые сложились в практике (обычно постоянной и единообразной) как неписаное правило. Это классическое понимание обычной нормы, признаваемое всеми учеными;
2) новый вид обычных норм, которые создаются не длительной практикой, а признанием в качестве правил, содержащихся в том или ином акте. Они сначала формулируются в договорах либо в актах «мягкого» права, чаще всего в резолюциях международных организаций, а в дальнейшем за ними признают статус норм общего международного права.
Преимущество второго вида норм в том, что благодаря своей динамичности они способны не только закреплять сложившуюся практику, но и формировать ее. Наибо-
лее известный пример представляет собой заявление президента США Р. Рейгана. После того как выяснилось, что Сенат США вряд ли даст согласие на ратификацию Конвенции ООН по морскому праву 1982 г., он заявил, что все положения Конвенции, кроме положений о режиме ресурсов морского дна, являются обычными нормами. Так, одним заявлением президента (opinio iuris) большое число положений Конвенции, содержащей немало нового, были восприняты как обычное право и, следовательно, стали обязательными для США без участия Сената.
Конвенция ООН по морскому праву 1982 г. содержит множество императивных положений, когентность которых не оспаривается. К примеру, положение о свободе открытого моря: обычное происхождение этой нормы неоднократно доказано доктриной и практикой. Без него не могло обойтись и международное право прошлого, на протяжении веков оно признавалось и применялось, а в 1958 г. было впервые кодифицировано в Женевской конвенции «Об открытом море». Следовательно, императивные нормы содержатся как в международном обычном праве, так и в международных договорах. В соответствии со ст. 53 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. «императивная норма общего международного права является нормой, которая принимается и признается международным сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер». В этом определении содержатся все существенные признаки нормы jus cogens: общий характер нормы, недопустимость отступления от нее и приоритет общего соглашения по отношению к соглашениям партикулярным.
Принимая во внимание положения, рассмотренные выше, представляется возможным выделить пре-
ступления, которые запрещены нормами jus cogens. К этим преступлениям относятся: 1) пиратство; 2) рабство; 3) агрессия; 4) военные преступления; 5) преступления против человечности; 6) геноцид; 7) апартеид; 8) пытки19. В настоящей статье не представляется возможным рассмотреть подробно все указанные преступления, поэтому целесообразно остановиться на одном из них — пиратстве.
Пиратство как вид противозаконной деятельности известно с незапамятных времен. Слово «пиратство» имеет древнегреческое происхождение «nsipax^g», однокоренное со словом «nsipara» (пробовать, испытывать), и упоминалось в произведениях Гомера, а также «Истории» Фукиди-да. Затем в трудах Цицерона пираты были приравнены к hostis humani generis — врагам всего человечества. Такой «статус» пиратов приводил при их аресте к печальному концу — казни. Во второй речи против Гая Верреса20 Цицерон обвинял его, среди прочего, в укрывательстве главного пирата (архипирата) от казни: «Какое частное лицо, когда бы то ни было могло держать в стенах Рима, у себя в доме, жесточайшего и заклятого врага римского народа, вернее, общего врага всех племен и на-родов?»21. Интересно место в диалоге Цицерона «О государстве», где приводится беседа Александра Маке-
19 См.: Толстых В. Л. Курс международного права. М., 2010. С. 115; Bassiouni M. C. International Crimes: Jus Cogens and Obligatio Ergo Omnes // Law& Contemporary Problems. 1996.
20 Гай Веррес, наместник в провинции Сицилии в 73—71 гг. до н. э., был привлечен общинами Сицилии к суду на основании Кор-нелиева закона о вымогательстве, проведенного Суллой. Обвинение включало хищения, взяточничество, неправый суд, превышение власти, оскорбление религии. В роли обвинителя выступал Цицерон.
21 Цицерон Марк Туллий. О государстве;
О законах; О старости; О дружбе; Об обязан-
ностях; Речи; Письма: сб. М., 1999. С. 532.
донского с пленным пиратом: «... ибо, когда его спросили, какие преступные наклонности побудили его сделать море опасным для плавания, когда он располагал одним миопароном, он ответил: «Те же, какие побудили тебя сделать опасным весь мир»22.
