CC BY
123
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2011, № 5 (1), с. 306-312
УДК 81 ’23
УСЛОВИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ МЕТАФОРЫ
© 2011 г. О. С. Зубкова
Курский госуниверситет
olgaz4 @гатЫег.ги
Поступила в редакцию 01.03.2011
Рассматриваются условия возникновения метафоры с позиции лингвосемиотического подхода. Особое место отводится описанию операций метафоризации, поскольку каждая из них, на взгляд автора, по-разному концептуализируется, что влияет на дальнейшее формирование и функционирование метафоры.
Ключевые слова: метафора, операции метафоризации, профессиональная метафора.
В соответствии с предлагаемым нами лингвосемиотическим подходом метафора постулируется как результат процессов метафоризации, объективирующихся в языковом поле. Следовательно, рассмотрение условий возникновения исследуемого феномена невозможно без учета её когнитивной специфики с последующим уточнением языковых дискрипций. Прежде всего, заметим, что метафоризация в нашем понимании есть динамично развивающийся конструктивный когнитивный процесс, являющийся частью языкового/речевого механизма человека. Мы рассматриваем метафори-зацию как концептуализацию, манифестирующуюся как в системе знаков, так и в языковой системе. В качестве когнитивной операции ме-тафоризация базируется на перцепции и продуктах когнитивной операции перцепции. Концептуализировать перцептивный опыт - значит придавать ему определенный смысл. Смысл опыта, как, впрочем, и смысл метафоры, определяется конфигурацией когнитивной сети, активизируемой, с одной стороны, самим опытом, а с другой - говорящим (на уровне событийных структур).
При этом операциями метафоризации, в нашем понимании, являются аналогизация, подобие и сходство. Результатом этих операций является воспринимаемое сходство, концептуализированное на когнитивном уровне между объектом и когнитивно-перцептивно-аффективным опытом (или составляющими опыта) индивида. «Концептуализация опыта может иметь пролонгированный характер при наличии таких «препятствий», как новизна, её уровень комплексности и сложности, авторский стиль подачи материала» [1, с. 45]. Этот тезис весьма важен при изучении процессов метафоризации, поскольку исследуемый феномен всегда имеет оттенок
новизны, неизменно связан с авторским стилем подачи материала и представляет собой необычное сочетание уже имеющегося опыта с абсолютно новым ощущением. В последнем случае метафоризация осуществляется на событийной структуре опыта, «ставящего» проблему, а память предоставляет модели сравнения, сохраненные согласно ранее прожитым ощущениям. Процесс объединения опыта, нуждающегося в концептуализации и уже концептуализированного возможен, если существует подобие между событийными структурами обоих видов опыта. Это и осуществляется в процессе мета-форизации. Иными словами, метафоризация возникает при объединении двух подобных или имеющих высокую степень подобия событийных структур, представляющих два вида перцептивного опыта индивида.
Однако метафоризация возможна не только в речевом акте, но и в семиотическом поле, когда метафора не адресована слушающему. В этом случае её целью является понимание и ассимиляция концептуализированного предмета из одних перцептивных доменов в другие, более приемлемые для конкретного индивида и устраняющие трудности идентификации. Последний случай является подготовительным этапом перед высказыванием, поскольку метафориза-ция «формулирует» рему и «формирует» её для последующего изложения. Именно этап предшествует семиотизации в конкретной системе языковых знаков и является, следовательно, чисто концептуальным. Таким образом, мета-форизация включает два вида перцептивного опыта, взаимодействующие друг с другом: концептуализированный объект/предмет и семио-тизацию этого объекта в определенной знаковой системе. Нам представляется, что в этом случае метафоризация позволяет концептуали-
зировать наблюдаемый объект/явление, основываясь на операциях аналогизации, подобия или сходства при неизменном учете границ лексической компетенции индивида, трудности в выражении неологизмов для иллюстрации и номинации новых открытий и новых идей, а также потребности уточнять некоторые существующие термины. При этом для нас принципиально различение вышеуказанных операций в процессе метафоризации, поскольку каждая из них, как нам представляется, по-разному концептуализируется, что не может не отразиться на дальнейшей роли метафоризации в конституции и функционировании всей концептуальной системы индивида.
