ДЖУСОЙТЫ Н.Г. УРОК СУДЬБЫ ПОЭТА 37
Урок судьбы поэта
Н.Г. Джусойты
О Коста Хетагурове - своем великом предке - современные осетинские писатели думали всегда, во все годы своей сознательной жизни. Его образ и его искусство неразлучно с их обыденным и художественным сознанием. Но особенно интенсивно они размышляли в памятные сроки, связанные с жизнью и творчеством поэта. Думаю, что и нынешняя юбилейная дата - такое же время размышлений о поэте и его наследии, а еще о смысле собственного труда в искусстве родного слова, где Коста - недосягаемая вершина и вечно творящее начало.
Мне кажется, что ныне время уже и «собирать» эти размышления, а точнее - время осознать важнейшие черты судьбы и искусства Коста Хетагурова как те звездные ориентиры, по которым можно и должно нам направлять течение своих устремлений и трудов в искусстве слова. Осмыслить их как уроки для всех поколений работников осетинской художественной культуры и на все времена.
Время «собирать» наши размышления, думаю, потому, что осетинские писатели моего поколения имели в молодые годы неосторожность выступить с публичной претензией и на новое понимание искусства поэта и на новаторские искания в родной литературе. С той поры прошло уже более четверти века, и время выяснить, в какие реальные явления воплотились эти претензии.
Время «собирать» еще и потому, что мы все уже старше Коста Хетагурова. Это смущает, но это факт. С той поры, как вышел в свет первый коллективный сборник молодых поэтов моего поколения, солнце над нами всходило столько раз, сколько оно сияло Коста Хетагурову со дня его рождения и до смертного часа. Это - большой срок, суровый возраст, время спрашивать с себя строго и объективно. С этой вершины лет яснее видятся как черты величия предшественников, так и призрачность многих наших молодых претензий и упований.
И все чаще приходит грустное признание -своих предшественников мы судим куда строже, чем самих себя. И виной тому прежде всего наше неведение. Ведь даже тех, кого почитаем безоговорочно, знаем, по существу, поверхностно, полагаясь более на проницательность своей интуиции, нежели на реальные знания, накопленные за долгие годы пристального внимания к их судьбе и искусству. Такое запоздалое прозрение вряд ли может ублажить наше честолюбие, но, возможно, умерит наше хмельное литературное тщеславие.
Впрочем, нашему суесловному суду не подвержен, даже в литературном кругу, Коста Хе-
тагуров. С ним у осетинского народа и осетинских литераторов особые отношения. И они обязывают каждого благоговейно чтить поэта всегда и всюду, в будни и в дни торжественные, в дошкольном возрасте и в преклонные годы.
Вся суть в том, что образ Коста еще при жизни поэта стал обрастать легендами, его реально-историческое величие народ помножил на легендарную исключительность. И с той поры образ Коста является для осетин эталоном величия человеческой личности и поэтического достоинства. Эталоном, по которому они сверяют значение реальных заслуг и основательность субъективных претензий каждого деятеля национальной художественной культуры.
Такое молитвенное отношение при всей своей привлекательности имеет один существенный изъян: оно внушает искреннее почтение, но отбивает охоту к реальному познанию, учит молиться, но не понимать, заставляет восторгаться художественным явлением, но не анализировать его. А это опасно для литераторов, особенно в молодые годы. Ведь такое отношение приучает их к покорству стереотипным представлениям и нормативной тенденции в художественной традиции. Это подавляет желание самому изучить и постичь трудные судьбы и сложные структуры в искусстве. Ведь почитание в такой форме требует всего лишь красноречия, которое легко усваивается и легко усыпляет человеческую мысль, его волю к поиску истины.
В молодые годы мы все охотно посвящали поэту восторженные вирши. И в ту пору казалось нам, что этого вполне достаточно, чтобы по праву считать себя не только потомками, но и продолжателями его идейно-художественных традиций. Нас нисколько не смущало, что все мы были страшно далеки от серьезного понимания и глубинного знания его искусства, его идей и человеческого величия. Лишь долгие годы размышлений немного приблизили нас к верному пониманию судьбы и искусства поэта.