Г. Гроций, основываясь на воззрениях Аристотеля и Цицерона, усовершенствовал концепцию hostis humani generis и ее применение в военное время, что было актуально во времена Гроция. Он рассматривал проблему пиратства в контексте свободы открытого моря, исходя из которой судно, несущее флаг какого-либо государства, могло в открытом море устанавливать юрисдикцию над пиратами. Таким образом, осуществлялись превентивная и охранительная функции государства флага в отношении преступлений в открытом море.
В период XVII — XIX вв. в законодательствах многих прибрежных государств происходило развитие норм, устанавливающих юрисдикцию над пиратами. Как отмечает А. Л. Колодкин, «первоначально преследование пиратства регламентировалось национальным правом. Одним из ранних известных законов, криминализировавших пиратство, был британский Адмиралтейский закон о юрисдикции 1391 г.»23. Несмотря на то что развитие законодательства, криминализировавшего пиратство, зависело от правовых систем конкретных государств и обладало национальной спецификой, результаты этого развития были во многом тождественны. В результате стала складываться норма общего международного права, определяющая право государства флага арестовывать и судить пиратов.
Окончательное формирование обычных норм, устанавливающих универсальную юрисдикцию над пи-
22Цицерон Марк Туллий. Указ. соч. С. 113. 23 Международное право / под ред. В. И. Кузнецова, Б. Р. Тузмухамедова. М., 2007. С. 593.
ратами, произошло в XIX—XX вв24. В 1958 г. была принята Конвенция ООН об открытом море, которая содержит две статьи, посвященные установлению юрисдикции над пиратами. Согласно ст. 18 этой Конвенции «судно или летательный аппарат может сохранять свою национальность, несмотря на то, что они стали пиратским судном или пиратским летательным аппаратом. Сохранение или утрата национальности определяется законом того государства, которым она была предоставлена». В соответствии со ст. 19 названной Конвенции «в открытом море или в любом другом месте, находящемся за пределами юрисдикции какого бы то ни было государства, любое государство может захватить пиратское судно или пиратский летательный аппарат или судно, захваченное посредством пиратских действий и находящееся во власти пиратов, арестовать находящихся на этом судне или летательном аппарате лиц и захватить находящееся на нем имущество. Судебные учреждения того государства, которое совершило этот захват, могут выносить постановления о наложении наказаний и определять, какие меры должны быть приняты в отношении таких судов, летательных аппаратов или имущества, не нарушая прав добросовестных третьих лиц». Таким образом, данная статья непосредственно устанавливает осуществление универсальной юрисдикции над пиратами. Такое же правило устанавливается ст. 105 Конвенции ООН по морскому праву: «В открытом море или в любом другом месте вне юрисдикции какого бы то ни было государства любое государство может захватить пиратское судно или пиратский летательный аппарат либо судно, или летательный аппарат, захваченные посредством пиратских
24 cm.: BassiouniM. C. Universal Jurisdiction for International Crimes: Historical Perspectives and Contemporary Practice // Virginia Journal of International Law Association. Fall 2001. P. 111.
действий и находящиеся во власти пиратов, арестовать находящихся на этом судне или летательном аппарате лиц и захватить находящееся на нем имущество. Судебные учреждения того государства, которое совершило этот захват, могут выносить постановления о наложении наказаний и определять, какие меры должны быть приняты в отношении таких судов, летательных аппаратов или имущества, не нарушая прав добросовестных третьих лиц».
В ст. 15 Конвенции ООН об открытом море и ст. 101 Конвенции ООН по морскому праву содержится определение пиратства, которое имеет важное значение для правоприменения. «Пиратством является любое из перечисленных ниже действий:
a) любой неправомерный акт насилия, задержания или любой грабеж, совершаемый с личными целями экипажем или пассажирами какого-либо частновладельческого судна или частновладельческого летательного аппарата и направленный:
Ц в открытом море против другого судна или летательного аппарата или против лиц или имущества, находящихся на их борту;
п) против какого-либо судна или летательного аппарата, лиц или имущества в месте вне юрисдикции какого бы то ни было государства;
b) любой акт добровольного участия в использовании какого-либо судна или летательного аппарата, совершенный со знанием обстоятельств, в силу которых судно или летательный аппарат является пиратским судном или летательным аппаратом;
c) любое деяние, являющееся подстрекательством или сознательным содействием совершению действия, предусматриваемого в подпункте «а» или «Ь»25.