Хотя в специальной научной литературе существует большое количество различных точек зрения на феномен метафоризации, считаем необходимым детализировать нашу позицию и сделать некоторые терминологические уточнения, касающиеся интерпретации механизма ме-тафоризации, отличной от традиционных.
Прежде всего, отметим, что, несмотря на изобилие позиций и взглядов, однозначного понимания метафоризации и природы метафоры пока не существует. Так, Фуклен, отмечая значимость подобия для риторики, подчеркивал, что «размышление подобия услаждает разум» [2, с. 372]. Р.О. Якобсон обращает внимание на природу возникновения метафоры, подчеркивая, что метафора образуется естественным образом в результате естественной тенденции человеческой мысли к подобию, выражающейся в сходстве значений, соединяющих символы метаязыка с символами языка, к которому она относится. Это способствует использованию метаязыка для более точного представления и описания тропов, в особенности когда речь идет о метафоре. Подобие определяет когнитивное «наполнение» метафоры (восприятие и концептуализацию), а сама метафора - есть более точное выражение идеи на языковом уровне, включающем семиотизацию и лексическое изложение [3, с. 61-67]. Семиотическую значимость подобия отмечает и Ф. Афферган, подчеркивающий, что в семиозисе семиотические отношения между выражением и смыслом конструируют смысл и объективируются посредством подобия, а следовательно, и метафоры, как только задумываешься о кодовом статусе выражения в иных, отличных от лингвистических категориях [4, с. 38]. М. Фуко выделяет четыре формы подобия между объектами и знаками, воплощающиеся в метафоре: «соперничество» (aemulatio), «конвенциональность» (con-venientia), «аналогия» и «симпатия» [5, с. 66-73]. Таким образом, авторами выделяется связь ме-
жду подобием и естественными механизмами образования языка и его знаков. При этом отметим очевидность трактовки естественного мира как семиотически консолидированного объекта: наличие естественных знаков и факты признания существования семиотических отношений между ними доказывают эту мысль (см. напр. [7, 8]).
Однако, по нашему мнению, концептуальная значимость подобия в рамках метафоризации не исчерпывается лишь «копированием» элементов естественного мира, а представляет собой более сложную систему функциональных отношений. Нам представляется, что подобие связано не только и не столько с трактовкой естественных механизмов образования языка как основы метафоры, сколько с его значимостью при трансформации знаков из естественного семиозиса в искусственный (см. подробнее [9]). Подобие обеспечивает вариабельность интерпретаций семиотических отношений за счет неограниченного количества объектов естественного мира, что позволяет нам определять их доступность для интроспекции и речевого отсчета в виде метафоры. Эта вариабельность в языковом поле выражается в виде полисемантизма, ограниченного рамками определенной культуры, «ограждающим» метафоризацию от стихийности смыслообразования.
Понятие сходства, восходящее еще к Аристотелю, является, по нашему мнению, одним из базовых при объяснении механизма метафо-ризации. Однако сравнительная концепция метафоры, достаточно распространенная среди риторов, рассматривает сходство в несколько ином аспекте. Так, например, Г. Суами рассматривает метафору исключительно как выразительное сравнение, основанное на сходстве и представляет собой «сокращенное сравнение» [10, с. 31]. Необходимость рассмотрения метафоры как сравнения, но основанного на аналогии, со ссылкой на А. Барона, постулирует Л. Эбер [11, с. 103]. M. ле Герн выдвинул идею о том, что «сравнительная концепция метафоры основывается на сходстве Квинтилиана, что делает её более лаконичной, чем подобие» [12, с. 54]. Тезис о ментальной природе сходства развивается и в концепции А. Коклен [13, с. 110]. Мы разделяем позицию этого автора в той её части, что установление сходства есть операция разума и в определенном смысле акт понимания. Однако, по нашему мнению, ощущать сходство можно благодаря метафоризации, а объективировать его в речи - значит говорить и понимать метафоры. Вместе с тем метафора не может сводиться лишь к сравнению, основанному на сходстве. Сравнения, представляющие
метафоры в перефразированной форме, сохраняют большую зависимость от внешнего контекста. Чтобы быть понятыми, они нуждаются в определенном контексте, и всякий раз в различном, поскольку любое добавление формы дополняет смысл. На уровне изложения, вспомогательное слово инициирует поиск причин употребления метафорического выражения. Это позволяет рассматривать сравнения скорее как альтернативную формулировку метафоры, чем точное её перефразирование. При этом сравнение, основанное на сходстве, может иногда функционировать как перефразирование метафоры, но оно лишь имитирует метафору как структуру выражения (на лингвистическом уровне) и переформулирует концептуальное содержание метафоры. Таким образом, сравнение и метафора, основанные на сходстве, являются двумя независимыми средствами выражения содержания: концептуализированные на основе сходства, но различные по форме изложения и контекстуальным взаимоотношениям.