И в искусстве, и в человеческой судьбе Коста Хетагурова все просто, ясно и доступно. Но в
38 150 ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ КОСТА ЛЕВАНОВИЧА ХЕТАГУРОВА
то же время столь цельно и неразъемно, что невольно приходишь в отчаяние, когда пытаешься анализировать, чтобы проникнуть в глубинные слои его художественней мысли. Простота, ясность и доступность искусства поэта - качества очевидные и бесспорные, но в поэзии Коста они доведены до такого совершенства, что практически оказываются недоступны даже самым талантливым из его потомков. Больше того, в совокупности они дают особый поэтический сплав, обладающий свойством скрывать своим очарованием глубинное течение мысли и чувства. И само это очарование просто и понятно, но о нем можно бы сказать словами Тютчева:
Понятным сердцу языком
Твердит о непонятной муке...
Пробиться сквозь сияющее очарование к «непонятной муке» поэта значило бы выйти на прямое общение с тайной его искусства, с тайной, которую познать еще можно, усвоить нельзя - она единственна и неповторима, как сама личность большого поэта. Поэтому мне хочется поразмышлять не о тайне искусства Коста Хетагурова, а скорее о тайне его личности.
Сама судьба поэта чрезвычайно поучительна, в ней многое может служить нравственным ориентиром и опорой для наследника в утверждении справедливости и красоты в человеческом общежитии.
Не только искусство, но и личность поэта отличается исключительной цельностью. Между словом и деянием нет ни малейшего зазора. Щепетильный в вопросах чести, он был нетерпим к фальши и неискренности не только в поэтическом слове и общественном деянии, но и в личном общении и бытовом поведении. Правда, он умел прощать дорогим его сердцу людям («Любовь -это акт всепрощенья»), но не себе самому. Мысль о всепрощении в его миропонимании связана с его необычайно высоким представлением о достоинстве человеческой личности. И чем выше было это представление, тем непреклонней становился он в защите прав и свободы человека. К любой форме несправедливости поэт был болезненно чуток. И больше всего ненавидел привилегии в человеческом общежитии, не только в родном крае, но и на всей земле, ибо любая привилегия ущемляет чьи-то права и свободу, унижает чье-то человеческое достоинство.
Человек с необычно развитым чувством справедливости, ненавидевший любые формы привилегий (сословно-классовые, национальные, государственные, расовые и т.д.), не мог конечно, иметь благополучную судьбу. Он был из тех редкостных людей, чья нравственнопсихологическая суть сама по себе предопреде-
ляет их трудную, порой трагическую, судьбу, драматические ситуации в ней.
Если попытаться определить ведущую черту его поэтического характера и человеческой сути, то, пожалуй, будет верно назвать ее непокорством. Не строптивость и своеволие честолюбивого гордеца, а осознанное непокорство преданию, стереотипу, устоявшемуся нормативу человека с революционно-демократическими убеждениями. Все, что хоть в какой-то мере не соответствовало гуманистическим идеалам конца XIX века, не принималось поэтом даже в том случае, когда оно было освящено авторитетом народа (отдельные памятники народного творчества, некоторые народные обычаи, ряд положений народной мудрости и т.д.).
Это непокорство преданию в условиях российской действительности последней трети XIX века выливалось в активное противостояние общественному злу и несправедливости, бесправию и беззаконию. «Я грудью грудь насилия встречаю / И смело всем о правде говорю!» -заявлял поэт.
И такое противостояние навлекало на него свирепые гонения, граничившие с физической расправой. И все же ничто не претило его чувству справедливости, человеческого достоинства и чести, как смирение перед силой господствовавшего зла.