25 В данном случае приведена цитата ст. 101 Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. Поскольку дефиниция пиратства в тексте обеих конвенций является тождественной, постольку цитирование одной
Вместе с тем дефиниция пиратских действий, закрепленная в тексте указанных конвенций, представляет проблему в части толкования фразы «совершаемый [акт пиратства] с личными целями». Эта проблема особенно ярко проявилась в деле «Акилле Лауро». Согласно фактическим обстоятельствам дела судно «Акилле Лауро», плавающее под итальянским флагом, было захвачено членами Фронта национального освобождения Палестины. Преступники взяли в заложники 427 пассажиров и 80 членов судовой команды, потребовав освободить из израильских тюрем 50 палестинских заключенных. В результате они убили одного из пассажиров судна — гражданина США. 9 октября 1985 г. судно приплыло в Порт-Саид, и преступники сдались египетским властям. 10 октября они были освобождены и вылетели в Тунис египетским самолетом. В воздухе самолет был перехвачен истребителями США и приземлился на аэродром военно-морской базы Сигонелла в Сицилии. В итоге между Италией и США возникли разногласия относительно осуществления юрисдикции над преступниками, которые были разрешены в пользу юрисдикции Италии. Таким образом, возник вопрос относительно квалификации действий преступников, захвативших судно: являлись ли эти действия актом пиратства либо терроризма? В частности, основной акцент при квалификации должен быть сделан на формулировке «совершаемый с личными целями». Что понимать под личными целями: корыстные действия («грабеж в открытом море») или политически мотивированные деяния (например, действия повстанцев против правительственных сил)?
Официальная квалификация этого инцидента со стороны властей США, настаивавших на экстради-
из них отражает другую, за исключением пунктов и нумерации.
ции преступников, была определена как пиратство26.
По мнению А. Л. Колодкина, «сравнивая определения пиратства в УК РФ (ст. 227) и Конвенции об открытом море 1958 г., Конвенции 1982 г., можно сделать вывод о том, что положение о пиратстве в Кодексе, в целом соответствующее Конвенции, все же изложено не совсем точно: в ст. 227 УК РФ не указано место совершения преступления в качестве конструктивного признака пиратства. Международное право считает пиратскими только те действия, которые совершены в «открытом море» либо «в месте вне юрисдикции какого бы то ни было государства»27. Согласно ч. 3 ст. 12 УК РФ иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в Российской Федерации, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности в случаях, предусмотренных международным договором Российской Федерации, если иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в Российской Федерации, не были осуждены в иностранном государстве и привлекаются к уголовной ответственности на территории Российской Федерации. Эта норма рассматривается отечественными авторами в качестве правила, устанавливающего универсальную юрисдикцию28. В частности, по мнению А. В. Наумова, «привлечение... лиц к уголовной ответственности в согласии с универсальным принципом [универсальной юрисдикци-
26 См.: Halberstam M. Terrorism on the High Seas: The Achille Lauro, Piracy and the IMO Convention on Maritime Safety // American Society of International Law. April, 1988. P. 271.
27 Международное право / под ред. В. И. Кузнецова, Б. Р. Тузмухамедова. С. 594.
28 См.: Уголовное право Российской Фе-
дерации. Общая часть: учебник / под ред. А. И. Рарога. М., 2002. С. 48.
ей] происходит с учетом норм определенных международно-правовых договоров, но все-таки путем применения норм УК РФ (квалификация преступления и назначение наказания), что делает необходимым всякий раз устанавливать соотношение тех и других. В этих случаях указанные нормы УК РФ носят бланкетный характер и их содержание наполняется («корректируется») нормами соответствующих международно-правовых договоров»29.
Таким образом, осуществление универсальной юрисдикции правомерно в соответствии с УК РФ (ч. 3 ст. 12, ст. 227) при аресте пиратов в открытом море и это представляется особенно актуальным в связи с антипиратской кампанией у берегов Сомали. Однако, как показывают недавние события, связанные с арестом пиратов (которые вскоре после задержания были оставлены в открытом море), осуществленным российским военным судном, применение норм УК РФ на основе универсальной юрисдикции представляется весьма проблематичным. Эта проблематичность обусловливается, в частности, процессуальными сложностями в реализации материальных норм. Например, согласно ст. 108 УПК РФ заключение под стражу в качестве меры пресечения применяется по судебному решению; при необходимости избрания в качестве меры пресечения заключения под стражу следователь с согласия руководителя следственного органа, а также дознаватель с согласия прокурора возбуждают перед судом соответствующее ходатайство. В соответствии со ст. 151 УПК РФ предварительное следствие по ст. 227 УК РФ осуществляется следователями Следственного комитета при прокуратуре РФ и следователями органов внутренних дел РФ. Существуют и многие другие процессуальные аспекты, ко-
29 Уголовное право России. Общая часть: учебник / под ред. В. Н. Кудрявцева, В. В. Лу-неева, А. В. Наумова. М., 2004. С. 77.