Между тем концептуальная операция сходства в процессе метафоризации, по нашему мнению, имеет более аналитический характер, чем подобие. В то время как последнее передает общее впечатление, сходство детализирует его и объясняет. При этом сходство детализирует не второстепенные, не излишние характеристики объекта, но выражает результаты сравнения опытов на основе установленного подобия. Например, когда человек говорит о подобии, он конкретизирует то, что видит; когда речь идет о сходстве - выделяет некоторые характеристики, по которым последнее устанавливается. Это можно проиллюстрировать следующими примерами профессиональных метафор-терминов, функционирующих в медицинском дискурсе: «Кисть акушера (франц. main d'accoucheur) -деформация кисти, при которой пальцы приведены и несколько согнуты, что напоминает положение пальцев акушера при введении кисти в родовые пути; обусловлена спастическим сокращением мелких мышц при тетании» [14, с. 37]
- основана на подобии; «Аутоантитела-свидетели - аутоантитела, не повреждающие ткань, но указывающие на наличие в ней изменений антигенной структуры» [15, с. 106] -основана на сходстве.
Основываясь на аристотелевской дефиниции, метафору стали рассматривать в качестве логической формы конструирования реальности. «Концепция Аристотеля действительно основывается на идее, что все выражения, отражающие результаты сходства, вытекают из той же операции логической мысли, которую он называет метафора» [16, с. 188]. По мысли
М. ле Герна, «аналогия позволяет говорить о том, что смыслы не могут выразить напрямую и что воображение не может представить; аналогия представляет это в форме, которая постижима для смысла и воображения: она подкрепляет идеи, поставив воображение на службу интеллекту, помещая в пределы досягаемости воображения то, что было в пределах досягаемости только лишь разума» [12, с. 45]. Таким образом, достаточно очевиден логический характер аналогии, «мотивирующей» метафори-зацию к точности форм изложения. В нашем понимании аналогизация - это концептуальная операция констатации и концептуализации сходства или аналогий между опытом (событийный аспект) или составляющими событийных ситуаций. На лингвистическом уровне эта концептуальная операция манифестируется несколькими стилистическими фигурами, такими как метафора, аллегория и другими, основанными на установлении аналогии или перцеп-тивно-концептуаль-ного сходства. Аналогиза-ция основывается на концептуализации аналогий, используемых в дальнейшем в метафори-зации как операции формирования метафоры в системе знаков. Как процесс активного конструирования, метафоризация активирует уже имеющееся знание о мире, сопоставляя «готовые» значения при расшифровывании культурного кода и вызываемые ими ассоциативные представления на базе аналогии, а также кажущиеся несовместимыми на первый взгляд вне-языковые сущности.