Коста прожил неполных сорок семь лет (1859-1906), но как поэт и общественный деятель выступал лишь в течение пятнадцати лет. Но за эти считанные годы он успел нажить лютого врага в лице самодержавного деспотизма и снискать всенародную любовь на родном Кавказе. Своим непокорством, воинствующим противостоянием Коста как бы сам приготовлял драматические ситуации своей судьбы. Дважды сосланный, лишенный права даже кратковременного пребывания на родине, больной (после второй операции еле выживший) и одинокий, неустроенный и неприкаянный, он, тем не менее, никогда не знал смирения и покорства. Сосланный в 1899 году в Херсон сроком на пять лет, он бедствовал, тосковал по далекому Кавказу, мучился в страшном одиночестве, но о покор-стве и не помышлял. Напротив, был полон воинственного пыла:
Я не стою любви, я не смею любить,
Меня родина ждет уже к бою,
Коль врага его мне не удастся сразить,
То не встретимся больше с тобою.
И все годы своей сознательной жизни он вел этот неравный бой. Он отлично знал, что «сразить» такого могущественного врага смогут лишь народы России («Сила народная рушит и скалы»),
ДЖУСОЙТЫ Н.Г. УРОК СУДЬБЫ ПОЭТА 39
но и свой поединок не считал бессмысленным -он словом и личным примером будил народное самосознание, готовил людей идеологически и нравственно к освободительной войне.
Ясно, что трагизм судьбы поэта с характером, ищущим противоборства со всякой несправедливостью, был неотвратим, равно как и признание его творческого подвига и мужественного поединка с царским самодержавием.
Коста в родном краю жил всего лишь чуть более пяти лет (1885-1891), если не считать годы детства, проведенные в глубине кавказских гор, в родном ауле Нар. Автосвидетельство - «Я вырос с русскими» - совершенно точно. Необычная, завидная популярность его в народе в те годы вызвана единственно величием его поэтического таланта и личным мужеством борца.
В 1899 году в мае месяце Коста сослали в Херсон. Тогда же вышла в свет его единственная книга стихотворений на родном языке -«Ирон фандыр». И в то же лето о нем на родине сложили героическую песню, которую в Осетии поют и поныне. С тех времен поэт стал леген-
дарным героем, национальной гордостью родного народа, эталоном поэтического и человеческого достоинства.
По традиции героическую песню складывали, разумеется, о самых доблестных людях лишь посмертно. Для Коста народ сделал исключение, а скорее всего в народном сознании царская расправа в форме ссылки приравнивалась к смертной казни. Ведь из сибирской дали редко кто возвращался к родному очагу. Коста вернулся, но через два года страшная болезнь отняла его творческие силы, а еще через четыре года он сошел «в холодный мрак могилы».
Он ушел, но оставил наследство, которому нет цены. Оставил великое искусство, тайну которого мы по сию пору так и не можем разгадать, хотя неразлучны с ним чуть ли не с колыбели и восхищенно глядим на него, как на сияющую вершину все годы своей сознательной жизни. Оставил в памяти народа легендарный образ поэта и пророка, героя и вождя. Таков урок необычайной судьбы поэта.
Журн. «Дружба народов», №10, 1984 г.
В МИРЕ КНИГ
Нафи
Иры хур ыскасти Наржй
Джусойты Н.Г. Солнце Осетии взошло из Нара
- Владикавказ:Издательство «Ир», 2009. - 256 с. Тираж 500 экз.
Книгу составляют историко-литературные и критические статьи о творчестве и личности великого осетинского поэта Коста Хетагурова, написанные автором в течение 60 лет. Издание приурочено к 150-летнему юбилею поэта.
м..1. чш.шчн;\
Чибирова М.Л.
Музы Коста
МУЗЫ
костч
Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева ВНЦ РАН и Правительства РСО-А
- Владикавказ: ИПО СОИГСИ, 2009. 136 с.
Научно-популярное издание рассказывает о женщинах, руки которых добивался Коста и которые оставили в душе и жизни поэта наиболее яркий и глубокий след. Автор выражает признательность доктору филологических наук Е.Б. Бесоловой за идею и помощь в подготовке к изданию настоящей книги.