торые должны приниматься во внимание при задержании пиратов. Таким образом, при аресте российским военным кораблем пиратов в открытом море УПК РФ не предоставляет достаточных процессуальных полномочий капитану военного корабля. Кроме того, окончательно не решен вопрос о месте проведения судопроизводства над пиратами, действующими у берегов Сомали: будет ли это соответствующий международный трибунал либо национальные судебные учреждения? Представляется, что здесь возможно несколько вариантов: 1) судопроизводство над пиратами осуществляется специализированным международным трибуналом; 2) суд над пиратами осуществляется в государствах; 3) пираты предстают как перед международным трибуналом, так и перед судебными учреждениями государств. По нашему мнению, основной акцент следует сделать на судопроизводстве в государствах, поскольку судопроизводство только в международном трибунале не достигнет поставленных целей ввиду экономических, организационных и юридических ограничений. Так, Международный уголовный суд создавался, чтобы «нанести безнаказанности решающий удар», но в этом суде в год рассматривается всего два-три дела (примерно столько же дел рассматривается в год в Международном уголовном трибунале по бывшей Югославии) при существующем уровне его финан-сирования30. Уровень финансирования Международного уголовного суда в 2005 г. составил 66 784 200 евро31, что для суда с таким международным значением представляется небольшой суммой. Возможно, такой же уровень финансирования окажется недостаточным для деятельности
30 Cm.: Burke-White W. W. Proactive Complementarity: the International Criminal Court and National Courts in the Rome System of International Justice // Harvard International Law Journal. 2008. P. 54.
31 Cm.: Burke-White W. W. Op. cit. P. 66.
международного трибунала для суда над пиратами, и при этом следует учитывать, что, во-первых, государств, которые учредят трибунал, будет намного меньше, а, во-вторых, бремя финансовой ответственности для учредивших трибунал станет больше, чем в случае с Международным уголовным судом. Кроме того, как определяется в преамбуле Римского статута Международного уголовного суда 1998 г. «Международный уголовный суд, учрежденный на основании настоящего Статута, дополняет национальные органы уголовной юстиции». Следовательно, деятельности национальных судебных учреждений в международном праве предоставляется важная роль. Поэтому наряду с возможным созданием международного трибунала для суда над пиратами необходимо также использовать механизм правоохранительных систем государств, которые в значительной степени смогут содействовать в осуществлении правосудия на основании как универсальной юрисдикции, так и в соответствии с другими видами юрисдикции, признанными в общем международном праве32.
32 См. об этом: Лукашук И. И. Международное право: Общая часть. М., 2005.
Библиографический список
Bassiouni M. C. Universal Jurisdiction for International Crimes: Historical Perspectives
and Contemporary Practice // Virginia Journal of International Law Association. Fall 2001.
Bassiouni M. C. International Crimes: Digest/Index of International Instruments 1815—1985. Vol. 2. N. Y., 1986.
Burke-White W. W. Proactive Complementarity: the International Criminal Court and National Courts in the Rome System of International Justice // Harvard International Law Journal. 2008.
Halberstam M. Terrorism on the High Seas: The Achille Lauro, Piracy and the IMO Convention on Maritime Safety // American Society of International Law. April, 1988.
Meron T. International Criminalization of Internal Atrocities // American Journal of International Law. 1995.
Reydams L. Universal Jurisdiction: International and Municipal Legal Perspectives. Oxford, 2003.
Алексидзе Л. А. Проблема jus cogens в современном международном праве // Советский ежегодник международного права. М., 1969.
Гроций Г. О праве войны и мира. М., 1956.
Международное право / под ред. В. И. Кузнецова, Б. Р. Тузмухамедова. М., 2007.
Лукашук И. И. Международное право: Общая часть. М., 2005.
Толстых В. Л. Курс международного права. М., 2010.
Уголовное право России. Общая часть: учебник / под ред. В. Н. Кудрявцева, В. В. Лу-неева, А. В. Наумова. М., 2004.
Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: учебник / под ред. А. И. Рарога. М., 2002.