Это позволяет нам сделать теоретическое допущение о том, что метафора представляет собой продукт аналогизации, выражающий на языковом уровне концептуальную операцию метафоризации в виде фигуры речи. Однако следует заметить, что метафора по-разному манифестируется в языковом поле: метафора как семантическая структура, характеризующаяся неизбежным «концептуальным конфликтом» (термин М. Пранди) как таковым (1), и метафора как высказывание, используемое в конкретном профессиональном контексте, вне пределов которого метафорический смысл нивелируется (2). Например: 1). «Боткина шум кузнецы (С.П. Боткин) - аускультативный феномен» [18, с. 157]; 2). Blue pipe (голубая трубка) - вена, Grapes (виноград) - геморроидальные узлы, Red pipe (красная трубка) - артерия. Это различие, хотя и носит вероятностный характер, но, по нашему мнению, отражает результаты операции аналогизации, поскольку в первом случае последняя является основой формирования смысла метафоры в процессе метафоризации, обнаруживая «концептуальный конфликт», а во вто-
ром - игнорируя данную концептуальную операцию, строит семантическую структуру, выраженную метафорой или метафорическим выражением. Мы проводим различия между этими результатами аналогизации, поскольку, как нам видится, в речевом акте они весьма очевидны. Так, обнаруживая «концептуальный конфликт», аналогия иллюстрирует ономасиологическую сущность природы метафоры при построении определенной семантической структуры, выраженной метафорой, - обнаруживается её семасиологический ракурс, что позволяет констатировать амбивалентность природы метафоры. Таким образом, аналогизация является когнитивной операцией, функционирующей в рамках метафоризации, позволяющей идентифицировать специфику метафоризируемого объекта и закрепить её в сознании индивида с помощью метафоры. В отличие от подобия и сходства, аналогизация позволяет концептуализировать аналогию на уровне двух видов опыта и выражать перцептивность восприятия. Следовательно, формирование метафоры осуществляется на основании одной из трех операций метафориза-ции: подобия, сходства или аналогизации. При этом подобие или сходство являются операциями более низких уровней абстракции, чем ана-логизация. Последняя подразумевает взаимодействие и трансфер на уровне знаков в событийной структуре опыта индивида, в то время как сходство или подобие - на уровне семантической конфигурации.
В речевом акте метафоризация объединяет перцептивный опыт, лингвистические представления и семическую рамку высказывания. Понимая смысл услышанной метафоры, адресат «понимает» в первую очередь впечатление, полученное от означаемого и затем, концептуализируя последнее, реагирует на него. В языковом поле осуществляется корреляция когнитивных и языковых представлений, «того, о чем говорят» и «того, как говорят». Эти уровни взаимодополняемы, однако их взаимодополняемость очевидна только в рамках семантики, «открытой» для когнитивного и коммуникативного актов. Метафоризация создает точную концептуальную рамку, где ментальные репрезентации активизируются ранее следов прошлого опыта индивида, с которым сравнивается новый опыт в процессе концептуализации. В рамках мета-форизации обеспечивается взаимодействие двух видов опыта, приобретающих некую семантическую конфигурацию и разворачивающихся во внешнем контексте.
Таким образом, метафоризация представляет когнитивный процесс, включающий операции, основанные на восприятии и концептуализации
аналогизации, подобия или сходства между двумя видами опыта и лингвистической операцией передачи знака из семиотической области присущего ему употребления в область метафорического применения. Метафоризация позволяет нивелировать референциальную расплывчатость формирующейся метафоры путем реализации механизма глубинной предикации, «узаконивающим случайные связи» между двумя сущностями. В основе функционирования метафоризации находится эвристическое допущение о некотором сходстве, подобии или аналогии двух или более различных семиотических областей и объектов/явлений окружающего мира. Наращивание семиотического потенциала метафоры происходит за счет активного использования аналитических возможностей метафоризации. В процессе метафори-зации осуществляется трансформация вариабельных семиотических коннотаций и естественные знаки становятся знаками культурными.
Разумеется, для понимания и описания природы метафоры недостаточно представить когнитивный характер метафоризации. По нашему мнению, необходимо рассмотрение методологических презумпций с конкретизацией условий возникновения метафоры не только в ментальном пространстве, но и в языковом поле.
Подчеркнем, что с позиции лингвистической науки исследуемый феномен рассматривается, прежде всего, как языковая функциональносемантическая категория, включающая совокупность способов выражения сходства, сравнения или аналогии средствами языка. Однако согласно развиваемому в данной работе лингвосемиотическому подходу метафора представляется как лингвистическая структура, объективирующая когнитивные данные в языковой деятельности индивида. Рассмотрим условия возникновения метафоры на примере профессиональной метафоры-термина, являющейся, по нашему мнению, показательным феноменом при проведении теоретических штудий.
Прежде всего, заметим, что в лингвистическом поле прослеживается устойчивая корреляция между категориями опыта индивида и закономерностями организации языкового континуума (см., например, [17]). Создание метафор и метафорических конструкций позволяет выстраивать разветвленные когнитивные связи, обладающие мощным эвристическим потенциалом. Владеющий ими индивид становится реальным субъектом не только творческой, но и профессиональной деятельности, фактически создающим метафору в условиях необходимости номинации конкретного феномена и описания или уточнения его новых свойств. Напри-
мер: (фр.) «P.P.H. - «(ne) passera pas l’hiver» -«не проведет зиму», (употребляется для номинации пациентов с постоянными субъективными жалобами); (англ.) «Status Hispanicus» -«Статус испаникус» (употребляется для номинации чрезмерно возбужденного испаноговорящего пациента с постоянными жалобами на ущемление его личных прав, не конкретизирующего связанную с состоянием здоровья информацию).
Заметим, что, осознавая в полной мере смысл метафор и метафорических выражений, превратившихся в профессиональные метафоры-термины в устной и письменной речи, индивид не пытается осмыслить их буквально, а через собственную интерпретативную активность, посредством своего профессионально-опытного толкования, приходит к построению новых смыслов и дальнейшей онтологизации последних в языковом поле. Например: «Фигура омеги
- контур складок кожи верхней части лица, напоминающий греческую букву Q (омега); наблюдается при депрессии и обусловлен сокращением мышц, сдвигающих брови, с образованием продольной складки кожи, над которой расположены поперечные складки» [18, с. 231].
В результате анализа полученных нами эмпирических данных, обнаружилось, что манифестации медицинской метафоры (как и любой профессиональной) в языковом поле предшествует «конструирование» по принципу усиления какого-то одного признака профессионального феномена и «игнорирования» иных. Это позволяет утверждать, что при соединении несоединимого в рамках метафоры интеллектуальный акцент ставится скорее на части, чем на ограниченности целого. Например: «Феномен обкрадывания внутримозговой - 1) (син. феномен Робина Гуда) - отток крови в бассейн закупоренного мозгового сосуда из бассейнов соседних сосудов, ведущий к недостаточности кровоснабжения в зоне последних; 2) углубление ишемии в бассейне закупоренного мозгового сосуда в результате оттока крови в соседние участки при воздействии сосудорасширяющими средствами» [18, с. 227].
Однако возможны и иные варианты возникновения метафоры. Речь идет о возникновении этого языкового средства на основе базового элемента как центрального для нового метафорического образа, при этом индивид номинирует новыми признаками «подходящие» к нему феномены. Таким образом, один из элементов метафорического образа становится структуропорождающим, и вокруг него выстраивается новая целостность, в том числе и профессиональная. Так, например, отечественными вра-
чами-психиатрами используется термин феномен умолкания, означающий «внезапное полное или частичное спонтанное исчезновение симптомов психоза» [18, с. 227].
По мнению В.Г. Гака, наименования, возникающие в результате метафорического переноса, есть порождение развития системы языка, основанного на действии закона асимметричного дуализма языкового знака. Метафорический перенос понятий является универсалией синхронической и диахронической семантики [19]. В.Н. Телия определяет метафору как наиболее мощное средство формирования новых концептов, то есть отражения в языковой форме нового знания о мире - эмпирического, теоретического или же художественного освоения действительности [17]. Например: «.модель «пудинга с изюмом» (предложил Томсон, когда у него сложилось представление об электроне). Согласно этой модели, отрицательные электроны, образуя правильность конфигурации, плавают в эфирной среде, заряженной положительно» [20, с. 179]. В качестве номинативной основы метафоры рассматривается коннотатив-ная или дескриптивная лексика, номинативные значения которой претерпевают определенную десемантизацию. При этом целостность метафоры в языковом поле выражается целостностью номинации, воспроизводимой в виде речевой единицы. Согласно коннотативной концепции метафоры, предложенной В.Г. Гаком, основой метафорического семиозиса (формирования знака на основе переноса по сходству или подобию) является ассоциативное поле слова, «прирастающее» коннотациями (импликациями), обладающими статусом «потенциальных сем» [19]. Последние, «словно силовое поле», создают окружение семемы и на основе коннотатив-ных импликаций осуществляется объединение основного и метафорического значений. Например: «возбужденный электрон» [20, с. 186].
В.П. Москвин, основываясь на теории фреймов М. Минского, полагает, что большинство метафор производится на основе дескриптивной, в частности, предметной лексики [21, с. 84]. Как отмечает В.П. Москвин, «метафорическая номинация может осуществляться за счет внутренних резервов семантической микросистемы <...> и путем использования средств другой семантической микросистемы или поля» [21, с. 120-121]. Например: «Микробный пейзаж (син.: микрофлора, бактериологический пейзаж, флора микробная) - 1) сложившаяся в процессе эволюции устойчивая совокупность различных видов микроорганизмов, характерная для данного вида животного или растения, для определения экологической ниши; 2) сово-
купность видов микроорганизмов, обнаруженных на поверхности или в глубине некоторого объекта окружающей среды, в полости тела, в ране и др.» [14, с. 178].
Вместе с тем подчеркнем, что немало сторонников имеет позиция, согласно которой метафорические номинации, как, впрочем, и сама метафора, возможны благодаря классической дихотомии слова и несвойственного ему контекста употребления. В данном случае доминирующее значение получает контекстуальная дифференциация конкретной лексемы, при которой метафора служит «отторжению» слова (термин Н. Гудмена) (фигуры речи) от буквального использования, перемещая его в новую предметную область. Создавать метафору -значит использовать «анормальное» выражение (термин Ф. де Соссюра) в противоположность «собственному», являющемуся представителем нормы. Исходя из изложенного выше, можем констатировать наличие «несвойственного» контекстуального применения лексемы как одного из условий возникновения профессиональной метафоры. Например: «В сильных взаимодействиях выполняются законы сохранения четности изотопического спина, странности «очарования» - специфических свойств элементарных частиц» [22, с. 189].
Достаточно распространен вариант создания метафоры не на основе значимости отдельных признаков конкретного феномена или профессиональной ситуации, но на креативной основе, представляя новые смыслы и стороны в уже существующих реалиях и тем самым легитимизируя смысловые обоснования этого языкового явления. Так, например, в рамках теории конфликта, предложенной М. Бирдсли, постулирующей логическое противопоставление основного и вспомогательного субъекта метафоры, считается, что «принадлежность к метафоре определяется наличием двух составляющих: семантического различия между двумя уровнями значения и логической оппозиции на одном из уровней» [23, с. 208]. Первичный смысл «вытесняется» различными способами, например, названием чего-то очевидно неправдоподобного, что провоцирует поиск второго уровня смысла. В этом случае осуществляется своего рода «подстраивание» заданных в своей реальности элементов под метафорический образ и «нивелирование» признаков конкретного феномена. Например: «slasher» (измельчитель) -хирург; «Пассивные счета - счета бухгалтерского учета, отражающие первоначальное состояние и изменение источников хозяйственных средств» [24, с. 291].
Таким образом, можно выделить следующие условия возникновения метафоры в языковом поле:
- cемантическое преобразование исходной языковой единицы с модификацией значения в сторону образности путем полного или частичного отвлечения от лексического значения исходной лексемы. Это обусловливает «потерю» прямого значения соответствовавшей ему языковой единицы и предоставляет возможность непосредственного применения данной лексемы в логически «противоречивом» контексте. В подобных метафорах объективируется зависимость коннотативных признаков от дискурсивной среды, манифестируя способность исследуемого феномена появляться в конкретном контексте, функционировать в нем и распадаться вместе с последним;
- необходимость обозначения с помощью уже известных языковых единиц нового понятия, чтобы сделать его более доступным для речевой интеракции. Чтобы подобная метафора «работала», адресат должен осознавать расширение значения и обращаться к старому и новому значениям одновременно;
- стремление более точно выразить экспрессивно-стилистические намерения индивида. В этом случае целью метафоры в языковом поле является формирование образа, а номинативной основой метафоры - коннотативная или дескриптивная лексика;
- нарушение правил формально-логического мышления и появление метафоры как продукта озарения (инсайта), объективирующей результат четких логических процедур и многоступенчатых когнитивных операций. В данном случае, метафора представляет собой результат квалифицирующей деятельности сознания, проявляющийся в языковом поле.
Список литературы
1. Ducrot O. Les mots du discours. Paris, Paris: Minuit, 1980. 241 p.
2. Fouquelin. La Rhetorique franfaise // Traites de poetique et de rhetorique de la Renaissance, edition etablie par Francis Goyet. Paris, Le livre de Poche, Classique, n°6720, 1990. 512 p.
3. Jakobson R. Essais de Linguistique generale. Paris: Seuille, 1963. 175 p.
4. Affergan F. Textualisation et metaphorisation // Communications, 1994, Vol. 58, № 1. Р. 31-44.
5. Foucault M. Raymond Roussel. Paris, Seuil, 1963. 211 p.
6. Greimas A. J. Du sens, etudes semiotiques. Paris, Seuil, 1970. 318 p.
7. Barthes R. Essais critiques. Paris, Seuil, 1991. OCR & Spellcheck: SK, Aerius, 2004. 276 p.
8. Eliade M. Le mythe de l'eternel retour -Archetypes et repetition. Folio Essais, editions Gallimard, 2001. 182 p.
9. Зубкова О.С. Метафора как часть естественного семиозиса // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2010. № 4. С. 326-331.
10. Suhamy H. Les figures de style. Que sais-je? Paris, PUF, 1981. 450 p.
11. Hebert L. Introduction a la semantique des textes. Paris, Honore Champion, 2001. 232 p.
12. Le Guern M. Semantique de la metaphore et de la metonymie. Paris, 1973. 240 p.
13. Cauquelin А. Aristote. Le langage. Paris, PUF, 1990. 250 р.
14. Энциклопедический словарь медицинских терминов: В 3 т. / Гл. ред. Б.В. Петровский. М.: Советская энциклопедия, Т. 2. Кабана болезнь - Пяточный бугор. 1983. 448 с.
15. Энциклопедический словарь медицинских терминов: В 3 т. / Гл. ред. Б.В. Петровский. М.: Советская энциклопедия, Т.1. А - Йореса способ. 1982. 464 с.
16. Prandi M. Grammaire philosophique des tropes. Paris, Les editions de Minuit, 1992. 278 p.
17. Телия В.Н. Метафора в языке и тексте. М.: Наука, 1998. 176 с.
18. Энциклопедический словарь медицинских терминов: В 3 т. / Гл. ред. Б.В. Петровский. М.: Советская энциклопедия, Т. 3. Рабдитозы - Ящур. 1984. 512 с.
19. Гак В.Г. Теоретическая грамматика французского языка. М.: Добросвет, 2000. 832 с.
20. Акимов О.Е. Конструктивная математика. М.: Изд. Акимова, 2005. 294 с.
21. Москвин В.П. Русская метафора: Очерк семиотической теории. Изд. 3-е. М.: Изд-во ЛКИ, 2007. 184 с.
22. Философские проблемы естествознания / Под ред. С.Т. Мелюхина. М..: Высшая школа, 1985. 400 с.
23. Бирдсли М. Метафорическое сплетение // Теория метафоры: Сб. М.: Прогресс, 1990. С. 201-218.
24. Энциклопедия судебной экспертизы / Под ред. Т.В. Аверьяновой, Е.Р. Россинской. М.: Юристъ, 1999. 552 с.
CONDITIONS FOR THE CREATION OF METAPHOR O.S. Zubkova
The article outlines the context of metaphor from the perspective of linguosemiotic approach. The main emphasis is given to the description of operations of metaphorisation since each of them, from the author’s standpoint, is conceptualised in different ways, which affects further formation and functioning of the metaphor.
Keywords: metaphor, operations of metaphorisation, professional metaphor.
